Мрачное болото 

— Обана! — с невольным возгласом я наткнулся на ржавеющие колья, торчащие из сырой земли. Я раньше и подумать не мог, что буду так радоваться кладбищу! И хотя обычно для человека все эти холмики могилок, кресты, камни с именами и датам не предвещают ничего хорошего, но теперь это означало для меня лишь одно: раз есть мёртвые люди, значит где-то неподалёку найдутся и живые. Эта мысль изрядно взбодрила меня, и я с новыми силами пошёл вдоль забора, расчитывая ниткнуться на что-то более оживлённое.

  Больница имени Святой Розы

Ночное кафе «Гротеск» 

И что Тристан забыл в этом забытом месте, может искал интересные приключения на свою пятую точку или на голову, но ясно было одно, нечего было делать простому человеку на забытом кладбище, мало ли какие существа тут бродят, но может юноша этого и хотел, он и сам толком не мог понять что ему было нужно. «Тут так тихо, никакого шума и суеты, надо же, рано или поздно я окажусь в таком местечке и тут будет так спокойно... интересно, а кто будет приходить на мою могилу, если вообще будут видеть её?». Трис гулял и смотрел на надгробия, тут было так много людей. «Кажется, смертность нисколечко не уменьшается, я этому даже не удивляюсь, но мне пока рановато здесь лежать, ещё множество дел предстоит сделать, так много свершить, а то умирать и ничего не оставить как-то скучно. Только я ничего особенно не могу сделать, лекарство от деградации гулей мне не удастся сделать, по крайней мере, это почти невозможно, не всю же жизнь мне быть донором».
— Как-то мальчик по кладбищу гулял и гуля он повстречал... что там дальше, я не могу вспомнить, но кажется ничего хорошего, — засмеялся юноша.

Тристан пытался вспомнить ноты и слова в этой грустной песенке, юноша облокотился на надгробие и стал размышлять.
— И не слышал никто криков и стонов, нет нет, как-то по-другому. И никто не видел больше мальчугана... эх не могу вспомнить, ну да ладно, эта песенка должна быть в книгах разных. — Тристан почесал свою переносицу и услышал чей-то голос, по интонации он был женский. юноша повернулся на звук и увидел женщину, то что она была вампирессой было не сложно понять, слишком красивая, слишком элегантна, а в глазах столетний опыт и мудрость.
— Эм, кажется, туда, — юноша указал пальцем в сторону, но потом вдруг поменял своё решение: — Нет нет, вон туда или там, эм, я ведь пришёл так, значит вот здесь, — бормотал странный юноша себе под нос, будто составляет карту местности у себя в голове.
— Минутку, а куда вам конкретно надо, я плохо ориентируюсь, но некоторые места знаю, вам что- то конкретно нужно? — Тристан слез с надгробия и подошёл к незнакомке.

Тристан не обращал внимание на особенности этой женщины, вампир, ну и что теперь, будто он разговаривал с простой дамой, даже не аристократического происхождения, а может юноша просто был беззаботный и бесстрашный, а может глупый.
— Единственное, что мне известно, так это, что моё поместье самое последнее в восточной части «Клеверных холмов». Может быть, Вы знакомы с этим местом и сможете подсказать мне дорогу? — услышал юноша голос незнакомки и снова задумался, он и сам плохо знал всю местность, только большие города, в другие места он не ходил или просто ими не интересовался.
— Честно, я плохо знаю эти места, но можно сходить в Волкогорье, там есть усадьбы вампиров, это я точно знаю. Может, какое-то одно ваше, я вас могу проводить, если хотите, мне всё равно по пути, — улыбнулся мальчик вампирессе.

