Не сказать, что Джедидайя Чандлер был любимым деловым партнером Скай. Не сказать, что хотя бы продвигался в нужном направлении. Среди всей теребени Дэмвольда он отличался особой нечистоплотностью в делах, все больше и больше рискуя сменить марку верителя на ярлык паршивого кидалы. И все это в купе с его мерзкими крысиными глазенками (поправка: теперь уже одним крысиным глазом — Кели бы он понравился), сальными шуточками и вызывающим изжогу снобизмом, подчеркнутым измазанным засохшей блевотиной серым от грязи, но по определению белым пластроном. Непритязательностью к собственной персоне Джедидайя и до переезда в Орлей не выделялся, но только теперь ощутил себя воистину сладким джентльменом, ворвавшимся аккурат в бомонд. Вот только после каждой встречи с этим джентльменом упорно не покидало настойчивое чувство, будто тебя вываляли в грязи подноготной.

Отсидев пару лет только ради приличия (в Низшем Свете свой этикет — «А вы, достопочтенный милсдарь, не сидевши? — Не комильфо, не комильфо...») вбил себе в голову, будто понял жизнь, опуская при пересказах детали, что за решеткой был чьей-то подружкой, а глаза не на зоне лишили, а протрезвевшая после перепихона лярва вилку всадила. От того нелепее смотрелись всего его потуги занять место в свету софитов котлована общества — кажется, каждая шавка уже пережевала и выплюнула все скабрезные сплетни о Гнойном Чане — прозвище пристало как банный лист после инцидента с глазом.

После двух провалившихся сделок (и хотя четыре удались на славу, неприятный-то осадок остался), Скайлер решила, что игра не стоит свеч, и зареклась больше не иметь дело с этим ходячим неразумением. Но уже через месяц она снова выслушивала его сладкие обещания, изливавшиеся потоками даже из ушей и просачивающиеся сквозь поры. Как ни крути, а Джедидайя всегда предлагал аппетитный куш, не заморачиваясь однако деталями. И все бы ничего, если бы ублюдок не умалчивал нелицеприятные нюансы нарочно. Работа с ним походила на игру «Слабо/не слабо», а после, ежели не слабо, перерастала в гадание на ромашке: «выгорит/не выгорит». И потому-то Чандлер, в отличии от самой Скай, любил иметь с ней дело — девушка не боялась высоких ставок. Но после становления частью команды, обстоятельства изменились — теперь, в случае ее промаха, проигрывают все.

Последний раз Скайлер виделась с Джедидайей порядком четырех месяцев назад, и тогда он уже прочно засел в Гиллесбальде. О’Нил в тот раз не посчитала нужным предупредить капитана о своем небольшом дельце, и пока все члены экипажа, вместе и порознь, напивались в стельку и смаковали прелести культурной столицы Орлея, Скай завязала несколько новых узлов в своей социальной сети. Да и кто сказал, что только друзьям должно оставаться в контакте? А два дня назад она получила первое приглашение на встречу от былого делового партнера — работа для всей команды. Перспектива воодушевляла и настораживала одновременно. У экипажа «Зефира» не было работы уже больше трех недель, а это означало, что вскоре придется уходить все дальше и дальше на периферию, где в душах местечковых «моралистов» так черно, как в зад... закромах у аборигена Муду-Вуду. Грязной работы Скай никогда не гнушалась, но и старалась не вести грязных же игр с теми, кто еще не замаран (а те по определению страдают, когда тебя нанимают безнравственный подонки). Свой кодекс чести должен быть у всех — в противном случае велика вероятность взять грех на душу за бесплатно, и хорошо, если при этом самому не доведется отдать душу.

Прокручивая в голове детали сегодняшнего разговора с Чандлером, Скайлер не отдавала себе отчета в том, как заламывает пальцы и хрустит костяшками всю дорогу от многолюдных кварталов до ближайшего «глаза» Стоозерья, где под сенью деревьев приютился «Зефир», почти полностью теряясь на глади воды, густо испещренной мозаикой солнечных бликов. Эта ее привычка страшно раздражала поголовно каждого члена экипажа (за исключением, разве что, Джима, не посмевшего бы рискнуть милой мордашкой ради едкого комментария), но как нельзя более красноречиво выдавала соображения старпома на тот или иной счет, если оные полны сомнений. А коронное Чандлеровское «Хорошо выглядишь... Сзади» так и подмывало срезать с лица эту его гадкую ухмылку и с чувством выдавить последний налитый кровью глаз. Она не доверяла ему. Но и доверия капитана не могла не оправдать, а ведь накануне Скайлер почти торжественно обещала, что найдет им работу в Гиллесбальде — «Все идет по плану».

