Силентии Стрикс, Алейне Готьер

— Сразу предупреждаю: я не медик! — едва попадая с зуба на зуб проговорила незнакомка.
Её нежные и холодные от воды и ветра пальцы крепко сжали ладонь Авеля. Под спину подложили какой-то мягкий сверток, плечо оказалось на весу. Следующее мгновение было менее приятным, однако за белой вспышкой и болевым ощущением последовало приятное облегчение в плече. Вытянутые мышечные волокна расправились, сустав встал на место, а сосуды вновь стали равномерно пропускать положенные миллилитры крови в конечность. Пелена постепенно сходила на нет, хотя в висках застучало сильнее.
Сквозь шум и гвалт в черепной коробке Авель вновь сумел различить её голос:
— Жить будет, но недолго... Если продолжит в том же духе, конечно же.
— Это мне подходит, — еще неокрепшим голосом пробурчал наемник, пытаясь приподнять голову и оглядеться, но на него обрушился громкий, полный ужаса и изменившийся до неузнаваемости голос Алейны. «Она наверняка не послушалась меня», — мелькнула в голове Авеля мысль, прежде чем он осознал испуг своей знакомой.
— Айрин?! Что с Айрин?!
Он слегка приподнялся и подставил в качестве опоры локоть здоровой руки. Голова соображала медленно, а крик нисколько не способствовал ускорению этого процесса. Наемник взглянул на свою травмированную конечность, после чего приторможенный мозг его вновь осенило: он поглядел на сидящую подле него симпатичную черноволосую девушку.
Она откровенно стучала зубами, будучи в одной тоненькой зеленой блузке, мокрая с головы до ног. Ее рука продолжала сжимать ладонь Авеля в изящном переплетении пальцев. Это от нее он спасал Айрин.
— Где мелкая? — прохрипел Авель севшим до свистящего хрипа голосом.
Но не успела девушка обратить на него свои темно-зеленые красивые глаза с невероятно длинными ресницами, как со стороны Алейны послышался холодный и страшный замогильный голос, издававший звуки очень походивший на слова «смерть» и «кровь». Ревенантка упала на землю, ее глаза блуждали в глазницах, после чего неистово закатились. Страшные муки и судороги сотрясали тело бедной девушки, после чего ее еще раз тряхнуло и, словно брошенная кукла, она упала на мокрую траву.
Приступ продолжался совсем недолго, но вот она уже садится и рассыпается в извинениях. Авель так и не понял, что произошло. То ли мозг отказывался приходить в рабочее состояние, то ли все случилось в мановение ока. Он мотнул головой, все так же пребывая в некотором оцепенении.
«Что вообще вокруг происходит? Где Айрин? Что за черт творится с Алейной? Почему я до сих пор лежу? Моя рука в её руке... какое обжигающе приятное ощущение... что за чушь!» — в черепе произошел обвал мыслей. Кирпичная стена с большой прибитой табличкой «сознание приходит в себя» рухнула, рассыпавшись на тысячи этих и других вопросов, которые ворвались в реальность, словно накинувшийся на сухие ветки огонь.
Пора было возвращать себя к реальности и брать себя... в свои руки?

Авелю Логиэсу, Силентии Стрикс

Молчание спутников длилось недолго. Ревенантка, конечно, ожидала, что ей откажут, но не предполагала, что еще и поучать будут. А ведь ничто не предвещало грозы! Вампиресса внимательно выслушала Алейну, а затем подскочила, как ужаленная. Барышне пришлось отступить подальше от девушки, у которой глаза сверкали, как два дорогих изумруда. Безумно красиво и одновременно страшно.
— Для начала было бы неплохо вам, многоуважаемая мазель, представиться, раз вы претендуете на мою помощь, — взгляд холодных глаз вампирессы нисколько не испугал ревенантку. — Я, к примеру, Силентия. Стрикс по клану. Капитан по чину.
От былой смущенности Алейны не осталось и следа. Она отвечала, как там её, Силентии таким же холодным и надменным взглядом. Но вампиресса не думала останавливаться:
— Работы ты лишишься только завтра, когда на нее придешь, и придется тебе возвращаться в свое захолустье, из которого ты недавно сюда перебралась. Откуда я это знаю? — Алейна вопросительно подняла правую бровь. «Захолустье?! Ты?! ТЫ?!» — готова была взорваться девушка. Между тем раздраженная вампиресса продолжала. — Потому что только приезжие, бездомные и мертвые не знают о том, что капитан десятого отдела гильдии клириков Силения Фредерика Стрикс лишена своей должности!
Алейна склонила голову набок и молча наблюдала за вспышкой вампирессы. В ювелирных лавках и не такого насмотришься, а то что каждый пытается на девушку слить свое раздражение и гнев, копившийся за весь неудачный день, было нормой. Хвала Святой Розе за небольшой опыт работы продавщицей, научивший мысленно отстранятся от таких вампиров и людей.
— Если бы кое-кто думал головой, а не задницей, — Силентия покосилась на наемника. Алейна перевела отрешенный взгляд на него, — то всего этого дерьма не случилось бы! Я вообще думала, что он хотел тебя похитить, а мелочи пообещал процент с этого дела! А теперь я вообще не знаю, что мне думать!
Приступ прошел, вампиресса тяжело дышала и слегка пошатывалась, видимо, сказывался заплыв по холодной воде. Ревенантка глубоко вздохнула, посмотрела на речку.
— Благодарю за урок этикета, мазель Силентия. Да, я не представилась, но сейчас же исправлю это упущение. Мое имя Алейна Готьер, — девушка медленно перевела взгляд на вампирессу. — Из какого, как вы выразились, захолустья я приехала, сообщать не буду. Вам это не интересно. Та-а-ак, дальше. В том, что вы лишены должности, виновато ваше начальство, а не я. И ваше негодование по этому поводу не стоит вымещать на других. И благодарствую за то, что хоть в воду не бросили за просьбу о помощи, хотя можно было отказать и в менее грубой форме, — закончив свой монолог, Алейна небрежно присела в реверансе.
— Ах да! Милсдарь Авель, если вы поедите на поиски Айрин в казино, то, пожалуйста, берегите себя. Я видела... — ревенантка закусила губу, не решаясь сообщить до конца о своем видении, — страшные вещи. Кровь и умершую девушку. И вы были весь в крови. Но я думаю, что в чужой крови, она там была повсюду.
Ревенантка поклонилась наемнику. «Мда-а, помощи ждать от вампирессы не приходится, а, в принципе, чего я ожидала? Хорошо, что за Авелем нырнула. Ну что же, попробуем своими силами. Все-таки мастера Джафара можно убедить... Или постараться это сделать. В любом случае, кроме Филтона и Дракенфурта есть еще города и страны», — одушевленная своими мыслями, девушка беззаботно улыбнулась и двинулась по берегу в сторону злополучного моста.

Отредактировано Алейна Готьер (13.01.2016 10:34)

Айрин Андерс

Рунольв, не задавая больше вопросов, вышел из кэба, набросил капюшон на голову и, тряхнув полами плаща, занял место возницы. Раздался свист хлыста, стегнувшего круп лошади, за которым последовал возглас «пошел!», и экипаж, качнувшись, тронулся с места.