Юноша по-детски улыбался и наблюдал за женщиной, осматривал её, постоянно думая, что эта незнакомка очень привлекательна и сексуальна. «Может у меня начинают проявляться странные наклонности, надеюсь, это просто любопытство и не более».
— Просто прекрасно, спасибо, что не отказали в помощи. Тогда, может быть, отправимся в путь, или у Вас здесь есть ещё какие-то дела?
— О нет, конечно можно идти, я просто прогуливался в этом тихом местечке, тут как можно заметить люди не говорят и не шумят, такими они мне нравятся больше. Жаль мне не довелось родиться вапиром и мне отведён такой же малый срок как и этим беднягам, ну да ладно, зачем о грустном... кстати, моё имя — Тристан. — улыбнулся юноша и жестом руки пригласил незнакомку идти за собой.

  Кафедральная площадь

Мэрия 

Ветер и холод... Лишь он сейчас занимали все мысли о погоде. Солнце спряталось за тучи, именно сейчас — когда Элисс зашла на кладбище. Холодные порывы трепали волосы, пронизывали одежду, ерошили шерсть волка, и та шелестела, подобно листьям.
Редкие, одинокие дубы молчаливо нависали на тропой. Они были свидетелями. Свидетелями смерти, мрачными канцелярами.
Из звуков, здесь были только редкие крики птиц и шаги. Шаги Элисс и Фиаргуста... Они рушили крепость, что выстроила здесь тишина. Ни одной живой души следопыт не нашла, лишь видела следа, вчерашние.
Вот один из локонов попал Элисс на лицо — его пришлось убрать рукой. Резкий порыв ветра — волосы хлыстнули по лицу. Элисс убрала их рукой. В этот момент Элисс показалось будто кто-то стоит на дороге. В один миг девушка присела на одно колено и прицелилась арбалетом в никуда.
Фиаргуст все это время нюхал и понимал, что место это — не очень безопасное. Когда хозяйка резко присела, волк был готов провалится. «Черт, упустил опасность, но её не было нигде.» Волк зарычал в ту сторону, куда целилась вампиресса. «Ничего и никого!» Волк убрал оскал и посмотрел на хозяйку.
— «Клянусь так кто-то был», — Элисс рассеяно смотрела по сторонам и медленно вставала.
«Надо быть повнимательнее...» — волк понюхал воздух. — «Одни захоронения, птицы и... едва слышный запах крови. Гули?..» — Фиаргуст зашагал дальше, дабы рассеять сомнения Элисс.
И снова они, вдвоем, побрели меж могилами. Элисс знала, что до её цели ещё ярдов четыреста (350 захоронений).
Вновь лишь ветер и холод...
Дойдя до старой могилы, Элисс даже успела устать, — так тяжело было присутствовать на кладбище. Страж убрала рукой плющ и увидела надпись: «Филипп Лиссон. X.378–V.705»
«Ну вот. Мы вновь встретились, Филипп», — порыв ветра заставил зажмурится. — «Кричи, сколько влезет, а прошлое не изменить».
Охотница пришла сегодня сюда, дабы окончательно обдумать свое решение прийти в цивилизованый мир. Она решила оценить свои шансы и разложить по полкам мысли и планы.
— «Фиаргуст, мы здесь посидим», — Элисс села на плащ, под одним из дубов, выросшем прямо возле могилы. Волк лег рядом и смотрел по сторонам. Охотница гладила его, чесала за ушком, дергала за усы. Фиаргуст слегка заскулил и положил голову на колени хозяйки. Элисс оперлась о дуб и погрузилась в раздумья на долгих шесть часов, — вампиресса уснула, погруженная в грезы прошлого.

