Силентии Стрикс, Гляйхмуту фон Кейзерлингу
Мир звуков обратился в одну высокую разрезающую сознание ноту, вибрирующей болью распространяемую в воспаленном остатке сознания. Внезапно кружащийся водоворот событий перестал существовать, звенящая звуковая волна исчезла, туман рассеялся, уступив место темноте. Словно в темном-темном подвале кто-то внезапно задул свечу. Доли секунды казались вечностью, время расплавленной каучуковой патокой вытягивалось в бесконечность. Но темнота стала понемногу рассеиваться уступая место какому-то бесцветному туману. Курительными клубами вязкая дымка постепенно заполонила все видимое и невидимое пространство, представив собой сплошную размытую картину. Ноздри наемника инстинктивно попытались вдохнуть загадочную атмосферу, но никакого запаха, никакого газа, даже ощущения того, что здесь была какая-то консистенция, напоминающая спертый воздух, ожидаемый подсознанием на основе увиденного тумана, и того не было. Здесь не было ничего. Казалось, не было даже пола, отчего в мозгу где-то очень-очень глубоко появилось смутное ощущение тревоги. Оно было столь мало и столь незначительно, что казалось практически незаметным. Все и одновременно ничего было спокойно и безмятежно, кроме вибрирующего чувства легкого беспокойства, словно кто-то что-то хотел сказать. И это чувство входило в резонанс с окружающей обстановкой. Поначалу разум пытался подавить его, но жгучее ощущение неведанного проросло, отождествляясь с маленькой язвочкой на нёбе, касание языком которой вызывает неприятное раздражение и неподавляемое желание коснуться её вновь.
Внезапно оглушающее ничего нарушил легкий вакуумный толчок, приведший в движение курящиеся клубы тумана. Спустя какое-то время толчок повторился, а после стал наращивать свою частоту и амплитуду, разгоняя побелевшую дымку. Пелена начинала спадать, а толчки начали напоминать мощные удары сердечной мышцы, тщетно пытающейся разогнать загустевшую кровь по застывшим жилам. Появилось ощущение того, будто молодой здоровый кузнец с силой что есть мочи бьет своим молотом по наковальне, коей является тонкая грань височной доли, отзывающаяся пронизывающей тупой болью.
В нос с невероятной жизненной силой ударил запах горелого мяса, к которому мгновением позже примешалось горелое дерево, известка, пыль и бог еще знает что. В ушах по-прежнему стоял гул, не давая прийти в себя. Авель с огромным трудом разлепил правый глаз — левый отказывался повиноваться, оставаясь закрытым. К телу постепенно возвращалась чувствительность, мягкой волной приводя осязание организма в распаляющиеся клубки натянутых нитей, малейшее касание которых вызывало нестерпимую боль. Быстрее всех пришла в себя правая рука, оповестив о себе неприятным зудом, после чего в грудной клетке при каждом новом вздохе становилось так тяжело и горячо, словно с новой порцией кислорода на ребра выливали чан кипящего масла. Через минуту стало ломить ноги. Левая рука включилась последней, и наемник тут же почувствовал теплую вязкую лужицу под её непослушными пальцами.
Негнущейся правой руки Авель попытался высвободиться из-под пригоревшего к коже плаща, точнее, того, что от него осталось. Ему это удалось. Медленным движением он поднял покалеченную руку, с трудом оторванную от оплавленного материала. Слава богу, вызванный взрывом жар был практически мгновенным, отчего стальная прошивка верхней одежды не успела поддаться плавлению. Иначе было бы совсем туго.
Свободной рукой наемник отодрал ото лба пригоревший высокий ворот, после чего насколько мог освободил покрытый запекшейся кровью левый глаз. Грудь саднила от пригоревшего к ней пласта грубой кожи с белым треугольником, — символом, по которому знали Авеля во всех частях света, где он только бывал. Попытка расстаться с куском нагоревшей кожи была тщетной, вдобавок к этому по животу побежала свежая струйка теплой крови.