«В этом спектакле мне отведена излишне мелодраматическая роль, — усмехнулся своим мыслям Бладрест. — Картина „Рыцарь, спасающий прекрасную даму“ по мотивам сказки Иоганна Аскара „Царевна-лягушка“. Слишком много патетики для одной ночи. В отведенной мне роли я выгляжу донельзя слащавым, аж самому тошно. К чему мне возиться с этим ребенком? Правильным решением было бы сдать ее клирикам. Протесты, глаза, наполненные слезами... Когда я придавал им значение? Третьего дня, оказавшись в подобной ситуации, я так и поступил — без лишних сантиментов вверил мальчишку заботам деревенской общины. Но эта сиротка, она так на меня смотрела... Как никогда не смотрела Скарлетт — словно я был центром ее мироздания. Кажется, я и сам на мгновение поверил, что от моих решений зависит вся ее жизнь. Впервые за долгое время я ощутил себя по-настоящему кому-то нужным... Выходит, моими действиями ведет пресловутый комплекс спасителя?»
Ему вспомнилась прочтенная по пути из Равены скандальная работа доктора Фроста, в свое время наделавшая много шуму и собравшая на этом хорошую кассу. Психоаналитик писал, что за каждым благородным поступком, если докопаться до его истоков, стоит личная выгода. Всякий помогающий ближнему помогает в первую очередь самому себе, имея под спудом тайную, не всегда благовидную цель: скажем, потешить свое самолюбие, или вырасти в глазах общества, или приобрести морального должника. Выгода может быть разной. В случае с Драго догадаться о скрытых мотивах было нетрудно: нырнув за этой девочкой в воду, он снова почувствовал себя живым и свободным, не скованным мыслью о неверной жене. Парень, конечно же, понимал, что достиг душевного равновесия шулерским путем, был уверен, что долго оно не продлится, сознавал, что вовсе не эта девчонка вернула ему покой, — всему виной загадочные психические процессы, которые доктор Фрост окрестил «комплексом спасителя», — но почему-то не мог выйти из роли рыцаря.
Десятки раз он попадал в подобные ситуации, выручал кого-нибудь из беды, выступая героем, и тотчас же уходил со сцены, оставляя массовке заполнять скучные промежутки между кульминацией и развязкой. Его ничуть не волновало, что станет дальше со спасенными персонажами. Но в этот раз отчего-то вышло иначе. Что-то побудило его взять на себя заботу о здоровье этой сиротки. Чем этот случай был уникален? Тем, что девчонка напоминала ему сестру? Он мельком взглянул на нее, вжавшуюся в угол, замершую в настороженной позе затравленного зверька, и на сей раз не нашел в ней ничего от Корделии. Вне всяких сомнений, сходство ему примерещилось. Тогда в чем было дело? Почему он продолжает ей помогать? За красивые глазки? Или причина была в нем самом? В том, что он, совершая, по словам доктора Фроста, фундаментальную ошибку атрибуции, наделил этого ребенка магическим свойством устранять снедавшие его душу тревоги?
Как бы то ни было, ему не хотелось бросать синеглазую незнакомку на произвол ее нелегкой судьбы. Поэтому когда она стала благодарить его за спасение и уверять, что все с ней в порядке, он, вопреки своему обыкновению, не сделал вид, что поверил ей.
— Где наша не пропадала! — храбрилась девчонка, пытаясь изобразить бодрую улыбку и поднимая вверх кулачок для пущей убедительности.
— Уверен, при другом стечении обстоятельств вы бы не пропали, но сейчас... — покачал он с сомнением головой. — Посмотрите на себя: вы еле держитесь на ногах.
— Меня можно высадить в ближайшем переулке, — уверяла она. — Я хорошо город знаю, крышу над головой найду.
— Найдете? То есть у вас ее нет. Вы не в ладах с законом, вы пострадали при падении в воду, вы продрогли и, по всей видимости, уже подхватили простуду, у вас нет ни теплой одежды, ни обуви, ни, смею предположить, денег и вместе с тем вы отказываетесь от помощи, еды и ночлега?
«Храбрая девочка», — подумал он, а вслух произнес:
— Вы абсолютно безрассудны и безответственны.
«Храбрая, но ведет себя странно, — раздумывал Бладрест дальше. — Она испугалась, что я вызову клириков, и вместе с тем намеревается выскочить в переулке, который сейчас ими буквально кишит. В ее действиях нет никакой логики. Мокрый, босой, получивший серьезные травмы ребенок в центре Волкогорья. В разгар ночи. В час пик. Неужели она рассчитывает затеряться в толпе, не вызвав ни у кого подозрений?» Словно нарочно в подтверждение его мыслей послышался вой полицейской сирены — очевидно, кто-то из свидетелей происшествия на мосту все-таки вызвал стражей порядка. «Похоже, ее гонят какие-то иррациональные страхи людей перед вампирами, — продолжил он осмысливать ситуацию. — Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что я не собираюсь причинять ей зла. Если бы имел такое намерение, ничто не помешало бы мне остаться на берегу и спокойно пронаблюдать, как она захлебнется. Впрочем, не стоит исключать еще одну версию — вполне вероятно, она просто не хочет быть обязанной мне деньгами».
— Платы я с вас не потребую, если вас беспокоит этот вопрос, — озвучил наемник свою следующую мысль. — Мне от вас ничего не нужно, скорее, напротив: не откажусь оказаться полезным вам. Вопрос «зачем?», боюсь, придется оставить без ответа: я и сам до конца не понимаю, что мною движет. Скажем так, выручить даму в беде требует мой долг джентльмена. Но если дама против... В моих кругах не принято навязывать благодеяния силком, посему будьте любезны когда вам наскучит моя компания потянуть вот за эту веревку. Это шнур от колокольчика, который висит за спиной у возницы. Стоит ему зазвенеть, и мой дворецкий затормозит.
Девушка бросила взгляд за окно, оценивая обстановку на улице, потом повернула голову в сторону Драго и внезапно спросила:
— Дядь, а как тебя зовут?
Драго на секунду опешил от неожиданности (нет, не вопроса, а тона, которым его задали — сама детская непосредственность!), не сразу нашелся с ответом.
— Меня не зовут, я сам прихожу, — рассмеялся он. — Хотя, если угодно, можешь называть меня Его Императорским Величеством Властелином Всея Земли и Сопредельных Планет. При условии, конечно, что сумеешь выговорить столько сложных слов на одном духу.
В его глазах заплясали веселые черти. Он чуть помедлил и в тон ей поинтересовался:
— Саму-то как звать?
Поначалу он думал построить вопрос иначе, придерживаясь формы, предписанной светским этикетом, но манеры девчонки не оставляли сомнений: от этикета она так же далека, как бегемот от балета. Вряд ли это дитя фавелов способно было оценить высокий штиль, тем более — разглядеть спрятанную за ним иронию.