Начало игры
Был ранний рассвет. Юберцелюс только прибыв в город, зашел на заброшенное кладбище. Он неспешно прохаживался меж старинных могил, вдыхая пары свежего воздуха и кладбищенской пыли. Он наслаждался тишиной и безлюдьем. Погосты всегда манили Иоахима. Почему? Он и сам этого никогда не знал. Может быть, потому, что в отрочестве, вместе с опекуном, лазил по ночам к сырым могилам, в поисках еще свежих тел. Они были нужны для проведения опытов и операций. Так как в то время, подобные действия пресекались властями, и жестоко осуждались простыми людьми, старому ученому и молодому студенту приходилось это делать ночью, в тайне от всех.
— Нет. Я должно быть рожден в подобном месте, — сказал он твердым голосом, в котором прозвучала нотка отчаяния — сколько я себя помню, только здесь, я чувствую себя спокойно. А может быть, просто я смирился с приготовленной мне участью? Сколько раз я был на краю гибели... Хурбастан — побег из плена купца Азиро, Орлей — погром приюта святого Северина, крушение торгового судна в Тальгарском море. Да что там... В моей никчемной жизни нет и пары спокойных месяцев. Теперь вот Дракефурт. Что меня здесь ждет? То и дело, я постоянно ухожу от смерти, да все она никак меня не может поймать...
— Нет! — воскликнул ученый, — пора отсюда уходить, иначе мне не скрыть своей печали, даже от себя.
Он накинул капюшон, так как начинался дождь, и быстрым шагом направился прочь. Сейчас в его голове развивался план будущих действий. Ему еще следовало найти работу и жилье в этом городе.

  Бар «Красный фонарь»

Отредактировано Гогенгейм (13.03.2011 01:57)

Было обыденно тихо. Унылое небо не предвещало ни дождя, ни грозы, на просторах его бесконечной серости не было даже отголосков облаков. Казалось, все давным-давно уснуло крепким сном. Было безветренно и сухо. И вокруг — никого.

Как только девушка отошла от могилы матери, послышался шорох. Это не похоже было на прыгающего в траве кузнечика или на лягушку. Существо, потревожившее изрядно подросшую траву, было довольно крупным и, возможно, агрессивным. Оно двигалось в такт шагам ревенантки, точно соблюдая паузы и следуя за ней словно тень. Даже дыхание, безмерно тихое, не выдавало его присутствия. В случаях, когда девушка оборачивалась, оно низко залегало в траву и вовсе переставало шевелиться.

Отредактировано Гелу Коакта (01.04.2011 23:03)

Существо словно рысь неотступно кралось за жертвой, соблюдая правила осторожности. Оно сторонилось освещенных полос земли и выбирало исключительно затененные участки, оставаясь инкогнито. Каждая мышца на его теле налилась свинцом от томительного напряжения, а в груди клокотал нарастающий жар... И девушка побежала. Сорвавшись с места, нечто со скоростью пули кинулось вдогонку так, что комья земли вырывались из-под мускулистых лап. За несколько секунд существо из тени наверстало расстояние и теперь путалось под самыми девическими ногами, как вдруг жертва запнулась и упала. Не упуская шанса полакомиться свежим мясом, нечто придавило грудную клетку девушки к земле, с клацаньем разинуло громадную слюнявую пасть и глухо зарычало, вероятно, сполна довольное собой.

— Назад! — словно гром посреди ясного неба раздался чей-то твердый властный голос.

Существо в ответ покорно заскулило и прижало уши к затылку, но слезать с догнанной жертвы не собиралось. Послышались чьи-то быстрые шаги, и раздался еще более жалобный скулеж. Существо отступило. Оно сидело на земле и щерило пасть, недовольно ворча, но не осмеливаясь воспротивиться воле хозяина.

Чья-то теплая рука коснулась запястья девушки, проверяя наличие пульса. Послышался тяжелый вздох. Аккуратно взяв потерявшую сознание ревенантку за плечи, неизвестный спаситель перевернул ее лицом к себе и, придерживая, легко потрепал по щеке.

— Э-эй, очнитесь, — певуче заговорил незнакомец, тем не менее, не теряя металлических ноток в голосе и искоса поглядывая на негодующего зверя. Да, это был всего лишь ручной волчара, громадный и удивительно озлобленный. Мужчина вдруг затих и приблизил свое лицо к личику девушки. Прищуренные глаза цвета горной лаванды тщательно изучали ее. — Миледи! — более призывным тоном повторил со вкусом одетый вампир и легонько потряс спасенную за плечо.

Из-за серого тумана неохотно выглянули солнечные лучи. Как мечи, они со стремительной скоростью рассекали потоки воздуха, прорываясь на землю. От одного из таких ярких бликов невольный спаситель недовольно прищурился и отвернул лицо. К слову, это был недурной наружности вампир, достаточно молодой, с мягкими вьющимися волосами льняного цвета чуть ниже плеч, завязанными в аккуратный хвост, и острыми чертами лица.

