Родовое гнездо Рендов 

Алхимик и его подопечная спустились с крыльца поместья и вышли на главный проспект. Вампир вынул из кармана часы, посмотрел, открыв крышку, который час, и положил часы обратно.
Через пол квартала их встретило трое молодых вампиров. Они приклонили головы:
— Господин, — произнес один из них, — это донесение просили срочно вручить вам. Это рапорт от местного управления клириков. У них возникла проблема с арестом вампирессы, подозревающейся в незаконной практике алхимии.
Теодор взял в руки документ и быстро пробежал взглядом по его строкам.
«Нарушение второго, третьего и четвертого пунктов закона об ограничении занятия алхимией... Алхимические опыты над представителем разумной расы... Алхимические опыты над собственным телом...
...приведшие к смерти... ...помутнение рассудка... ...убийство...»
Ренд поднял глаза и пристально взглянул на подопечных.
— Какого рода алхимические модификации имеют место быть?
— Мы не обладаем данной информацией господин...
— Плохо. И так, я хочу, чтобы через час у указанного адреса находился контейнер с блечерном, двое магистров с боевыми бионическими модификациями, — алхимик вынул из саквояжа карандаш и листок бумаги, что-то быстро написал на нем и передал в руки одному из вампиров перед собой, — передайте это господину Фесту и скажите, что его я тоже жду в назначенное время у этого поместья.
— Да, господин.
Алхимики буквально тут же пропали из виду.
А Теодор двинулся далее вниз по проспекту.
«Ванесса, душа моя, ты нужна мне сейчас...», — прозвучал мысленный приказ, обращенный к гаргульи.
— Планы несколько изменились, — произнес юноша, обращаясь к Анелии, — но это будет достаточно занимательно и полезно... Для всех.
«Давно я не охотился на дичь для своих опытов...»
По лицу вампира поползла зловещая улыбка, рот чуть приоткрылся и язык мягко провел по острию клыков.

  Таинственный особняк Хаунтед

Отредактировано Теодор Дем Ренд (10.09.2011 13:46)

[Бругге] Городское кладбище Данцига 

По улице шел белокурый вампир среднего роста. Каблуки дорогих туфель выстукивали величественную дробь. Засунув руки в карманы темного приталенного пальто и вывернув воротник, блондин шагал по «Млечному пути». Прохожих он смирял высокомерным взглядом темно-синих глаз, а вслед им отправлял недвусмысленные ухмылки. Изредка молодое лицо озаряла злая полуулыбка, словно говорящая другим: «Ха, куда вам всем до меня. Стадо глупцов и льстецов». Выправка юноши вводила дракенфуртцев в заблуждения. Он чеканил шаг и двигался настолько слаженно и грациозно, что многие легко поверили первым впечатлениям — кавалерист. Что же, Вильгельм действительно служил в кавалерии. А вот Людвиг... Людвиг просто не мог двигаться иначе. У тела были свои привычки, особенности, против которых не имелось средств к сопротивлению. Движения нового Людвига неприлично намекали всем и вся, что перед ними хищник, а не добыча. Бывший граф смело следовал принятому направлению, вынуждая других сворачивать с его пути. Эх, да что греха таить — ему очень нравилась нынешняя ипостась себя любимого.
— Бладрест, — спросил он у чистильщика обуви, пока тот занимался его новенькими туфлями.
— Туда, — вяло указал мужчина и принялся за работу.
Людвиг достал из кармана монету достоинством в 50 гульденов и лениво бросил мужчине. Затем, вскинув аристократический профиль до небес, продолжил свой марш по Волкогорью. Прохожие с интересом разглядывали напыщенного незнакомца, и, судя по одежде, весьма богатого вельможу. Но мало кто из них догадывался, каким образом бедный работник данцигского кладбища добыл эту одежду и неплохую сумму денег.

Людвиг набрел на домик сторожа спустя полчаса после воскрешения. К тому времени на небе воцарилась бледная Луна. Старик принял своего помощника радушно, напоил чаем и промыл рану. Перевязка не потребовалась. Регенерация чистокровок творила чудеса. Бедняга сторож и не подозревал, что перед ним был уже не Вильгельм Тогенбург, но Людвиг фон Кейзерлинг. Старик оказался донельзя чутким человеком, и по просьбе «Вильгельма» провел с ним задушевную беседу. Они разговаривали о многом.
Страхи Людвига подтвердились. Похороненные в таинственном склепе Кейзерлинги — его мать, отец и братья. На десяток минут горечь от потери всех родственников смешалась с живым любопытством. И второе победило. Граф узнал причины смерти каждого родственника, а в придачу и себя самого. Воистину, лучше бы он и сейчас прибывал в забытье. Когда на горизонте забрезжил рассвет, Людвиг познал последний и самый тревожный факт из прошлой жизни: его убили в Хастиасе, на побережье Корсарова моря. Перерезали глотку. А вместе с графом и его давнюю подругу, мазель Клейнхальцберг. Похоронили ее на этом же кладбище, в склепе семьи Кленхальберг. А потом сторож, буквально засыпая на полуслове, поведал юноше историю о духе графини Шарлотты, что бродила здесь ночами и требовала вернуть перстень с так называемым «мертвым» бриллиантом огромного размера ее любимому сыну. Будто он испокон веков передавался от матери к сыну в их семье. На вопрос о нахождении семейной реликвии старик пробурчал: «Дак в склепе ентом, на прелестной ручке молодой мазельки Клейнхальцберг. Граф ей его и подарил, дурачок. Друзьям нельзя доверять семейные ценности. Тем более столь дорогостоящие», — и уткнулся в стол, громко захрапев. А Людвигу вдруг взбрендило в голову забрать у мисс Клейнхальцберг кольцо, принадлежавшее только ему, последнему законному владельцу. В прошлой жизни граф ни за что бы не сотворил такое с могилой друга, но ныне... Он захватил инструменты и отправился искать склеп. Найдя — аккуратно проник в него. Чтобы не вглядываться в лицо подруги, он при вскрытии гроба накинул на тело свою куртку, которую потом и забыл там. При этом вампир не чувствовал угрызений совести, сожаления или жалости. Ничего такого.
Странно, но кольцо поначалу не собиралось покидать «хозяйку». Юноше потребовалось пару минут, чтобы смекнуть, что и как. Должно быть неприятно было обсасывать пальец мертвой, но, так или иначе, граф своего добился. Кольцо соскользнуло и обрелось в горячей ладони прежнего хозяина. Кое-как Людвиг закрыл гроб и попытался навести порядок в склепе, чтоб уж наверняка обезопасить себя и старика от нападок разъяренных родителей мазельки. А потом преспокойно вернулся в сторожку и огорошил старика заявлением, что ему пора уезжать. Сторож не возражал.
На окраине Данцига юношу подобрал торговый караван, державший путь в Дракенфурт. Там Кейзерлинг вновь проявил смекалку Вильгельма. Он продал фамильное кольцо торговцу за большие деньги. А ночью, когда караван чинно дремал, предвкушая во снах скорый въезд в столицу графства, Людвиг украл свое кольцо и был таков. А там уж, заявился в ателье и потребовал самый дорогой костюм, что только есть. Собрав полный комплект дракенфуртского денди, он рванул к цели. Ведь по дороге в Дракенфурт воскрешенный лицезрел видения, столь явные, что волосы на голове вставали дыбом. Он видел себя, прежнего, на какой-то башне. Видел страстный поцелуй с зеленоглазой блондинкой, чувствовал ее тепло, запах женских духов и тела. И это лицо, лицо той красавицы, он запомнил отчетливо. «Скарлетт Бладрест», — звенело в ушах имя незнакомки. И этот прискорбный факт надо было срочно исправлять. В смысле, факт «незнакомства».
Людвиг менялся. Быстро и бесповоротно. Его захватила молодецкая удаль, страсть к жизни и приключениям. Он возжелал ту восхитительную леди, что постоянно видел во снах, плавно перетекающих в видения. Удивительно, что эти образы были настолько избирательны. Только ее и видел. Ни детства, ни молодости, лишь она... Провидение высших сил, не иначе.
Граф быстро получил необходимую информацию о нахождении Бладрестов и улыбнулся собственной удаче. Он прибыл как раз туда, куда нужно. В Дракенфурт. Тут-то и пришло время разыскивать Скарлетт. Справедливая мысль — супруга главы клана должна находиться в особняке Бладрестов. Вот она, первоочередная цель.