Отредактировано Драго Бладрест (13.01.2016 12:12)

Авелю Логиэсу, Силентии Стрикс

Алейна уже занесла ногу для того, чтобы отправиться к намеченной цели, но ее остановила вампиресса, произнеся:
— Я не сказала нет... А в воду — так это никогда поздно.
Ревенантка на всякий случай отодвинулась от реки на несколько шагов, а то мало ли что. Не смотря на жалкий вид Силентии, она еще могла бы одолжить сил ревенантке.
— А со стороны ваша прекрасная троица смотрелась крайне подозрительно: вампир, человек и ревенант, для полного счастья только дампира не хватало. А конкретно вашу роль во всем этом фарше можно свести как к соучастию, так и к жертве обстоятельств. Полагаю, последнее предпочтительней. Что до меня, я хоть и лишена должности, помочь могу. И может, обойдемся без этой фальшивой вежливости и тупого этикета? Меня от них тошнит.
Девушка стояла молча наблюдала за вампирессой с улыбкой на лице. От дуновения ветра прядь снова упала на глаза. Убрав ее, Алейна взвесила за и против помощи клирика, пусть и отставного. «Как бы от ее заступничества не случилось хуже», — от усердия закусив кончик языка, размышляла девушка. Посмотрев на наемника и подумав о девочке, ревенантка ответила:
— Знаете, мазель... Простите, но я не смогу к вам обращаться на ты... Воспитание не позволяет. Ваше заступничество мне вряд ли пойдет впрок. Я тут все хорошенько обдумала и... Я смогу обойтись своими силами. А нет, так уеду в свое или другое захолустье, — Алейна хотела еще что-то сказать, как голос подал вампир, окончательно пришедший в себя:
— Алейна, прошу извинить меня. Не следовало мне вас в это втягивать. Если по моей вине вы потеряете свое место в ювелирной мастерской, я готов взять на себя все ваши расходы до тех пор, пока вы не сочтете это ненужным. Полагаю, это самое меньшее, что я могу сделать для вас.
Ревенантка чуть не проглотила язык, услышав такое предложение. «Мне заплатить?! За что?! Вот чего-чего, а этому не бывать!» — гневно сжав губы в тонкую линию, подумала девушка.
— Ладно, пора идти. Вы обе еле на ногах стоите, поехали в отель. Нужно поесть и высушить вещи, — сделал еще одно предложение Авель.
— К-куда? — барышня вопросительно посмотрела на Силентию.

  Отель Эффенбаха

Драго Бладресту

Айрин молча таращилась на веревочку. И дрожала. Она знала, что стоит протянуть руку, как она окажется на улице, в привычной обстановке, только голодная, сырая и с больной ногой. Выжить в том месте не просто здоровым, что уж говорить о калеках. Айрин сами видела, сколько детей умирает, не прожив на улице и полгода.
На все вопросы заданные собеседником, девушка не отвечала. Лишь подметила, что незнакомец, задавая последний вопрос, наконец-то прекратил говорить в этой противной светской манере. Девушка знала этикет. Совсем немного! Пришлось его учить, так как библиотекарь хотел выдать ее замуж за кого-то богатого. К счастью, он потерпел в этом крах. Желание изучать этот скучный, и порой даже глупый этикет, у малышки Айрин не было. А потом библиотекарь вообще скончался, оставив ребенка ни с чем. Было бы весело, если бы не было так грустно.
Но всего этого Айрин не сказала. Она вообще упорно пыталась разобраться в себе, попутно думая, какого черта она не дергает за эту веревку? И какого же тролля ей так не хочется этого делать?! Даже если бы у нее была сломана рука, из любого другого экипажа, она выпрыгнула бы, не задумываясь. А тут ей дали выбор. Ну то так поступает? В груди поднялось раздражение. Почему-то она совершенно не видела логики в словах этого дяди.
Тяжело вздохнув, Айрин снова набросила на себя фрак, который успела снять, и подвинулась в самый угол сиденья, прижимая к себе колени.
— Так и быть, я поеду с вами, — неожиданно вежливо сказала воровка, потом мысленно чертыхнулась и, чтобы никто не подумал, что она хорошая, добавила: — Если ты назовешь свое имя. Вдруг ты маньяк какой.
«Ты самое глупое существо на планете», — внезапно раздался в голове голос лучшего друга. Айрин даже вздрогнула сильнее. Наверно, если бы Ник был жив, он так бы и сказал. Добровольно остаться взаперти, чтобы тебя увезли в незнакомое место незнакомые вампиры?! На такое мог решиться только идиот. Несмотря на то, что все это воровка прекрасно понимала, она просто не хотела выходить. Ей нравилось сидеть на сидении этого кэба, потому что тут было... безопасно. Из-за этого незнакомого парня она чувствовала так давно забытое чувство.
— Насчет имени, — внезапно тихо добавила девушка, удивив даже себя. — Меня зовут Айрин.
По сути, этого имени нигде нет. Она сама его выдумала, сама выбрала и сама назвала себя так. Свое настоящее имя она старается не вспоминать. Даже если ее кто-то им позовет, Айрин, скорее всего, даже не обратит внимания.
Смутившись, сама не понимая чего, воровка опустила взгляд и слегка кашлянула, чтобы убить неловкость. К сожалению, это не помогло.
«Хорошо еще, что я своей фамилии не сказала, — мрачно подумала воровка, таращась на парня так, будто он во всем виноват. — Она-то у меня настоящая. Хотя что он может сделать моим мертвым родителям?»
Еще раз тяжело вздохнув, Айрин опустила голову на колени. Ткань была сырой и холодной, зато лоб ужасно горячим. Все же простуду она подхватила. И как-то слишком быстро!

  Замок «Чертоги Инклариса»

Отредактировано Айрин Андерс (13.01.2016 19:54)

Казино «Гнездо дьявола» 

1 мая 1828 года, ранее утро.