Отредактировано Гелу Коакта (02.04.2011 00:05)

Цок-цок-цок-цок-цок... Мерный, неторопливый бег запряженных в повозку лошадей, ночная тишь, окутывавшая округу, и воздух, дрожавший от летней жары.
«Здесь не прохладнее. Плотные ткани не спасают, за день все вокруг нагрелось до предела, поэтому не удивительно, что мне нехорошо. Надо сказать Петеррону, чтоб...», — мысли графини прервал пронзительный девичий крик и фон Дуартэ недовольно поморщилась, — «Ну что за манеры. Тут такая тишь да благодать, а она кричит». Однако повторный крик заставил барышню заволноваться и она, протянув руку, постучала по плотным тканям, покрывавшим всю повозку и сохранявшим ее от проникновения лишнего тепла. Спустя пару минут экипаж остановился и послышались торопливые, частые шаги.
— Что случилось, графиня? — Взволнованно спросил лакей, открывая дверцу и одновременно протягивая руку даме, дабы та могла сойти на землю.
— Кто-то кричал. — Сухо произнесла Дэлеомэль и, оперевшись на руку юнца, ловко выскользнула на улицу.
«Хоть глаз выколи, а ни единой свечи и фонаря мы не взяли»,— расстроенно подумала она и вдруг коварно улыбнулась.
— Петеррон, у нас точно нету ни единого фонаря? — Поинтересовалась графиня, как-то подозрительно глядя на несчастного лакея, лицо которого побелело, словно мел.
— Тотчас поищу! — юнец метнулся к повозке и уже спустя пару минут подал графине фонарь с зажженной в нем свечой.
— Отлично. — Довольно кивнула фон Дуартэ и, не дожидаясь лакея, сорвалась с места и метнулась туда, откуда, по ее мнению, доносился крик.
— Стойте, постойте, графиня! Там же заброшенное... — последних слов мальчишки барышня не услышала, да и не желала. Кому бы захотелось слушать бредни того, кто трясется от страха, если у его госпожи вдруг на коже появится мельчайшая царапинка? Именно, никому.
Увидев некоего вампира, склонившегося над девушкой, Дэль усмехнулась и неслышно подошла к ним.
— Весело проводите время, милорд. — Произнесла графиня мягким и одновременно слегка осуждающим голосом, с нотками насмешки, — А Вы, юная леди, — Музыкантка кивнула на лежащую на земле незнакомку. — Могли бы хоть кровь с лица стереть. Негоже даме представать в таком виде перед прекрасным, сильным юношей. — Незаметно приблизившись к барышне, фон Дуартэ выудила из рукава платья белоснежный платок и протянула его лежащей.
Тут же ее взгляд метнулся к незнакомцу. Острые черты лица, весьма недурной внешности, с темно-каштановыми вьющимися волосами чуть ниже плеч, завязанными в довольно опрятный хвост, хоть некоторые непослушные локоны и успели разметаться по спине своего хозяина.
«Забавно. И весьма, весьма мило. Интересно. Увлекательно», — личико Дэлеомэль осветила улыбка.