Бледная фиругка Квинби нарисовалась на палубе, как только по трапу застучали сапоги старпома. Рассмотрев еще издали красноречивое вопросительное выражение лица капитана, О’Нил выдохнула — толика напряжения покинула тело, но, похоже, передалась Квин.
— Лотерея, — коротко отсекла Скай в ответ на не прозвучавший вопрос и пожала плечами. — Плевое дело. Даже слишком. А вот идти или нет за бесплатным сыром — решать, тебе, кэп.

Так, это он сейчас не понял, его врагу, что ли, выставить пытаются ради спасения собственных блохастых и ничего не стоящих, в отличие от его гладкой и шелковистой кожи, шкур? Вот так сокомандники называется! Это ж надо...
Его мысли прервали громкие споры о том, кому все же достанутся его почки.
«А вот хренушки вам!», — судорожно хватаясь руками за свой торс, злорадно подумал Леви. Даже если его убьют, а почки пойдут на обед, то это значит, что к Розе он отправится не один, а с компанией — столько галлюциногена эти ребятки вряд ли выдержат. И будут они вместе бегать и прыгать на облаках еще много-много веков, Леви — убегая и после смерти, а они — догоняя.
Распластавшись по-пластунски, рыжий пополз вперед. Но куда уж там ему сделать что-то нормально, тихо и правильно — надо обязательно облапать свою бывшую и вызвать в ней желание разыграть семейную сцену перед зрителями, настроенными не самам положительным образом к горе-актерам. Того и гляди, скоро помидорами закидают... Железными такими, очень маленькими и острыми...
Но бинго! Рыжий тут строил из себя невинную овцу, да не один доктор оказался с грешком за душой перед бароном. Пора было валить и спасать себя, а то того и гляди свои же продадут.
Как бы ни так — уже на подползе к двери Леви почувствовал, что что-то не то. Он не двигался, мама родная!
«Неужто ноги со страху отхватило?», — да не тут-то было. Оказалась ситуация намного более прозаичной.
— Куда это ты собрался?
Врач мог только непечатно, для такого интеллигента как он, выругаться себе под нос, а его уже окружали, как редкую букашку под микроскопом толпы ученых, наркобарон, очкарик и компания.
— Здрасьте, — только и мог тупо повторить недавно оброненную Кели фразу Адриан. — Я смотрю, вы все живы-здоровы, как самочувствие, как бизнес, как жена? — последняя часть была адресованна очкарику без почки. Хотя подождите ка, они тут оба без почек...
— Поговори мне еще! Верни ее! Верни немедленно! — заголосил горе-бизнесмен, имея в виду то ли почку, то ли жену. Прискорбно, но врач не мог помочь ни с тем, ни с другим...
— Ну мы с тобой разделаемся... И разделаем... Ребята! Содрите с этого пацаненка шкуру, чтоб знал, как тут вредить сильным мира сего! — с Леви тут же начали сдирать плащ и рубашку, а он только и мог, что вертеться, как уж на масле, стараясь высвободиться. Не получалось.
— Эй-эй, подождите, да стойте же вы вам говоря-я-я-ят! — заорал он, когда уже остался без верхней части одежды и был близок к потере штанов. Как ни странно, сработало: видимо тупоголовые амбалы с пистолетами только и могли, что выполнять приказы. — Я не виноват, господа, о чем же вы! Я... Я невиновен, да! Да что ж вы думаете, я врач, я, да я клятву дал!
Ужас и возмущение в голосе Леви были просто приторно лживы, но пока не опомнились, надо было говорить:
— Да вы же сами виноваты! Вот вы, — обратился он к наркобарону, — вы угрожали мне и приказали найти почку, и я нашел! Вы приказали — немедленно, и я нашел немедленно, единственную на тот момент доступную. Я ж не знал, что она плохая... Его вините, что свои почки не уберег, — кивнул врач на очкарика.
— И вы! Я был лишь инструментом в руках этого злодея, помилуйте, я невиновен! Он угрожал мне, говорил, что убьет семью, детей, родителей... — заврался, но ничего, — я был вынужден! Он, он всему виной, — теперь Леви кивал в обратную сторону, на наркобарона. А сам в это время болтался полураздетым, как запутавшаяся в силках птица, на руках амбалов.

