Дракенфурт

Объявление

«Дракенфурт» — это текстовая ролевая игра в жанре городского фэнтези. Вымышленный мир, где люди бок о бок соседствуют с вампирами, конная тяга — с паровыми механизмами, детективные интриги — с подковерными политическими играми, а парящие при луне нетопыри — с реющими под облаками дирижаблями. Стараниями игроков этот мир вот уже десять лет подряд неустанно совершенствуется, дополняясь новыми статьями и обретая новые черты. Слишком живой и правдоподобный, чтобы пренебречь логикой и здравым смыслом, он не обещает полного отсутствия сюжетных рамок и неограниченной свободы действий, но, озаренный горячей любовью к слову, согретый повсеместным духом сказки — светлой и ироничной, как юмор Терри Пратчетта, теплой и радостной, как наши детские сны, — он предлагает побег от суеты беспокойных будней и отдых для тоскующей по мечте души. Если вы жаждете приключений и романтики, мы приглашаем вас в игру и желаем: в добрый путь! Кровавых вам опасностей и сладостных побед!
Вначале рекомендуем почитать вводную или обратиться за помощью к команде игроделов. Возникли вопросы о создании персонажа? Задайте их в гостиной.
Сегодня в игре: 17 июня 1828 года, Второй час людей, пятница;
ветер юго-восточный 2 м/c, переменная облачность; температура воздуха +11°С; растущая луна

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Дракенфурт » [Дракенфурт] Казенный квартал » [Фабричный район] Редакция газеты «Мирабо Манускриптум»


[Фабричный район] Редакция газеты «Мирабо Манускриптум»

Сообщений 31 страница 60 из 70

1

https://drakenfurt.s3.amazonaws.com/26-Fabrichnyj-rajon/13.png

Второй этаж этой старой альбигойки Эмилия арендовала под редакцию своей газеты. Дом довольно старый и потрепанный, но усилиями пожилой четы владельцев поддерживается в сносном состоянии и порядке. На первом этаже расположены жилые комнаты, а сама редакция газеты — на втором. В холле сидит угрюмый старик-вахтер.

Весь второй этаж представляет собой широкий зал, заставленный столами, станками, книжными шкафами, проекторами и тяжеленными фотоаппаратами на длинных ножках. Здесь вечно стоит шум и гам. Туда-сюда бегают взъерошенные журналисты, спорят, кричат, стучат на печатных машинках и пьют кофе. Отдельно ото всей этой суматохи располагается кабинет патронессы, госпожи Эмилии Сфорца — единственная на втором этаже отгороженная от общего зала комната. Здесь отличная звукоизоляция (умели ведь строить в былые времена!) и приятная атмосфера изящного творческого беспорядка.

Отредактировано Эмилия Сфорца (21.05.2016 21:26)

0

31

— Ну что ж, Камилла, Люсида, — расцвела Эмилия, — раз девишник, то сделаем все по правилам. Настоящий девишник не может проходить без игры в бутылочку. Сейчас мы будем крутить бутылочку, и на кого она покажет, та и будет отвечать на следующий по списку вопрос. А список вопросов вот он, — она достала из папки заготовленные для интервью вопросы и положила его на столешницу так, чтобы все могли прочитать.
В это время в дверь тихонько постучали.
— Войдите Дейзи, — скомандовала Эмилия по привычке, забыв, что при гостях следует держаться деликатнее, — о, что вы нам принесли! Благодарю вас, ставьте на стол поднос.
— Приятного угощения, милые дамы, — улыбнулась Дейзи с легкой завистью (то ли ей тоже хотелось восхитительных пирожных, которые она принесла гостьям, то ли ей было обидно не быть допущенной в эту девичью компанию).
— Спасибо, Дейзи, вижу ты заварила чай, который я принесла от доктора?
— Вы чувствуете, да? Такой аромат... ммм...
— Это секретный рецепт, — заговорщицки сообщила Люсиде и Камилле баронесса, — такой чай вы нигде не попробуете. Мне он достался по блату от... От одного молодого человека.
Она зарделась при мысли о докторе и томно вздохнула.
— Благодарю вас, Дейзи, вы свободны. Подойдите через часик за посудой. И ради бога, заварите себе тоже, хватить так тоскливо вздыхать.
— Будет сделано, госпожа, — тоскливо вздохнула Дейзи и покинула кабинет.
— Угощайтесь, дамы, прошу вас... Так на чем мы остановились? Ах да... Доктор, в которого я, кажется, влю... Ой, богиня, простите, ради всего святого. Интервью, бутылочка. Вот, извольте, — она сняла с полки красивую антиквартную амофору без ручек, похожую на лампу, в которой живет Дйинни — дух из хурбастанской сказки, исполняющий желания тех, кто эту лампу потрет. Вещица выглядела не просто дорогой — редчайшей.
— Сейчас я буду вращать эту бутылочку — точнее, сосуд, который богиня послала вместо нее, и на кого она укажет, та и ответит на первый вопрос по списку. Только прошу вас, если бутылочка укажет на меня, во имя Розы, спросите про мои недавние любовные приключения! Впрочем, мы ведь договорились по списку, а там вряд ли будет такой вопрос. Ах, и все же!
Смеясь, она крутанула «бутылку», положив ее «пузиком» на стол. Амфора завращалась и, медленно замедляя ход, остановилась, указывая на Камиллу.
— Ага! Значит, первый вопрос будет адресован гостье нашей редакции, — Эмилия взяла бумажку и вслух зачитала, — итак...

«Добрый вечер, несравненная госпожа. Да благословит Святая Роза вас, дитя. Когда я поучаю своих нерадивых дочерей, то первым делом ставлю им в пример Вас, несравненная госпожа, как чистый образец девы, во всех отношениях приятной и благородной.

Скажите, пожалуйста, госпожа Камилла, что Вас больше всего интересует в жизни?
Что лучше: быть как все и быть не как все? И почему? Если бы у Вас было 10 минут, о которых впоследствии узнает весь мир, что бы Вы в эти 10 минут сделали?»

— Вот вы спрашивали, дорогая Камилла, откуда я о вас наслышана. Да ведь вас ставят в пример девичих добродетелей все матроны от Малых Пустошей до Филтона! Как видите, не я одна такого мнения о вас, наша подписчица своим вопросм доказала, что молва справедлива. Что же вы ответите?

+2

32

«Игры в бутылочку?» — эхом раздались слова Эмилии в мыслях вампирессы. Эта девушка, в самом деле, была неповторимой особой. Какая бы мазель предложила своим гостям играть в бутылочку? Уверяю Вас, ни одна! Потому что посчитала бы, что её предложение оценят, как дурной тон. Но мазель Сфорцу, кажется, это нисколько не волновало, потому её затея смотрелась, скорее, приятным сюрпризом, а не оскорбительным предложением.
Баронесса рассказывала правила этой игры, притягивая к себе со стола папку, которую после она покрутила в руках, словно приз, а затем, достав из неё несколько бумаг, с пропечатанными на них ровными и чёткими буквами, положила их на стол. Сама же папка осталась лежать на коленях вампирессы, которая, улыбаясь, смотрела на своих гостий, слегка наклонившихся к столу и рассматривающих листы с вопросами, что будут требовать от них ответов.
Пока девушки исследовали список, постучавшая в дверь секретарша принесла ароматный чай, от чашек с которым поднимался вверх лёгкий шлейф пара. Соблазнительный запах так и окутывал кабинет патронессы, словно сладкие ароматы цветов в садах маленьких эльфов.
Эмилия, пожелав девушкам приятно угоститься вкусностями, принялась весело щебетать с Дейзи, которая, можно сказать, сходила с ума, то ли по чаю, то ли по пирожным. Всем своим восхищённым и вожделеющим видом секретарша растрогала главного редактора, и та позволила ей насладиться теми же сластями, коими было положено угощаться гостям.
— Секретный рецепт, говорите, — улыбнувшись Эмилии, сказала Камилла, потянувшись за фарфоровой чашечкой, — Вы меня интригуете, мазель Сфорца... Ммм... действительно, такой чай редко где можно найти, сразу видно, что он приготавливался с любовью...и мужчиной, — попробовав сладкий чай с неким цветочным привкусом, который сочетал в себе и оттенок холодка, сказала герцогиня. Щёчки баронессы зарделись, словно марципановые сердца, что дарили на день влюблённых друг другу парочки. Мысли её витали в облаках, а глаза блестели радостью.
«Точно влюбилась. Необыкновенная девушка, в один день столько ярких и великолепных событий. Оно и к лучшему, в таком состоянии она точно напишет одну из своих самых лучших статей», — подумала герцогиня, сделав маленький глоток чая и поставив чашечку с ним обратно на столик.
Тем временем, путающаяся в словах вампиресса, чьи мысли были только о её возлюбленном, достала с полки антикварную вазу без ручек с красивым расписным узором, и Камилла всей душой молилась, чтобы она эту вазу ненароком не разбила, поскольку в таком состоянии сотворить подобное проще простого.
Мазель Девон рассмеялась вместе с Эмилией. Компания этой энергичной дамы и скромной, но не менее интересной Люсиды, была ей по душе. Здесь, в этом уютном кабинете, чувствовалась атмосфера тепла. Герцогине было так легко в обществе этих двух леди, что можно было бы подумать, что обе они её лучшие подруги, с которыми она встретилась после давней разлуки, чтобы обсудить все дамские новости и случаи, которые им довелось узнать и увидеть за время расставания.
— Не волнуйтесь, дорогая Эмилия. Думаю, никто не знает, кроме нас троих, что же было в этом списке, так что мы можем пойти на маленькую хитрость и вписать туда интересующие Вас вопросы, которые Люсида и я Вам зададим во время этой игры.
«Бутылочка» завертелась, кружась размытым пятном по столу, а затем стала замедляться, и горлышко её остановилось прямо напротив герцогини.
— О, Святая Роза! Повезло, так повезло, — рассмеялась девушка, смотря, как баронесса берёт в руки листок с вопросами, — Наверняка Вы специально сделали это для гостьи редакции, Эмилия, я в этом просто уверена! — улыбнувшись, добавила она, ожидая вопроса. Письмо было написано некой неизвестной женщиной, которая в своих строках восхваляла Камиллу и ставила её в пример своим дочерям. Услышанное несколько озадачило вампирессу, но она решила не отвлекаться на собственные чувства, внимательно слушая вопросы, которые задавала в своём послании эта незнакомка.
— Клянусь Вам, Эмилия, я в невероятном удивлении! Я за всю жизнь, что прожила в Филтоне, с уверенностью могу сказать, не была столь известна, как, оказывается, я стала известна за месяц, прожитый мной в Дракенфурте. Чтобы меня ставили матери в пример своим детям — это великая честь для меня, — герцогиня взяла чашечку со стола и сделала глоток чая, после чего, оставив блюдце с чашкой в руках, ответила на вопрос незнакомки, — Для начала я хотела бы выказать благодарность за такие лестные отзывы в адрес моей персоны женщине, которая прислала вопросы в Вашу редакцию, Эмилия. Для меня большой честью является такое мнение обо мне. Особенно учитывая тот факт, что я в Дракенфурте совсем недавно. Теперь же о вопросах. Первый был о том, что больше интересует меня в жизни, верно, Эмилия? — переспросила у главного редактора Камилла и, увидев одобрительный кивок со стороны баронессы, продолжила, — На данный момент главным в жизни для меня является самореализация. Я обожаю музыку и литературу и всячески стараюсь расширить свой кругозор и духовный мир, усиленно изучая эти направления в искусстве. Кроме того временами я занимаюсь алхимией, исследуя различные стороны этой непредсказуемой науки. Пока что именно эти моменты меня интересуют в жизни больше всего. Ну, а что будет дальше, покажет неустанно бегущее время, — улыбнувшись, сказала вампиресса, слушая следующий вопрос, который ей зачитывала патронесса.
— Несомненно, лучше быть не как все. Мы рождаемся на свет отличными друг от друга, как внешне, так и по внутренним качествам. Потому не стоит подгонять себя под какие-то рамки. Конечно, в некоторых сферах нужно соответствовать общепринятым канонам, например, соблюдению вежливости, что, к сожалению, я заметила, в наши дни встречается не так часто. Но в плане восприятия мира, личных ощущений, в плане заинтересованности чем-то, в точке зрения не нужно копировать кого-то. Каждый должен быть индивидуальностью. Нельзя отступать от собственного мнения только по той причине, что оно отлично от общего. Да, отступившись, нам становится легче жить, потому что мы такие как все, и ни для кого не представляем какой-либо угрозы своими убеждениями. Однако в таких случаях мы теряем себя, теряем собственную личность, становясь частью непримечательной и серой толпы.
— Если бы у Вас было 10 минут, о которых впоследствии узнает весь мир, что бы Вы в эти 10 минут сделали? — зачитала третий вопрос мазель Сфорца и отложила на столик листок, смотря на интервьюируемую.
— Наверное, я в этим 10 минут сделала бы что-нибудь хорошее для всех, возможно, сказала бы просто добрые слова, которые так редко мы слышим от других. Или бы сказала что-нибудь такое, что сказать бы ранее не осмеливалась, но под воздействием обстоятельств, сказать решилась бы. Например, призналась бы в любви, — улыбнувшись, ответила на последний вопрос Камилла и облегчённо вздохнула. Интервью только кажется простой беседой, на самом же деле, это довольно сложное мероприятие, — Что ж, моя очередь, — сказала вампиресса, притянув поближе к себе амфору и легко крутанув её, от чего она завертелась на столе, как юла и указала на... Эмилию.
— Итак, Эмилия, вот и Ваш черёд. Теперь мы с Люсидой можем смело совершить маленькую хитрость и вписать те самые каверзные вопросы, которые Вы сами себе подготовили. Что ж, выбирайте, кто Вас будет расспрашивать, — весело произнесла вампиресса, сделав глоток чая и вернув чашечку на столик. Самочувствие девушки, словно по волшебству, с каждой минутой пребывания в этом кабинете становилось всё лучше и лучше, что заметно влияло на её настроение. Интервью, которое ещё около полутора часов назад казалось тягостью для герцогини, стало для неё настоящим эликсиром после долгой и затянутой хандры, — Лично я бы посоветовала Вам стать интервьюируемой Люсиды.