Лицо незнакомки как-то странно побледнело, глаза помутнели, взгляд не фокусировался. «Быстрее», — единственная, мгновенная мысль проскользнула в разуме графини и она, не медля ни секунды, подхватила девушку.
— Нельзя слишком переутомляться. — Улыбнулась Фон Дуартэ и, даже не спрашивая у барышни разрешения, подхватила ту одной рукой под плечи, а другой – под коленки и довольно легко зашагала к своей повозке, у которой ее ждал лакей. Еле слышные шаги музыкантки, нагретый воздух летней ночи, еще не успевший остыть и такая томительная тишина тьмы. Тихо. Слишком тихо. Лишь одно взволнованное, поверхностное, прерывчатое дыхание незнакомки и... Все. Неужели Дэлеомэль не дышит? Нет, что Вы, безусловно дышит, только почти не слышно. Сдавливающие корсеты и все такое. «Но не настолько же!» — Возразите Вы. Да, соглашусь. Просто когда Вы — дочь врача и Вам просто необходимо услышать дыхание пациента, то невольно учитесь дышать как можно тише, да и вести себя тоже. Музыкантка. Звуки важны, поэтому графиня не особо любила шум, беспорядочный хаос ненужных слов, фраз, изречений, мыслей и всего подобного. Молчание порой решает все. Молчание порой объясняет все. Лишь глупцы не умеют помолчать тогда, когда то требуется, когда то просто необходимо... Когда от молчания зависит все, порой даже жизнь окружающих.
— Вы устали, да и к тому же ранены. Я отвезу Вас к себе в поместье. — Произнесла барышня ласковым, обволакивающим, словно мед, голосом, но одновременно не терпящим возражений, — Ответы наподобие «нет» категорически не принимаются, считайте, что у Вас просто нет, да и не будет выбора. — Усмехнулась вампиресса и, залезая в экипаж, помогла забраться в него и незнакомой даме. «Она может быть напугана. Нет, она, вероятно, точно напугана. Я, ничего ей не объясняя, даже не удосужившись представиться увожу ее неизвестно куда... Но что поделать? В поместье мне одной слишком скучно. Так что эта юная леди будет моей подругой на ближайшее время. Связи не помешают, друзья тоже».
Довольно улыбнувшись, фон Дуартэ ударила ладонью по плотным тканям:
— Домой! — Приказала она, и повозка двинулась с места.
Вновь столь привычный стук копыт, вот только более поспешный, более грубо нарушающий тишину, осевшую, накрывшую, словно пеленой, все округи. Дэлеомэль уже было хотела приказать лакею притормозить лошадей, чтоб они не так сильно шумели, но экипаж уже остановился и юнец, спрыгнув на землю, открыл дверцу и подал руку графине.
— Петеррон, помоги юной незнакомке добраться до холла. Дальше я с ней сама. — Выскользнув из экипажа, кивнула музыкантка и статной походкой направилась внутрь особняка.

  [Полуостров Исхволль] Щебечинский замок

Отредактировано Дэлеомэль (02.04.2011 01:53)

Рыночная площадь 

Покореженные ворота, изломанный кованный забор, вспаханный обломками надгробий пейзаж — для кого-то уродливей вида не представить, но Скьёр был готов обнимать ржавые прутья словно старинного приятеля и валяться в жухлой траве радостной псиной. Беготня под палящим солнцем, неумолимо движущимся к зениту, вконец измотала голодного бродягу. Заметать следы, прыгая по крышам и виляя в узких переулках, дело нехитрое, но трудоемкое. Удивительно, как еще добыча осталась при нем. Вожделенно пощупав сверток, зажатый подмышкой, Скьёр сглотнул слюну и мечтательно зажмурился. Еще немного и затянувшееся предвкушение сменится удовольствием. Ориентиры, ведущие к заветной цели, обнаруживались быстро, и все шло как по маслу. Вот склеп с обилием лепнины, вот разбитое на три указующих в небо перста надгробие, еле заметная тропа, хилая роща, холм и тенистые заросли. Остановившись у гротескной скульптуры в виде пожирающих друг друга зверюг, ревенант настороженно огляделся. Даже при солнечном свете здесь царила прохладная мрачность и мертвенное спокойствие. Одобрительно кивнув, Скьёр шагнул за скульптуру и как сквозь землю провалился. Но так могло бы показаться со стороны тому, кто не знал о надежно замаскированном ходе в подземный туннель. Мягко спрыгнув на земляной пол, грассатор немного повременил, чтобы глаза привыкли к полумраку, а слух обострился, начав различать оттенки тишины. С последнего визита в схроне ничего не изменилось. Чужого присутствия, даже застарелого, не ощущалось. Бережно положив сверток на каменный выступ у стены, Скьёр углубился в темноту и больше на ощупь, чем полагаясь на зрение, вскрыл тайник и пошарил там. Все забирать сейчас не стоило иначе с его манерой раздаривать флорены грабителям и ворам под личиной хозяев забегаловок, от и так небольшого состояния ничего не останется. С другой стороны, часто светиться у убежища тоже не лучший вариант. Пожалуй, для начала можно поесть, подумать, а потом уже решить. Подхватив сверток, ревенант впился зубами в отлично прожаренный окорок и громко зачавкал, урча и своевременно вытирая рукавом жир с губ и щек. Наслаждаясь едой, он прогуливался туда-сюда, руководствуясь тем, что сидя меньше влезет. Для полного счастья не хватало человеческой выпивки, но идти за ней днем малоприятное занятие, к тому же, как он помнил, поблизости был ручей с водой мерзкой на вкус, но вполне пригодной для питья для непривередливых. Размышляя идти или не идти, Скьёр остановился под входной дырой и задумчиво посмотрел на лоскуты синего неба, перечерченные листвой. Задумчивость нисколько не мешала жевать сочное мясо.