В конторе ритуальных услуг, несмотря на все старания хозяина окружить дорогих гостей-клиентов уютом и теплом (холодильники для хранения списанного материала мертвых тел в расчет не принимались), пахло типичной смертью. На вкус и нюх леди Чедвик аромат в мрачных комнатах витал своеобразный и приятный, от которого начинали приятно зудеть мочки ушей: формалин, сосна и деньги. Она не могла надышаться, заходя к любовнику на черную с темно-бордовой окантовкой чашку кофе и блюдце с миндальным пирожным, однако сам Элджер был убежден, что клиентов надо приманивать, а не отпугивать специфическими амбре и интерьером. Поэтому кроме живого и бодрого до тошноты гробовщика в хозяйстве наличествовались несколько чахлых живых созданий — цветы в детском гробу возле входа в контору. Гроб почему-то забраковали родственники (или зажали оплату), и Элли в тот день остался без выручки и без любимого лобзика для распиливания черепной коробки. Дорогой инструмент утопила в местной речушке Салли, когда узнала, что новое платье будет висеть в магазине еще как минимум неделю. Она хотела утопить и благодетеля, которой в тот месяц совсем не снабжал ее финансами, но вовремя одумалась. Смерть господина Шеппарда была ей невыгодна, поэтому скандал ограничился спуском лобзика на воду и пылким возгласом: «Чтоб тебе, гаду, пусто было!» Под нехорошей особой подразумевался сам владелец конторы, но все шишки достались новенькой орлейской пилке буйных головушек трупов. Так-то вот и жили. А гроб тот все же пригодился — в нем сейчас Салли копалась, брезгливо морща нос и закатывая глаза, будто намереваясь свалиться в обморок на пороге жилища гробовщика. В грубо сколоченных досках, в недрах насыпанной земельки с округи кладбища прятались запасные ключи «Мертвого тела и здорового духа.» Ими леди Чедвик и воспользовалась незамедлительно, только почувствовав под пальцами металлическое кольцо с продолговатыми цилиндрами и зубчиками.

В холле царила гробовая тишина, но Салли это ничуть не смутило. Она знала, что дорогой ее карману мужчина большую часть своего времени проводит в «гримерной». И вход туда был запрещен даже ей. Поэтому дампиресса не торопясь полюбовалась собой в зеркале, подправила примявшуюся под шляпой челку и аккуратно разместилась на полу, прижав затылок к входной двери. Потянувшись, девушка с грохотом обвалила около себя вешалку, услышала торопливые шаги вдалеке и всхлипнула. Сначала тихо и неуверенно, но по мере приближения Элджера рыдания набирали силу, а худые плечи Веселой Вдовы вздрагивали так судорожно, что даже у скептичного Элли не должно было остаться сомнений в том, что она расстроена до безумия и только что чуть не лишилась чувств в его же доме.