Они сели в экипаж. Каждый по отдельности вошел со своей стороны дверей. Кэб с легким колебанием тронулся с места и повез их по глянцевой ленте проспекта в сторону человеческого квартала.
Ехали молча, сидя рядом на одном сидении, как прилежные школьники. Эдвард сначала осмотрел свою разбитую камеру, потом положил ее на колени и с видом сфинкса стал увлеченно рассматривать проплывающие за окном нарядные ночные кафе и универсамы. По обочинам улицы росли липы; ажурные тени от них трепетали на стеклах, отчего казалось, что они опять оказались под накрытом брезентовым покрывалом столом в гиллесбальдской лаборатории, в их маленьком «театре теней». Амелия открыла было рот, чтобы прервать тягостное молчание, но слова распадались на буквы, теряя самих себя, таяли на губах, не успев с них скатиться, и девушка, отчаявшись совладать со своим языком, тоже отвернулась к окну.
Кажется, и Эдвард хотел что-то сказать или о чем-то спросить, но, как и она, не решился.
Когда расшатанный кэб потряхивало, приходилось цепляться за сиденье, чтобы удерживать равновесие. В один из таких моментов их мизинцы соприкоснулись, и от этого прикосновения по венам Амелии пробежала волна холодного электричества. Она хотела было отдернуть руку, но оказалась не в силах этого сделать. Все ее тело будто бы загорелось изнутри, стало мягким и податливым, как нагретый воск; в лице появилось нечто магическое, запредельное. Он тоже не убрал руку. Она чувствовала дрожь в кончиках его пальцев, почему-то знала: он тоже не может или не хочет прервать это прикосновение, и мысль эта наполняла ее томительной эйфорией. На секунду все стало неважным, кроме магнетического притяжения между ними, кроме творившегося с ними в этот самый миг алхимического колдовства, которому не было названия. Амелия прикрыла глаза, чтобы не дать пролиться подступившим к ним слезам, растворяясь в охватившем ее блаженстве — таком остром, что даже болезненным, — точно ее резанули по сердцу скальпелем. Все, что ее волновало еще минуту назад, размылось и отступило, все ее существо превратилось в одно сплошное нетерпение и предвкушение, в безумную, непреодолимую, лишающую воли тягу к сближению. Это было неуместно, неправильно, даже губительно в перспективе, но слишком прекрасно. Слишком прекрасно...
«Что это? — спрашивала аскаресса себя. — Что происходит? Я одна это чувствую? Или он тоже? Ведь не может же все это мне почудиться? Разве можно переживать нечто подобное, обманывая себя? Кто я? Кто он? Не важно. Лишь бы быть рядом с ним». Ей в самом деле было не важно, кто он и кто она, пока их души соприкасались и искрили, как оголенные провода с противоположным зарядом. Все условности стали казаться придуманным кем-то вздором, от которого легко было отмахнуться. Хотелось проснуться завтра проснуться с ощущением невыносимой легкости бытия и увидеть привычно неприветливый мир в ореоле мягкого свечения, глазами себя орлейского периода, когда она была такая, такая... так уязвима и беззащитна перед завтрашним днем, и в то же время так в него верила, ждала чего-то нового и грандиозного, какой-то ошеломляющей, великой любви и бесконечных приключений, как в книгах, только лучше.
Однако при выезде с проспекта на Булочников кэб затрясло с такой силой, что камера на коленях Эдварда стала подпрыгивать, и ему пришлось отдернуть руку, чтобы ее придержать. Девушка тихо ахнула, закусила прыгающую губу и снова уткнулась в окно, боясь повернуться в сторону Эдварда. Щеки ее горели отблеском пережитого волнения, она твердила про себя: «Только бы он не заговорил со мной, только бы не заговорил, только бы не заговорил», — потому что знала, что если он попытается с ней заговорить, то она растеряется, и ничем хорошим это не закончится. Но он, как назло, наконец-то набрался решимости и спросил, куда они едут. Действительно, это был актуальный вопрос. Вопрос, который разрушил всю алхимию между ними. Искры погасли, коснувшись гранитной серости окружающего мира. Взбудоражили мимолетным дежавю о той параллельной реальности, в которой из него могло бы разгореться могучее непокорное пламя, — и ускользнули, оставив о себе лишь краткий миг сожаления об упущенном счастье, которому никогда не сбыться, не в этой жизни...
— Куда мы едем? — на удивление твердым голосом проговорила Амелия. — Ах да. Я сказала кэбнему, чтобы отвез меня в больницу Святой Розы, а вас куда скажете. Вы не против? Не откажетесь сопроводить меня к пострадавшей тетушке? Наш кучер, Шульц, должен был доставить ее туда.

Отредактировано Амелия Аскар (22.03.2016 23:29)

Казино «Гнездо дьявола» 

1 мая 1828 года, раннее утро.

«Как же мне надоело падать! Мне надоело себе что-то ломать! Я хочу к себе в комнату, — в который раз подумала барышня. — Я хочу в мастерскую, там Парсонс!.. Парсонс?! Стресс...»
Алейна перестала плакать и со страхом увидела, что экипаж, где сидел безумный вампир, резко затормозил и оттуда выскочил вышеозначенный. О том, чтобы встать и бежать не было и речи, нога опухла еще больше (если это возможно, но башмачок начал жать). «Решил добить. Как есть, решил добить и твоим словам не поверил. У-ух упрямый, как ишак!» — ревенантка резко смахнула слезы, пропуская колкость мужчины мимо ушей. Вот еще! Перед ним плакать, много чести.
— И что же делать? Где этот пожарный, когда он так нужен? — сама себя спрашивала девушка, с мольбой и надеждой оглядываясь на прохожих.
— Какое несчастье! — на радость барышне на нее обратили внимание. Алейна лихорадочно закивала и грустно улыбнулась дамочке, мысленно благодаря ее за освобождение от общества ненормального. — Она упала? Мазель с вами все в порядке? Кто-нибудь, позовите постового!
— Постового! Именно постового! Зовите, я не против, — вторила девушка прекрасной леди. Но планы по спасению ревенантки нарушил тот самый беловолосый мужчина.
— Все в порядке, — «Чего? Я не в порядке!» Барышня зло уставилась на вампира. — Моя жена... просто слегка перебрала. Видите: сама не понимает, о чем бормочет. Я отвезу ее в больницу. Давай-ка, дорогая, поехали, мы мешаем дорожному движению.
— Какая я тебе жена?! Тролль ушастый! А-а-а вы псих! У вас уже галлюцинации! Господа! Дамы! Не верьте ему! — вопила Алейна, отмахиваясь бедной сумочкой от похитителя. Дальше произошло то, из-за чего ревенантка резко замолчала и часто-часто заморгала, не веря тому, что это происходит с ней. Девушку беспардонно схватили за руки (покалеченные пальцы стали чесаться сильнее) и запрокинули на плечо нахала, словно пещерный человек свою добычу.
— Он псих! Ему срочно нужно в лечебницу! Кто-нибудь вызовите санитаров! — Алейна снова обрела голос после наглой выходки мужчины.
— Не обращайте внимания. Три литра крови за вечер, сами понимаете. Пьяная мать — горе семьи. Ты бы, дорогая, лучше о детях подумала. Дети — цветы жизни.
— Продолжайте в том же духе и детей у вас никогда не будет. Гарантирую, — зло зашипела ревенантка, неудобно вися вниз головой, попутно обдумывая страшную казнь наглецу с четвертованием, а можно и ритуальным сжиганием на костре. После чего пнула коленкой вампира куда-то в район груди (со спины не видно было, ориентировалась по ощущениям, вроде как попала), но, к сожалению девушки, милсдарь Бладрест этого даже не почувствовал. Барышню снова запихнули в ненавистный экипаж. Алейна попыталась было выскочить из, так полюбившейся ей, двери, мужчина опередил, запер все выходы и входы в кэб. «Он ненормальный. Как же их усмиряют, буйнопомешанных-то? Эх, не той профессии я училась», — девушка с опаской следила за действиями вампира. Зеленые глаза барышни горели теперь уже не страхом, а гневом, переходящим в ярость.
— Вот что, дамочка, — Алейна хмыкнула, осторожно опуская на колени сумочку (бедняжка столько за сегодня вытерпела). — мне не до сантиментов сейчас. Убили мою жену. Вы присутствовали при этом, болтали про беду, собирались нас о чем-то предостеречь. Вы знакомы с Айрин. Из-за вашего вмешательства Стрикс допустила промашку. Вам придется мне все рассказать. А чтобы пробудить в вас дар красноречия, я предоставлю вам выбор. Либо я сейчас везу вас в больницу, где вам окажут первую помощь, — при этих словах ревенантку перекосило. —либо в участок, где с вами будут разговаривать совсем по-другому, когда я сдам вас как соучастницу преступления. Убийства моей жены. Я не верю, что вы были в сговоре со Стрикс — вы слишком неуклюжи для этого, но не исключаю такую возможность. А клирики, — они не столь прозорливы, как я, — они первым делом ухватятся за эту версию. Короче говоря, вы так или иначе все расскажете: мне сейчас или на допросе в участке. Вопрос в том, где вы предпочитаете провести остаток этой ночи: в обезьяннике, в обнимку с вонючими алкашами и проститутками, или в своей постели, с шинами на поврежденных конечностях и обезболивающим уколом в заднице.
— Фейфас я фам фсе шафкашу... — Алейна медленно при помощи зубов стягивала перчатку с правой руки. — Тьфу... гадость. Могли бы и помочь, видите же другой рукой не могу. Хотя что с вас взять, негодяй... На чем я... Ах, да! — в полутемном экипаже раздался звонкий звук пощечины. Сломанные пальчики почему-то зудеть перестали. — Достаточно красноречиво. Могу продолжить. Что-нибудь по подробней рассказать? Так извольте, я продолжу. А выбор куда поехать дальше развлекаться, я предоставлю вам, как «джентльмену», — произнесла ревенантка с усмешкой.