— Чтоб у тебя ноги отсохли, морготов сын! — прокаркал пронесшийся мимо возница.
— Иди к черту! — ответил Людвиг. Конечно, он был виноват в том, что задумался и забыл посмотреть по сторонам при переходе дороги. Но нынешний граф не считал должным признавать собственные ошибки. По крайней мере столь незначительные. Вечерний Дракенфурт — вотчина могущественного Алукарда, слегка завораживал белокурого аристократа. Сияющие огнями ювелирные лавки, конторы, банки, государственные учреждения, кафе и прочее — все это создавало непередаваемую атмосферу. Очереди людей и вампиров сновали по своим делам, гомонили. Кареты и прочий транспорт шумели, лошади ржали. Гул и грохот, смех, ругань, свистки стражей правопорядка, ах, как интересно. Юный чистокровка с завуалированным интересом рассматривал витрины, вывески и самих дракенфуртцев. В нем вдруг пропала та надменная величественность, уступив место юношескому любопытству.
Звонко топая по тротуару, Людвиг усмехнулся и вынул из кармана заветное кольцо, наследство матери. Красивый бриллиант отказывался блестеть в лучах искусственного света так, как он блистал в свете Луны. «Эх, — подумал вампир и бережно сунул перстень во внутренний карман, — отличная вещь для того чтобы подчеркнуть свой статус. А то ведь не поверят в благородное происхождение. Надо беречь перстень, известное дело — карманников в Дракенфурте полно».

  (скачок в несколько дней)    Казино «Гнездо Дьявола»

Отредактировано Людвиг фон Кейзерлинг (02.10.2011 21:19)

Имение «Альбедо» 

Эл спустился по старым ступеням семейной обители Рендов и остановил наемный экипаж. Он долго колесил по городу, заехал на почту, где, наконец-то получил вожделенный чек, который частично обналичил в банке, объехал несколько многоэтажных домов с объявлениями о сдаче наемного жилья, но ни один вариант его не устроил. Либо верхние этажи были уже сданы, либо окна загораживались стенами других зданий.
Устало прикрыв глаза, под мерный стук колес экипажа, он раздумывал о том, что лето на исходе, солнечных дней осталось не так уж и много и хорошо было бы их использовать в полной мере. Написать хотя бы поместье Рендов, благо для этого мастерская не нужна, да и ходить далеко не нужно, а картина неплохо будет смотреться в холле первого этажа.
На миг ему представилась Анелия в виде изящной фарфоровой статуэтки, которая, падая, разбивается вдребезги, выпуская на волю живую, трепетную и весьма раздраженную особу с потемневшими от сдерживаемого гнева восхитительными серыми глазами, блестящими злыми слезами. Эл едва заметно улыбнулся. Нет, увы, до этого было еще далеко, а жаль...
Ланьер не мог подолгу пребывать в праздности. Его это угнетало и вводило в депрессию, он становился злым, раздражительным и агрессивным, забивался в какой-нибудь притон, забываясь наркотиками и упиваясь «живой» кровью настолько, что после приходилось обращаться к алхимии, чтобы вытравить из организма всю эту гадость. И после, вынужденный некоторое время вести благопристойный образ жизни, Эльер становился совершенно невыносимым и склонным к насилию, что доставляло немало хлопот и ему и тем, кому не повезло в это время попасться ему на пути. Все это было крайне неприятно.
Мысли текли лениво, мягко шумело в голове. Он все еще был пьян и понимал это. Ланьер выпрямился, и повернул голову, скользя равнодушным взглядом по лицам праздношатающейся публики.
− Стой! − его резкий окрик заставил возницу вздрогнуть, втянуть голову в плечи и резко натянуть вожжи. Экипаж качнулся и остановился. Эл швырнул вознице несколько монет, совершенно не беспокоясь о том, успеет ли тот их поймать, и соскочил с подножки. Он был совершенно уверен, что только что в толпе видел давешнюю цыганку. Зрение никогда не обманывало его. Даже мимолетный образ оставался в его памяти если не навсегда, то надолго. Он не мог ошибиться.
В несколько шагов Эльер догнал цыганку, бесцеремонно схватил ее за плечо и рывком развернул к себе и наклонившись к самому ушку ошеломленной девушки, шепнул:
− Я же говорил, что ты сама придешь ко мне.
В его янтарных глазах загорелись золотые искры не предвещающие ничего хорошего.

Эльер хищно улыбнулся, медленно поднял руку, коснувшись рассеченной скулы (ох, уж эти цыганки с их кольцами-браслетами), посмотрел на свои окровавленные пальцы, с видимым удовольствием слизнул с них кровь.
«Хороша, ведьма морготова», − подумал он. И в его понимании, это было высшим комплиментом. Эта девушка, с ее норовом и темпераментом, вызывала у него здоровое желание любого нормального самца укротить строптивую и соблазнительную самку. И самое приятное, что с ней можно было не церемониться. Кому, в самом деле, есть дело до босоногой девки, которой не место на улицах этого города?
− И браслет сними... он мешается!
Продолжая улыбаться, Эл медленно опустился на одно колено, его пальцы сомкнулись на тонкой щиколотке, которую плотно обхватывал медный браслет, позвякивающий при каждом шаге цыганки. Вторая рука Ланьера мягко скользнула по округлой икре, чуть выше поднимая подол юбки. В следующее мгновение одним резким движением, Эльер опрокинул девушку на свое плечо, выпрямился и, не обращая никакого внимания на ее суматошное и несколько бестолковое сопротивление, вернулся к экипажу, где замешкавшийся из-за рассыпавшихся монет возница все еще что-то бурчал под нос и пересчитывал деньги, брошенные ему Эльером.
Бесцеремонно скинув в экипаж свою ношу, Эл запрыгнул следом и прижал запутавшуюся в широких юбках цыганку к сиденью так, что она и пискнуть не могла.
− Гони! − рявкнул Ланьер. Возница, ошеломленный неожиданным вторжением, кажется, впал в ступор, и смотрел на них, разинув рот. Однако, встретившись взглядом с Эльером, предпочел не спорить и не задавать неуместных вопросов, а просто молча хлестнул лошадь. Эльер ослабил хватку, чтобы не придушить ненароком свою жертву. В тесном пространстве несущегося экипажа ей все равно было некуда деться.
Мелькали огни фонарей, копыта лошади высекали искры из камней мостовой. Эл отодвинулся. Не столько из благородных побуждений, чтобы дать девушке успокоиться и прийти в себя, сколько потому, что близость разгоряченного, бьющегося под ним женского тела вызывала у него вполне объяснимую физиологическую реакцию.
— Угомонись, — сквозь зубы процедил Эльер. — Зачем тебя, дуру, в город понесло? Не меня же искала...
Ланьер жестко усмехнулся и отвернулся от забившейся в угол цыганки, оправляющей юбку.

Многоквартирный дом

Отредактировано Эльер Ланьер (22.11.2011 09:35)