Ему еще не приходилось встречать таких сильных телепатов. Только-только он успел мысленно выкрикнуть пару слов, как его стало втягивать, даже всасывать куда-то внутрь, все глубже и глубже в чужое сознание. Джин даже не был уверен, услышала ли и восприняла ли Вирриам то, что он сказал.
Он чувствовал себя Алисой, которая из любопытства побежала за белым кроликом и провалилась в его нору — было ощущение полета, от которого перехватило дыхание и защекотало в животе. Джин все падал и падал и, даже понимая, что все происходит не по-настоящему, со страхом ожидал боли от столкновения с землей или какой-то другой твердой поверхностью.
И дождался, правда, немного другого. Он будто вошел в воду. Ощущение тоже не из приятных, если вспомнить, что шлепок с большого расстояния и на хорошей скорости на воду равносилен падению на бетон. Джину сдавило грудную клетку, по его ментальному телу тысячью раскаленных иголок прошелся жар боли.
Все столь тщательно прочувствованные ощущения длились ничтожное количество времени — всего пару секунд. А потом пошла картинка, будто бы кто-то включил проектор внутри черепной коробки Айвори, проектируя изображение на сетчатку глаза. Так что хочешь — не хочешь, а смотреть будешь. И то, что видел вампир, было для него мучительно, потому что он и сам прошел через это, хоть и не в таких масштабах. Он смотрел на ошметки плоти и крови, обломки костей и нити мышц, и его тошнило. К воспоминаниям черноволосой вампирессы примешивались его собственные — обугленное тело отца, обглоданное — собаки, ссохшееся, но все еще прекрасное — матери... Если Вирриам хотела, показав свои воспоминания, заставить его почувствовать свою боль, у нее вышло. Хотя в этом не было нужды, ведь эти чувства и так были знакомы молодому наследнику не понаслышке.
А потом его отпустило. Это было как глоток свежего воздуха — хотя, почему как? Джина выкинуло из чужого сознания. И снова вернуться он в него не мог хотя бы потому, что зрительный контакт был прерван, а его силы находились на пределе. Вирриам стала обращаться обратно, и, видимо, тоже была малоспособна продолжать борьбу. Обратная трансформация выглядела не менее страшно, чем первая. И, похоже, была намного болезненнее — девушка, уже избавившаяся от шерсти, но все еще имеющая волчьи конечности, упала на пол, ее лицо было искажено муками, глаза плотно закрыты и, если присмотреться, можно было заметить капли слез в уголках глаз.
Да уж, психике Джина пришлось за этот короткий вечер пережить многое. Так что теперь от шока его мелко трясло, он широко распахнутыми глазами наблюдал за превращением оборотня в человека. Тело было сковано и плохо слушалось — но недолго.
— Значит я ошиблась? И ты не сошедший с ума гуль, пришедший в кафе для того, чтобы напиться крови? — в руке девушки блеснуло острое лезвие. И кровь вновь забурлила, по венам будто разлили жидкий огонь. Наверное, единственное, что сейчас заставляло тело вампира двигаться, несмотря на рану на плече и болящую от столкновения сначала со стеной, а потом с полом голову, был адреналин. Он, как обычно, подкрался незаметно и накатился только тогда, когда Айвори увидел опасность. Брюнет рывком перекатился на колени и оттолкнулся от пола — пролетел невысоко, зато как раз на нужное расстояние. Юный вампир навис над нагой девушкой, на этот раз сам прижал ее к полу, обеими ладонями захватил запястья Вирриам, а свои колени поставил по сторонам от стройных бедер.
— Да, ошиблась, — на самом деле Айвори был искренне рад, что его попытка донести до вампирессы свои мысли удалась, — Будь я гулем, то, скорее всего, не распивал бы кровушку в людном месте, где меня могут заметить и схватить. Скорее бы подловил в темном переулке какую-нибудь бедную человеческую женщину, которую никто не стал бы искать, и выпил бы ее до самого дна.
Фантазия у парня разошлась. Хотя голова сейчас работала в последнюю очередь — ее туманил риск, только что прошедшая опасность. И адреналину нужен был способ выплеснуться. И такой способ был. Джин окинул голую девушку под собой голодным взглядом. В паху сразу стало жарко от увиденного: тяжело вздымающаяся аккуратная грудь с затвердевшими от холодного воздуха помещения сосками, плоский живот с проступающими из-под молочно-бледной кожи ребрами, изгиб красивых бедер, чуть острые колени...
Вампир облизнулся, наклонился ниже, вдыхая запах разгоряченной от драки кожи, прошелся носом за ухом, потом по шее, по ямке ключиц и почти заурчал, прикусив нежную кожу грудей девушки, слегка задевая ее острыми клыками.
«Это будет платой за погром, за причиненный моральный ущерб... И просто приятное окончание вечера.»
Наверное, именно таки мысли пришли бы в голову оголодавшему по ласке и распаленному дракой вампиру, если бы он еще мог думать. Но сейчас в голове был хаос и желание обладать телом под собой, желание доминировать.

