Неприятная новость была оглашена семье на небольшом вечернем чаепитии (хотя это скорее называлось винопитием), тоесть персонально Афине, ибо именно она не считала нужным следить за полетом действий в этом доме — на то есть братья. Лютер и Сет сидели в креслах холла, поджидая, наконец, появления Афины. Она опаздывала всего-навсего на полчаса. В этот раз она была в гостях у соседки, совсем как обычная девушка, она обменивалась мнениями о новых книгах, недавно переехавших соседях и прочей ежедневной суете. Хоть и предпочитала нечто более глубокое, приходилось довольствоваться тем, что есть.
Лютер хотел было уже послать за ней хоть кого-угодно, кто бы знал о её местонахождении, но Афина явилась собственной персоной, очень радостная, едва не сбив Лютера с ног.
— Леди, — вскрикнул он. — Да что ты себе позволяешь, мы тебя уже вот как полчаса... — хотел было продолжить он, но осекся о предупредительный взгляд Сета, который говорил, что сестру раньше времени злить явно не стоит.
— Тогда к делу. Мы едем в Орлей, — коротко резюмировал он.
— Молодцы, — парировала Афина, попивая коньяк из пузатого бокала, уже сидя на софе.
— Ты едешь с нами, — продолжил брат, но уже как-то с меньшим напором.
— Я не буду несколько дней трястись в карете ради сомнительного удовольствия, — рассуждала Афина, — к тому же, мне нужен будет определенный набор платьев и Антуанетта. Сама я еще в паука не превратилась, чтобы крутить руками на 360 градусов и самостоятельно зашнуровывать и расшнуровывать корсет.
По тем временам сказать о снимании одежды при мужчинах было крайне неприлично, но, во-первых, это были её братья, во-вторых, она говорила с точки зрения порядка вещей и, наконец, в-третьих, на всякие глупости, колкости, да и просто на выливание ушата правды-матки у Афины язык был, как нельзя лучше, подвешен.
После дискуссий о том, что можно просить кого-то в постоялых дворах, если таковые понадобятся, Афина таки сменила гнев на милость. Сет нервно ожидал последнего вопроса, как выстрела в голову. И, о Святая Роза, лучше бы она стреляла, чем скандалила.
— А кому мы наносим визит? Я так поняла, дело касается каких-то бумаг, почему просто нельзя вам съездить в контору и все решить? — почти приблизилась к главному вопросу девушка.
— Дело в том, — вступил аккуратно Сет, — что контора находится в резиденции того господина, который и есть адвокат. Он пригласил нас погостить у него, дело сложное, потребует некоторого времени и он пригласил нас полюбоваться пейзажами подле его имения.
От накала в умах братьев почти стучала барабанная дробь.
— А кто-нибудь из вас, может, назовет-таки его имя, — уже заподозрив неладное, как-бы безразлично поинтересовалась Афина.
— Эдгар Лоран де Вирр, — выпалил Сет, и, кажется, отдал бы миллион, чтобы сбежать из комнаты.
И тут началось.
— Чтооооо? — Закричала Афина, как будто в неё вселился демон. К этому мерзавцу, — бокал полетел и разбился об стену, оставив подтеки коньяка. Но это уже не было приоритетной проблемой. — Вы что, забыли, сколько проблем у меня было из-за этого, — дальше понесся поток нефиксируемой литературными изданиями лексики. Вдоволь выговорившись, Афина глотнула коньяку из горла.
— Ну уж нет, я устрою этому индюку счастливую неделю.
Братья прикидывали заголовки газет: «Вчера был задушен чулком адвокат де Вирр». По крайней мере, на этот раз не буде т ни о тайной помолвке, ни о незаконных связях постельного типа, и о возможности создания Афиной общества защиты животных на скачках тоже, слава Розе не будет.
— А всё не так плохо, — сказал Лютер. — Пока, — парировал Сет, и оба вздохнули.
— Выезжаем завтра, — сказал вдогонку идущей наверх Афине Лютер. — Так что собирайся.
Что было в комнате, одной Афине и Святой Розе известно. Она и плакала, и смеялась, и перечитывала свой дневник. Прошел ровно год, но этот инцидент всё еще обсуждался и переигрывался Афиной. Она достала старые газеты, так методично желающие видеть их в одной постели, рассказы очевидцев, утверждающие, что Лоран её любовник, иначе бы он не простил ей облитого лица вином и пощечины платком.
Как оказалось, Лоран оставил рубец в её сердце. А вот хорошо это или плохо — это, как раз и предстояло ей узнать при встрече.