Лавка старьевщика

«Быстрее, шире шаг, сильнее» или «успеть за 30 секунд». Что-то определенно подходило под описание походки Калерии фон Трамплтон. А может, это ветер, налетевший на стремительно темнеющий город, подгонял в спину особу, заставляя юбку ее платья, развиваться словно парус. Преследуя лишь одну поставленную цель, юная трампесса, не взиря ни на кого, гордо шествовала (хотя, скорее неслась) по главному проспекту. Улочки все больше наполнялись вампирскими наружностями. Одинокие, парочки, стайки и кучки... все размеренно высыпали на свежий воздух в первый час вампира. Сейчас, данная неспешность и медлительность массы, угнетали рыжеволосый «ураган». Кто-нибудь, нет нет, да и запутается под ее хорошенькими ножками. А вместо того, чтобы дать пендаля для ускорения (или для расчистки дороги), приходилось вежливо извиняться, огибать препятствие и мило улыбаться. Как же это тяжело! Выскочив на широкую дорогу, Калерия остановилась. Волосы у нее растрепались еще больше, на бледном личике, пылали раскрасневшиеся щечки, а изумрудные глаза горели, словно у кошки увидевшей собаку. Некоторые прохожие, зацепившиеся за нее взглядом, с удивлением и неким интересом разглядывали особу. «Где же он стоит? Вот я растяпа! Нужно было конкретней условиться!» поспешно оглядываясь, подумала вампиресса, чуть нахмурив лоб.
— Госпожа! Мазель фон Трамплтон! — Неожиданно услышала она знакомый голос позади себя. Трампесса резко повернула голову, от чего, водопад непослушных рыжих локонов плавно колыхнулся в сторону, и зыркнула на машущую фигуру. Фигура моментально опустила руку, дернулась было назад. Вместе с ней (фигурой), дернулись и другие — случайные прохожие, наблюдающие за картиной, которым стало любопытно узреть, кого же так отчаянно зазывают.
— Простите меня, госпожа Калерия! — Опомнившись, виновато протарахтел Густав, подбегая к особе. Мужчина выглядел озадаченным и, ему было неловко. Увидев в руках у нее бумажный пакет, он незамедлительно забрал ношу и чуть кивнул головой. — Простите меня... я должен был быть более внимательным.
Рыжая особа недоуменно вскинула бровь и просто последовала за Густавом. Она явно не поняла, чем вызвала столь бурную реакцию... хотя. Догадки скооперировавшиеся с мыслями, не заставили себя долго ждать, нарисовав картину со стороны. Калерия в момент пристыжено зарделась. Ей было неловко от того, что ее сотрудник подумал, будто она разгневанна и недовольна им, словно капризная нахалка. Ей не раз говорили, что порой у нее неожиданно появляется тяжелый стальной взгляд, который будто пришпиливает и расплющивает на месте. Хотя, Калерия при этом ни о чем плохом не думает и ничего не помышляет. Просто смотрит, без задней мысли. Вот и сейчас... она просто оглянулась, а оказалось, что «пришпилила».
— Нет, нет! — Поспешно заговорила трампесса, ободряюще дотрагиваясь до плеча мужчины. — Это ты меня прости... я сегодня, как сомнамбула. Прости, Густав.
Мужчина покосился и, увидев улыбку на лице хозяйки, добродушно покачал головой:
— Все нормально, мазель. Сейчас с ветерком доберемся до поместья. — Отрапортовал он, подходя к карете и, извернувшись, одной рукой открыл дверцу.
Согласно кивнув, трампесса заскочила внутрь и, буквально плюхнулась на мягкое сидение. Занавесив шторы, она подцепила одну из маленьких бархатных подушечек, практически легла на месте, подогнув ноги и, уткнулась щекой в мягкую материю. Хоть ехать не так далеко, но пусть это время будет проведено в горизонтальном, удобном положении.

  Имение «Отпетые щеглы»

Отредактировано Калерия фон Трамплтон (16.10.2012 23:19)

Ювелирный магазин «Фируза» 

10 апреля 1828 года, одиннадцатый час вечера.

Над Волкогорьем гуляли тучи. Большие, серые, беспокойные. В эти тучи, как в теплую бабушкину шаль из крупнопряденого мохера, куталось чернично-звездное небо, грозящее выстрелить по прохожим очередной порцией ливня. Амелия не любила это время года — разгар весны — с его сиротливо-голыми ветками, с тяжелыми проливными дождями, с подтаявшими лужами, в которых кружился мусор, с плотным, насыщенным электричеством воздухом, в котором искрило от обещаний скорой грозы. Самой весны в эту пору еще и не было. Она еще не проснулась, только делала вид, что собирается вот-вот распуститься первыми почками на березах и липах. Не было ощущения обновления. Не было буйства зелени, упоительного запаха цветущей сирени, многообещающе нежных и теплых сумерек; город еще не тонул в бело-розовой вуали из лепестков цветущих каштанов. Нет, он, конечно, тонул, он всегда в чем-то тонул, но сейчас — в зябкой слякотной измороси, в маслянистом свете витрин и фонарей, во мглистой дымке, что низко стелилась по улицам и путалась под колесами экипажей. Было в нем этим вечером что-то гибельное, отчаянное, вызывающее необъяснимо горькое чувство.

В больших, серых, беспокойных глазах Амелии отражался тонущий город. Она медленно шла по проспекту, дышала запахом сырости и вечернего кофе, прислушивалась к бесстыжему цокоту своих каблуков, подбитых металлом, прятала лицо в тень капора, избегая случайных встреч со знакомыми, думала о грустном, о прошлом, мечтала. Почему-то ей вспомнился поцелуй, приснившийся несколько дней назад. Такой, как она любила. Когда весь мир замолкает, размывается, отступает, когда время останавливает свой бег, и происходит что-то необъяснимое, какое-то таинство, преображение, метаморфоза. Остаются только она и он — мужчина из ее сна. Двое в замершем времени. И вдруг она понимает, что все его мысли сейчас — только о ее губах. Он смотрит на них, прикасается к уголкам ее рта. Сначала подушечкой пальца, затем губами, обдавая ее жаром своего сбившегося дыхания. Он дрожит. Робко, словно боясь спугнуть волшебный момент, маленькими шажками движутся его губы по ее губам. Она непроизвольно приоткрывает рот, отвечая ему такими же осторожными движениями, ее мысли путаются, голова запрокидывается и отключается. Она чувствует, что он тоже сдерживается, но одновременно наслаждается этой неспешностью и замедленностью. Она знает, что из всей сумятицы обуревающих его чувств он с пронзительной точностью может выделить одно совершенно отчетливое — желание продлить как можно дольше этот момент. Поймать, зафиксировать, запечатлеть, выгравировать на сердце эту страстную нежность, эту блаженную муку, вызванную нарастающим возбуждением и беспокойством. Он придвигается ближе, и она предощущает, что через пару мгновений он войдет языком в ее рот. Но тут их застигает отрезвляющий звон будильника.

Она была уверена, послевкусие этого поцелуя будет преследовать ее еще долго, до тех пор, пока его не вытеснят мысли о работе. Но сейчас она не хотела ничего вытеснять, напротив — с каким-то мазохистским упорством она возвращалась в свой сон, примешивая к воспоминаниям о нем другие, связанные с Эдвардом. Она боялась себе признаться, что тем мужчиной из сна был он, мимолетное увлечение ее шальной студенческой юности. Боролась с желанием слить образ приснившегося мужчины с образом своего бывшего... кого? Кем они были друг другу? Не любовниками, не друзьями, не родственными душами, не партнерами. Никем, ничем, именно что обрывками сна. Но борьба ее была тщетной.

«Я не должна поддаваться эмоциям. Что за блажь — потворствовать своим глупым порывам? — напомнила себе вампиресса. — Я Аскар. Аскар! Я должна думать о работе». Но о работе не думалось. Думалось о чем угодно, только не о работе.

В нехарактерном для Аскаров чувствительном настроении Амелия остановилась на мосту через Кручицу, схоронившись от измороси под аркой несущей колонны, поставила ридикюль у ног, положила локти на парапет и устремила свой затуманенный взор на глянцевую поверхность реки, по которой неторопливо полз прогулочный пароход. На палубе лайнера мигали неоновые гирлянды, играла музыка и танцевала парочка сумасшедших, которым не страшна была непогода. Вампиресса вслушалась в гулкие звуки парящей над водою мелодии. Это был вальс Рихарда де Вальда — того же композитора, что написал оперу «Черный лебедь».

Черный Лебедь. Так он ее называл. Она помнила тот день, когда Эдвард, тогда еще начинающий фотохудожник, просил ее позировать для «одного дерзкого проекта». Было холодно, и кожа ее пошла мурашками. Она вздрогнула, когда полыхнула вспышка, а он тут же вынырнул из-под черного покрывала и подбежал к ней, чтобы поправить упавший ей на лицо непокорный локон. Он наклонился к ней — близко-близко — коснулся ее щеки пальцами, заправляя локон ей за ухо, в глазах его зажегся какой-то странный огонечек. Он смотрел на ее губы, как тот мужчина из сна, — борясь с затаенным желанием узнать, каковы они будут на вкус; дышал горячо, громко и сипло. Она же в противоположность ему затаила дыхание и вся напряглась, обмерла, превратилась в ледышку. Помнила, Эдвард тотчас смутился, потупился, вернулся к своему фотоаппарату и неестественно сухим тоном велел посидеть пару секунд, не двигаясь.

Из бесед с психоаналитиком Амелии было известно о том, что «память людей и вампиров реконструктивна», что всякий полет мыслями в прошлое — не столько проверка целостности архива запечатленных памятью фактов, сколько творчество подсознания. «Когда мы о что-нибудь вспоминаем, — умничал милсдарь Монокль-и-Бородка, — мы задействуем наше воображение в гораздо большей степени, чем хотелось бы. Мы сами дорисовываем недостающие фрагменты в картинах минувшего, заполняем прорехи меж слайдами памяти своими домыслами, надеждами и мечтами». Что ж, по всей вероятности, подсознанию аскарессы угодно было напомнить своей хозяйке об Эдварде. Но почему, ради святых пророков, сейчас? Все из-за того сна?..