Скьёр никогда не любил дневное небо, особенно, в ясную погоду. Слащаво подсвеченное, да, если еще и с барашками облаков. Подобное благолепие как минимум раздражало. Пялиться на это дело добровольно — увольте! Уставиться из глубины земляной норы в приступе задумчивости — куда ни шло, но, как оказалось, небезопасно для здоровья. Нет, конечно, ревенант испытал краткий миг удовольствия, когда яркое небо потускнело, закрытое внезапно появившейся тенью. Неясный звук насторожил, но был заглушен характерным шуршанием потревоженных камней, поэтому Скьёр ринулся в сторону, избегая неожиданного камнепада, однако кто ж мог предположить, что нечто, по весу и твердости больше напоминающее мешок с парой индюков будет участвовать в обвале. Мягкий мешок сбил идеальный маневр, застопорив точно рассчитанный рывок. Секунды промедления и край норы радостно обрушился на ревенанта, сбивая с ног и придавливая к земле. Ярко-синий свет неба заменился на глухой мрак без звуков, запахов и прочих ощущений. Ощущения вернулись позже. Боль — первое чувство, которое осознал Скьёр, когда мрак в голове развеялся. Мысленно прощупав тело, он отметил повреждения и тут же забыл о них, так как следом за болью с новой силой разгорелись раздражение и злоба, затмившие собой все остальное. С клокочущим рыком, застрявшим в горле, озверевший грассатор выгнул спину, высвобождаясь из-под кучи камней и земли. Слабый звон удара тонких полос металла, раздавшийся откуда-то справа, заставил резко повернуть к его источнику голову, из-за чего кровь, сочившаяся из виска, размазалась по лицу в три ручья, черкнув глаз, скулу и челюсть. Будь ревенант повосприимчивей, челюсть бы его отвисла... От присутствия в схроне постороннего, которого он не чувствовал, и наглости, с какой чужак рылся в его, в Его, Скьёра, вещах! Грассатор еще принял бы как факт хулиганство шпаны, раскидывающей мешки в подземные тайники. Индюков хотя бы можно было зажарить и сожрать, а шпану развлечения и острастки ради припугнуть. Но Это!!! Скьёр не знал таких ворот, в какие это могло пролезть, и потому его взорвало. Одним диким прыжком, стряхнувшим остатки завала, он добрался до наглеца и, вцепившись в плечи, неважно, что попало в руки: ткань одежды или плоть, разорвать все в клочья — вот, что принесет удовлетворение, — встряхнул бедолагу так, будто желал таким образом оторвать тому голову.
— Ты поплатишься... за это... наглый выродок, — прошипел Скьёр, брызгая слюной, перемешанной с собственной кровью, сжимая добычу все сильнее. Бешенство не позволяло составлять более сложные фразы, к тому же следующим движением, ревенант собирался швырнуть и размазать по каменной стене бренные останки жизни, сделав свою нору склепом для наглеца. Тут некстати вспомнился попорченный окорок, а на глаза попались флорены, скомканные в фигурки. Скьёра затрясло от негодования, которое породило идеи о более медленном умерщвлении вандала. А раз так, можно и поговорить. Растянув губы в жуткой ухмылке, грассатор встряхнул парня еще раз и прорычал:
— Как твое имя, без пяти минут мертвец? Обещаю приобрести именную табличку и прибить ее у входа в твой склеп.
«Или лучше к твоему лбу, наглый гаденыш». Улыбка стала шире и мерзопакостней, а тело ощутимей потряхивало в лихорадке безумного бешенства.