Отредактировано Алейна Готьер (14.04.2016 20:17)

Ревенантке ночь показалась слишком длинной, хотелось вернуться в комнату и забыться до самого вечера, просто свернуться калачиком под одеялом и не видеть никого, абсолютно. «Приехали! Меня связали, как... как сумасшедшую!!! Да, что он себе позволяет! Псих нервный! Я ему ничегошеньки не сделала... Ага, ты не спасла его жену! Что верно, то верно, но угрожать тоже не дело, вон чуть переборку не сломал. Но за идиотку он мне ответит!.. И за связывание! Четвертования маловато будет, как и ритуального костра... можно мордочку подпортить. Без носа станет красавцем писанным!» — мстительно подумала барышня. По словам Алейны, только одно живое существо могло назвать ее дурой или как-то по-другому усомниться в умственных способностях девушки этим существом была сама ревенантка и не дай Святая Роза, сказать ей это в глаза... Будьте уверенны, барышня этого не забудет никогда.
Закончив рассказ про смерть, которая привиделась ей в прорицании, Алейна благоразумно промолчала про наемника, госпожу Силентию (только намекнув, что пришла с ней. Даже если милсдарь Бладрест знает, что девушка знакома с вампирессой, пусть сам выясняет про данную особу). Переключилась на Айрин, в сотый раз пожалев, что толком не видела в порядке она или нет. Даже обмолвилась про мост, из-за чего в принципе и случилось видение. В жутких красках описала свои эмоции, страх, что оба чудесных её знакомых погибли. А вот про юношу с синими глазами она не обмолвилась ни словом, зачем? При его воспоминании сердце болезненно сжалось. «Его светлость должен был уйти. Должен. Я все испортила», — барышня прикрыла веки, не позволяя слезам течь по щекам.
— Мне жаль вашу жену. Я ужасно виновата в этой глупой смерти и больше никто, — тихо сказала барышня, смотря в окно кэба. — А теперь, когда я вам все рассказала можете меня выпустить? Даже можно не останавливать экипаж, я девушка привычная, на ходу сойду, — проговорила ревенантка, ерзая в завязанном фраке. «Ух! Туго завязал!.. Интересно, а он кости сращивать умеет, если действует, как обезболивающие?» — Алейна пристально уставилась на вампира, закусив нижнюю губу, но потом тяжело вздохнула и покачала головой. «Не умеет. А жаль. Какой бы ценный был вампир».
Ревенантка еще раз выглянула в окно, и ее глаза расширились от ужаса, став похожими на два огромных блюдца. «Мы что едем в больницу! В больницу! Негодяй остроухий! Я ему поверила, а он... он. Ни чести, ни совести. Одно плохое слово!» — девушка стала ерзать еще сильнее. Местность, по которой катил экипаж, была очень знакома Алейне. Не далее, как на прошлой неделе, она решив подышать воздухом после трудной ночи, наткнулась на больницу, так барышня потом зареклась раз и навсегда даже ходить в эту сторону (теперь давала огромный круг). И вот нате вам, ее туда везут.
— Вы везете меня в больницу?! Обещали веселую ночь с алкашами и проститутками, а не дом боли и страха! Давайте обратно! — попыталась лягнуть ногой мужчину, не вышло. — Вы подлец, бесчестный негодяй! Выпустите меня! Сейчас же! Остановите экипаж!
Алейна поерзала еще раз, но тщетно, узлы не ослабли, а затянулись сильнее, так по крайней мере показалось девушке. Ревенантка со вздохом откинулась на спинку сиденья.
— Это страшное место! Вы знаете, что эти в белых халатах спят и видят, чтобы у вас что-то оттяпать. Они же учатся лечить на трупах! — Алейна вжалась в угол, пытаясь стать меньше и незаметнее. — А их: «Милая, где у тебя болит, покажи», — девушка умело изобразила пищащим голоском знакомого с детства врача, — ты показываешь, а вместо того, чтобы выписать лекарство и спокойно уйти... нет, надо потрогать и пощупать именно там, где болит. А эти лекарства, жуть одна, можно пить только с закрытыми глазами и при этом желательно не дышать. А их иглы размером с хороший меч, проткнут насквозь! А эта адская машина — телескоп! Нет, стойте... сте-то-скоп. Да, именно! Название-то, язык в нескольких местах сломаешь. Самая страшная вещь в этом доме ужаса, мерзкая и холодная. Давайте вы мне еще раз поколдуете... или что вы там делаете, какие-то пасы руками, и снимете боль, а? И я спокойно сойду с вашего кэба. А взамен я вам еще что-нибудь расскажу, сказочку, например?.. — ревенантка сделала вдох. — О, Роза! Не смотрите на меня так! Я не сумасшедшая. Мозгами я понимаю, что перелом не вылечить лёжа дома в кровати, но фобии иррациональны, особенно эта!.. А кости вы случайно сращивать не умеете? — Алейна с надеждой посмотрела на беловолосого вампира. Но все чаяния и мечты разбились о хмурый взгляд мужчины. — вы опять на меня уставились таким взглядом. «У неё не все дома! И крыша протекает». У-ух! Не хочу... Ладно, пыточный дом. Но учтите, за моральный ущерб, — я такой стресс испытала в вашем обществе, — вы пойдете со мной в кабинет, уф-ф, — Алейна скривилась, словно съела лимон, — врача, все-таки из-за вас я ногу повредила. Раз назвались груздем, пардон, джентльменом идёте со мной в пристанище демонов, — барышня снова поерзала, руки стали затекать. «Не хочу! Алейна вдох и выдох, всего-то пережить пару укольчиков. Мастерская, камни, Парсонс. Тьфу! Ох, стресс, определённо стресс. Дантес. Красивое имя. Хорошо, служишь мне музой, а теперь ваша светлость будешь мне поддержкой! Главное, не бояться, не бояться».

  [Фабричный район] Больница Святой Розы

Отредактировано Алейна Готьер (15.04.2016 19:16)

Эдварду фон Блюменфросту

— Амелия? — позвал Эдвард.
Кэб трясся на ухабах, вынуждая Амелию придерживать подпрыгивающий на шее кулон, пальцами свободной руки нервно цепляться за сидение и проклинать в глубине души дракенфуртские дороги. Но не ответить было бы бестактностью. Она устремила на Блюменфроста бестрепетный взор, про себя досадуя на обстоятельства, которые продолжали с упорством маньяка-редицивиста гробить лирику момента. Хотелось бы ей описать свой взгляд как «соблазнительно томный и призывно манящий лукавыми искорками». Хотелось бы ей описать взгляд Эдварда как «отражающий всю скрытую страстность его натуры». Но, честно говоря, это было больше похоже на игру в гляделки, в которую играют два барана на гуляющем ходуном висячем мосту. Не взирая на всю комичность ситуации, Амелия все же заметила, что глаза Блюменфроста, когда-то давным-давно, жизнь назад, в Орлее отдававшие ей свою теплоту, теперь стали равнодушны, ушли в себя. И весь он ушел в себя, в свой мир, куда ей не было доступа. «Похоже, мне все показалось, — с щемящей грустью подумала девушка. — Волшебство, на мгновение вспыхнувшее между нами, было лишь кажимостью, следствием стихийного выброса адреналина. Так бывает, когда вампир переживает сильный шок. Сыграли свою роль и сны — слишком живые и цветные, чтобы их просто забыть. Сны, от которых сердце начинало стучать по-другому... Но теперь все в порядке, не так ли? Ты ведь не позволишь эмоциям руководить твоими действиями? — спрашивала она себя. И голосом Альберта-Александра отвечала самой же себе: — Ни за что не позволю. Помнишь, что главное для Аскара? Не забывай: нельзя размораживать сердце. Нельзя допускать в него лишние чувства. Чувства делают нас слабыми и уязвимыми, а слабость и уязвимость — слишком большая роскошь для той, кто носит мою фамилию».