— Черный лебедь, — рассеянно прошептала мазель Аскар. «Как он узнал? — спросила она себя. — Откуда? Как он смог разглядеть во мне эту трагическую фигуру? Я и сама не могла помыслить... Я всегда считала себя другой: уверенной, отстраненной, холодной стальной магнолией, истинной дщерью своего отца, которую сызмальства готовили управлять делами клана твердой рукой в лайковой перчатке. Но он... Он увидел во мне нечто иное — беззащитное, трепетное, ранимое... Нет! Этому не бывать! Аскар никогда не позволит себе беззащитность. Что за странные вздохи теснят твою девичью грудь, Амелия? Возьми себя в руки!» Повинуясь приказу разума, рука девушки легла на ее стесненную горечью грудь, наткнувшись при этом на твердый бугорок серебряного амулета.

«Что если все дело в медальоне Филиппы? — криво усмехнулась аскаресса. — Вдруг мой сон был и не сном вовсе, а провидческим трансом, спровоцированным этим странным кулоном? Ерунда какая! Криптометр не показал наличия в нем пси-энерии. Впрочем, не помешает проверить его еще разок, как только доберусь до лаборатории».

Печальное лицо госпожи Амелии, по-прежнему обращенное в черноту вечерней реки, озарила решительная улыбка. Сей же миг вампиресса стряхнула с себя мечтательное оцепенение, подхватила ридикюль и, рассекая встречный поток прохожих, стремительно зашагала в сторону штаб-квартиры гильдии алхимиков.

Отредактировано Амелия Аскар (05.01.2016 17:29)

Ювелирный магазин «Фируза» 

Силентия не любила этот район города по множеству причин, но основной, конечно же, были воспоминания. Хорошие, плохие, обычные... все они возвращали её в прошлую жизнь, о которой вампиресса старалась не думать. Но проспект насмехался над ней — знакомые улицы и дома, казалось и не поменялись вовсе с последней их встречи и дразнили иллюзией постоянства. Город окутывал пеленой прошлого, маня в свои холодные объятья, обещая утешить израненную душу, унять боль и подарить покой.
Опьяняюще легко дышалось. Холодный воздух, пропитанный весенней влагой, оседал в легких, даря ощущение легкой эйфории. Много воды утекло с того времени, когда Стрикс называла Дракенфурт домом. Сейчас она начала сомневаться в том, что он, как и прежде необходим ей. Да, весь клан Стриксов практически не покидал пределы графства и жил тут на протяжении многих поколений. Даже будучи на грани гибели Совы не покинули это место. Но время не стоит на месте — оно изменчиво и коварно. Растягивая минуты ожидания, ворует мгновения радости и счастья. Под его влиянием друзья становятся врагами, возлюбленные — чужими, живые — мертвыми...
Окунувшись в бездну воспоминаний, рискуешь заплутать в лабиринте, построенным временем по законам понятным ему одному, и остаться в нем навсегда.
Апатия, временно отошедшая на задний план, вновь тянула к вампирессе свои длинные липкие лапки, желая вернуть её обратно в беспросветную пустоту изгибов лабиринта. Стрикс сопротивлялась, стараясь не думать о прошлом и попутно не упустить из виду идущую по проспекту троицу. И ей это удавалось до тех пор, пока через дорогу не показалась старая кафешка. В прошлом это небольшое, но уютное заведение облюбовали клирики и отмечали там любое мало-мальски значимое событие. Сейчас же ему обновили фасад и сменили название.
Вывеска кафе игриво зазывала к себе прохожих. Кто-то проходил мимо, не удостаивая её и толикой своего внимания, кто-то с любопытством посматривал, решая зайти или нет. Вампиресса остановилась, не веря своим глазам. Иллюзия постоянства растворилась в промозглой апрельской измороси, словно её и не было вовсе. К своему ужасу Силентия осознала — город менялся! Менялся, жестоко вырывая страницы её воспоминаний предавая их забвению. Присмотревшись внимательней, Стрикс начала замечать эти изменения повсюду. Дракенфурт, что окружал вампирессу, был уже не её домом. Он стал чужим.
За всем этим калейдоскопом Силентия упустила из виду необычную компанию. Вглядываясь в спины прохожих, она быстрым и широким шагом, столь не свойственным великосветским дамам, зашагала в предполагаемую сторону пути троицы. И не ошиблась. Возможно, еще работало чутье клирика, а может и просто удача, кто знает.

Отредактировано Силентия Стрикс (04.01.2016 22:46)

Алейна в нерешительности замерла недалеко от госпожи Аскар. Идея представить своего нового знакомого мэтрессе казалась уже не такой и хорошей. Как среагирует госпожа Амелия на таких экзотических спутников? Если уж мастеру Джафару аль Гиеди не понравился милсдарь Авель, то что же говорить о Амелии Аскар. В голове вереницей крутились множество вопросов. Но надо было что-то делать, собиралась гроза, а мокнуть под дождем точно не входило в планы ревенантки.
— Нам следует поторопиться, в противном случае мы будем плыть по мостовой, — читая мысли девушки, произнес наемник.
Следующая реплика заставила Алейну оторопеть, а затем вздрогнуть, когда вдалеке загремел гром.
— Алейна, мне нужно чтобы ты показала Айрин твою госпожу. Айрин, надеюсь, тебе не нужно объяснять, что делать? Я ищу украшение. Полагаю, его вид сам за себя скажет тебе о том, что это именно оно.
«Они хотят обокрасть моего работодателя! Я обещала помочь, но не в воровстве. Как я буду работать потом с мастером и смотреть в глаза мэтрессе... Но если подумать, госпожа Амелия может и не отдать медальон. Не зря же она забрала его с собой для каких-то целей... Мда, дилемма. Я не могу хоть и косвенно дать свершиться не законному делу», — закусив губу, с тревогой размышляла девушка, теребя ручку сумочки.
Алейна не спешила указывать на госпожу Амелию, но видя нетерпеливые взгляды своих спутников, обращенные на нее, ревенантка решила действовать. Стараясь держать в поле зрения сразу двух девушек, что было трудновато. Если мэтресса Аскар почти не двигалась с места (не считая, что она медленно шла по мосту), то Айрин не стояла на месте. Барышня переживала, что воровка устанет ждать, со своей проницательностью быстро вычислит вампирессу и стащит украшение. Решившись, девушка мельком взглянула на вампира:
— Подождите, пожалуйста, милсдарь Авель. Я не могу вам позволить обокрасть мэтрессу. Не посчитайте меня слишком правильной, но мне с этими люд... вампирами работать в одном магазине. И я слишком уважаю мэтра Джафара и госпожу Аскар. Простите, но я не могу так поступить с той, кто мне дал работу и платит... ну, по крайней мере, будет платить жалованье. Неужели эта вещь так дорога вашему семейству, чтобы пойти на столь гнусный поступок? — Алейна закусила губу, обдумывая дальнейшие свои слова. Сделав глубокий вздох, девушка продолжила (а в голове ее, как пойманная в капкан птица, билась одна мысль: «Лишь бы согласился. Лишь бы согласился»): — Послушайте, дайте мне несколько минут. Я переговорю с мэтрессой Аскар, и если... если она не захочет отдать вам украшение, можете делать, что сочтете нужным, — последние слова Алейна произнесла шепотом, но она была уверена, что наемник ее услышал. Ревенантка боялась поднять глаза, поэтому продолжала наблюдать за девочкой. «Что я делаю? Я собираюсь воззвать к благородству к кому?! К наемнику, который берется за любую работу. Ему, скорее всего, приходилось и убивать, и обворовывать. И, конечно же, я пытаюсь убедить воровку! Воровку! Она же с детских лет на улице и ничего хорошего в жизни, наверное, не видела», — все так же не отпуская ручку сумочки, погрузилась в невеселые мысли Алейна. Не видя в своей короткой жизни ничего страшнее мелких воришек, крутящихся возле магазинов, ревенантка, естественно, имела стойкое убеждение, что все, кто встречается ей на пути, ничего предосудительного совершить не могут. Но, как говорят: «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!». Каждый раз наступая на одни и те же грабли (в ювелирной лавке некоторые покупатели пользовались доверчивостью любимицы мастера), Алейна продолжала верить в человеческую (вампирическую) доброту. В данном случае она лелеяла надежду не обмануться в благородстве наемника, ведь он же спас ее в таверне от мерзких мужчин, хотя мог ничего не делать. Так и не подняв глаза к лицу вампира, девушка с нетерпением ждала слов милсдаря Авеля.

