За окном медленно рассыпался сумрак. За окном — и в предчувствиях.
Инквизитор медленно сел, упираясь руками в роскошную двуспальную кровать и обводя блуждающим взглядом более чем дорогое убранство «гостевой» комнаты. К чему такие излишества, он понимал плохо. Впрочем, нельзя сказать, что факт их наличия чем-то настораживал или смущал. Особенно — сейчас.
Холодный душ и горячий кофе должны были придать бодрости еще несколько часов назад — однако вместо нее в глубине черепной коробки маленьким торнадо крутилась черная дымка паршивых предзнаменований. Совсем, как тогда. Совсем, как на войне.
Тяжелое золото и мореный дуб вдруг стали похожи на несокрушимые бастионы, нависающие над головой, и сумрак впитал кровь тех, кто погиб на подходе.
Тень. Безумие. Растворение.
Где-то вдалеке раздается крик ужаса и боли. Инквизитор вскакивает — но вокруг никого. Генетически предрасположенные к полумраку глаза почему-то не видят далее нескольких футов — ревенант закрывает их, чтоб не обмануться заманчивой ложью иллюзий.
Тени все гуще.
Претенциозные часы гулко выбивают первый час вампиров. Их звон сливается в единую симфонию наступающего цикла, объединенный с чьим-то шепотом и шагами.
Лунный свет падает на массивный, одновременно похожий на надвратное укрепление и могильную плиту шкаф, придавая ему поистине удивительное звездное сияние.
Прохладный ветерок врывается сквозь, казалось бы, накрепко закрытые окна, потусторонним поцелуем касаясь лица замершего ревенанта. Искаженный шепот сверлит мозг, подобно слепому строителю. Вернон прислушивается, но не может разобрать слов. И вновь — тишина.
Тишина. Слияние. Вспышка.
Холодный кристалл стремительно прорастает откуда-то изнутри, разрывая пространство. Веки наливаются свинцом — и замирают навсегда. Инквизитор пытается вдохнуть — но на грудь навалились все камни мира. Темные волны сливаются в единый поток, нарастающий вопреки всем законам природы. Пространство разрывается жутким криком боли, порождая новосотворенную пустоту — и схлопывается в миниатюрную точку, искажая шелково-золотые этюды окружающей действительности в невообразимую игру хаотических цветов и оттенков, коллапсирующих в бесконечной спирали минувшего.
Тени сгущаются.
Тени. Кровь. Тени. Пустота.
Пустота.
Пустота.
...Противное, ноющее ощущение где-то внутри черепа. Вернон с наигранным страданием разлепляет отказывающиеся слушаться веки и лениво потягивается. Суставы ответили легким возмущенным хрустом: похоже, пребывание в покое было таким же вредным, как и постоянная смена положений.
Взгляд генетически привычных к темноте глаз ревенанта с удивлением выхватывает из легкого полумрака ворох бумаг, рассыпанных и разбросанных едва ли не по всей комнате.
Претенциозные часы гулко выбивают первый час вампиров.
За окном мерцают уже далеко не первые вечерние звезды. Де Ридо обреченно качает головой: сон, навалившийся после долгой поездки, оказался весьма некстати.
А может, наоборот?
Собирать равномерно разбросанные бумаги не было смысла. В конце концов, отчеты об отлове местных аристократов, напившихся до красных глаз, инквизицию интересовали мало, а методы работы клириков Вернон знал прекрасно. Как-никак, почти коллеги.
Ревенант медленно движется к элегантном письменному столу. И вновь — горсти непонятных бумаг. Не то. Совсем не то.
Насмерть замерзший кофе сиротливо покоится в фарфоровой кружке, подпирающей раскрытую красную папку. Папку. Красную.
Так и есть — тот самый отчет начальства клириков. Хоть как-то касающийся подробностей похищения.
Вернее, их отсутствия. Как отсутствия и, судя по всему, самого похищения. По крайней мере — похищения, которое способна организовать «Белая кровь». Просто потому, что это невозможно.
Несмотря на все недостатки, вампиров трудно назвать глупыми или беспечными. Любой, даже самый пропащий вампир ни за что не отдаст свою почти бессмертную шкурку в чужие загребущие ручки. Особенно — в прайм-тайм посреди общественного места.