Наемник с огромным трудом сел и попытался оглядеться. Вокруг царил хаос. От двадцать девятого номера не осталось практически ничего. Мебель была разорвана в щепки, пола не было, все заволакивал черный едкий дым горения стройматериалов. Сам же Авель сидел в коридоре, выброшенный ударной волной из комнаты. Стены едва стояли на месте, пожираемые огнем и казалось, будто это крыло гостиницы вот-вот схлопнет выгоревший этаж. Времени на размышления не было, нужно было срочно выбираться.
Пытаясь подняться, он старался вспомнить последние секунды до взрыва, но в голове всплыло только то, что, повинуясь первобытному инстинкту, ему удалось схватить свой грязный плащ, висящий у входа на вешалке. И он буквально спас ему жизнь, приняв весь обжигающий жар на себя и защитив в последний раз своего владельца. Авель посмотрел на левую руку. Открытый перелом локтя. Кровь запеклась, а кожа плаща запечатала открывшуюся рану.
— В конце концов, я правша, — хрипло произнес он, после чего сипло откашлялся кровью.
Потратив несчетное количество времени на то, чтобы выудить пригоревшие к плащу пистолеты, наемник с огромным трудом встал, сунув один из них за пояс обгоревших брюк. Другой пистолет он сжал здоровой рукой. Кисть дрожала от слабости и тяжести орудия.
Внезапно где-то со стороны холла послышался глухой удар, а после стук падающего тела. Авель скорее почувствовал это, чем услышал. Слух еще долго будет приходить в рабочее состояние, и полагаться на него было бы глупо. Но наемнику не нужно было ничего другого, чтобы сорваться с места и двинуться в сторону происходящих событий. Во всяком случае, ему казалось, что именно это он и сделал. На деле же перебитый во всех возможных местах, едва держащийся на ногах обгорелый полу-труп медленно ковылял в сторону холла, благо, было недалеко. Глаза щипало, тело было на грани полного отключения, двигаясь, скорее, на безграничной силе воле бойца, на пределах возможностей вампира.
В последний момент Авель увидел, как фигура, без сомнения принадлежащая Гелу, заносит правую руку в преддверии колющего удара.
Последовательность действий, отточенная сотнями лет, не дала сбоя даже в критической жизненной ситуации. Здоровая рука мгновенно вытянулась в угрожающем движении, блеснул прищуренный голубой глаз наемника. Молниеносно оценив все расстояния и поправки на траекторию движения пули, палец мягко лег на гладкий спусковой крючок, после чего револьвер легонько тряхнуло, а уши заложило еще сильнее.
«Все-таки смазал!»
Пуля не достигла цели, пробив плечо фигуре, круто развернув её ударным эффектом вокруг своей оси.
— Запомни этот выстрел, граф! — зарычал Авель, кашляя и хрипя. — В следующий раз я буду целиться, — наемник зашелся сильным кашлем, — уж будь уверен! — Почти шепотом выдавил из себя он.
Повернув пистолет на замеченное в дыму движение, наемник вновь произвел выстрел. А потом еще раз.
Если бы Авель не смог нанести большого урона сопернику или смазал бы еще сильнее, причинив меньший ущерб меченосцу, скорее всего, он был бы уже мертв. Но воля Праматери распорядилась по-другому.
— Ублюдок... — сплюнул Авель, выдохнув и обессилено опустившись около Силентии, подперев стену спиной, — я так хочу есть, ты себе даже представить не можешь, — превозмогая боль, он неуклюже почесал концом пистолета висок.
После непродолжительного молчания повернулся к Сил и взял ее за подбородок здоровой рукой, — а еще я хочу тебя, — и впился в ее губы, ощущая вкус своей и ее крови у себя во рту.
Отредактировано Авель Логиэс (02.05.2016 16:44)