Отредактировано Алейна Готьер (06.01.2016 14:15)

Пусть город и менялся, но те, кто жил в нем меняться не спешили. Предсказуемые до мозга костей, чьи желания крутятся вокруг трех вещей: власти, денег и влияния, они добивались их всеми методами, которые были в их распоряжении. Закулисные игры происходили во всех сферах жизни от её самых низов до спальни самого Алукарда, и ни кто не хотел играть по правилам. Никто!
Силентия полагала, что клириком она стала из-за влияния Фулько, но трижды воскресни Роза, если это было действительно так. Фулько мастерски управлялся как с теневой стороной, так и со стороной закона, в его же дочери не было подобного таланта, только слепое следование букве закона и искреннее желание сделать мир чище, пусть, даже если она сама этого не понимала. Но ни что не совершенно — ни законы, ни сама Стрикс, ни этот морготов прогнивший мир.
Необычная троица остановилась не далеко от моста. Вампиресса замедлила шаг, продолжая идти вперед, не упуская их из вида. Погода портилась, изморось становилась все крупнее и постепенно превращалась в дождь. Девушка в зеленом нерешительно поглядывала на мост, наемник что-то говорил, а мелочь возбужденно зыркала по сторонам. Пара шагов и вот уже девушка о чем-то с жаром упрашивает вампира, а воровка, махнув рукой, нырнула в самую гущу толпы.
Не раздумывая Сели перешла на бег и устремилась за воровкой. Для вампирессы, привыкшей утопать по щиколотку в грязи предместий в погоне за гулем, маневрировать по скользкой каменной мостовой было легко, даже не смотря на поток народа. Длинные ноги быстро набирали скорость, но новые сапоги давали знать о себе — еще не разношенные они чуть сдавливали и обещали натереть мозоли, зато не сношенная подошва гарантировала Стрикс, что та не поскользнется в самый неподходящий момент.
Как бы быстро расстояние не сокращалось, стоило отдать мелочи должное — в толпе она ориентировалась мастерски, а снующие без дела прохожие мешали сфокусировать взгляд на её маленькой быстро движущейся фигурке, которая уже успела сбросить капюшон и «нечаянно» столкнуться с некой отрешенной от мира мазель в светлом. Сели не стала бы капитаном, если бы подолгу раздумывала над своими действиями и вычисляла всевозможные последствия, хотя, наверное, по этой же причине она не успела получить майора. Думать было не когда, а упускать цель не хотелось.
Кровь, разгоряченная бегом, заставляла сердце биться быстрее, ускоряя свой ток по организму. Легкого телекенитического тычка вполне бы хватило на то что бы ненавязчиво намекнуть, кому бы то ни было на, то, что он мешает и ему стоит посторониться, но для мазель Стрикс само понятие «легко» не существовало. Избыток своей псионической силы подаренный ей природой или праматерью (тут уж сами выбирайте) Сели ни когда не стеснялась применять на практике.
Ментальный посыл расчищал дорогу сродни корабельному килю, разрезающему водную гладь. Те, кто находился в непосредственной близости от вампирессы, не смогли устоять на ногах, остальным повезло больше. Обзор больше ни что не закрывало, и Стрикс отчетливо видела спину маленькой воровки, но в погоне уже не было необходимости. Переходя с бега на шаг, Силентия ухватилась левой рукой за парапет моста. Вошедшая в азарт она подняла девчонку в воздух (благо весила она мало) и вынесла за пределы моста, заставив зависнуть ту над водой.
Воровка была простым человеком, поэтому Сели не беспокоилась об её скрытых псионических особенностях, которых попросту не было, куда больше её заботил наемник вампир с сотней прожитых лет за спиной и горой опыта в придачу.
Продержать девчонку в воздухе она сможет пару минут. Случайные свидетели, попавшие под посыл, будут отходить от шока около минуты и более, всем тем, кто просто обратит на все это безобразие внимание, потребуется так же пара минут на осознание ситуации. Клирики, патрулирующие этот район, прибудут один Моргот его знает когда...
Правая рука вампирессы мягко легла на рукоятку револьвера. Подстраховка ведь никогда и ни кому еще не мешала?

На ходу Айрин быстро затолкала добытую вещицу в потайном кармане на внутренней стороне брюк, ближе к правому боку. Там уж точно никто ничего не найдет. Проверенно тысячу раз. Да и если ее начнут раздевать, девушка взвоет так, что хуже будет. Она много раз так поступала. Никто просто не посмеет раздеть ребенка, который смотрит на вас заплаканными глазами и утверждает, что ничего не брал. Хотя сейчас оставалась только бежать вперед.
Но убежать Айрин далеко не успела. Она уже обрадовалась, что за ней никто не гонится, поэтому спокойно замедлила шаг и в тот самый момент ее что-то остановило. Мало того приподнял и повесил над мостом, по которому она как раз проходила. От шока и страха, девушка заверещала и забрыкалась так, что у самой уши заложило. Это привлекло много внимания, но сейчас не имело никакого значения. Ее уже поймали. Она жутко испугалась. Сердце колотилось так сильно, что казалось сейчас выпрыгнет из груди. Вниз смотреть было страшно, но лучше упасть в воду, чем попасться в руки правопорядка. Только не снова туда! Нет! Только не снова побои!
Айрин брыкалась со всех сил, лишь бы освободиться. Убежать как можно дальше и плевать на Авеля, на деньги, на поиски пропавшей девушки. Сейчас хотелось оказаться как можно дальше! Из-за страха девушка не чувствовала даже начавшегося дождя. В голове была только одна мысль: «бежать!» В голове стояли страшные образы окровавленного ребенка, над которым стояли высокие люди в форме. Они усмехались и говорили, что вора все равно никто не будет искать.
В тот момент, когда девушка уже бессильно повисла, чьи-то руки схватили ее и она понеслась вниз. Это было самое долгое падение в жизни. Всего пару секунд, но Айрин успела понять, что держит ее Авель, что они падают в реку и что это будет больно.
А потом была боль и холод. Тело сковало так, что невозможно было двигаться. А еще катастрофически не хватало воздуха. Превозмогая боль в правой ноге, которая ударилась об воду, и ребрах, воровка забарахталась. Сейчас не могла думать ни о чем. В ней было большое желание выжить. Она даже не задумалась о том, что случилось Авелем, который прикрыл ее от удара.
И вот долгожданный вздох. Холодный воздух обжег легкие, но закричать не удавалось.
«Спасите, спасите... Кто-нибудь!» — мысленно закричала Айрин, снова ненадолго погрузившись в воду. Правую ногу от каждого движения пронзала боль, каждый вздох, который удавалось сделать, больно резал легкие, но девушка всеми силами старалась выплыть. Она знала, что ее никто не спасет. Она же вор, одиночка, человек, который никому не нужен. Таких как она не спасают, а через какое-то время их трупы находят в ближайших канавах. Но лучше это, чем попасть в руки клирикам.
В очередной раз оказавшись над поверхностью воды, Айрин поняла, что ее уносит течением к дальнему берегу. Закричать или хотя бы плыть не получалось. Сил почти не осталось, ледяная вода сковывала все движения. Хорошо, что ботинки были большие и давно спали с ног, но это никак не помогало двигаться. Течение было слишком сильным. Айрин просто подхватила вода, совершенно не обращая внимание на ее слабое сопротивление.