Бросок кубика

[dice=1936-3872-25]

Отредактировано Камилла Девон (02.02.2011 11:28)

+2

33

Кузина Эмилия не переставала поражать. Девичник — это еще, куда ни шло, но дворовые игры...
«Нет, она, без сомнения, не в себе. Сумасшедшая девица». — Люсида поощрительно улыбнулась, услышав столь пикантное, для светских дам (коими были баронесса и герцогиня), предложение. Ей явно пришлась по душе способность Эмили балансировать на грани этикета и неприличия.
Возможно, она и впрямь была не в себе. Ее щеки пылали, а глаза сверкали подобно изумрудам на солнце. То же самое было и с Люсидой, когда Уолтер Грэм случайно обронил в ее комнате, уже изрядно потрепанный, карандашный портрет Крохи Джинджер (как он обращался к Люсиде в их тайной переписке).
На какой-то миг она снова растворилась в воспоминаниях о первой влюбленности. Чудовищно огромная луна с лиловой поволокой, первая проба вина и ароматы маков и тюльпанов из палисадника тетушки Труди. И, конечно же, объятья. Такие жаркие и, в то же время, робкие, как и полагается первым «взрослым» объятьям.
А когда Дейзи вошла в комнату с подносом свежезаваренного чая, за которым вился дивный незримый цветочный шлейф, Люсида почти поверила, что ее фантазии обросли плотью.
Баронесса, не растерявшись, сняла с полки импровизированную «бутылочку» — чудную расписную вазу и, без капли страха за произведение столько редкого мастерства, крутанула ее волчком. Выбор пал на Камиллу. Главный редактор достала письма читателей, приуроченные к сегодняшнему интервью.
Вопросы были заданы некой неизвестной леди, безуспешно пытающейся вырастить своих дочерей столько же безупречными образчиками благородства, как герцогиня Камилла Девон.
«Если все вопросы сродни этим, боюсь, мне нечего будет ответить». — А ведь Люсида почти почувствовала себя на равных.
Камилла взялась излагать свои домыслы касательно жизненных приоритетов. Ее ответы были емкими, красноречивыми, но не столь высокопарными, как стоило бы ожидать от аристократов, жарко обожающих запутывать своих собеседников, желая, тем самым, поставить себя выше последних.
«Неужто ей, и впрямь, чуждо тщеславие?» — Люсида начинала думать, что первое впечатление, действительно, обманчиво и, вероятно, она ошиблась насчет герцогини.
А затем наступил черед мазель Девон вращать амфору.
— Итак, Эмилия, вот и Ваш черёд. — Подытожила, наконец, Камилла. — Теперь мы с Люсидой можем смело совершить маленькую хитрость и вписать те самые каверзные вопросы, которые Вы сами себе подготовили. Что ж, выбирайте, кто Вас будет расспрашивать. Лично я бы посоветовала Вам стать интервьюируемой Люсиды.
И обе гостьи обратили взгляд на Эмилию, ожидая развития этой внезапной вакханалии в стиле высокой аристократии.

+2

34

Камиллу явно озадачил вопрос дамы о ее, камиллиных, добродетелях. О чем она тут же без обиняков сообщила. Эмилии были симпатичны личности, высказывающие напрямую все, что у них на уме. Она была слишком хорошей эмпаткой, чтобы знать цену этому редчайшему качеству.
Как обычно в ходе интервью она придала своему лицу выражение крайней заинтересованности. Она стала воплощением внимательности и любопытства. Каждая черточка, каждый мускул на ее лице как будто говорили: «НЕт ничего интереснее на свете, чем то, что вы сейчас рассказываете». При этом мозг ее профессионально ппрорабатывал каждое услышанное слово, а боковое зрение улавливало каждое движение другой гостьи.

— Видите ли, дорогая Камилла, — улыбнулась Эмилия, воспользовавшись паузой, которую сделала молодая Венганза, чтобы угоститься чаем с алхимическими пряностями, — Орлей в нашей глуши считается колыбелью цивилизации, культурным центром, за светской жизнью которого наши модницы следят, как за театральными премьерами. Сплетни, слухи, разговоры о жизни богатых и знаменитых всегда занимали умы не только вампиров, но и людей, простите за откровенность. Женщины вроде нашей подписчицы, задавшей этой вопрос, простые домохозяйки, томясь в своих душных салонах день деньской, вынуждены развлекаться чтением Книги Причин, вышивкой крестиком и, разумеется, перемыванием хрупких костей представителям голубых кровей, вроде Фортунатов, Артефиксов или Венганзы. Будь я на ее месте, я бы тоже выбрала последнее развечения из перечня возможных, хи-хи. Но продолжайте. — И она снова замерла, чуть ли не буквально обратившись в слух.
Камилла продолжила:
— На данный момент главным в жизни для меня является самореализация. Я обожаю музыку и литературу и всячески стараюсь расширить свой кругозор и духовный мир, усиленно изучая эти направления в искусстве. Кроме того временами я занимаюсь алхимией, исследуя различные стороны этой непредсказуемой науки.

— Самореализация — весьма достойная цель. Я бы сказала: единственно правильная, поскольку только труд и постоянное движение вперед может спасти нашу расу от вымирания. Именно поэтому я занимаюсь тем, чем занимаюсь. А по поводу алхимии — напомните мне свести вас с одним замечательным профессором. Кстати, в чае пряности их его лаборатории, — прокомментировала Эмилия, бросив последнее как бы невзначай. Она любила прихвастнуть, но вместе с тем смущалась производимого своим хвастовством эффекта. Чтобы не акцентировать на этом внимание, сразу же зачитала следующий вопрос.

Камилла закончила предыдущую мысль и почти сходу, не задумываясь, смогла дать на него ответ. Как будто заранее готовилась или — ближе к истине — часто об этом думала.
На этот раз Эмилия не пришлось сознательно надевать маску заинтересованности. Сказанное Камиллой было близко ее собственному мировоззрению, ей хотелось как-то развить тему, продолжить беседу об убеждениях, возразить, поспорить, согласиться. Но она придержала коней в узде ради Люсиды. Если бы они с Камиллой вступили в длинный диалог, кузина почувствовала бы себя неуютно. Эмилия знала, что есть разные люди: которым приятнее слушать и которые любят сами поговорить. Но здесь была совсем не та ситуация, в которой кузина, даже относясь к первым, могла бы с интересом внимать их диалогу и принимать в нем участие. Все-таки они, не смотря на налаженный контакт, были незнакомками. Робость, которая всегда присутствует, когда в комнате двое говорят и один молчит, была бы слишком очевидна. Эмпатка знала это чувство не понаслышке.

Последний вопрос был самый каверзный. Спрашивалось что бы сделала Камилла, останься у нее в жизни всего 10 минут. Ее ответ мог бы сделать честь самой Преподобной фламинике.
— Признаться в любви в последние минуты жизни — что может быть прекрасней! — вздохнула Эмилия, снова подумав о докторе. Ее так и подмывало поговорить о нем.
С облегчением закончив отвечать, Камилла крутанула амфору и та остановилась на Эмилии. Она никогда не были шибко везучей, но на этот раз ей подфартило.
«Уж не чей-то ли телекинез помог», — заподозрила эмпатка, но решила, что это, в принципе, не важно. Пришел ее черед отвечать — это главное. Камилла, проникшись дружеской обстановкой, сама предложила передать инициативу задавать вопросы Люсиде. Эмилия мысленно поблагодарила ее, послав ментальный сигнал в мозг несомненно способной прочитать его чистокровной вампирессы. Это был чисто вампирский дамский жест, похожий на легкое благодарственное рукопожатие под столом.

— Ура! — чуть не прокричала Эмилия, когда осознала, что теперь-то она отведет алчущую любовных излияний душу, — Люсида, теперь все в ваших руках. Боже, как вы красивы, когда так смотрите. Как блестят ваши зеленые глаза! Это ведь у нас родственное. Что, у меня тоже так же? Ой-ой, простите, если смущаю, просто... Ну, странно, право, вот так неожиданно обрести кузину. Как на себя со стороны смотришь.
Хотя между Эмилией и Люсидой было не так много общего, она говорила правду. Даже эмпаты порой бывают неулюжи и толстокожи, если уж Богиня обделила их способностью адекватного восприятия внешности как своей, так и чужой.
— Пока вы не придумали такой же сложный вопрос, как адресованные Камилле, я подскажу вам о чем меня спрашивать. Конечно, вы слишком воспитаны, чтобы начать в лоб интимную, хи-хи, тему. Так вот: спросите у меня, каким образом я раздобыла этот чай.

https://forumupload.ru/uploads/0005/6e/de/67874-4.png Указания

Чтобы подготовиться к дальнейшему развитию событий, посмотрите следующие вопросы по ссылке.