В похоронное дело никто не идет просто так. Обычно это те, у кого «история непростая». Да и вряд ли кто-то из них в детстве мечтал хоронить мертвых, когда вырастет.
Как-то раз Элджер спросил бывшего владельца конторы, который начинал как обычный могильщик, что подтолкнуло его посвятить себя «вечной профессии». И тот поведал крайне не увлекательную, можно сказать, тлетворную для прекрасного Элджерового настроя историю:
«... я тогда жену хоронил. Нервы на пределе. Весь на взводе. От соболезнований уже тошно было. Изо всех сил сдерживал себя, чтобы не заехать по харе следующему же, кто приблизится на расстояние вытянутой руки с сочувствующей гримасой...
...помню, церемония уже закончилась, гроб начали зарывать, а я думал только о том, чтобы сбежать поскорее и закурить. Чтобы все свалили к морготовой бабушке. И чтобы дождь смысл свежие следы на кладбище. А потом гляжу я на могильщиков ‒ сдержанные такие, хладнокровные. Лица сосредоточенные и отрешенные. И тут я понял ‒ если сейчас не займу чем-нибудь руки, если не возьмусь за лопату, то натворю бед. Одного просил. Тот очумело так на меня посмотрел, но согласился... Непростая, в общем, история».
Дурак старый. А у кого она простая?
Однако в этом смысле Шеппарду, можно сказать, повезло. Не жизнь заставила, а сама Богиня, как говорят, велела. Работу свою Эл по праву считал призванием. Было в этом нечто фатальное и эпичное.

‒ А она так и доказывала, что гниение ‒ это естественный этап заживления, представляешь? ‒ почти срываясь хохот, развлекал гробовщик покойницу, аккуратно расправляя прядки светлых волос и художественно разметывая их по подушке.
Сегодня на набережной прошло все гладко. Хотя заказчица так и не изволила явиться, поручив все хлопоты камердинеру (или дворецкому, или любовнику, или кем бы он ни был).
Зачастую Шеппард использовал носилки (или мешок), но в этот раз сделал исключение ‒ хрупкую блондинку бережно завернули в покрывало и водрузили на руки гробовщика, как ослабленного ребенка, мучащегося горячкой. Все случилось неожиданно, кеб пришлось нанимать впопыхах, и в этот раз возница не был «своим». Но проблем не возникло. Тот только раз поинтересовался, все ли в порядке с девочкой.
‒ Прихворала, бедняжка. Спит, ‒ прошептал Элджер, заботливо прикрывая ушки вампирессе, ограждая ее смертный сон от шумного кебмена.

‒ Ну, так как? Персик или фуксия? ‒ гримировать не просили, но Шеппард и сам был не прочь. ‒ Ты права, персик, однозначно персик.
На церемонию никто не придет. Пожалуй, Элджер мог бы даже взгрустнуть по этому поводу. Если бы ему не было все равно. Но даже если трудов его никто не увидит, вовсе не стоит делать свое дело, спустя рукава. Главное, чтобы платили. А уж почившая заслужила свой последний марафет. Девушки ведь всегда утверждают, что прихорашиваются не для мужчин, а для себя.
‒ «Констанция Д’Эспри» ‒ вот и все, что велено было высечь на надгробии, ‒ с досадой сообщил Шеппард усопшей. ‒ А как же пафосная эпитафия? Где посмертное доброе или не очень слово? Верная жена? Возлюбленная дочь? Распутная сестрица? Конечно, я мог бы добавить что-то от себя, ‒ задумчиво потер подбородок гробовщик. ‒ Как тебе такое: «Констанция. Она была образцовой покойницей. Хорошо пахла и нисколечко не окоченела»?.. Что, нет? ‒ Элджер ошарашенно выкатил глаза, вглядываясь в миловидное личико, раскачиваемое из стороны в сторону его же, Элджеровой, рукой. ‒ Ну и ладно. Сгинешь в анналах истории ‒ пеняй на себя!

Могильщики, нахально и внезапно вырванные нанимателем из объятий сладкого забвения, работали в поте лица, чтобы поспеть к утру, пока гробовщик в ритме вальса возится с трупом и эпитафией. Девушку было велено похоронить на рассвете, не позднее.