Отредактировано Айрин Андерс (09.01.2016 22:11)

Стрикс не успела собрать мысли в кучу и подумать, что ей делать дальше, как вдруг перед ней пролетела красная тень. Да-да, именно пролетела. Мгновение назад перед глазами вампирессы парила пойманная ею брыкающаяся и вопящая воровка, и вот её уже нет. Секунды не прошло, как Сели словно обухом по голове оглушили собственные ментальные силы, да так, что у неё подкосились ноги. Природа не терпит пустоты, а телекинез — небрежности. Стрикс не поняла, почему так произошло — из-за резкого увеличения массы или резкого исчезновения оной? Да и не до этого ей было: в голове гудело, как после удара по пустой железной бочке.
Начавшийся было ливень резко сошел на нет. Ошарашенные происходящим, любопытные до чужих дел прохожие начали стекаться в толпу, окружая слегка дезориентированную вампирессу.
— Как вы могли? Она же всего лишь ребенок? Вода холодная! Они же погибнут! — совсем рядом кричала на всю улицу та самая девушка в зеленом, которую, по мнению Силентии, должны были похитить. Теперь же версия изменилась, и вампирессе было непонятно, соучастница ли эта девушка преступления, или жертва обстоятельств.
— Вот только не надо делать из меня крайнюю, — огрызнулась Стрикс, вглядываясь параллельно с русоволосой незнакомкой вниз на реку, одновременно осознавая, что красной тенью был плащ наемника.
«Святая Роза, ну что за идиот! — воззвала к Праматери девушка. — Ну и что ты этим доказал?»
В первый момент Сели хотела сигануть вслед за вампиром и воровкой в воду, но инстинкт самосохранения оказался быстрее рефлексов. Хотя, скорей всего, это был простая боязнь высоты. Не сказать, что она сильно боялась, но что-то внутри неё сжалось от подобной идеи.
Обернувшись на стук каблуков, Стрикс увидела, как ревенантка (ей показалось, что особа по расовой принадлежности до вампира не дотягивала) бросилась бежать в сторону причала, проталкиваясь сквозь толпу. Что ж, всё лучше, чем стоять столбом и смотреть на бегущий поток воды в надежде, что кто-то другой сделает за тебя твою же работу.
Толпа зевак явно не желала расходиться. Силентия попробовала сконцентрироваться и прибегнуть к телекинетическому толчку еще раз, но мозг ясно дал понять, что на сегодня с него хватит. Переставшая было шуметь голова загудела вновь с новой силой. Русоволосой особе удалось проскользнуть сквозь заслон все прибывающих любопытствующих.
Вампиресса подняла руку с револьвером вверх. Два громких выстрела пронзили вечернее небо, лаская истосковавшийся по музыке огнестрельного оружия слух Стрикс.
— Гильдия клириков! — вторила выстрелам Силентия, перекрикивая нахлынувшую на толпу панику. — Здесь не на что смотреть! Расходитесь!
Это, конечно, мало успокаивало, но, по крайней мере, прохожие шарахались от быстро набирающей темп ходьбы Сели, как от прокаженной.
«Розарио меня убьёт», — подумалось вампирессе, подоспевшей к пирсу. Незнакомка сбивчиво уговаривала лодочника помочь:
— Помогите мне! Там с моста упали мужчина и ребенок! Ваша лодка на ходу, прошу вас! Помогите!
Он задумчиво посмотрел с начала на мост, затем на взволнованную девушку:
— Что вы говорите! Упали! — фальшиво удивлялся мужчина. — Какая трагедия! От меня-то чего хотите? Ныряйте и спасайте, если так приспичило.
Хозяин лодки отвернулся и преспокойно занялся своими делами, словно для него подобные происшествия были в порядке вещей и происходили по три раза за день. Хотя, кто знает, может, так и было.
Сели уже была намерена скинуть этого урода в реку, когда в её руку с мольбой о помощи вцепилась ревенантка:
— Простите меня за вспышку, но мои дру... знакомые могут погибнуть. Прошу вас, помогите мне их спасти!
Тяжело вздохнув, Стрикс расстегнула китель и, сняв его, всучила в руки русой ревенантки. Берет и несессер отправились туда же. Револьвер был предусмотрительно убран обратно в кобуру, которую более ничего не скрывало.
— Просьба не принята, — вампиресса сверкнула зелеными глазами. — Стой здесь и жди.
Без верхней одежды тоненькая фигурка Сели ощущала все прелести холодного весеннего ветра. Она внимательно всматривалась в речной поток, ища в нем хотя бы кого-то одного. И вот в одном месте показалось и тут же ушло под воду красное пятно. Взяв разбег в пару шагов, Стрикс прыгнула в воды Кручицы. Вода оказалась обжигающе холодной. В каждый миллиметр кожи впивались тысячи ледяных острых иголок, сковывая мышцы и мешая плыть. Не без труда вампиресса достигла бессознательного тела наёмника. Теперь предстоял не менее тяжелый путь обратно. Река не желала расставаться со своей добычей и пару раз вырывала её из рук Силентии, но Стрикс была не менее упряма. До пирса она добралась несколько ниже по течению и с огромным трудом взгромоздила на него бездыханное тело и влезла сама. Вампир был бледен, то есть крайне бледен, если сравнивать с обычной бледностью кожи представителей данной расы, и без сознания*. Не теряя времени, Стрикс поднесла ухо ко рту наемника и положила руку на грудь. Дыхания не было. Дрожа от холода и нарастающей паники, вампиресса кинулась проверять пульс. Сердце билось, пусть и не в полную силу.
Вспоминая давнишний зачет в академии, Силентия дрожащей рукой взялась за подбородок вампира, другой рукой зажала ему нос.
— Святая Роза, на моей совести и так достаточно смертей! Мне только утопленника ещё не хватало! — было не совсем понятно, к кому обращается вампиресса: то ли к наемнику, то ли к самой Праматери, то ли к кому-то еще. Немного запрокинув беловолосую голову вампира, Сели страдальчески набрала воздуха в свои легкие...
-----------------------------------------------------
*При потере сознания человек не вдыхает воду, и вода не поступает или поступает в крайне малом количестве в легкие и желудок.

Отредактировано Силентия Стрикс (10.01.2016 22:31)

Айрин Андерс

Замок «Чертоги Инклариса» 

Кэб легонько потряхивало — он ехал по мощеной булыжником мостовой. Видавшие виды бока экипажа украшал наполовину стершийся трехглавый дракон — герб клана Бладрестов и прочих нерукопожатных Логиэсов. Траектория передвижения сего транспортного средства была прелюбопытнейшей (для тех, разумеется, кого занимает подобный вздор): около двух с половиной часов назад кэб выехал за ворота «Чертогов Инклариса» и направился к порту, но не заезжал в доки, а покружил немного возле варьете «Зеленый домик», после вернулся на Волкогорье, прошвырнулся туда-сюда по проспекту, дернулся было обратно в Казенный квартал, по пути свернул в парк, из него выехал на набережную и покатил по южному берегу Кручицы.

Драго Бладрест (а именно он был пассажиром этого экипажа) подавил зевок, оставил в покое кисточку шторки, которую рассеянно вертел в руках последние полчаса, и высунулся в окно:
— Кажется, дождь начинается.
— Так точно, милсдарь Бладрест, — ответил ему Рунольв, самолично правящий экипажем. Конюха в замке не обнаружилось, как и большинства остальной прислуги, посему дворецкий вынужден был взять на себя его непростые, но почетные обязанности (благо, квалификация позволяла) и отвезти его сиятельство графа туда, куда его графская душенька пожелает. Судя по траектории передвижения кэба, душа графа желала странного. Впрочем, и сам граф выглядел сегодня в высшей степени необычно. Нет, вполне пристойно и даже более чем, — черный фрак, крахмальная сорочка, жилет слоновой кости, пара рубиновых запонок — настоящий франт! — но крайне непривычно для тех, кто привык его видеть в дорожном плаще и доспехах. Искусно выведенная татуировка, которая выглядывала из-за воротника, придавала его внешнему облику легкий флер экстравагантности. В последний раз Драго надевал этот костюм на свадьбу со Скарлетт.

«Скарлетт... Я и сам не до конца сознавал силу связующих нас уз, — думал Бладрест. — Подобно призраку, явившемуся за местью, она преследует меня повсюду, куда бы я ни направился. Но если я не перестану мучить себя мыслями о ней, я потеряю себя. А у меня есть еще те, ради кого стоит жить и бороться: моя дорогая Корделия с ее трогательной неприспособленностью ко взрослой жизни, моя милая Лилия с ее разбитым сердцем и подмоченной репутацией. Они нуждаются во мне, и ради них я обязан взять себя в руки».

Взять себя в руки. Проще было сказать, чем сделать. Драго пытался отвлечься, но все, что мог предложить ему Дракенфурт нынешней ночью — это «знойные цыпочки» в варьете, прием у Дракулитов, оперу «Черный Лебедь» в «Танталусе», ужин за полцены в «Винном вечере» и стычку пьяной матросни в порту. Скука смерная! К тому же куда бы Драго ни посмотрел, всюду ему мерещилась Скарлетт — в улыбке танцовщицы, в движениях балерины, в изумрудах на шейке графини Дракулы и брани надравшегося пирата (что-то там про какую-то потаскуху).

«Как ни прискорбно, — вздохнул Бладрест, — я сам бегу развлечений. Кажется, ничто не способно вернуть меня к жизни, кроме, разве что, славной драки». Собственно, эту самую славную драку он весь вечер искал на улицах Дракенфурта, но она упорно не шла к нему в руки.