Отредактировано Эмилия Сфорца (05.02.2011 22:14)

+2

35

Эмилия так и подпрыгивала от восторга, при мысли о предстоящем душеизлиянии, точно ребенок, жаждущий по-скорее похвалиться высшим баллом за блестяще написанную контрольную.
— Люсида, теперь все в ваших руках. — Баронесса источала такое нетерпение, что не нужно было обладать даром эмпатии, чтобы почувствовать его. — Боже, как вы красивы, когда так смотрите. Как блестят ваши зеленые глаза! Это ведь у нас родственное. Что, у меня тоже так же? Ой-ой, простите, если смущаю, просто... Ну, странно, право, вот так неожиданно обрести кузину. Как на себя со стороны смотришь.
Люсида зарделась и благодарно улыбнулась кузине.
«Сейчас не самое подходящее время для жеманства и прочих глупостей, Люсида. Эмилия не хочет, чтобы ты опозорила ее и клан».
Благодарю вас, Эмилия. Примите мои ответные комплименты. И это не просто вежливость, я, и впрямь, была поражена вашей красотой, как только увидела вас.
— Пока вы не придумали такой же сложный вопрос, как адресованные Камилле, я подскажу вам о чем меня спрашивать. Конечно, вы слишком воспитаны, чтобы начать в лоб интимную, хи-хи, тему. Так вот: спросите у меня, каким образом я раздобыла этот чай, хи-хи. — Эмилия озорно прищурила глаза и подмигнула.
Люсида бросила беглый взгляд на Камиллу — ее, похоже, ничуть не смущала подобная «подтасовка».
Выпрямив спину и набросив на себя театральный вид, Люсида издала характерный звук, подобный тому, который издают ораторы, «прочищая» горло перед обращением.
— Госпожа Сфорца, заблаговременно великодушно извиняюсь за мою напористость и бесцеремонность. Всей душой уповаю на то, что ваша милость не сочтет мой вопрос ниже ее достоинства. — Люсиду так и подмывало захихикать.
Вся эта неуклюжая высокопарность навевала добрые и озорные воспоминания о детских летах, когда они с друзьями играли во «взрослых».
— Достопочтенная мазель Эмилия, от моего чуткого обоняния не укрылся дивный аромат вашего удивительного чая. Готова поспорить, что не каждая леди, даже столь очаровательная, как вы, госпожа, способна похвалиться этим чудным угощением, в силу безусловной эксклюзивности сего рецепта. Не будете ли вы так любезны и щедры, поделиться с нами секретом: как же удалось вам раздобыть сей дивный напиток?

+2

36

Люсида вернула Эмилии ее комплимент. И это, Эмилия знала, не было простой вежливостью. Вот ведь кровушка-то стриксова! Или это кафкианская? Да обе хороши! Стриксы — те еще пройдохи, Кафки — те еще шельмы и зануды. А Трампы — прекрасное сочетание одного с другим. Качественное такое, со всеми вытекающими. Вот только если на внешности трампесс это вытекающее сказывается благоприятным образом, то на детородной функции — увы и ах. Эмилия считала себя слишком молодой, чтобы думать о ребенке. Но биологические часики тикали и подсказывали, что тянуть нельзя. Четвертый век уже пошел, а она все никак не беременнела. Хотя сейчас ей куда больше ребенка хотелось заняться процессом его произведения. В смысле, зачатия. И обязательно с Блюменфростом.
— Так вот, — захлебнулась слюной Эмилия, — этот дивный напиток я раздобыла в одной алхимической лаборатории. Да-да-да. Ну я уже на это намекала. Но это не простая лаборатория, каких на каждом углу в казенном квартале хоть попой... хоть завались. Это супер-пупер лаборатория. А чай — угощение от хозяина лаборатории. И вы ни за что не угадаете, где она находится и кто в ней хозяйничает! Хи-хи. Ну ладно, приготовились? Так вот, это лаборатория профессора, доктора алхимии и механики, гениального... подождите, подождите... доктора Блюменфроста! Блюменфоста, представляете! А еще мне удалось добыть чертежи... — она прикусила язык, сообразив, что может сболтнуть лишнего, — так вот, на чем бишь я. Как мы познакомились. Это произошло в кафе на проспекте. Знаете, новое кафе, очень уютное. Там все сливки собираются. Я зашла туда с отцом обговорить одно дело, а он меня познакомил со своим другом — профессором Блюменфростом. А отец у меня тот еще сноб. Он принялся меня сватать за доктора, потому что тот баснословно богат. Папенька же мой не брезгует родством с богатыми и знаменитыми людьми. Ему все бы выгода. И после этого еще говорит, что я вся в него. Да ничего же общего! Так вот. Меня настолько разозлило это его сводничество, что я учудила. Ну, знаете, хотела папеньку позлить. Я это... поцеловала Блюменфроста прямо на глазах у всех. Ну, думаю, дура, да. Опозорилась. А доктор-то ничего оказался. Он меня за руку хвать — и давай из кафе. Батя так и остался с разинутым ртом сидеть. Мамочки, вы бы его видели! Весь аж покраснел, как спелый помидор. Но доктор. Боже мой. Когда я его целовала, то думала только о впечатлении, произведенном моей выходкой на отца. А потом, когда мы сбежали из кафе, доктор меня сам поцеловал. Причем так, что у меня ноги подкосились. Я на секунду готова была потерять контроль. Еще миг — и отдалась бы ему посреди улицы не задумываясь. Ну правда. Что-то такое между нами возникло, как будто незримое притяжение. Магнетизм, знаете. Он такой некрасивый, если по стандартным меркам, но, честно, я этого не вижу. Просто безумие какое-то. Колдовство. Такое притяжение. Ах, у меня прямо ноги сводит. Ну простите, если чего лишнего тут откровенничаю. Ой... Ладно, умолкаю. Вот давайте в продолжение интервью, Люсида и Камилла, скажите, у вас такое когда-либо с кем-либо бывало, чтобы так — рраз! — и нет головы на плечах, одна сплошная любовная химия? Я адресую этот вопрос обеим. А пока бутылочка крутится, — она завращала амфору, — вы можете над ним подумать. Но чтобы не отклоняться сильно в сторону, возьмем в нагрузку следующий вопрос из нашего списка. О богиня! — засмеялась журналистка в голос, перенеся взгляд с перечня вопросов на гостей, — ну и вопрос. Попадет же та из вас, которой выпадет на него отвечать. Некто, пожелавший остаться неизвестным, спрашивает, обращаясь к Камилле (но, Люсида, если случай выберет тебя, не отвертишься!). Итак: «Камилочка, а тебе сиськи какого размера нравятся? А какой у тебя? Ну и....что-то посерьёзнее. Скажите, пожалуйста, что Вас сделало такой прекрасной, привлекательной стенографисткой?»
Это было выше сил баронессы. Она не сдержалась и прыснула со смеху, держась за живот и постукивая себя по колену:
— О Святой Моргот! Сиськи! Но, кстати, — попыталась вернуть себе спокойствие, — на мой личный вопрос вы обе ответьте. Все лучше, чем про сиськи.

Отредактировано Эмилия Сфорца (10.02.2011 00:48)