Дорога прошла без эксцессов, правда пришлось из-за солнца провести большую часть дороги в карете. Но когда сумерки устранили эту неприятность, Афина решила поехать верхом, причем даже не в дамском седле — ей сейчас это было необязательным. Одежда располагала к верховой езде. Братья, конечно, настаивали на платье, но сейчас нет, опасаясь, как бы на чулках не были повешены они.
Верхом она смотрелась великолепно, изящная там, где нужно быть изящной и соблазнительная, где нужно. Тугой корсет, обтянутый черным бархатом, из-под него сверху прикрывала руки легкая рубашка с широкими рукавами-воланами, хотя с одного плеча она всегда соскальзывала — но это не был минус, удобные штаны и кожаные ботфорты, и в довершение — длинные локоны темных волос, развевающиеся по ветру.
Наконец, впереди, начал виднеться замок, но Афина думала только о ванной, или хоть о каком-то способе освежиться. Хитро бросив взгляд на некий водоем неподалеку, она растянулась в улыбке, явно что-то задумав.
У ворот уже были слуги, Афина спешилась с коня и, поправив рубашку, которая больше открывала, а должно быть наоборот, хотела было повернуться лицом ко входу, но передумала и стала поглаживать лошадь, чтобы хоть как-то оттянуть момент приветствия с хозяином.

Отредактировано Афина Машимаро-Тинес (10.06.2011 18:08)

Приближающиеся шаги Афина различила еще метров за десять — это был именно тот, кого она не хотела видеть более всего. Но он явно направлялся к ней. Лоран. Продолжая тискать свою лошадку, она явно напряглась — её выдавали напряженные, чуть приподнятые плечи и образовавшиеся ямочки у ключиц. Шепот его был едва различим для других, но Афина всё слышала отчетливо — уж больно близко над её ушками оказался этот наглец.
Она приподняла голову и, вскинув брови, посмотрела на юношу-конюха так, будто заговорил он, чем немало смутила его. Якобы разочаровавшись в этом источнике звука, она посмотрела в другую сторону. Там тоже никого не оказалось. Больше разыгрывать комедию было неуместно. Афины лишь повернула голову, не развернувшись всем телом ни на градус, её подбородок едва касался оголенного плеча. Ветер взметнул пару локонов её волос, и они приземлились где-то на Эдгаре, Афина тут же поспешила их убрать с таким выражением лица, будто они коснулись чего-то крайне нелицеприятного. Поджав недовольно нижнюю губу, она рукой убрала кудри на другое плечо.
— Ах, это вы, — шепнула она одними губами, — вы подкрались неслышно и напугали меня, негоже так делать, — сказала она холодным тоном, но её слова не были слышны никому, кроме Эдгара.
Потом она повернулась к нему лицом. Глубокие янтарные глаза переливались огоньками, видимо, тараканы в её голове что-то праздновали. Афина долго ожидала этого дня, когда она взглянет в его глаза и выскажет всё. За каждый прожитый день, когда воспоминания, связанные с ним, не давали ей жизни. Кто-то бы сказал, что она влюбилась, но делая поправку на то, что она хотела его утопить застрелить и повесить одновременно для верности, такой вариант отпадал в принципе как таковой.
Конюх уже успел под шумок увести коня, и близ них с Лораном не осталось никого, кроме какого-то господина, которого она видела тогда на скачках.
Девушка шумно вдохнула, — оказалось, что она с минуту не дышала вообще, а потом, потом она приблизилась к Эдгару почти вплотную.
— Я вас... я вас... — слова слетали с её губ и разбивались льдинками о пол, — я вас ненавижу!
— Презренный, презренный человек, как, как ты вообще посмел появиться на моем пути. Что ты вообще делал тогда, на этих скачках, почему тогда застрелили ту лошадь, а не тебя, ненавижу, ненавижу! Будь ты проклят, я не дам тебе покоя, превращу твою жизнь в ад, слышишь, слышишь? Эта неделя, я не знаю, не знаю, что с тобой вообще сделаю, ты! Ты! Мысли путались в её голове, она даже не заметила, как стояла, всхлипывая и колотила ладошками грудь Лорана, или он уже остановил её — но она всё равно не могла остановиться, она напоминала пойманную птицу. А потом запал иссох, и Маро едва не упала, всё еще глядя в глаза Лорана. Наконец-то её ненависть выплеснулась, словно бурная река во время дождя вышла из берегов, а потом дождь прошел, и вот, она, опустошенная, смотрела глубокими янтарными глазами, теперь уже пустыми и непонимающими ничего. За многие годы с ней такое — не сдержалась.