Вся эта смена эмоций и мыслей заняла не больше мгновения. Внешние события шли своим чередом и в своем темпе. Эдвард по-прежнему неотрывно всматривался в ее лицо, глядя на самом деле вовсе не на нее, а куда-то вскользь, за кулису реальности, словно ища там ответы на свои незаданные вопросы, кэб все так же тарахтел по брусчатке, нещадно третируя вестибулярные аппараты своих пассажиров, за окнами с той же припадочностью мельтешила холодная черничная ночь.
Восстановив самообладание, Амелия выдохнула и отстучала зубами:
— Эдвард, Вы хотели меня о чем-то спросить? — На лице ее было написано усталое смирение с легким оттенком задумчивости.
— Я... я хочу... — запинаясь то ли от неловкости, то ли от трясучки, проговорил Эдвард. — Словом, есть один проект, в котором я хотел бы видеть Вас... Представьте, что будет, если объединить фотографию и театр. Я изобрел что-то подобное, и теперь мне нужны яркие характеры. Вы бы не согласились стать актрисой такого театра?
— Яркие характеры? — глухо переспросила Амелия, не сразу переварившая смысл его реплики. Когда же смысл дошел до ее сознания, не скрывая удивления, добавила: — Вы стали изобретателем? Значит, кровь Невила и Мари все-таки дала о себе знать? Что же, очень за Вас рада. Уверена, родители Вами гордятся.
— Моему изобретению только предстоит завоевать их признание, — откровенно ответил художник. Амелии почудилось, что на его выразительном лице заиграл легкий румянец. Но это мог быть и отблеск неоновой вывески, которую они как раз проезжали. После въезда в фабричный район экипаж перестал шататься, как пьяный матрос, поехал быстрее и в то же время ровнее.
— Вы хотите, чтобы я помогла Вам в этом? — подняла бровь аскаресса. — Как некогда помогла, согласившись позировать для сессии, с которой началась ваша карьера фотохудожника... Славные были времена, не правда ли? — Последние слова она произнесла, не глядя на него, но чувствуя на себе его испытующий взгляд. По движению тени на стене уловила, что он ответил ей легким кивком головы.
— В память о старых временах я согласна, — продолжила она после небольшой паузы.
— Замечательно... прекрасно... — пролепетал Эдвард, все так же запинаясь.
— Будет Вам, — махнула рукой Амелия. — Вы еще не знаете, на что подписались. За последние годы я сделалась весьма требовательна к условиям, в которых работаю. Держу пари, Вы двести раз проклянете тот день, когда предложили мне участие в Вашем фототеатре, когда узнаете, что заполучили самую капризную и несносную актрису в мире. Кстати, какую роль Вы предложите мне в этот раз? — Она склонила голову набок, улыбаясь ему уголками губ.

Отредактировано Амелия Аскар (19.04.2016 00:23)

Эдварду фон Блюменфросту

— Главную... Какой бы она ни была... — сказал Блюменфрост. — К сожалению, ничего больше не могу пока сказать. Пока все очень размыто...
Амелия обернулась на него, моргнула и вдруг, разряжая обстановку, прыснула в кулачок. «Как это похоже на Вас! — твердила она сквозь смех. — Вы даже не представляете, что получится из Вашей затеи, но при этом совершенно уверены в ее успехе!» За разговором и смехом она не заметила, что они уже миновали памятник Сильвио Стриксу, — следовательно, въехали в Казенный квартал. Эдвард, напротив, внимательно следил за дорогой. Заметив в окне броскую вывеску с ярко-лимонной надписью «Мирабо Манускриптуп», он стукнул в стенку кэба и крикнул вознице остановиться. «Значит, вот где он теперь работает, — удивилась девушка, проследив за взглядом художника, — в самой желтой газете графства?..»
— Амелия, простите меня... — извинился Эдвард.
— За что? — мягко улыбнулась Амелия. — О, вы беспокоитесь... Не стоит. Сожалею, что наша случайная встреча закончилась так быстро, но продлевать ее в ущерб Вашей работе... Нет-нет, на таких условиях я не согласна.
— Я благодарен Вам, что Вы согласились. Думаю, без Вас мне просто не справиться, — сказал Блюменфрост, открыв дверцу кэба.
— Это самая малость, которой я могу Вам отплатить за спасение тетушки, — ответила она тихо и как-то слишком уж серьезно, но в ту же секунду смешно наморщила носик и наигранно капризным тоном протянула: — Идите уже, Вы впускаете холод!
Эдвард устремил на нее еще один печальный невидящий взгляд, прижал к груди свой многострадальный фотоаппарат и исчез в черничной ночи. «Что привело такого как он в „Мирабо Манускриптум“? — задумалась девушка. — Ведь не деньги же?.. Странно... С другой стороны, что привело такую как я в „Фирузу“?..» Ежась от холода, она устроилась поудобнее на сидении и, пожелав себе, чтобы эта ночь поскорее закончилась, отрешенно уткнулась в окно.

  [Фабричный район] Больница Святой Розы

Драго Бладресту
-----------------------------------------------------
[Фабричный район] Больница Святой Розы 