Дождь тем временем усилился. Драго думал было опять свистнуть Рунольву, чтобы тот правил в злачный район, где сегодня как назло было возмутительно тихо и благолепно, как вдруг метрах в тридцати от них раздался оглушительный всплеск — будто с неба в Кручицу шлепнулись триста пудов соли, съеденных Бладрестом в браке. За плеском последовали испуганные крики и выстрелы.

— Стоп, машина! — скомандовал Драго Рунольву. — На этой станции я сойду.
— Тпрууу, тпрууу, — дворецкий затормозил своего сивку.
— Откуда стреляли, ты не видел? — Драго выскочил из кабриолета под дождь и стал шарить глазами по сторонам в поисках стрелявшего. На мосту столпились зеваки, которые, перевесившись через парапет, смотрели на воду. Кто-то причитал, кто-то спрашивал, что случилось, кто-то просил сохранять спокойствие. Несколько особ, отделившись от толпы, побежали к причалу на том берегу.

— Милсдарь Драго, посмотрите туда! — взволнованно воскликнул Рунольв, указывая на реку. Там некто (по всей вероятности, виновник шумихи) барахтался и плескался, из последних сил сражаясь с течением. И, похоже, проигрывал.
Драго улыбнулся блаженной улыбкой верующего, чьи молитвы были услышаны, снял фрак, швырнул его на сиденье, крутанул головой из стороны в сторону, разминая шею.
— Я отойду на минутку, стой где стоишь, — коротко приказал он своему верному подручному и стремглав бросился к реке. В два удара сердца достиг он волнореза, взбежал на него и оттуда, ни секунды не колеблясь, акулой прыгнул в холодную темень воды.

Течение было сильным. Широкими точными взмахами рук воин рассекал воздух, под острым углом погружая ладони в воду и подбирая ее под себя мощными гребками. Через каждые три гребка его голова поворачивалась влево или вправо для вдоха; ноги непрерывно взбивали над поверхностью реки небольшой аккуратный фонтанчик. Расстояние, отделявшее Драго от утопающего, медленно, но уверенно сокращалось. Когда он подплыл совсем близко, стало ясно, что утопающий выбился из сил и уже почти не пытается сопротивляться стихии. Река вертела его и крутила, как поплавок, увлекая за собой вниз по течению. «Если он не утонет, захлебнувшись водой, — мелькнула у Драго мысль, — то околеет от холода. Надо поторопиться». Сделав еще пару размашистых гребков, Бладрест набрал побольше воздуха в легкие и нырнул на метровую глубину, где течение было уже вдвое слабее, чем на поверхности. В воде было непроглядно темно, но Бладрест успел понять, куда ему нужно двинуться. Зажмурив глаза, он подплыл к прыгуну (Драго почти не сомневался, что спасает несчастного влюбленного, который решил свести счеты с жизнью, прыгнув с моста), схватил его за талию и потащил, подгребая одной рукой, обратно к берегу. Тушка прыгуна была на удивление легкой. Воин не сомневался, что выловил из реки страдающего идиотка-подростка.

Да, это действительно был подросток. Но нет, не идиот — идиотка.

Правда, пикантная эта деталь стала явной уже на берегу. Сначала Драго вытащил из воды маленькое холодное тельце ночного пловца, донес его до кэба, уложил на сидение, и только потом, минут десять спустя, когда Рунольв стал это тельце растирать через мокрую одежду, чтобы оно не закоченело, выяснилось, что оно имеет все признаки принадлежности к женскому полу. Ну, или намеки на них.

— Святая Роза, это девочка, — пролепетал дворецкий растерянно.
— Набрось ей на плечи мой фрак, — джентльменски протянул свою одежду Драго. — Жаль, пледа нет, но фрак не успел вымокнуть под дождем, она должна им согреться.
— Я вызову полицию, ваше сиятельство, — то ли спросил, то ли предложил Рунольв, заворачивая выловленного из реки ребенка в черную шерсть с атласными лацканами.

Отредактировано Драго Бладрест (12.01.2016 22:34)

Силентии Стрикс

Это было верное решение — не вступать в бой с незнакомцем, впоследствии оказавшимся женщиной. Крепкий барьер из ментальной энергии оказался хорошим щитом даже для повидавшего виды наемника. Если быть точнее, эффект так называемого удара возник из-за резонанса, мгновенно возникшего в точке соприкосновения воздействия сил неизвестной леди, подвесившей Айрин над водой, и ментальной волей Логиэса. Позже, когда Авель преодолевал воздушное пространство между мостовой и ледяной водой, его затуманенный мозг быстро нашел причину и понял, почему девушка могла так быстро и беспрепятственно преодолевать толпу. Да, очевидно, решение спасти воровку своим безумным фортелем и не вступать в бой было верным, однако чем оно обернется?..
В последние мгновение перед ударом о поверхность воды наемник круто развернулся, после чего немного оттолкнул от себя девочку, приняв тем самым всю силу удара на свое левое плечо и предложив девушке в качестве плацдарма для приземления себя самого. Нельзя недооценивать высоту и умение падать. Плечо пронзила дикая боль, а на голову приземлилось что-то тяжелое. Очевидно, это была нога Айрин, но догадаться об этом Авель уже не успел. Мозг, словно неотрегулированный паровой двигатель, без каких-либо на то видимых оснований решил взять паузу в работе и отключился. В следующую долю секунды в глазах потемнело...

* * *
Губы. Незнакомый запах и чьи-то грациозно тонкие, но достаточно жесткие руки зажимают нос. Опять губы...

Авель открыл глаза и попытался поднять левую руку, чтобы отстранить от себя своего активного спасителя (или спасительницу). Зрачок резко сузился, когда свет фонарей упал на радужку, но это была не главная причина такой реакции. Боль в плече при попытке поднять руку заставила наемника поморщиться.
В следующее мгновение лицо, прильнувшее к его губам, отстранилось.
— Ты... — едва прохрипел сиплым голосом он, после чего сухо кашлянул, освобождая воздушные пути в легких от остатков все-таки попавшей речной воды.
Наемник узнал в девушке ту, которая удерживала Айрин над пропастью. Но думать о ее чудесном участии в его спасении, учитывая, что он сам же от нее и бежал, если можно так сказать, хотелось в самую последнюю очередь. Слишком много вопросов, успеется. В глазах стояла белая пелена, кроме смутных расплывающихся очертаний лица этой незнакомки Авель различал только мертвецки серое небо, нависающее над ними, словно чей-то рваный балахон. Голова болела, в виски била кровь, отдаваясь кузнечным молотом от стенок черепа. Да, в следующий раз стоит еще раз подумать, прежде чем сломя голову сигать в воду с такой огромной высоты.
Говорить по-прежнему было трудно, но, кое-как собравшись с силами, наемник просипел:
— Плечо... — после чего прикрыл глаза, ожидая новой болевой вспышки от входящего на место плечевого сустава.
Да, удар о воду был столь сильный, что даже тренированные сотнями лет мышцы не смогли удержать кость на месте. Определенно стоит думать в следующий раз, прежде чем делать. Так можно и сухожилия порвать, а они срастаться будут ой как не быстро. Даже учитывая все преимущества в скорости восстановления перед людьми.
«Ну же! Вверни мне руку, не видишь, что я жду этого?!» — вертелось на языке.

Авелю Логиэсу, Алейне Готьер

Выдох... Один... Два... Три... Четыре... Снова выдох...
Силентия сосредоточенно возвращала к жизни наемника, стараясь не сбиться с ритма. От нехватки кислорода в своей крови начинала кружиться голова. Наконец вампир пошевелился. Стрикс резко отстранилась от его лица. Слишком резко. На секунду в глазах потемнело, но зрение быстро вернулось в норму. Теплый воздух вырывался частыми клубами пара из её рта, а тело дрожало от холода и напряжения.
Вампир попытался что-то сказать, но тут же закашлялся, избавляясь от грязной речной воды.
— Плечо... — просипел наемник, и Стрикс устремила взгляд сначала на правую, а затем на левую руку вампира. Неестественный изгиб намекал как минимум на вывих и как максимум на перелом.
— Сразу предупреждаю: я не медик! — стуча зубами от холода говорила Сели, жестом подзывая стоящую чуть поодаль ревенантку.
Забрав у девушки свой китель, Силентия сложила его и осторожно подложила под спину наемника, стараясь, лишний раз не задевать его поврежденную руку. Вывих Стрикс сама никогда не вправляла, но зато ей делали это довольно часто. Точнее, делал. Клирик-медик, чей револьвер сейчас находился в кобуре на левом бедре вампирессы. Но обычно это происходило в кабинете, а не в полевых условиях. Да и довольно давно.
Стрикс крепко сжала руку вампира неосознанно переплетая свои пальцы с его, и медленно без резких движений потянула в сторону от тела, сводя к минимуму травмирование мягких тканей. Обезболивающее было бы не лишним, но подобные травмы не терпят отлагательств. Характерный щелчок оповестил о вставшем на место суставе.
— Жить будет, — Сели обернулась на особу в зеленом, — но недолго...
В ответ на испуганную гримасу ревенантки губы вампирессы озарила усталая ухмылка:
— Если продолжит в том же духе, конечно же.