+2

37

Наступил долгожданный для Эмилии момент, когда она смогла оправданно (ловко включив свою персону в интервью, Эмилия оправдала свое поведение перед самой собой) предаться девичьей исповеди, точно как в ночные посиделки у подружек.
Она поведала девушкам настолько безумную, до абсурда смешную, до дрожи романтичную и до ужаса откровенную историю о ее любовном приключении, что на какое-то время гостьи забыли о предполагаемой официальности происходящего.
Баронесса по секрету (всему свету) рассказала, как совсем недавно (румянец на щеках был еще так свеж) она стала счастливой жертвой озорного купидона, чья стрела оказалась на редкость шальной. Поистине нежданно, ее избранником стал достопочтенный доктор алхимии, не первый красавец (по словам самой Эмилиии) и не заядлый ловелас (по умозаключениям Люсиды).
— А потом, когда мы сбежали из кафе, доктор меня сам поцеловал. Причем так, что у меня ноги подкосились. Я на секунду готова была потерять контроль. Еще миг — и отдалась бы ему посреди улицы не задумываясь.
В этот момент Люсиде стало несколько неловко, потому что она почувствовала (ошибки быть не могло) возбуждение баронессы, и не только эмоциональное.
«Что-то новое» — девушка немного опешила. Ей прежде не доводилось окунаться в такое состояние чистокровных. Женщин — да, но не вампиресс.
— Ну правда. Что-то такое между нами возникло, как будто незримое притяжение. Магнетизм, знаете.
«Уж поверь» — Люсида ухмыльнулась и слегка зарделась. На мгновение ею снова овладели призраки прошлого.
«Интересно, сколького лишены вампиры в сравнении с полукровками?». Люсида не так уж часто общалась с ними, чтобы полностью проникнуться их душевным состоянием. Пожалуй, более тесное общение с кузиной пойдет ей на пользу. К тому же, та оказалась куда интереснее, чем Люсида могла надеяться. Она ожидала увидеть иссушенную жизнью деловую леди, нервную, и озлобленную. И, ко всему, высокомерную и снисходительную (Люсида всегда считала это врожденными чертами чистокровных).
«Наверное, Трампы, и впрямь, не таковы. Не мудрено — отбросы среди вершков». — Не без удивления, Люсида осознала, что впервые почувствовала себя ущемленной обидчиками клана, к которому ранее и не думала себя приписывать.
«Невероятно, лишь пара любезных реплик, эмпатическая связь, и кровные узы дают о себе знать».
— Ну простите, если чего лишнего тут откровенничаю. Ой... Ладно, умолкаю.
Люсида тихонько хихикала в руку, но без единой капли озлобленности. — «Не наступил еще тот момент, когда она поймет, чего наболтала. Мисс Бессин у нее еще стоит поучиться».
— Вот давайте в продолжение интервью, Люсида и Камилла, скажите, у вас такое когда-либо с кем-либо бывало, чтобы так = рраз! — и нет головы на плечах, она сплошная любовная химия? Я адресую этот вопрос обеим. А пока бутылочка крутится, вы можете над ним подумать.
На самом деле, девушка уже давно была готова ответить на него. Еще до того момента, как вопрос был задан. Пусть она и не умела читать мысли, но эмпатия тоже не раз давала понять, что у кого «на уме», если можно так выразиться.
Пока же Люсида предавалась бессловесному психоанализу кузины, та снова крутанула амфору и озвучила дополнительный вопрос.
Люсида больше не выдерживала официоза и по-детски рассмеялась во весь голос, услышав вопрос про сиськи. Благо, ее смех не походил на гусиный гогот торговок с базара, с которыми любила потрепаться ее экономка. Но мысль о том, что она могла разочаровать своей невоспитанностью кузину и оскорбить герцогиню, быстро отрезвила ее и заставила собраться.
— Ох, великодушно извиняюсь. Не сочтите это за неуважение, иначе я себе в жизни не прощу такого провала.
Но, судя по улыбкам на лицах девушек, они и не думали оскорбляться, а сами едва сдерживали смех.
— Камилла, — обернулась к герцогине Люсида, — разрешите мне ответить первой? Поскольку ваша очередь вращать амфору, уместнее будет сделать это незамедлительно после ответа.
Камилла ободрительно кивнула, давая слово Люсиде, которая, впрочем, привыкла помалкивать. «Но не на интервью же?».
— Итак, Эмилия, ваш вопрос, случалось ли со мной любовное помешательство? Признаться, я ожидала этого, чувствовала. И успела все обдумать. Но до вашего признания я хотела любезно полусоврать. Или, точнее, умолчать часть правды. Хоть я и не светская дама, но приличие мне не чуждо. Ваше предложение — я имею ввиду все это интервью — было явно из разряда «серого» этикета. Но мне это в вас и понравилось. Похоже, ваша душа сплавилась в единое целое с честным гласом газеты. — Пошутила девушка.
В общем, я решила быть предельно откровенна. Разве иначе поступают кузины? — Люсида весело засмеялась, уже более сдержанно, и лукаво подмигнула Эмилии.
— Ну, что же... Любовь. Влюбленность. Не берусь судить с высоты моих лет. По сути, нет у меня никакой «высоты». К своим двадцати трем годам мне еще не доводилось испытывать продолжительных чувств. Но их было много... Разных, пестрых, диких и многогранных «влюбленностей». Будь я чистокровной вампирессой, мое поведение и мировоззрение сочли бы ниже достоинства дамы. А виной всему мой кризис идентификации. Знаю, что немного отклоняюсь от темы, но ведь вы ничего обо мне не знаете, Эмилия и, вы, герцогиня, разумеется, тоже. Так что, если позволите, я сделаю небольшую сноску.
Итак, мой кризис... Я была воспитана людьми. Отцом и нашей экономкой, чудной женщиной, к слову. Лет до пяти я считала себя человеком, и только поступив в школу, стала узнавать о социальных различиях. Не скажу, что это было стрессом для меня, но отец сказал, что потребуется время, чтобы «найти себя». Чем я и занимаюсь до сих пор, признаться, безуспешно. Я и так переживала за отца. Вам, Эмилия, должно быть знакомо, что такое находится рядом со страждущим. Так что, я решила, что собственные душевные терзания мне ни к чему, и просто притворилась тем, кем себя чувствовала. А именно — человеком. От этого, что естественно, зависел и выбор партнеров. Люди, как вам известно, более страстные, полукровки — тоже дают жару. А быть эмпатом-полукровкой в объятьях человека... ну, вы сами понимаете — препрелестнейшее сочетание. Это, пожалуй, дает понимание, насколько пылкими были мои «влюбленности». — Люсида раскраснелась до ушей, но продолжала рассказывать.
Разумеется, я не могу рассказать вам о всех. Но расскажу о первом — девушка кокетливо-смущенно похлопала ресницами.
Его звали Уолтер. Но не все у нас было гладко. Знаю, вы, Эмилия, просили историю о спонтанно вспыхнувших чувствах, но, поверьте, это было спонтанно, не смотря на годы знакомства. Мы с Уолтом учились в школе и, как было заведено между мальчишками и девчонками, ненавидели друг друга. Но наша вражда была в удовольствие обоим. Так здорово бывало рекрутировать дворовых детей в наши славные ряды, чтобы поддерживать жар в нескончаемых узурпаторских войнах за фабричный район. Когда один из нас уезжал на каникулы из города, становилось до ужаса тоскливо, хотя гордость не позволяла второму в этом признаться и он, уязвленный, но с высоко поднятой головой, направлялся на штурм вражеского дирижабля. Хотя, это было куда более уныло — цепеллин не мог дать отпор. В те времена я сама немногим отличалась от грязных оборванцев, живших по-соседству.
Чаще всего уезжал именно Уолт. Но, однажды летом, отец предложил мне поехать в гости к своей сестре, моей тетушке Труди, обосновав это тем, что свежий деревенский воздух пойдет мне на пользу. Я была против. Это же не каникулы, а ссылка! Я пыталась объяснить это отцу, но он был неумолим. В таких войнах я никогда не побеждала. Сраженная и униженная (перед самой собой), я ехала общим вагонов с мисс Бессин и толпой незнакомцев (к слову, не все из них благоухали) в лагерь врага, куда ссылают всех военнопленных. Эти мысли помогали мне развеяться. Играючи, проще было смириться с неугодной участью. И я даже не догадывалась, как близки были мои фантазии к реальности. Как вы думаете, кто оказался соседом тети Труди? Замужняя сестра Уолта! Это у нее он проводил все каникулы.
Уолт первый меня заметил, вероятно, из окна, когда я околачивалась возле экипажа, ожидая, пока возница снимет в крыши мой багаж. И оставил мне свое вражеское послание — расшиб окно гостиной камнем, обернутым грязной от угля запиской: «К оружию!».
Он поступил мудро, не подписавшись. Иначе тетушка устроила бы ему такую взбучку, какой он еще не знавал. Но я все поняла и приняла вызов.
Два дня от него не было ничего слышно. Враг выжидал. Я оценила его стратегию — лишить меня уверенности и рассеять внимание — никогда не знаешь, с какой стороны будет вестись огонь. Признаться, она подействовала. Прошло пять дней. Я уже не вела дозор с крыши, но, все же, старалась быть осторожной. Я даже выходила после четырех утра — в безопасный час. Слишком поздно, чтобы еще бодрствовать, слишком рано — чтобы уже проснуться. Но я ошибалась. Он был на шаг впереди.
— Ох, что же это я... — Спохватилась вдруг Люсида. — Простите, я слишком вдаюсь в детали. Это моя маленькая страсть. Перейду ближе к делу.
В указанный час, на пятый день, я отправилась к озерцу в километре от дома тетушки. Тишина стояла поистине гробовая. Ее не нарушали даже сверчки. Откуда мне было знать, что кого-то может принести лихая в такой-то час на озеро?
Мне было тринадцать — да-да, я была очень инфантильной и играла в тринадцать в войну — я, понемногу, начинала взрослеть, но, все еще, чувствовала себя беснующимся мальчишкой, который мог позволить себе что угодно и когда угодно. Так что я, не долго думая, стянула с себя платье и, с разгону, плюхнулась в воду. Вода была по-утреннему прохладной, но бесконечно нежной и обволакивающей. Я была готова утонуть, нет-нет, утонуть в блаженстве, но, отнюдь, не на самом деле. Я уже плыла к берегу, когда услышала, как что-то плюхнулось в воду, где-то позади меня. Потом — снова тихий всплеск, уже с другой стороны. Я только успевала оборачиваться, чтобы улавливать краем глаза круги на воде. Камни! Мною овладело бешенство. Он перешел все границы. Я же безоружна! А потом я ощутила жгучую боль в затылке, и все вокруг побагровело.
Я знаю, он хотел только напугать меня, но оказался несчастливо меток. Благо, камень лишь глубоко оцарапал меня, и навел куда больше ужаса на моего «недруга». Я даже не потеряла сознание от удара, но, от неожиданности, с лихвой глотнула воды, пока в ушах звенело, а глаза застила замутившая воду кровь.
В себя я пришла спустя пару минут на берегу. И первое, что увидела, его тянущиеся ко мне губы. Нет, он не поцеловать меня хотел. Он оказывал первую помощь раненому. Я хотела было вскочить и всыпать ему по первое число, но вдруг до меня дошла ошеломляющая мысль: я же голая! Дошла она и до Уолта. Видимо, страх перед тем, что он, возможно, убил меня, слегка направил его энергию в другое русло. Но я очнулась, и все пошло наперекосяк. А как еще сказать, когда рушатся устоявшиеся отношения?
В общем, лежа голая на траве, на коленях своего злейшего врага, впервые испытала то особое волнение, которое теперь всем нам так хорошо знакомо. Вот только оно было не мое. Это возбуждение испытывал Уолтер. И, поняв, что это я вызываю в нем такие чувства, я и сама содрогнулась, хотя внутри все пылало.
Второй раз в подобном виде он увидел меня совсем скоро. Только обстоятельства были, как вы понимаете, иные. Каждый вечер тем летом мы встречались у озера или в палисаднике тетушки. Временами, ему удавалось стащить из подвала сестрицы бутылку вина, которое, как и все первое, казалось нам умопомрачительно сладким.
Отношения наши были недолгими — город все разрушил — но впечатления о них незабываемы. После того лета мы перестали играть в войну. Ветераны оставили район молодым и сильным бойцам.

Отредактировано Люсида Старк (11.02.2011 17:44)

+2

38

Считается, что вампирессы от природы сексуально холодны. Конечно, это стереотипы и предрассудки. Всякие встречаются. Бывают вполне темпераметные дамы, а бывают и чистокровные трампессы. То есть, такие, которых даже холодными-то не назовешь, потому что сексуальность для них — понятие непостижимое, как природа Богини. Они вполне способны испытывать эмоциональные увлечения, симпатии к противоположному и своему полу, влюбляться и трепетать, но свою сексуальность осознать и проконтролировать ни одна чистокровная трампесса не в силах. То ли это наказание за грехи прародительниц, то ли следствие вырождения вампирской расы, именно таким образом коснувшееся этого рода. Факт в том, что Эмилия не умела осознать свою сексуальность. Это значит, что она совершенно не понимала откуда берется и чем вызывается ее влечение, какова его природа, как его контролировать и зачем вообще с ней такое происходит. Если бы она задумалась над природой своего влечения к Блюменфросту, то поняла бы, что ничего чисто физиологического в нем не было (поскольку трампессы в принципе не способны на физиологические влечение), что чувства, терзавшие ее душу и отзывавшиеся трепетом плоти, имеют отнюдь не сексуальный характер. Но ей не с чем было сравнивать, поэтому свою влюбленность она принимала за влечение. Сексуальное желание. Ей страстно хотелось вспоминать и вспоминать тот их поцелуй, переживая заново обуявшие ее тогда чувства. И ведь не только ее: сильный эмпатический дар вампирессы в момент поцелуя позволил ей проникнуть на самое дно чувственных переживаний доктора и вернуться оттуда с ясной уверенностью, взрастившей притяжение во много раз: у них были одни ощущения на двоих в тот короткий (бесконечный) момент.
Разумеется, она такое испытывала и раньше. Не только с мужчинами. Нечего было и думать о серьезных отношлениях с этим человеком. Они совсем не пара, они такие разные. Все, что может их связывать — только секс, удобвлетворение потребостей, возникающих, когда они думают друг о друге. И это даже не их заслуга — такими их сотворила природа, внушившая человеческим мужчинам сильное притяжение к вампирским женщинам.
Но почему именно сейчас ей хотелось, подобно полевым русалкам, превратиться в существо, созданное из одних нервов, чтобы своей нервной системой всосать и поглотить его нервную исстему, естествео и душу, присоединить к себе навеки, слиться в одно-единое и посмотреть, что из этого получится.

«Какие глупые мысли занимают мой взбалмошный ум», — тряхнула головой Эмилия, прогоняя думы, от которых ее охватывало непостижимое, не поддающееся контролю и осознанию чувство. Понимай она его природу, ей бы сделалось до безуммия неловко за разлитые в воздухе кабинета любовные флюиды, концентрация которых превысила все допустимые в приличном обществе нормы. Но она не понимала и не знала, чем объясняется румянец на щеках и блеск в глазах внимательно слушающей ее рассказ Люсиды. Эмилия чувствовала только кураж и желание продолжать начатую тему.
А потому она жутко обрадовалась, когда Люсида решила поделиться своей историей, сознавшись, что успела ее обдумать и подготовиться морально к рассказу.

Эмилия не догадаывалась, что именно ее поведение подготовило кузину. На протяжении всего ее рассказа баронесса тяжело сглатывала слюну, почему-то ставшую до приторности вязкой, томно вздыхала и млела, крутясь на стуле. Короче говоря, вела себя как мартовская кошка в период течки, умело маскируя непрошенные признаки возбуждения сочувствующими вздохами.

Выглядело это примерно так:
— Да-да, — кивает головой, — аааа-ааах, боже мой!

То есть, далекооо за гранью приличия, каковая грань для одержимой неизведанным чуством трампессы была неуловима, будто линия горизонта, все время уходящая в небо, до которой ни дотянуться, ни поймать.

— Аааа-аах, как я вас понимаю, дорогая Люсида, весь самые страстные чувства между мужчиной и женщиной образутся как раз, когда между ними есть острый привкус вражды.

Вообще-то это было сказано невпопад, но пришлось аккурат на момент повестования, описывающий знакомство Люсиды и Уолта. В принципе, вполне к месту. Собственный комментарий заставил Эмилию собраться и навострить ушки, чтобы в следующий раз не сморозить совсем уж откровеннейшую чушь. Один раз повезло из расфокусированного возбужденного сознания выбрать правильный вариант комментария — а в другой раз ведь и глупость может спороть.

Но эта непонятная любовная химия сделала ее будто пьяной. Сознание цеплялось за отдельные слова, не до конца улавливая их суть, но отпечатывая на подкорке сакральные, словно бы светящиеся истинностью смыслы. Она дослушала рассказ Люсиды до конца, держа в уме только ключевые моменты, только извечные элементалии, давшие ход тому, что произошло между ее кузиной и ее первым возлюбленным: вражду, притяжение противоположных полюсов, осознание, удивление, принятие и знойное упоение.