— Ооо! — выдавилось из издевательски ощерившегося рта, исказившего еще сильней и без того перекошенное от злобы лицо. Скьёр выпустил одно плечо парня и стряхнул невидимые пылинки с его одежды. — Прости, что набросился на тебя и посмел столь грубым образом угрожать...
Еле сдерживая рвущийся наружу целый сонм темных стремлений с превалирующим желанием убивать, грассатор с трудом контролировал себя: свой голос, который надломлено рвался, сбивая проникновенно-издевательские интонации в нечто безумно-истеричное; движения, которые потеряли точность из-за горячечного мандража; мысли, которые разбегались и сбегались, сшибаясь в дикие образы возмездия. Глаза... Даа... Подобный трюк он подмечал у воришек на рынке, застуканных врасплох с поличным, когда их измазанные в грязи и дорожной пыли лица расплывались в такое же выражение, призванное давить на жалость с силой в несколько тонн. У женщин... Когда-то... в начале времен... ошибочно принимавших грубость озверевшего ревенанта за начало некой игры и строивших умильные на их взгляд мордашки, дабы разогреть партнера... но получали эффект с точностью наоборот. Кудесницы театральных искусств жили намного меньше, чем те, кто вопил в искреннем ужасе и слезно молил о пощаде, потому как вызывали у Скьёра скоротечный психоз с непреодолимой потребностью завершить представление здесь и сейчас. Эти глаза... Эти были другие, но разбираться, что с ними не так хотелось не столь остервенело, как наподдать их обладателю за нанесение физического и, хоть мораль у ревенанта была давно перекошена, но все же — морального ущерба. Однако ж... Эта утягивающая мягкая глубина... Передернувшись всем телом, ревенант застыл над бледным лицом своей жертвы, но заминка длилась не долго. Схватив запястье руки, плечо которой освободил давеча, Скьёр поднял кисть на уровень глаз и, втянув сквозь сжатые зубы воздух, почти не разнимая губ, продолжил выдавливать оборванную мысль:
— Или, может... я должен извиниться за то, что отрежу тебе руку? — быстрый обзор схрона не позволил определить местоположение меча, отчего поверх бушующей злобы опустилось черное холодное уныние. За потерю меча нахальный крысеныш расплатится неделями бесконечной боли. — Согласись, раз побрякушки на твоих пальцах мои, то и вернуть их себе я волен, как мне заблагорассудится.
Не особо нуждаясь в согласии по поводу заключения, не отличавшегося стройностью логики, Скьёр подтолкнул пленника к зияющей дыре тайника и с руганью вперемешку с шипением принялся рыться там. Выудив увесистый туго набитый кожаный чехол, он бесцеремонно отволок пленника к плоскому камню, где еще недавно покоился драгоценный окорок, и грубым рывком установил на колени.
— Лайкар... — пробубнил себе под нос ревенант, словно безумец, оторванный от времени и пространства, раскатывая меж тем по камню кожаное полотно с целым набором разномастных лезвий без рукоятей, а также ножей и стилетов. — Вполне терпимое сочетание звуков...
Опалив парня взглядом безумно горящих глаз, Скьёр скривился в очередной гадкой гримасе, располагая захваченную кисть Лайкара на свободном месте каменной поверхности.
— Придумай мне имя сам. Если мне понравится, то я, пожалуй, разрешу тебе выбрать лезвие, которым покромсаю твое тело на мелкие кусочки.