Отредактировано Силентия Стрикс (11.01.2016 22:02)

Айрин Андерс

В воде было дьявольски холодно. По крайней мере, первые полминуты, пока азарт борьбы с течением не разгорячил кровь воина. Потом Бладрест не чувствовал ничего, кроме кайфа от ударившего по венам адреналина. Что холод, что сопротивление воды, что тяжесть удерживаемого на поверхности тела прыгуна — все стало несущественным в тот момент, когда он вновь обрел вкус к жизни. В голове у него прояснилась, мир обрел звуки, запахи и краски, доселе размытая, погруженная в кромешный серый туман реальность приобрела устойчивость, стала на удивление отчетливой и осмысленной. Ядовитая боль, скорпионьими клешнями вонзившаяся в его сердце, ненадолго ослабила хватку.

Неприятные ощущения вернулись на берегу, когда Бладрест уже отдышался: ночная минусовая температура дала о себе знать сотрясшим тело ознобом. Воин без раздумий протянул Рунольву свой фрак, чтобы тот помог согреться спасенной девочке, а сам стал шарить рукой под сиденьем кэба в поисках заначки... нет, не бутылки водки, а кисета со здец-травой. Врожденный дар Бладрестов был разновидностью псионической способности под названием «экстрасенсорика», суть которой заключалась в умении усилием воли контролировать биологические процессы, происходящие в живом организме. Частным случаем этих процессов являлись те, что отвечают за терморегуляцию. Да-да, Драго собирался согреться с помощью своего дара. Однако, сознавая, что находится сейчас в эмоционально нестабильном состоянии, понимая, что рискует довести себя до теплового удара, не решился задействовать сверхспособности без притупляющей их здец-травы.

Нашарив под сиденьем тугой кожаный мешочек с измеленной травкой, Драго отсыпал себе в ладонь порошка на две понюшки, приложил к ладони сначала правую, потому левую ноздрю и с шумом затянулся. Средство начало действовать моментально. Парень сосредоточился и кратким ментальным приказом отрегулировал температуру своего тела. Рунольв тем временем укутывал юную мазель в шерстяной фрак и дул на ее окоченевшие руки.
— Я вызову полицию, ваше сиятельство, — сказал он, увидев, что ребенок приходит в себя.
— Резонное предложение, — согласился Драго.
Девочку била крупная дрожь, она сидела, скрючившись, подобрав под себя босые ноги, тяжело и прерывисто дышала, с каждым выходом выпуская в морозный воздух по небольшому теплому клубу пара. Но стоило Рунольву упомянуть полицию, как она ожила: дернулась, будто ее прошибло электрическим током, и впопыхах (то есть настолько поспешно, насколько было возможно в ее положении) стала выбираться из кэба.
— Куда вы? Вам нельзя идти в таком виде... — придержал ее за плечо дворецкий. Она выскользнула из его рук, оставив в них фрак графа Бладреста, однако при попытке ступить на поврежденную при падении ногу пошатнулась, досадливо зашипела и вернулась в исходное положение.
Беловолосый испустил усталый вздох и, напустив на себя притворную серьезность, проговорил:
— Мазель, вы храбро сражались со стихией, и я уважаю ваш героический порыв повторить свой подвиг, — в его тоне сквозила неприкрытая насмешка. — Но предупреждаю: второй раз бросаться по вашу душу в ледяную воду я не стану. Поверьте, ни один мужчина не стоит ваших страданий и моей простуды.
Девчонка протянула вперед дрожащую руку, ухватила наемника за край его брючины и, отстукивая зубами дробь, пролепетала:
— Пожалуйста... Пожалуйста, не зовите их!
Бладрест насторожился: «Почему она так боится полиции? Что-то здесь нечисто. На мосту была стрельба... Быть может, я ошибся, предположив, что она прыгнула в воду от несчастной любви?»
Дождь почти кончился, отчего видимость сразу значительно улучшилась, и света фонаря, проникающего через приоткрытую дверцу кэба, было достаточно, чтобы рассмотреть: одет был несчастный подросток как сирота, сбежавшая из приюта. «До меня доходили слухи о жестоком обращении с детьми в этих богодельнях, — продолжал строить догадки наемник. — Но что они должны были с нею сотворить, чтобы она предпочла смерть возвращению в приют?»
Сиротка подняла голову, ища взглядом глаза своего спасителя, крепче сжала его штанину и, безуспешно борясь с дрожью в голове, прошептала: «Не надо». На мертвенно-бледном личике девушки блестели синие глаза размером с чайные блюдца, и в этих глазах читалась такая мольба, такое отчаяние и томление, что сердце наемника болезненно сжалось в комок. Бладресту показалось, перед ним малышка Корделия. Эти глаза... Такие же синие, как у его младшей сестренки. Этот взгляд... Взгляд испуганной сказочной фейри.
Драго протянул руку к ее лицу, подушечкой пальца смахнул капельки влаги, дрожащие у ее ресниц, и тихо прошептал:
— Не бойся, я помогу тебе.
Забыв о боли в ноге, девочка сделала попытку подскочить к мужчине, схватила его обеими руками за предплечье, но тут же рухнула обратно на сиденье. Однако упорства ей было не занимать. Не совладав с ногами, она порывисто подалась вперед всем телом, и, отчаянно цепляясь за руку наемника, со слезами в голосе взмолилась:
— Не сдавайте меня! Я сделаю все, что угодно!
Губы ее были бледны, на щеках горел лихорадочный румянец. Наемник смутился — к нему обращалась не странная незнакомая девочка, а Корделия. Отвел глаза в сторону, потер веки, поморгал, прогоняя наваждение, и оно ушло, но умоляющий взгляд ребенка не стал менее пронзительным.
— Что с вашей ногой? — спросил он обеспокоенно. — Вы так дрожите... Вам больно? Рунольв, не надо полиции.
Дворецкий коротко кивнул:
— Какие еще будут приказы?
— У тебя, случайно, фляга нигде не завалялась? Правила гостеприимства предписывают нам предложить юной леди чаю, но, к несчастью, подобной роскошью мы не располагаем, придется удовлетвориться чем богиня послала.
— Боюсь, что нет, ваше сиятельство.
— Что ж, тогда попробую иначе. Мазель, — обратился он к девушке, — сейчас я подвергну вас воздействию своей экстрасенсорики. Вам нужно согреться, иначе вы подхватите воспаление легких. Существует определенный риск... Впрочем, вам ли, воплощенному безрассудству, говорить о риске?.. К дьяволу риски!
Он взял в свои теплые руки ее маленькие ледяные ладони, поднес их к своим губам и легонько подул на них, отдавая ментальный приказ ее организму усилить кровообращение вдвое.
— Вот так, — улыбнулся Драго, возвращая свой фрак на плечи сиротки. — Сейчас вам станет немного лучше. Но этого недостаточно. Вы ранены, вам нужна помощь медика и крыша над головой. Вам есть где заночевать?
— Ваше сиятельство, — поспешил вмешаться Рунольв. — Позвольте, я осмотрю юную мазель. Если вы все еще доверяете моему опыту медбрата.
Оба мужчины вопросительно посмотрели на девушку.
— У меня нет причин не доверять твоему опыту, — нахмурился Драго, — но здесь нет аптечки. Мы сможем помочь юной мазели только когда доедем до замка.
— Если прикажете, я готов.
— Что ж, не будем терять попусту время. Мазель, позвольте пригласить вас на ужин, — Бладрест усмехнулся и, паясничая, склонил голову в галантном поклоне. По его мнению, не существовало настолько серьезных ситуаций, чтобы они могли стать помехой веселью.

Отредактировано Драго Бладрест (12.01.2016 22:36)