Но первый вопрос ей почему-то захотелось задать про дирижабль, коротким упоминанием промелькнувший в рассказе. Ну как — «почему-то»? В качестве отчаянной попытки не спороть отчанную же ахинею. Хотя, с другой стороны, ничего нелепее вопроса о дирижабле было не придумать. Впрочем, о чем же еще спросить? О том, насколько парень был хорош в постели? Подумав об этом, Эмилия поняла, что даже у нее не хватит смелости на подобное, поэтому просто открыла рот, а дальше за нее решили те глупые пьяные гномики, которые контролируют ее мозг и речевой аппарат, когда она перестает их контролировать.

— И вы никогда с тех пор не вспоминали о его дирижабле? Он был большой? — Эмилия развела руки в стороны, сотворив жест, которым рыбаки хвастаются уловом, — Вы его с тех пор не видели? В смысле, Уолта, а не дирижабль.

https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  (скачок в несколько часов)  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  Дом баронессы Сфорца

Отредактировано Эмилия Сфорца (26.09.2012 17:49)

+2

39

Как только вампиресса предложила передать инициативу в руки Люсиды, она неминуемо почувствовала ментальное воздействие, которое, несомненно, исходило от Эмилии. Благодарность, именно эту ассоциацию несло оно с собой, что вызвало улыбку у Камиллы. Еле заметно кивнув головой, герцогиня перевела взгляд на кузину главного редактора, которая начала задавать вопросы мазель Сфорце.
Разговор пошёл о любви, точнее говоря, о неожиданной и страстной встрече Эмилии. Повествуя свою историю, она вся пылала, горела чувствами, как актриса на сцене. Она не боялась их выражать, не боялась того, что о ней подумают. Наверное, это прекрасно, обладать такой смелостью, такой полнотой чувств, которая могла бы позволить быть откровенной. А откровений баронесса поведала немало. Камилла слушала её внимательно, так же, как и ещё одна гостья интервью. Обе девушки, можно сказать, не дыша, внимали рассказчице, чувства, и эмоции которой делали из беседы маленький спектакль.
«Писатели, как и актёры, живут явно не в этом мире. Они верят в случайности, в мимолётные знаки судьбы, в пылкость и страстность чувств. Но это всего лишь ложь. Сказка, миф, придуманные великой Богиней, что, несомненно, очень романтична и мечтательна. Именно она наделила нас этой глупостью, это ненужной верой, но, как не удивительно, всё это делает многих из нас счастливыми. Им так нравится самообман, что они готовы поддаваться ему, абсолютно не препятствуя. Как же всё это забавно...»
На вопрос о размерах бюста герцогиня отреагировала вначале лёгким удивлением, ибо подобные вопросы можно было очень редко услышать среди близких друзей, не говоря уже о письмах для интервью, но факт был на лицо. Кто-то довольно смелый решил смутить Камиллу, а может просто позабавиться, задав ей подобный вопрос. Но девушка предпочла лишить автора послания подобного наслаждения, ответив лишь кротким смехом и улыбкой. Шутка, всего лишь шутка, адресованная весельчаком, именно так стоило отнестись к подобному письму.
— Вот давайте в продолжение интервью, Люсида и Камилла, скажите, у вас такое когда-либо с кем-либо бывало, чтобы так — ррраз! — и нет головы на плечах, одна сплошная любовная химия?
Этот вопрос стал завершающей нотой в любовном похождении Эмилии, и, по счастью, первой на него вызвалась отвечать Люсида, вежливо попросив Камиллу уступить ей очередь. На что вампиресса без каких-либо возражений согласилась. Во-первых, потому что ей хотелось детально обдумать свой ответ. А во-вторых, потому что ей хотелось сравнить манеру рассказа Люсиды и Эмилии. Всё же они были родственницами, а значит, должны были быть в чём-то схожи и, вполне возможно, что именно в даре красноречия их сходство и состояло.
И как не удивительно, это оказалось правдой. Обе девушки были прекрасными рассказчицами, но кроме того, они ещё были мастерицами до участия в необычных ситуациях. Тому может служить примером встреча баронессы с алхимиком и первая страсть Люсиды. Обе истории были о влюблённости, обе о влечении, о жарком темпераменте, которым, по всей видимости, обладали обе девушки, и обе явно не без изюминки. У Камиллы же всё было иначе. Её чувства были не только физическим влечением, далеко нет, в первую очередь они были построены на восхищении, на заинтересованности личностью возлюбленного. Между ними было нечто большее, чем простая страсть. Конечно, это не было вечной любовью, хотя мало ли как могло всё сложиться, но все, же эмоции, возникшие между ними, глубоко врезались в сердца им обоим.
— И вы никогда с тех пор не вспоминали о его дирижабле? Он был большой? — Эмилия развела руки в стороны, совершив жест, которым рыбаки хвастаются уловом. — Вы его с тех пор не видели? В смысле, Уолта, а не дирижабль, — спросила Эмилия свою кузину, после того, как та завершила свой рассказ.
Всё это время госпожа Сфорца неотрывно слушала Люсиду, постоянно ёрзая на месте, словно ей не терпелось оказаться в гуще тех событий, которые описывала девушка. Её переполняли чувства, и сложно было разобрать, какие именно. Казалось, что сейчас в ней бушевал фирменный коктейль, вобравший в себе неограниченное разнообразие, совмещённое в невероятных пропорциях.
«Сколь многое пропускает милсдарь Блюменфрост. Окажись он сейчас в этой комнате, он непременно стал бы узником любви и вожделения», — мысленно усмехнувшись, подумала герцогиня, смотря на то бледнеющую, то краснеющую Эмилию. Камилла же оставалась спокойна так же, как и прежде. Ни бурный эпизод, поведанный баронессой, ни страстный рассказ, изложенный Люсидой, во всяком случае, внешне, никак не отразились на вампирессе. Всё с тем же хладнокровным спокойствием, учтивостью и дружелюбием она слушала дам, составляющих ей компанию, изредка делая глоток ароматного чая, который всё ещё был тёплым, не смотря на то, что вместе они беседовали уже довольно долго. Теперь же она ожидала ответа Люсиды, внимательно смотря в её зелёные глаза, в которых явно застыла тень воспоминания, такого близкого и милого этой девушке.

https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  (временной скачок в несколько месяцев)  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  Галерея искусств «Лунный свет»

Отредактировано Камилла Девон (18.02.2011 01:56)

+2

40

Эмилия, как и прежде, была рассеяна и взволнована. Сложно было не уловить, как она собирает все ментальные силы, чтобы спуститься «на землю».
— И вы никогда с тех пор не вспоминали о его дирижабле? Он был большой? Вы его с тех пор не видели? В смысле, Уолта, а не дирижабль.
— Конечно, мы встречались. — Поспешно заверила баронессу Люсида. — Сложно избежать человека, который живет по-соседству. Но, спустя два года после нашего «лета любви», он переехал к сестре, которая, к тому моменту, трагически овдовела. После, я видела его однажды, прошлой осенью, но он, казалось бы, не признал меня. Естественно, это было не так. Вероятно, причиной тому была пышногрудая брюнетка, которая щебетала о чем-то, прохаживаясь с ним под руку.
Но, не суть. Я, признаться, рада, что вы спросили про дирижабль, Эмилия. Не буду ходить вокруг да около. — Люсида вдохнула поглубже и быстро выпалила, прежде чем ее одолели сомнения. — Я хочу купить его. Да-да, вы не ослышались. Он уже которую зиму там простаивает без толку. На старом кладбище.
Вам доводилось слышать про Чарли Вудервуда? Забавный такой старик-дампир. Мы в детстве прозвали его Ушастый Вуд. Он сердился, бранился в полную силу свого скудного словарного запаса, но все нам прощал и разрешал играть с дирижаблем. Думаю, он был только рад, что хоть кто-то живой еще проявляет к нему интерес. Не мудрено, он ведь жил, можно сказать, на кладбище! Прямо в дирижабле. Талантливый, к слову, был механик, но так никчемно промотал свою жизнь. Угробил и себя, и корабль. Сколько я себя помню, дирижабль всегда был пустой ракушкой. Все, что могло сгнить и поржаветь, сгнило и поржавело. В машинном отсеке ничего не осталось, все растащили вороватые оборванцы. Но он был огромен, — Люсида раскинула руки, подобно Эмилии, — точнее, она — «Оливия». Пускай дирижабль и мог лишь укрыть от дождя, но он все еще наводил на нас благоговейный ужас. Сам же старик изгнил изнутри так же, как и «Оливия». Помер от рака печени. Корда это случилось, дирижабль разграбили окончательно, растащив то немногое, что еще можно было счесть ценным. Увы, старое заброшенное кладбище стало последним пристанищем и для Ушастого Вуда, и для его обожаемой «Оливии». Так небесный корабль был забыт почти всеми, кроме меня и горстки детей с фабричного района. Но, уж поверьте, быть вражеским военным объектом в мальчишеских играх — не самое благородное предназначение для цепеллина. — Люсида томно вздохнула и мечтательно закатила глаза. — Правда, груду метала, что от него осталась, сложно назвать летательным аппаратом. Скорее, это слабая тень прошлого. Но ведь можно сохранить хоть что-то? Самое сердце. И дать новое тело, новую жизнь.
В глазах девушек застыл немой вопрос. Точнее, дюжина вопросов.
— Откуда у меня деньги? Зачем это мне? Почему сейчас? Начну по порядку. — Щеки Люсиды зарделись как в детстве, когда она сама играла в войну с соседскими ребятами.
Внутри приятно потеплело, то ли от чая, то ли от душевной компании.
— Отец был честным человеком и славно трудился. Он позаботился о том, чтобы я ни в чем не знала лишений. По крайней мере, ни в чем, на что было в его силах повлиять.
Он оставил мне дом, все свои сбережения и бизнес. Выплачивать зарплату моей экономке тоже нет необходимости. Отец оплатил ее работу на десять лет вперед. Но мастерская — занятие, скорее, для души. Я не могу позволить себе прожигать то, что отец зарабатывал в течение всей жизни.
Я должна приумножить его капитал. Бизнес, скажу я вам, не по мне. Но если речь заходит о механизмах и воздухоплавании, я словно снова окунаюсь в детство. Ну, кто не хотел в свое время быть воздушным пиратом?
Люсида взглянула на собеседниц. Камилла смотрела немного недоверчиво или же просто сдержанно, а в глазах Эмили скакала искорка озорства и заинтересованности.
— Нет, вершить разбой не в моих планах, — рассмеялась Люсида, — но, черт возьми, поднять в воздух этого дракона было мечтой всей моей жизни.
Для начала, многого не требуется. Найти толкового механика, который приведет в порядок кроху, да опытного рулевого. В «Красном фонаре», знаете ли, часто доводится слышать пьяные россказни о «былых временах», когда бравые капитаны бороздили небеса. Уверена, не все они чистой воды фантазии.
Затем можно и интерьер причесать. Отремонтировать несколько кают, открыть ресторанчик и нанять приличный персонал. Сомневаюсь, что повара, официанты и горничные для цепеллина чем-то отличаются от «земных» поваров, официантов и горничных. В нашей мансарде, к слову, живет один потрясающий скрипач. Я с ним еще не знакома, но, судя по всему, он безработный и, полагаю, не счел бы недостойной работу музыканта в ресторане.
Конечно, это займет немало времени. Но у меня оно все впереди. — Люсида мысленно ухмыльнулась, представляя как, должно быть, это смотрится со стороны: ребенок играет в бизнес.
— И, наконец, почему сейчас. С недавних пор для меня все изменилось. После того, как отец... — Люсида сглотнула, — скончался, я не знала, как мне жить дальше. Кроме него и мисс Бессин, которая срослась с домом больше, чем мебель, у меня никого не было. Мои школьные друзья поженились и уехали за город. Осталась только я, дом, и все, что в нем.
Признаться, некоторое время я только и делала, что не делала ничего, разве что, посещала новое заведение еженощно.
Но сегодня меня навестил адвокат, составлявший завещание отца. И принес мне кое-что, что не было вручено сразу. Письмо. Отец сам попросил дать мне достаточно времени для скорби, и лишь потом вручить его. По мнению мистера Перси, я, должно быть, перестала скорбеть сегодня. Не буду вдаваться в детали — это, все же, личное, — но один отрывок я могу вам зачитать.
Люсида встала, подошла к вешалке и достала из сумки все еще хрустящий конверт. Неспешно вынула письмо, бегло прошлась по строкам и отыскала нужное место:
«Люси, ты же знаешь, что я всегда любил тебя такой, какая ты есть. Никогда не пытался тебя изменить и не порицал за отчужденность. Я понимаю причины и до сих пор виню себя. Но теперь для тебя все изменилось, и я не хочу, чтобы ты осталась одна...»
— И я пришла к вам, Эмилия. — Люсида отложила конверт — Я не так уж давно узнала, с каким кланом состою в родстве, но когда выяснилось, что вы — моя кузина, признаться, была приятно удивлена и заинтригована. А теперь, решающий ход... Как насчет совместного семейного бизнеса, дорогая кузина? Не зря ведь наши пути пересеклись именно сейчас, когда я, наконец, приблизилась к воплощению детской мечты.

https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  (скачок в несколько часов)  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  Часовая мастерская Старка

Отредактировано Люсида Старк (17.03.2011 19:38)

+2

41

[Волкогорье] Кафе «Винный вечер»  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png

11 апреля 1828 года. Утро.