— Дай мне уйти, — прошептала она, отвернувшись и спрятала лицо в растрепавшихся локонах.

После своих слов, девушка уже немного пришла в сознание, но было поздно — сделанного не вернуть, да и тараканы в её голове уже аплодировали стоя. Эдгар же не отпустил её, но это и к лучшему — иначе она бы просто сползла к его ногам, сил в её теле больше не было. Опустошенная, раздавленная собственными эмоциями и яростью, она закусила губу, чтобы не зарыдать слишком громко. Но её тело уже пульсировало вялыми попытками то ли снова побить его грудь ладонями, то ли просто выпутаться из его рук, но твердая ладонь крепко удерживала запястье. Потом она окончательно обмякла.
Но происходящие далее вещи её разум, по началу, пытался как-то объяснить. Но тщетно. Они взлетели, точнее, полетели назад. Каких-то десять метров, но ощущения привели девушку в себя, она инстинктивно прижалась всем телом к Эдгару, но от страха, как бы ни упасть в таком вихре событий. Топот копыт очередной лошади Лорана, — кажется, эти животные преследовали Афину, возможно, охраняя своего хозяина от этой чертовки. Но следует отдать Эдгару должное — он бережно переложил девушку на траву только тогда, когда опасность миновала. Но характер Афины не минует никогда. Она вскочила, отчасти перепуганная, отчасти просто взволнованная, а потом резко опустилась на де Вирра, как на лошадь, словно оседлав его, но никакой эротики в её действиях пока не подразумевалось. Она оскалилась, сверкнув ровными длинными клыками, и опустила ладонь на шею Эдгара. Хотя, наверное, сначала была-таки ладонь на шее. Поняв, что что-то не так, она всмотрелась в лицо Лорана. Вид у него был точно не цветущий, а лицо было таким, словно он разговаривает где-то внутри с кем-то еще, кроме себя. Это было странно наблюдать, особенно, когда не последовало никакой реакции на её, опять-таки оборонительную реакцию.
Похоже, подумала Афина, у этого парня иммунитет к моим выходкам, тогда облила — и ничего, теперь вот клыками стращаю, не нарочно, правда, но тем не менее. И что? Ноль эмоций. Маро на мгновение оскорбилась. Но Эдгар не двигался. То есть совсем. Он был напряжен, будто хотел подняться, но ничего не выходило. И это было явно не потому, что Афина весом пригвоздила его к земле, для вампира это — мелочи. Странно. Очень странно.
— Эй... ты в порядке, — как-то странно она перешла на «ты», так еще и продолжая сидеть на Лоране. Девушка заглянула поближе в его глаза, но как-то с опаской, будто из него вылезет что-то страшное и тяпнет за нос. Но вроде всё было в порядке. — Наверно, это нервное, — простодушно подумала она и поднялась так же ловко, как и уселась десятью минутами ранее.
— Давай... те ка подниматься, — предложила она и, взяв ладонь Эдгара, попробовала она ему помочь, что, в принципе ей было довольно просто, как для девушки она была очень сильна, отчасти по праву происхождения, отчасти давали о себе знать тренировки с братьями в фехтовании и тому подобное.
Голова немного отпускала, а вместе с тем и понимание того, что она поколотила хозяина дома, а потом он спас её жизнь, а она оскалилась и хотела его придушить, точнее показала это жестом. Мысли, как тот конь, взбесились в голове и страх от происходящего, впервые Афина почувствовала страх. И стыд. Ей это было не присуще по определению. Но это было другое.
Она отступала по маленькому шажку от фигуры Лорана, мотая головой из стороны в сторону, будто отказываясь понимать что-либо. Растрепанные и без того волосы, перепачканная белая рубашка, кое-где сползшая с плеч, кое-где даже успевшая порваться. Глаза дикого животного, испуганного и потерянного.
— Нужна вода... остыть, — Она ухватилась за соломинку этой мысли и сорвалась бегом в сторону водоема. Она бежала быстро и без оглядки, скорее к воде, к лунной дорожке.
Она вбежала в воду и сразу же нырнула, вода оказалась чистой и очень холодной — оно и лучшему, в голове стало проясняться. Афина поплыла подальше, но потом вернулась к берегу. Ей было всё равно. Махнув мокрыми кудрями, вид у неё был не человеческий. Одежда прилипла к телу, и стал ощущаться холод, она обернулась и посмотрела на луну. Янтарные глаза отражали её свет, уже пробирала дрожь. Она закусила губу, чтобы зубы не стучали, но стало больно — оказалось, она её укусила до крови во время полета и теперь кровь сочилась по капле. Афина повернулась в сторону замка, той поляны и, собственно, предположительного местоположения Эдгара. Она очень хотела увидеть его за своей спиной, но если бы он не пошел за ней — это было бы лучше. Но она не знала точно для кого. Для всех. И для неё.