«Иногда, тупик в жизни — тоже дорога, только к себе», — подумала Елена, поглядывая на спящего милсдаря. А тем временем ревенантка и вампир просто укачивались на ужасной дороге, которая вела к поместью блондина. Молочные волосы графа были смешно всклочены, а из-за ухабов он подпрыгивал на сиденье, едва-едва не стучась макушкой светлой головы об крышу кэба. «Ох, Святая Роза! Ну, и угораздило же усача поехать этой дорогой! Он решил нас намазать на стены экипажа, словно масло на хлеб?» —раздраженно подумала компаньонка, когда ее в очередной раз метнуло в сторону. Она посмотрела в окно. Дорога оставляла желать лучшего, и, кажется, мощеной тоже не мешало бы обратиться в «больницу», но вот страховка гильдии компаньонок вряд ли ей (дороге) поможет. Она посмотрела, что их ждет дальше, и увидев огромную яму, хотела было поспешить к графу Бладресту, чтобы он себя не увечил, но не успела. Их хорошенько тряхануло:
— Моргот тебя штопанный задери! — в какой-то момент жизни, когда она еще не была прекрасной компаньонкой леди Дезири, она вела небольшую записную книжку, где собирала всякие чудные или матерные выражения. Это выражение благородного милсдаря однозначно оказалось бы на главной странице этой книжечки, если бы она до сих пор существовала. Елену, которая любознательно глядела на графа, это выражение пробило на улыбку. Был бы и не громкий смешок, но мазель его тактично подавила.
— Как вы себя чувствуете, граф? — мягко спросила она, дорога начала налаживаться, но все-таки немного трясло, поэтому ее длинные пальцы вцепились в сидение, будто это было ее единственным спасением, чтобы удержаться, а не навалиться на милсдаря.
— Я умер? — спросил он, беспокойно озираясь по сторонам. При этих словах племянница Шилярда не смогла сдержать смех. «Вот что-что, а при виде меня впервые спрашивают это!» — компаньонка склонила голову на бок, продолжая изучать блондина. «Занятная личность, особенно если учесть, что все что рассказала мазель Амелия правда.» — рыжая терпеливо ожидала продолжение речи:
— Пожар! — воскликнул он, будто видит его перед собой. Елена точно знала, что пожара нигде нет, ведь она только что смотрела в окно. — Моргот, как башка трещит... — «А это уже плохо! Видимо слишком много он сил потратил на подмастерью „Фирузы“.» — наблюдая за графом, Елена Прекрасная сделала отметку, что ко всему прочему он наркоман. «Думаете, в чем они черпают свою силу? Алхимия и стимуляторы. Каждый из них с самого детства начинает принимать наркотики, чтобы нарастить мускулы и придать своему псионическому дару стихийную мощь, а побочные эффекты их ни капли не волнуют.» — возник голос представительницы клана Аскар в голове девушки.
— Погодите, я вас знаю — вы та девушка, медсестра из больницы, вы мне дали платок. — улыбка Елены стала чуть шире и игривей. — Да чтоб тебя раз-раз-разорвало! — их снова затрясло, но уже не по большим ухабам, а будто по мелким камушкам. Слава Розе, благодаря огромному количеству юбок, попа Елены мало что ощутила, просто трясло.
— Простите, богини ради, это я не вам. — «А мазель Амелия была не права, манеры все-таки имелись!» — Забавно, поначалу я принял вас за... — «За кого же?» — нотка интереса вспыхнула в бирюзовых глазах Елены. — Впрочем, не важно. Вы как вообще здесь очутились? Хотя начинаю припоминать: вы были в больницы, видели ту провидицу, потом помогли Рунольву довести меня до кэба. Точно-точно; нет, погодите, вы ведь не медсестра, не так ли? — хоть роль компаньонки воспринималась в обществе, как дорогой эскорт, Елене было не по себе от этого слова. Потому что Елена, как безумно дорогостоящая компаньонка, которую слишком ценила леди Дезри, чтобы раздаривать просто так, исключая те события, что были в старом театре «Табакерка», имела право выбирать тех, кто будут ее любовниками, а не наоборот. Исключением были личные просьбы Дезири, либо выгода для Елены или гильдии. — Чувствую необходимость объясниться с вами. — «Извольте!» — То, что вы увидели за больницей, та отвратительная сцена... — «Что природно, то небезобразно!» —Мне искренне жаль, что вам довелось стать ее свидетельницей. Видите ли, моя жена... — он подобрал нужные слова, — Видите ли, сегодня погибла моя жена.
Сегодня, как никогда раньше, Елена была рада выбору платья, потому что сейчас в ней граф видит женщину, а не способ развлечься. На домашних платьях были небольшие декольте, насколько они были разрешены модой и положением, но всю красоту за ними не спрячешь. Поэтому, не боясь, что смутит вдовца лишней наготой, Елена решила пересесть на сторону блондина.
— Ох, граф... Прошу вас, — она уложила свою прохладную руку, на горячий лоб вампира. — Если вам невыносимо говорить об этом теперь, мы можем обсудить это позже. Уверяю вас, никуда не сбегу, пока вы не будете чувствовать себя лучше. — она отпрянула от лба мужчины и взяла его под руку, тем самым держа его и держась сама за него. — Милсдарь, мне очень жаль вашу жену... — шепотом добавила она. — Он ведь жизнь продолжается, не так ли? — она помолчала, думая стоит ли открываться незнакомому вампиру, но решила, что нужно ему дать уверенность, что он не один. — Граф, — вздохнула она, — Кажется, мне знакомы ваши чувства... Много лет назад умер мой отец, как видите у меня нет таких чудных ушек, как ваши, я — ревенант. Мой отец был человеком, хотя и весьма влиятельным. Он не хотел, чтобы я жила как моя мать вампиресса Трампов, в ночное время, он ломал меня, подстраивал под жизнь обычных людей. С тех пор я не выношу солнце, хотя безумно люблю рассветы. Я сбежала от него... А пока выясняла, все о своем клане, я... я делала много плохих вещей, потому что тогда мне казалось, что я так отомщу ему... отцу... — она смотрела в пол, все сильнее прижимаясь к графу, будто пыталась найти защиту от своих плохих воспоминаниях. От множества мужчин, что были, в то время, когда умирал отец. — Когда я узнала о его смерти, я была в одной таверне, которая мало напоминала графские палаты, — она улыбнулась одними уголками губ, делая такое сравнение, — мне привезли его прощальное письмо и очень большое наследство, хоть и не такое большое, как у дяди Шилярда. — слезы подкатились к красивым глазам мазели, но она отвернулась от мужчины, не желая показаться слабой. — Он писал... Понимаете, граф, он просил у меня прощение за то, что не понимал меня, за то что он человек, а моя мать знатного рода... Хотя, надо признаться, она очень распущенная вампиресса, ее репутации может позавидовать любая портовая шлюха. — она осеклась, леди не должна была так говорить. — А я ему так и не сказала, как благодарна ему, что он подарил мне великолепное воспитание, умело отшлифованное леди Дезири, что никогда не жалел на меня денег, что всегда оберегал меня от судьбы матери и ее странных родственников... ой, да не уберег. Вы понимаете, граф, что я так и не сказала, что я его люблю?! —чувства захлестнули полностью девушку, она почти потеряла самообладание, но осторожно выдохнув небольшую струйку пара, она выпрямила спину, размяла шею и будто ничего не было, мягко сказала:
— А самое главное, чему научил меня мой отец, никогда не сдаваться и идти к своей цели! Никогда не сожалеть о содеянном, а если враг просит о пощаде... — она посмотрела в глаза графу и буквально одними губами добавила:
— Добить, беднягу, чтобы не мучился! — ее немного трясло, потому что ранние она не перед кем не открывалась так, — Нужно добить воспоминание, милсдарь, чтобы вам было легче, но только когда вы к этому будете готовы. — она снова положила ему руку на лоб:
— Милсдарь, вы горите... Первый раз с подобным встречаюсь у вампиров. Эй, милсдарь Рунольв, — крикнула она, — нам еще долго ехать? — но ответ она не смогла разобрать, поэтому вопросительно посмотрела на блондина.
  Замок «Чертоги Инклариса»

Отредактировано Елена фон Трамплтон (23.05.2016 20:15)

[Заброшенное кладбище] Склеп Эвитернов 

12 мая 1828 года. Позднее утро.