— Дейзи, Дейзи, где твой спасительный отвар, — сипло простонала Эмилия, с трудом продирая запухшие, превратившиеся в две узкие щелочки глазки. Сегодня она были не большие и зеленые, как у нормальной трампессы, а маленькие, красные и дурные, как у старого упыря. Дейзи не откликалась. — Где же ты, Дейзи? Ты тоже меня покинула? Почему? Почему все меня оставляют? Чем я заслужила это проклятие, скажи мне, Аиль? Забыла: ты тоже покинул меня. Сдох. И клетка твоя опустела. Висит сиротливо в углу, покрываясь пылью... Почему ее Дейзи не вынесла? Дейзи-и-и-и, ты на больничном, что ли?
Дейзи по-прежнему не откликалась. «Ах да, я не включила громкую связь, Дейзи меня не слышит, — догадалась Эмилия. — Эти старые альбигойки* с их звукоизоляцией — сущие бункеры».
Эмилия щелкнула выключателем на недавно запатентованном доктором Эдисоном устройстве, представлявшем собой угольный микрофон, подсоединенный проводами к динамикам, которые выходили в приемную к секретарю, и, стараясь придать голосу твердость, распорядилась:
— Дейзи, зайди ко мне. Принеси мне отвар и Гарельда. То есть пригласи Гарельда. И еще... что я еще хотела? Впрочем, ладно, Гарельда будет достаточно.
Отдав распоряжения, главный редактор выбралась из-под вороха смятых бумаг на столе, в задумчивости подошла к окну, за которым гремела телегами улица, одетая в холодное апрельское утро, стала дышать на стекло и рассеянно водить по испарине пальцем.
— Знаешь ты ли ты, милый мой мертвый Аиль, что такое быть мной? — обронила она риторический вопрос в глухую и несколько затхлую тишину кабинета. — Конечно, не знаешь. Откуда тебе что-то знать.
В оконном стекле, если сосредоточить взгляд на той части его поверхности, к которой со стороны улицы прижималась разлапистая ветка платана, можно было различить еле видимое отражение комнаты и самой вампирессы. Ненароком сфокусировавшись на отражении и увидев свое лицо, девушка в ужасе отпрянула от окна.
— Что с моими глазами? — дотронулась она до своих век. — В них что-то воспаляется. Какой-то вопрос, на который я никак не найду ответа. Ах, Аиль, если бы проблема была только в твоей смерти! Все намного, намного хуже, мой друг. В моей жизни период отчаяния. Я теряю себя, понимаешь? Как там было у Орландо де Рея? «Блуждает в кромешном тумане грез о несбыточном». Господи, почему? Потому что я не получаю отдачи? Вроде бы вижу, как мое «Мирабо» развивается, но отдачи нет никакой. Я утратила смысл. То, ради чего когда-то все затевалось. Я теперь не живу, а гибну, медленно умираю от бессмысленности и скуки. Запах типографской краски, гул печатных машинок, блеск горячих сенсаций и экстренных новостей — все это утратило для меня свою привлекательность. Мы погрязли в бессмыслице, застряли в веренице однообразных дней. Что ты видишь вокруг? Ничего. Стагнацию. Информационный штиль. Мы пришли к тому, что даже первую полосу приходится высасывать из кривого пальца. Где этот хваленый прогресс? Почему он обходит нас стороной? Где герои, ученые, изобретатели? Где свершения, которые изменят наш мир?
— Ваш герой, госпожа Эмилия, прибыл, — у порога нарисовался Зойцсман. — Каких вам угодно будет свершений?
Выглядел он оскорбительно бодрым. На его сияющем, облитом одеколоном лице не было ни следа вчерашней попойки. Эмилия взглянула на него с откровенной неприязнью, прижала ладони к вискам и болезненно сморщилась:
— Опять ты входишь без стука! Будь так добр, не кричи. Моей головой будто в крикет играли.
— Это мы скоро исправим. Дейзи, — заорал он через приоткрытую дверь в приемную. — Живее тащи госпоже лекарство, голубушка.
Секретарь внесла в кабинет редактора поднос с шалфейным отваром.
— Спасибо, любезная, дальше я сам, — Гарельд перехватил у Дейзи поднос и поместил его на предварительно расчищенное свободное место на рабочем столе. Между ним и секретарем в момент передачи отвара успел состояться краткий мысленный диалог: Гарельд кивнул на Эмилию и вопросительно выгнул бровь, как бы спрашивая: «Ну как она?», Дейзи покачала головой и состроила трагическую гримасу, как бы отвечая: «Без изменений».
Когда секретарь покинула кабинет, Зойцсман, игриво ухмыляясь, извлек из потайного кармана флягу и плеснул в отвар Сфорцы какой-то голубоватой дряни.
— Ты, никак, решил меня отравить? — недоверчиво прищурилась вампиресса.
— Это всегда успеется. Для начала надо поставить вас на ноги. Пейте. Эликсир «Слезы Анжелики», — прорекламировал он свое тайное снадобье. — Моментально снимает последствия синдрома гемоглобиновой абстиненции.
— Какая гадость этот твой эликсир. Еще и название похабнее некуда. Анжелика — не имя, а приговор. Так только истеричных болонок и дур называют.
— Вы сегодня сама доброта, — беззлобно отметил Гарельд.
— Нет, я сегодня воплощенное зло, — угрюмо прорычала Эмилия и еще сильнее нахохлилась в подтверждение своих слов. — Сегодня мне как-то особенно сильно хочется встряхнуть этот мир, навлечь на него катастрофу, превратить его в оживший кошмар, стереть ухмылку с его самодовольной рожи... О да! Представь меня разгневанной Праматерью... Вот я царственно восседаю на своем троне в небесном партере, подкидываю на руке этот жалкий глобус и эдак ядовито — с любовью, то есть, к чадам своим — скалюсь: «Что, твари божьи, жутковато? Ха-ха. Да начнется игра!» А потом наслаждаюсь криками и стонами, любуюсь извержениями и смерчами, ураганами и торнадо... Господи, до чего хочется катастрофы! Хочется что есть дури обрушиться на наше сонное царство, сея за собой смерть и разрушение, а потом... Ты ведь меня понимаешь? Ты ведь тоже не можешь без этого?
— Не уверен. Если вы мечтаете разнести к чертовой матери весь мир только ради того, чтобы написать об этом в газете, то вы куда более безумный журналист, чем я сам.
— Ах, Гарельд, что за смертная скука жить в этом городишке! День за днем одна и та же бессмыслица: балы, салоны, приемы, рауты, скачки, свадьбы, Аскары, Дракулиты, возня подковерная... Ничего нового, все то же самое, что и сто лет назад.
— Кстати о скачках. Слыхали, штатный фотокорреспондент «Курьера» недавно наделал шуму? Помог какому-то ненавистному вам Аскару выиграть спор. Что-то насчет ног лошади. Отрывает она их все от земли при движении или не отрывает. Интересно, все-таки отрывает?..
— Какой вздор. Предлагаешь пустить этот материал на первую полосу? Чем он, по-твоему, лучше спора про платье маркизы Стрикс? Черно-синее, бело-золотое...
— Предлагаю кое-что получше. Расширение штата, — из волшебного своего потайного кармана Гарельд выудил свернутый вчетверо желтый листок дешевой печатной бумаги, очень похожий на те, что используются в бухгалтериях и отделах найма. — Не хотите ли переманить в «Мирабо» перспективные кадры?
— Расширение шта... Гарельд! — Сфорца вдруг поняла, к чему клонит ее коллега, мгновенно оживилась и воспрянула духом. — Только не говори, что опять по знакомству добыл адресок! Не хватало нам еще штрафа за производственный шпионаж!
— Я по знакомству, но аккуратно. Будто вы против, — подмигнул Зойцсман. Его змееподобная физиономия стала при этом еще мерзее.
— Сколько ему там платят?
— Все здесь, госпожа Эмилия. Прямо в этой служебной карточке.
Сфорца нетерпеливо потянулась за желтым листком.
— Ой-ой, полегче, я должен вернуть его на место в полной сохранности.
Эмилия ему не ответила. Ее глаза оббегали по диагонали личное дело фотографа по фамилии Блюменфрост, а уголки губ кривились в хитрющей лисьей ухмылке.

https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  (спустя полтора суток)  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  [Волкогорье] Дом «Тубероза»
-----------------------------------------------------
*«Альбигойками» коренные дракенфуртцы называют скучные административные здания, в изрядном количестве понастроенные по всей столице сразу после внедрения альбигойского городского права.

Отредактировано Эмилия Сфорца (21.09.2015 23:59)

+5

42

[Волкогорье] Дом «Тубероза»  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  (временной скачок в пять дней)  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png

17 апреля 1828 года. Понедельник.