Однако, судя по отчету — все происходило именно таким, самым нелогичным образом. А это свидетельствовало, как ни очевидно, лишь об одном: жертва (да и жертва ли вообще?) прошла вслед за похитителями в полном соответствии с собственным желанием. Можно было бы сказать, что пропавшая просто-напросто сбежала с очередным любовником... Если бы пропавшая не была сестрой местного повелителя всего и вся, и далее, и далее. Персоны такого высокого полета достаточно редко срываются с места, не прихватив с собой ничего — а о кражах из замка Алукарда, если верить отчетам, информация не поступала...
След вновь разделялся. С одной стороны — труднообъяснимое исчезновение, к тому же каким-то образом практически без свидетелей. Последнее обстоятельство настораживает куда сильнее, чем все прочие детали, вместе взятые. Могут ли обыватели не обратить внимания на то, что сестра их владыки уезжает в обществе совершенно незнакомых — ведь иначе, несмотря на достаточно немалое население, экипаж и спутников пропавшей графини непременно кто-нибудь, но узнал бы — личностей? Причем не обратить внимания настолько, что даже не пустить ворох сальных слухов по местным борделям и трактирам — ведь иначе местные силовики обязательно знали бы о них благодаря наверняка просто неисчислимой армии стукачей. Все это наводило на мысль о том, в исчезновении не обошлось без псионического вмешательства. Либо — без тех, кого исчезнувшая графиня знала лично. А вероятнее всего — без того и другого одновременно.
Именно это и заставляло усомниться в том, что в исчезновении замешана «Белая кровь». Но крайней мере — напрямую. Едва ли в ряды достаточно ординарной группировки расистов затесался столь сильный псионик — особенно учитывая тот факт, что большинство из таких мастеров в основном и являются теми самыми чистокровными вампирами, которых «белые» люто, бешено ненавидят и стремятся уничтожить. Вероятнее всего, к делу подключились заклятые друзья из какого-нибудь другого вампирского клана. Что, в свою очередь, вовсе не исключало связей между этим кланом и расистами: инквизитор хорошо знал, на что способны вампиры ради власти...
Была, впрочем, и другая сторона вопроса. Исходя из отчета, все имеющиеся достаточно убогие сведения основывались на показаниях одного-единственного свидетеля. Почему силовики не допросили его в первые же минуты — неизвестно, Вернон же повторять их ошибку не собирался. Ведь если окажется, что показания — ложь, а свидетель, и того пуще, связан с «Белой кровью» — ход расследования может пойти в абсолютно неизвестном направлении. Что, впрочем, не отменяло необходимости как можно скорее отправляться на место исчезновения — и молиться Аберону, чтобы следы псионического внушения, если таковые и были, не оказались начисто стертыми и перемешанными с эманациями чувств десятков и сотен обывателей.
Вернон отстранился от стола и медленно развернулся к выходу, на ходу прицепляя пояс со шпагой и заряженным револьвером. Первый шаг был сделан — все остальное в руках Аберона...
Несколько минут спустя, около парадной казарм.
— Сэр, вы понимаете, о чем...
— Абсолютно. Мне нужен этот Уильям Джонсон, или как там его. И у меня решительно нет времени, чтобы лично выдергивать его из кровати.
— Но, сэр...
— Никаких «но». Не забывайтесь, лейтенант. Это приказ.
— Есть, сэр!
— Так бы сразу... Вольно. Вот его адрес. Найдете, не первый год здесь, я полагаю. Возьмите пару бойцов, оденьте штатское и проводите Джонсона в мою комнату. Он гость, а не пленник, так что будьте предельно нежны и вежливы. Вопросы?
— Что, если он не захочет идти, сэр?
— Доставьте без его согласия. Единственный свидетель нужен мне живым. Отвечаете за него головой, лейтенант. Еще вопросы?
— Никак нет, сэр!
— Выполнять!
— Есть, сэр!
Темное пятно, увенчанное золотой цепью, на которое вдруг стал похож инквизитор, быстрым шагом двинулось к закрытому экипажу. На этот раз — без знаков различия и хастианских цветов. Но шпион-кучер, похоже, и не думал сменяться кем-то другим.
— Сделаем круг по проспекту — и к фонтанам. Аккуратно, без спешки.
— Все понял, милсдарь легат. Оформим в лучшем виде.
— Я надеюсь на это. Поехали!
Фонтан
Отредактировано Вернон де Ридо (06.10.2012 01:14)