Айрин неподвижно сидела в карете, слегка повернув голову. Отсутствующий взгляд был прикован к Драго, которого положили рядом. Воровка почти ничего не помнит, что произошло после того, как голова того монстра слетела с плеч. Было больно. А потом она услышала голос графа. Хриплый, нежный, такой родной... Она мечтала услышать его очень давно. Но боль была так сильна, что Айрин не могла ответить. Она просто лежала, чувствуя, как теплые руки прикасаются к ней.
Внезапно пришел жар. Сердце застучало так быстро, словно готово было вырваться из груди. Айрин испугалась, хотела дернуться, но не смогла. Она слышала, как где-то там далеко, раздается красивый голосок Корделии. Теплая рука все еще прижимается к ее лбу, словно успокаивая и обещая, что все будет хорошо. Но она исчезла. Исчезла так быстро, принося этим холод и пустоту. Боли почему-то уже не было.
Айрин пошевелилась, осторожно села, чувствуя на себя тяжесть чьей-то руки. Девушка не чувствовала ни страха, ни боли, ни ужаса. Она не понимала, что происходит. Не понимала, как тут оказалась Корделия, что она делает и почему граф лежит рядом с ней?
По просьбе Корделии, воровка надела на себя плащ, все еще отстранено смотря на неподвижное тело Драго. Тогда она не задавалась вопросом, что с ним. Она лишь протянула руку и коснулась его щеки. Казалось, что он спит. Но в такое время? В таком месте?
Дальше все было таким же смутным. Айрин почти ничего не помнит. Только то, как она все время смотрит на лицо Драго. Ей казалось, что она что-то упустила. Что-то очень важное. И вот сейчас, трясясь в карете, она начала приходить в себя.
— Спас меня? — тихим, все еще хриплым голосом спросила воровка, сама не зная у кого. Сердце ухнуло вниз. Пришло осознание того, что он чуть не умер из-за нее. Из-за ее глупости. Что было бы с ней, если бы графа не стало? Айрин старалась не думать об этом! Нет, убегая от него раньше, она знала, что он жив, что он все еще находиться на этой земле, и этого было достаточно, чтобы жить дальше самой. Но если бы...
Девушка протянула дрожащую руку в сторону вампира и обхватила его ладонь пальцами. Она должна была почувствовать, что он все еще жив. Пальцы сильно, но бережно сжимали ладонь графа, словно она боялась, что он может исчезнуть прямо сейчас.
— Почему ты это сделал? — тихо спросила Айрин, поднимая голову, чтобы увидеть лицо мужчины, и замерла. Глаза Драго были открыты. В них был туман боли, усталости, страха, но он смотрел на нее. Девушка почувствовала, что глаза начинает щипать.
— Ну, так почему?! — внезапно даже для самой себя прошипела воровка. — А если бы ты умер... Я бы... Я... Никогда так больше не делай, ясно тебе?!
Сейчас Айрин было все равно, как она себя ведет. Пусть говорит она совсем не как леди и даже не старается держать дистанцию, наплевав, что перед ней граф. Потому что видеть, что Драго открыл глаза, для нее было счастьем. Это значит, что он жив. Значит, с ним все будет в порядке. Уж она позаботиться об этом.
Айрин опустила голову, притягивая ладонь графа к себе и прижимаясь к ней щекой. Жив.
— Никогда так больше не делай... Все умирают... Не хочу, чтобы и ты тоже... — на грани слышимости произнесла воровка, закрывая глаза и стараясь незаметно смахнуть слезы. Она постарается, чтобы никто больше не умер. Особенно те, кто ей так дорог.

  Замок «Чертоги Инклариса»

Отредактировано Айрин Андерс (21.01.2017 17:14)

[Заброшенное кладбище] Склеп Эвитернов 

12 мая 1828 года. Позднее утро.

Едва аспидно-черная карета покинула кладбище, как тут же, наперерез ей, выскочил бывший кучер. Корделия правила так медленно, так аккуратно, что тормозить перед кидающимся под колеса самоубийцей ей не пришлось — она просто-напросто стегнула мужчину хлыстом, откинула его на обочину и как ни в чем не бывало поплелась себе дальше. Впрочем, вторая встреча с ушибленным не заставила себя ждать. Теперь суицидник бежал рядом с каретой, прихрамывая на одну ногу и на ходу объясняя причины своего более чем странного поведения:
— Понимайте, мазэл, мне тудой больше нельзя, кхе-кхе, они меня превратят в уродца, а я не хочу в уродца, уж лучше в полицию, но там меня замордуют... Я... тута кочка будет, поберегитесь...
— В полицию тебе точно нельзя, святая истинная правда, — ледяным взглядом сверкнула Корделия.
— Поэтому я бы хотел попроситься чтобы вы меня, ну, взяли в заложники, ежели можно такое дело... Иначе эти изыськанные, злые вомперы в одеяниях вернутся по мою душу, изловят и пустят на свои — тьфу, не приведи Роза, — противуестественные икспердименты. Не хочу превратиться в булькающего членистого уродца.
— Во что? — заинтересовалась Корделия, не сдержав неуместный смешок.
— В этого, как его называется... Голема!
— Шшш! Давай-ка потише, побольше уважения, а? Я, между прочим, везу героя, который чуть не погиб в схватке с твоим «изыськанным» злым хозяином.
— Тьху, — тихонько возмутился мужик, сбавляя темп и чуть сильнее прихрамывая. — Какой он хозяин? Нанял возить тудой-сюдой отсюда и в Рисберг и обратно досюда. Платил через раз, зато скольких издевательств я натерпелся.
— В Замок Рисберг? — еще тише спросила Корделия. — Ты там бывал?
— Бывал, конюшни видал, чистил и кормил моих вороных, но внутрю не пускали защитной псяйоникой.
— Что у тебя с ногой?
— А, так, нарезался на стекляшку в этом... Ну, покеда волок по полу вашего господина.
— И теперь ты хочешь, чтобы мы взяли тебя в заложники?
— Ежели господам будет угодно.
— И что же господам с тобой делать?
— Ну, связать там, можете даже пытать — я крепкий детина, все сдюжаю. Иногда только рыбной похлебкой кормите да краюхой ржаного хлеба, абы не придох. А коли отработать еду — дык я займусь вороными под вашим светлейшим надзором. Они у меня ласковые, послушные, я их глядел, как родных.
— Любопытно, — задумчиво уставилась вдаль Корделия. — Ладно, запрыгивай, — притормозила она коней.
Извозчик запрыгнул на сидение рядом и протянул девушке вывернутые наружу ладони.
— Это что? Зачем?
— Ну как? Надобно связать.
— Обойдемся. — Девушка достала из потайного кармана курточки сложенные вдвое криптоновые наручники, прицепила один к своей руке, другой — к руке новоявленного заложника.
— Все-таки вы с полиции! — засуетился заложник. — Я так и думал! Ой, горе мне... — вздумал он закричать.
— Молчи, — шлепнула его по губам Корделия. — Вовсе не из полиции, просто... у меня дома хранится много интересных штуковин.
Дальше ехали молча. Скучно и молча. Неторопливо. В темпе набухания синяка на губе заложника.
У въезда на серпантин Корди не удержалась, устремила на мужчину проницательные глаза и нарушила тишину:
— Как тебя звать?
— Фыранк меня звать.
— Как?
— Ну, Фырансис, Фыранк. Иногда величают Дурьей Башкой или Верзилой. Так заведено у господ.
— Фрэнк, значит, — усмехнулась Корделия почему-то по-доброму. — Что ж, будешь моим заложником, Фрэнк. Только смотри мне, чтобы без шуток!

  (временной скачок в месяц и 5 дней)    Замок «Чертоги Инклариса»

Отредактировано Корделия Бладрест (04.06.2019 19:04)