Макс не ожидал от этого вечера ничего особенного, но всё шло не то что не по привычке, и даже не по плану, который, кстати, был у охотника. Был этот план чертовски прост: пришел, увидел, убил. Однако всё шло как-то дико, с ног на голову. Женщинам ночью на кладбище не место, особенно если там разгуливают голодные гули. И женщины всегда слишком мягкосердечны, слишком нерешительны и добродушны. Когда Макс уже был готов закончить свое дело и с чистой совестью убраться туда откуда пришёл, его планы были нарушены самым наглым образом.
— Остановитесь, — услышал он крик, а после, не успев даже обернуться, т. к. сначала не понял, от кого исходит угроза, почувствовал сильный толчек в бок. Макс никак не думал, что такая миниатюрная девушка может быть такой сильной. «Правильно говорят, не злите женщину», пришло ему в голову.
— Вы и так почти его убили, хватит, — продолжала незнакомка. Она подошла к гулю и, присев на корточки, стала щупать его пульс.
— Кто просил Вас вмешиваться, — покачала она головой, потом она встала, и стала смотреть на охотника.
Макс не понял всей ситуации. Он поглядел на незнакомку, потом на гуля, потом на незнакомку. «Она сама хочет его убить, и злится, что я облегчил ей эту задачу? Или она хотела, а потом, сейчас, ей стало жалко его? Или она вообще чего-то другого хотела...» Но на размышления времени не было. Гули эти твари живучи, парой стрел не всегда можно от них отделаться, сейчас полежит — полежит, потом вскочит. Не хотелось бы. Поэтому охотник решил разогнать туман и спросил прямо:
— Ты сама его убьешь? Или жаль тварь?
А после добавил:
— Режь горло и не думай, он заслужил в двойне.
Тут он поглядел на лицо девушки, что бы понять, что она сделает, и увидел шрам. Маленький такой, аккуратный, ни то что у самого охотника. Хотя Макс и не знал, как толком выглядит, но на ощупь было понятно, что не очень. Но это его не заботило, было много всего по-важней. Например, этот гуль.
— Если это он тебя так, — сказал Макс, имея ввиду шрам, — то я понимаю, самой хотелось... Но мне-то откуда было знать. Кладбище не место для дамских прогулок. Он бы мог убить тебя или покалечить. Убей его быстренько, что он тут валяется, — Макс пнул тело носком сапога, — чего твари мучаться. Сам виноват, конечно, однако я не вижу смысла в этой жестокости. Если он был жесток к нам, то это не повод уподоблять ему. Пусть себе с миром... — Макс глубоко вздохнул. «Что-то болтлив я сегодня, и думаю много. Луна, может быть из-за этого?» Он вздохнул ещё раз, и поглядел из-под лба на девушку, ожидая, что же она станет делать и что скажет.
Хотя охотник и отвлекся на незнакомку, и даже опустил нож, он всё равно временами поглядывал на свою добычу. Когда гуль был без сознания, он выглядел почти нормально, если не считать деталей. Понять женщину было можно. Одно дело если кого-то рвут клыками на части у тебя на глазах, а другое — если он лежит без сознания истекая кровью.

Мерзкая погода... Гай, кинув мимолетный взгляд на природное бесчинство за окном, захлопнул форточку.
Кабинет, чаще всего заполненный плотным дымом, сейчас выглядел несколько посвежевшим, но запах табака, пять лет царивший в этих стенах, казался совершенно не проветриваемым. Впрочем, владельца кабинета это ничуть не волновало. Здесь он чувствовал себя вполне вольготно и уютно, ибо каждая вещь была выбрана им лично, придирчиво, без оглядки на стоимость.
Коллекция холодного оружия по стене, массивный стол из темного дерева, глубокое кожаное черное кресло, диван для посетителей, бар, искусно оформленный шкаф с профильной и не только литературой — необходимый набор, среди которого Гай уже ориентировался с закрытыми глазами. И запах... Вся комната была насквозь пропитана стойким запахом дорогого табака и легким, еле заметным ароматом туалетной воды хозяина...
Стук в дверь не был для него неожиданностью. Этого человека он ждал давно, а если быть точным, то с самого утра.
— Как жизнь, Поль? — Гай, щелкнув крышкой часов, повернулся к гостю лицом. — Как Мария? Как дети? — приветливый голос засыпал новоприбывшего рядом стандартных вопросов, чтобы получить все тот же ряд не блещущих новизной ответов. Никакого смысла они не имели, но таков был обычай, как и последовавшие далее официальная улыбка и крепкое рукопожатие. — Как обстоят дела с землей на юге?
А вот этот вопрос витал в воздухе с самого начала рабочего дня. Он рос, разбухал, пока, наконец, не созрел и не обрел форму, ввергая Поля в полное смятение.
— Он отказал,.. сэр... — слова вывалились сдавленными страхом комками и растеклись по комнате оглушающей тишиной.
Раз. Два. Три...
— Отказал? — в голосе управляющего мелькнули металлические нотки.
Взгляд, темнея, требовательно уставился в испуганные глаза напротив. Не дожидаясь ответа, пальцы Гая судорожно выдернули бумаги из рук адвоката и перелистнули пару страниц. Губы мужчины нервно передернуло раздражением, огнем вспыхнувшим в солнечном сплетении.
— Ничтожество...- ругательство вырвалось свистящим шепотом, и в тот же миг по кабинету разнесся хлесткий звук оплеухи, опустившейся на щеку посеревшего от страха подчиненного.
Не помогло. Запущенный раздражением ротор в солнечном сплетении только набирал обороты. Гай, гневно сплюнув на безупречно вычищенный ковер, смял бумаги и, швырнув их в сторону, направился к стене.
— Где этот сукин сын?! — риторический вопрос.
Он прекрасно знал, где находится эта тварь — в его приемной, попивает ЕГО чай и дышит ЕГО воздухом. И Дэо собирался нанести ему внеплановый визит.
Сорвать нож с петель коллекционной доски не составило труда, как и подхватить за шкирку адвоката. Гай толкнул его вперед, буквально вдарил в дверь, отчего массивные створки с грохотом распахнулись.
— Я покажу, как нужно делать дела, приятель, — Дэо облизнул губы.
Все в этом мире нужно делать самому... Так трудно быть богом.