Настенные куранты с механической кукушкой, висящие в передней, прокуковали восемь. Сфорца не торопилась — у нее в запасе было еще по крайней мере минут пятнадцать. Вахтер специально настраивал часы с опережением актуального времени, чтобы отбить у сотрудников «Мирабо Манускриптум» привычку опаздывать. Помогало, честно говоря, не очень, но спорить с вредным дедом было бесполезно.
— Репрессивные меры! — приветствовал дед Сфорцу. — Вот единственное, что вам поможет, госпожа фон Трамплтон! — и потряс своим скрюченным пальцем.
— Ну и ладненько, — улыбнулась вампиресса.
— Ладненько, — согласился дед.
— Ладненько, — отозвалась в свою очередь уборщица.
Забрав из почтового ящика свежую корреспонденцию, Сфорца поднялась на второй этаж и по своей привычке вошла в редакцию без стука. Тут же взметнулись бумажки со столов, колыхнулась тюль; обозреватели сунули недоеденные сэндвичи в выдвижные ящики, колумнистки спрятали под папками зеркальца и помады, верстальщик погасил папиросу и спрыгнул с подоконника.
— Дейзи, пригласите ко мне кофе и принесите Гарельда, — распорядилась Сфорца на ходу, не задержавшись в зале.
— Так точно, мэм! — прокричал ей-то кто-то вслед. Судя по голосу, не Дейзи.
Спустя краткий миг дверь кабинета главреда со скрипом затворилась за его хозяйкой. Внутри стояла гробовая тишина. На полках тусклой позолотой мерцали корешки словарей и энциклопедий. Посреди рабочего стола, среди груды мятых черновиков, грузно возвышался «Андервуд» — центральная фигура каждого уважающего себя делового интерьера. Повесив шляпку на крючок, Эмилия перебрала в руках письма и газеты, отыскала нужный конверт, подошла к окну, вскрыла письмо из министерства и пробежалась по нему глазами. Настроение сразу же несколько ухудшилось.
— Слабо освещаем проблемы упадка нравственности? — нахмурилась трампесса. — Мы им тут что, приют святого Бенедикта?.. Тема культурного досуга недостаточно раскрыта... Чем же мы тогда, по их мнению, тут целями днями занимается? Вы это слышали? — обратилась она к фикусу. — Какую еще чушь придумают номенклатурные кретины?.. Дальше бла-бла-бла, бла-бла-бла... Ага. Открытый редакционный конкурс на лучший фоторепортаж. Вот это разговор. О чем репортаж? Снова нравственность! Да чтоб их! Дейзи! Дейзи-и-и-и! Ах да, она меня не слышит.
Щелкнув переключателем на переговорном устройстве, Сфорца повторила свой призыв. Через минуту секретарша, робко постучавшись, внесла в кабинет расписной поднос (подарок хурбастанской делегации по обмену опытом), на котором мелодично дребезжали фарфоровая чашка и кофейник. Следом за ней ворвался Зойцсман, пребывавший в самом праздничном расположении духа.
— Дейзи, лапушка, на вас новое платье? — заворковал журналист. — Как этот оттенок называется? Серебристый ландыш? Дивно, дивно подходит к вашим прелестным кудряшкам, — он обнял девушку за плечи и украдкой ущипнул ее за бочок.
— Ох, милсдарь Зойцсман! — зарделась секретарша, упершись глазами в пол.
— Какая вы зажатая... Вам не мешало бы расслабиться. Вы знаете, что ям умею делать необыкновенный массаж плеч? Жестко, конечно, но потом меня умоляют не останавливаться. Если вы понимаете, о чем я...
Сфорца иронически взглянула на коллегу поверх чашки:
— А помолчать не умоляют?
— Умоляют. Но что поделать? Такова тяжелая судьба фельетониста. Мы своим глаголом возбуждаем нешуточные страсти. На каждую статью поступают бесчисленные отклики, некоторые даже в цензурной форме. Трудное это дело — обличать нравы. Чреватое мордобоем. Трижды меня прижимали за углом...
— Между прочим о нравах, — снова перебила его редактор. — Сверху поступила директива — раскрыть тему культурного досуга в назидательном ключе.
— Это как? — искренне удивился Зойцсман.
— Путем фоторепортажа. Вот, сам почитай. Что думаешь? Дейзи, пожалуйста, оставь нас. Поднос пока не уноси.
Проводив секретаршу маслянистым взглядом, журналист взялся изучать письмо. От напряжения губы его вытянулись трубочкой, а между бровями пролегли глубокие складки. Он почесал затылок, помычал, пощекотал воздух пальцами, как бы пытаясь что-то вспомнить, цокнул языком и выдал:
— Казино!
— Что-о?
— Казино! Концерт Клайбера! — завопил фельетонист и принялся с выражением декламировать: — Я сидел у окна в переполненном зале, где-то пели смычки о любви...
— Репортаж о концерте в казино? Во всю полосу? — поморщилась Эмилия. — Так себе придумка.
— Вот именно! — продолжил Зойцсман, не вникая. — Тут вам, понимаете, и нравы, и культура — два в одном. Слыхали? Стриксы пригласили Клайбера на тридцатое апреля. Весь город пестрит афишами! Когда еще высокое и низкое соединятся в таком убийственном коктейле!
— А впрочем, нам особо нечего терять. Казино так казино. Только никаких тебе накладных расходов, сразу предупреждаю.
— Пфф! Мне это не нужно. Даже вредно. Я выше этого. Я создан для трудных чувств!
— То есть ты в завязке?
— Да. Но мое присутствие там не обязательно. Нравы я обличу — будьте покойны. Нравы кругом одинаковые: хоть во вшивом притоне, хоть на приеме у Дракулитов. Нам главное что? Добыть скандальные фотографии. Чтобы типажи, характеры, личности с печатью порока на челе... Ой, у вас там что-то пикает.
Сфорца отодвинула кофейник, заграждающий обзор: на переговорном устройстве мигал зеленый огонек. Нажала кнопку:
— Дейзи?
— Госпожа Сфорца, пришел милсдарь фон Блюменфрост. Говорит, ему назначено. Просить?
Критически оглядев свой стол, вампиресса с досадой вспомнила порядок, царивший в кабинете Блюменфроста. «Ну и ладненько. Зато у нас уютно», — подумала она, пожав плечами, после чего быстро сунула министерское письмо под кипу исчерканных листов и ответила секретарше утвердительно.

Отредактировано Эмилия Сфорца (07.04.2016 00:11)

+3

43

Дом «Тубероза»  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  (временной скачок в четыре дня)  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png

17 апреля 1828 года. Понедельник

Прежде чем покинуть кабинет, Эдвард чиркнул на листке бумаги: «Идея №7322: крохотная камера, с помощью которой можно в любой момент сделать автопортрет». Сегодня ему бы такое изобретение не помешало: он создал математически выверенный наряд для первого дня на новой работе. Эдвард надел черную рубашку, манжеты которой украсил треугольными запонками с темным янтарем; достал из крохотной шкатулки, в которой хранились его немногочисленные украшения, серебряное кольцо с таким же камнем. Утро выдалось прохладное, так что Эдвард набросил на плечи легкий чернильный плащ, а на шею повязал атласный платок цвета спелых мандаринов. Одежда черного и темно-синего тона создавала строгий, даже несколько мрачный образ, а яркие аксессуары говорили о его страстной натуре. В «Дракенфуртском курьере» соблюдался дресс-код, и фотограф ходил на работу в одинаковых костюмах разных оттенков серого. «Мирабо» отличался от «Курьера» свободными нравами и творческой атмосферой, так что Эдвард хотел соответствовать как политике редакции, так и должности, которую он будет занимать. В конце-концов, теперь он настоящий фотохудожник!

Через полчаса он прибыл в весьма потрепанное временем, но все еще сохраняющее достоинство здание редакции «Мирабо Манускриптум». Внизу его встретил угрюмый старик, листающий прошлогодний выпуск «Мирабо».

— Я к мазель Сфорца, — сказал Эдвард.
— Вы опоздали, — не поднимая головы, промямлил старик.
— Нет, не опоздал. Сейчас... — фотограф взглянул на циферблат настенных часов, висящих в фойе, — Как?! Уже десять минут девятого!

Старик утвердительно покачал головой.

— Редакция на втором этаже. Кабинет госпожи фон Трамплтон в дальнем конце зала.

Эдвард бросился вверх по лестнице, сопровождаемый неодобрительным хмыканьем вахтера. Перед дверьми редакции ревенант остановился, поправил платок, и легким движением открыл дверь.

В зале царил хаос. Столы ломились от стопок с бумагой, посеревших от времени папок и исписанных блокнотов. Журналистки весело переговаривались друг с другом. Кто-то завтракал, разложив еду на старом выпуске собственной газеты. Долговязый мужчина, проходя мимо верстального стола, задел наборную кассу, и та с грохотом рухнула вниз. Крохотные свинцовые буковки разлетелись по полу, а виновник угрюмо поплелся за метлой, на ходу затягиваясь плохо скрученной папиросой. Миловидная вампиреска за ближайшим столом посмотрела на Эдварда поверх макияжного зеркальца и приветливо улыбнулась. Фотограф тоже постарался выглядеть дружелюбным, но на его лице было написано: «Святая Роза! Как можно работать в таком бардаке?»

— Могу я Вам чем-то помочь? — окликнул его кто-то.

Эдвард повернулся на голос. Миниатюрная девушка вопросительно смотрела на него сквозь огромные очки, за линзами которых хлопали ресницами красивые карие глаза.

— Меня зовут Эдвард фон Блюменфрост, я фоторепортер.

Девушка быстро пролистала пухлый блокнот, заполненный бесконечными рядами ровных строчек с датами, адресами и именами. Искомой фамилии не нашлось. Секретарша робко улыбнулась ревенанту.

— Мне назначено, — с нажимом сказал Эдвард.
— Хорошо, милсдарь фон Блюменфрост, я спрошу у госпожи фон Трамплтон.

Эдвард пошел сквозь зал вслед за девушкой. Когда они подошли к кабинету Сфорцы, секретарша нажала на крохотную кнопку справа от двери. Несколько секунд ничего не происходило.

— Дейзи? — прозвучал наконец голос Сфорцы из динамика над кнопкой.
— Госпожа Сфорца, пришел милсдарь фон Блюменфрост. Говорит, ему назначено. Просить?
— Давай.

Дейзи открыла дверь, и Эдвард вошел внутрь. По сравнению с редакционным залом кабинет Сфорцы демонстрировал образцовый порядок. Несмотря на кипу бумаг, на которой уютно расположился расписной поднос с кофейником, обстановка говорила о высокой организованности хозяйки: книжные шкафы вмещали аккуратные ряды книг, а письменный стол украшала дорогая печатная машинка. Эдвард порадовался отсутствию яблочных огрызков и сигаретных бычков, но, закрывая за собой дверь, увидел Зойцсмана, и воодушевление сразу исчезло.

— Приветствую Вас, мазель Сфорца! — сказал Эдвард, — Вас тоже, голубчик.

Он сел на стул напротив журналиста.

— Я немного опоздал, мазель Сфорца, извините. Не знаю даже, как так получилось...

Отредактировано Эдвард фон Блюменфрост (11.04.2016 08:41)