— Только не он... нет. Я хотела ненавидеть его, целый год лелеяла это чувство и вот... что же теперь.
Она стукнула ладонями по воде, — и брызги разлетелись на много метров. А потом она засмеялась. Это был смех отчаяния. Она не знала, что делать дальше.

Всё-таки он пошел за ней, она узнала его по запаху его крови, неизвестно откуда так явно пахнущей.
— Ну что ж ты делаешь...
Мысль, в которую Лоран вложил так много тепла, Афина уловила её, его внутренняя сила укрыла теплым пледом, на мгновение, заставив забыть о холоде и революции в душе, укуталась. А он уже был рядом, так рядом, что можно достать рукой, прикоснуться и... нет, уже ничего плохого. Только тотальное смятение, заполоняющее все чувства, уверенность в ненависти Афина так лелеяла этот год, что даже боялась себе признаться в том, что её уже и не было толком. Он сломал все стены, добрался до живого, и вот теперь её вывернуло наизнанку, все чувства из недр сознания, как вулкан вырвались наружу, и теперь она была пуста. Эта пустота пугала её. Она была словно в пустой комнате, среди побитой посуды ссор, осколков чувств и пепла воспоминаний. Как маленький ребенок, чувства рвались наружу, та злость, что она копила и жила местью тому, кто не давал ей жить целый год. И лучше бы физически. Так нет, в каждой мысли был он. За что? За всё. Слышишь? За всё. Почему? Потому что. Понимаешь. Но было поздно что-то менять. Слишком поздно, да и она устала от обид. Она сожгла всё начисто, и возможно, он будет самой горькой из потерь. Но она уже ни о чем не жалела.
Снова вопросы, но как ответить, когда слова ничего не вмещали, не хватило бы всех языков мира, чтобы рассказать ему. Он смотрел в её глаза, смотрел, а она в его — утопала, как в омуте. Эта древняя сила, что открылась ей. Его слова, она не хотела видеть его таким. Она ненавидела жестокого, закрытого Эдгара. Таких проще ненавидеть, а теперь, как её теперь?
Она прикоснулась кончиками холодных, озябших пальцев его лица, поделившись капельками воды, которые начали свой путь по его щеке. Приподнявшись, она посмотрела в его глаза, ладонь потянулась к его затылку и остановилась в нескольких сантиметрах ниже ран.
— Потому что, — озвучила она, наконец, легким шепотом единственную причину, которую знала. Нет, она знала и другую, но о ней она бы не сказала. — Потому, что я глупая, — добавила она и, приподнявшись еще выше, из последних сил пытаясь устоять в воде, она положила руку на плечо Эдгара и прикоснулась губами к уголку его губ.
Наверно, в этот момент ей легче было умереть. Но гроза давным-давно закончилась, еще там, на поляне, отгремели последние припасенные раскаты ненависти. Нужно было делать шаг, следующий шаг, но он давался ей, как по битому стеклу. Она отстранилась, не смогла.
— Потому, что я слабая, — добавила она, потупив взгляд, пытаясь понять, куда он дел ту Афину, которая влепила ему пощечину платком. Но таковой не нашла сейчас. Но ощущение его губ не покидало её, она прикоснулась пальцами, будто пытаясь физически удержать это чувство. Теперь она хотела узнать, почему он? Неужели она настолько глупа, что её тянула к этой глыбе льда, непроницаемого и всё то, за что она цеплялась минуту назад — наигранное? Нет, только не это. Лучше убей меня. Сейчас. Или сделай что-то.
Она хотела, чтобы он продолжил то, что так робко начала она, но — нет! Только не это. Он победил тебя! Проснись же!
Безуспешно. Она закрыла лицо от него, но пальцы уже были в его крови, запах ударил в нос. Металлический запах крови, смешан с мускусным запахом его тела. Она приоткрыла кубы и тут же опустила обе руки в воду, смыть всё это. Слишком много всего на её голову. Она подняла глаза, взглянув на луну, — только она была немым свидетелем этой сцены, — отчасти чтобы не смотреть на Лорана, отчасти, чтобы ничего, никакая предательская слезинка не слетела с её ресниц.