Квинби внимательно слушала подругу и сосредоточенно пялилась на заросли шиповника, которые сотрясались под могучим напором внешне хлипкого доктора, потерявшим нормальную тропку обратно на «Зефир». Променады в лес, как уже говорилось ранее, Леви устраивал регулярно, собираясь на них подолгу и основательно. И возвращался так же: обстоятельно обходя подозрительные кочки, перешагивая сухие ветки и свято веря, что по уровню шума его прогулки напоминают полет бабочки, а не брачные танцы носорогов. А уж поиски нового пути в обратную сторону — так это вообще святым считалось. Странно все-таки, что команда до сих пор не взлетела без него — везучий мажорчик им попался, не иначе.
Белобрысая девушка презрительно усмехнулась и повернулась к вопросительно замолчавшей Скайлер. Старпом подробности заказа всегда излагала обстоятельно и без лишних эмоций, и этот раз не стал исключением — даже уточнять ничего не пришлось. А вот подумать стоило.
— Час от часу не легче, — наконец обронила капитан с плохо скрываемым напряжением. От отсутствия денег ее ломало ничуть не меньше, чем штурмана без заветного кулька в кармане, но соглашаться Квин не спешила. Сама бы она полезла не раздумывая, но остальные-то... Бабская интуиция почему-то упиралась всеми конечностями и каркала, что добром их работа не кончится. Хотя какое там в задницу Моргота добро? Лишь бы коньки никто не отбросил и ладно будет.
Как правило, все решения легче принимались за стаканчиком-другим рома или какого-нибудь еще отвратительного, но приятно согревающего внутренности пойла. Луиза сделала пару шагов по направлению к лестнице, приглашающе махнула рукой Скай и резко остановилась. Она вспомнила, что даже пить им уже нечего. Выбор был сделан мгновенно.
— Мы пойдем туда, — твердо сказала Квинби, чувствуя, как старпом моментально подобралась в предвкушении опасной, но чертовски заманчивой работы. — Нужно попасть в имение ближе к вечеру, но засветло. Посмотрим, прикинем. Если будет фартить, сразу же и полезем. Тянуть глупо — сомневаюсь, что твой дружок растрындел об этом золотом домике только нам...

...Полчаса спустя доктор Леви был вызволен из плена кустов, получил строгое внушение поторопиться и привести шляющихся неизвестно где кока и штурмана. Хирург сопротивлялся достойно, но недолго. Его чрезвычайно приободрила новость о вылазке, в которой могли пострадать или даже умереть члены экипажа.
— Мне кажется, что он между делом еще и договорится на всякий случай о поставке органов, — хмуро бросила Скайлер, плотоядно глядя на круглый зад удаляющегося мужчины.
— Пускай, — равнодушно отозвалась Луиза Адли, нетерпеливо расхаживая по палубе. От гадкого ощущения грядущих неприятностей она так и не избавилась...