+3

44

Гарельд подчеркнуто деликатно пожал руку фотографа, поприветствовав его столь же витиевато, сколь и фальшиво. Прозвучали слова «безмерное», «почтение» и «милейший». Последнее журналист, по его же собственному признанию, находил идеальным для обращения ко всякого рода заносчивым пижонам и снобам. В воздухе незамедлительно запахло неприязнью.
— Я немного опоздал, мазель Сфорца, — извинился фотограф, воздержавшись от заверений Гарельда в том, что его почтение еще безмернее. — Не знаю даже, как так получилось...
Эмилия по привычке бросила взгляд на стену, туда, где раньше висели часы с круглым маятником, — до тех пор, пока их не свистнули грузчики, поднимавшие печатный станок на второй этаж через окна ее кабинета, — теперь на месте курантов зиял темный прямоугольник обоев. Подавив вздох, она щелкнула крышкой своего карманного «Турбийона Старков» и поднесла к глазам циферблат, стрелки которого показывали без двух минут восемь.
— Вы как раз вовремя, — качнула головой. — Часы в передней спешат. Видите ли, наш вахтер чрезвычайно озабочен вопросами воспитания в журналистах гражданской сознательности. Так и заявляет: соблюдение распорядка дня — первый шаг к цивилизованному режиму...
— Старый маразматик, — вставил Гарельд. — Кстати, отличный костюмчик, вот это вот синее с черным. Несколько опереточный, конечно, но в нем чувствуется стиль. У кого заказываете пошив?
— ...не понимая, что «журналист» и «сознательность» — понятия не совместимые, — продолжала Эмилия.
— Враки! — возмутился Гарельд. — Я, например, очень даже сознательный.
— ...поэтому переводит стрелки на пятнадцать минут вперед, — продолжала Эмилия, не реагируя на коллегу, — бороться с ним бесполезно, проще по новой моде носить при себе хронометр. Вам знакомо имя Гильберта Старка? Он предложил носить часы на запястье, как браслет. При работе в полевых условиях очень удобно, когда у вас в одной руке камера, в другой — штатив...
— В третьей — вспышка.
— ...на мой взгляд, у этого новшества блестящее будущее. Кстати говоря, о будущем. Гарельд, не перебивай. Я повидалась с отцом, рассказала ему про ваше изобретение; он, будучи до мозга костей прагматиком, потребовал демонстрации. Помните про нашу договоренность? Сегодня у нас семнадцатое, — она близоруко прищурилась, водя пальцем по настольному календарю. — Как насчет встречи с Шилярдом Трампом завтра после работы?
Фотограф, сославшись на то, что ему не хватит времени, чтобы собрать съемочный аппарат, просил перенести встречу на конец недели.
— Тогда следующее воскресенье. Это будет двадцать первое... В девять вечера вас устроит?
— Вполне, — последовал краткий ответ.
— Мы пришлем за вами карету и грузчиков, которые доставят оборудование на место. Вы ведь никому больше не рассказывали о вашем изобретении?.. Обязана вас предостеречь: если отец узнает, что кто-то... Ладно, об этом еще успеем потолковать. Гораздо важнее другое — я много размышляла после нашей встречи и в какой-то момент со всей отчетливостью поняла: главным направлением кинеграфии должна стать постановка. Вроде театральной, только намного, намного живее, чтобы зритель, погружаясь в волшебные грезы, полностью себя забывал, становился кем-то другим: сражался с чудовищами, спасал прекрасных царевен, охотился в дебрях Ксенона, летал на Луну... Кто не мечтал о подобном?..
— Я мечтал, — убежденно закивал Зойцсман.
— Помните сакраментальный вопрос Шредингера, рассуждающего о том, что действительно в бытие?* Вот чем должна стать кинеграфия — ответом на этот вопрос, опиумом для тех, кто любит сны и чудеса. Безопасным наркотиком, как в романах Верье... — она осеклась, вскинула голову, отбросила со щеки каштановые локоны, широко распахнула загоревшиеся увлеченным огонечком глаза. — А давайте... Давайте сделаем кинеграфию по книге Верье? Вы читали его «Из пушки на Луну»? Конечно, потребуются сложные декорации, костюмы, массовка — все это большие затраты и еще большие нервы, но ведь искусство требует жертв. О, уверена, кинеграфия со временем превратится в искусство! И мы будем стоять у его истоков... То есть вы будете стоять... Вам не кажется, что здесь становится душно?.. — разгоряченная, она встала из-за стола, подошла к окну и настежь открыла форточку.
Вернувшись к собеседникам, присела на краешек кресла, но, потеряв мысль, не спешила возобновлять разговор. Взгляд ее затуманился, уткнувшись в изящную складку на мандариновом шейном платке фотографа. Щеки покрылись румянцем, волосы живописно растрепались, овеваемые сквозняком. Справа, норовя упорхнуть, колыхалась занавеска, слева дрожал тяжелыми листьями фикус и ерзал на стуле Гарельд. Слышно было, как тикает ход в турбийоне.
Деловой этикет предполагал говорить с новыми сотрудниками мало и как бы с неохотой. Но в присутствии Блюменфроста у Эмилии не получалось держать начальственный вид. Под прицелом его внимательных глаз она чувствовала себя открытой книгой. Так, будто во время визита в «Туберозу» тайком умыкнула из буфета коробочку монпансье, и фотограф об этом знает. Талант Блюменфроста восхищал ее, надежды, которые она возлагала на их сотрудничество, наполняли деятельным возбуждением, подозрение, что кто-то еще прознает о кинеграфии и раньше них подсуетится с патентом, вызывало затаенное беспокойство. Разнонаправленные эмоции, сталкиваясь и смешиваясь друг с другом, повергали девушку в большое внутреннее смятение.
Зойцсман, видя ее состояние и без труда угадывая его причины, ревниво запыхтел и насупился — его раздражало, что страх упустить верную выгоду заставляет редактора разговаривать с этим чернявым денди как с равным.
— Как у вас обстоят дела с пороком, милейший? — несколько невпопад разбил он паузу.
— В каком смысле? — удивился фотограф.
— В смысле — умеете его обличать?
— Пора поговорить о работе, — спохватилась Эмилия, сообщая своему голосу нарочито деловой тон. — Для вас есть ответственное задание. В нашей газете, по мнению некоторых высоколобых господ, слабо представлены темы культурного досуга и нравственности. Возникла идея раскрыть их через, как изволило выразиться начальство, «обличение морального облика» завсегдатаев игорных домов. Да-да, обе сразу. Видите ли, тридцатого в «Гнезде дьявола» выступает струнный оркестр Клайбера. Чем не культурный повод? В самый раз для передовицы. Проберитесь туда, не привлекая к себе внимания, пощелкайте музыкантов немного, для проформы, потом займитесь поиском выразительных кадров...
— Вы в вист, милейший, играете? — снова вставил свои пять гульденов Зойцсман. — Отличная игра. Научи́тесь. Сегодня все самые интимные сплетни распространяются за карточными столами. Конечно, вистовать с серьезными мужиками — это вам не любимых болонок герцогини снимать, существует некоторый риск испортить прическу...
— Гарельд!
— Извините, госпожа Сфорца, но я уверен, что вы совершаете ошибку. В «Курьере», сами знаете, репортеры привыкли на всем готовеньком: нате вам визит императорского посла — щелк-щелк, нате вам открытие северо-норданской железной дороги — щелк-щелк, нате вам отставку коррумпированного министра — щелк-щелк. Считают, сенсации сами должны вокруг них зарождаться, как мухи из яблочного огрызка. Выжимать первую полосу из каких-то заурядных концертишек — ниже их достоинства. Нет, если хотите скучного академизма, тогда пожалуйста.
— Ты же сам заговорил о пороках.
— Так... — журналист неопределенно пошевелил пальцами. — К слову пришлось. Мы с вами неудачно начали, — повернулся он к ревенанту, ехидно оскалившись, — но вы вроде смышленый малый, и я не желаю вам зла, поэтому позволю себе дать вам добрый совет: продолжайте снимать болонок в розовых бантиках, а казино Стриксов оставьте профессионалам своего дела, тем, кто не побрезгует заглянуть в морготову задницу ради удачного кадра. Спорю на свои фильдеперсовые подштанники: нашему визави от одного слова «задница» становится дурно, не так ли, господин Блюменфрост?
-----------------------------------------------------
*«Вижу ли я во сне тебя и все остальное так искусно, что наши сны совпадают?» (Шредингер Э. Поиски пути. — Д.:, 1720. — С. 25.)

Отредактировано Эмилия Сфорца (17.04.2016 21:31)

+5

45

— Спорю на свои фильдеперсовые подштанники: нашему визави от одного слова «задница» становится дурно, не так ли, господин Блюменфрост?
— А Вы, очевидно, считаете слово «задница» украшением любой светской беседы? — презрительно скривившись, ответил ревенант. — Все Ваши обвинения — пшик, и не более. К тому же Вы не оригинальны. Я слышал это множество раз и, бывало, от гораздо более достойных личностей, чем Вы. Мне давно не тридцать лет. Я фотографировал и болонок, и министров, и грязные бандитские притоны. Я снимал трупы жертв дракенфуртских сумасшедших и холодные тела замерзших насмерть бродяг. Я выставлялся в галереях. Я бедствовал. Я мучался, заходя в творческий тупик и возносился до небес, выходя из него. Я добился места в штате «Курьера» — как ни крути, одного из лучших изданий Дракенфурта — а потом бросил его, потому что мне стало скучно. А Вы, голубчик, все это время писали однообразные, лишенные даже намека на вкус фельтоны. Так Вам ли упрекать меня в мягкотелости?

Эдвард облизнул высохшие губы и продолжил:

— Однако, боюсь, Вы не один такой. В «Мирабо» меня еще не знают, а я не хочу тратить время на то, чтобы ставить на место каждого выскочку вроде Вас. Раз уж Вы большой любитель споров, предлагаю пари: я отправляюсь в «Морготову задницу» и приношу оттуда блестящие снимки квартета Клайбера, а Вы, голубчик, пишете о нем не менее блестящую... Роза, о чем я говорю! хотя бы просто достойную статью, без этих Ваших заигрываний с читателем на грани фола. И без слова «задница».

Гарельд скрестил руки на груди.

— Описывать Ваши скучные снимки? Нет уж.
— Все ясно, — Эдвард махнул рукой. — Вам следовало бы сменить фамилию на Пустослов.
— А Вам — на Павлин!
— То есть по рукам?
— Моргот с Вами, Блюменфрост! По рукам!

Мужчины громко хлопнули ладонями, сцепляя их в рукопожатии, и вопросительно уставились на Эмилию. Та равнодушно пожала плечами. По крайней мере никто не скажет, что она проигнорировала письмо из министерства.

— А теперь не могли бы Вы нас оставить? — сказал Блюменфрост, когда Гарельд отпустил его руку. — Мне бы хотелось обсудить с госпожой Эмилией перспективы нашего сотрудничества.
— Конечно, милсдарь Блюменфрост! Как Вы считаете, мне пойдет желтое боа?
— Что?
— Ну, я теперь должен Вам соответствовать, мы же будем трудиться над одной статьей! У моей бабушки было замечательное яхонтовое колье...
— Гарельд! — вмешалась Сфорца.
— Все, ухожу! И шляпа, мне нужна шляпа... Желательно, с бирюзовым пером.

Зойцсман вышел из кабинета, бормоча себе под нос. Прежде чем за ним закрылась дверь и в кабинете наступила долгожданная тишина, из коридора послышался его возглас:

— Завидуйте, я буду работать с самим Эдвардом «Янтарная Запонка» Блюменфростом!

Эдвард закатил глаза и покачал головой. Дождавшись, когда гомон за дверью стихнет, он сказал патронессе:

— Ваше предложение относительно кинеграфии восхитительно! Я даже и не надеялся сделать нечто подобных масштабов, но после того, как Вы сказали про Верье... Ох, это просто поражает воображение! Взять фантастический сюжет, немного ироничный тон, романтику и... Сцена с посадкой на Луну может стать легендарной!

Эдвард вытер ладони о черные как уголь брюки.

— Нам нужны будут костюмы и декорации, притом все придется делать на заказ. У нас есть такая возможность?
— Для моего отца это совсем не сложно. Если презентация кинеграфии пройдет успешно, с этим проблем не будет! — сказала Эмилия.
— «Если»... — задумчиво повторил Эдвард.
—  О, не сомневайтесь, все пройдет отлично.

Фотограф посмотрел ей в глаза и на несколько секунд задумался. Эмилия уже собиралась помахать рукой перед его лицом, но фотограф очнулся без ее помощи.

— Да. Конечно. Все пройдет отлично. — сказал он бесцветным голосом. — Ну что ж, пойду осваиваться на новом месте, если Вы не против.

Гарельд:  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  (временной скачок в 23 дня)  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  [Волкогорье] Центральный парк

Отредактировано Эдвард фон Блюменфрост (13.05.2016 15:11)

+3

46

— Не против, — не задумываясь, ответила Сфорца, но тут же хлопнула себя по лбу и подняла вверх указательный палец. — То есть против. Что я говорю?.. Нет, разумеется, я не против, но мы с вами еще не закончили. Давайте уточним: двадцать первого в девять вечера мы встречаемся здесь. Часом раньше к вашему дому подъедут молодчики из монтажной компании Винденсона. Будьте с ними осторожны, не распространяйтесь слишком уж о том, что им предстоит кантовать. У Винденсона работают нео-луддиты — она зачем-то понизила голос, хотя их никто не мог слышать. — Вы ведь слышали о нео-луддитах? Так нынче называют себя варвары, выступающие против прогресса; пренеприятнейшие личности, доложу я вам, вполне достойные своих исторических предшественников, но их коллеги из агентства О’Шоннеси еще хуже — те и вовсе нечисты на руку. О них вам предстоит отснять отдельный материал в соавторстве с Пегги Лимерик. Не о вороватых грузчиках, разумеется, а о движении нео-луддитов. Но я забегаю вперед... Итак, мы договорились? В девять вечера в воскресенье. Шилярд Трамп — личность сложная, специфическая. Вы сами это увидите. Старайтесь смотреть ему прямо в глаза, он очень не любит, когда от него прячут взгляд, и моргайте, почаще моргайте, он не доверяет вампирам, которые не моргают. А впрочем, я опять забегаю вперед, вернемся к насущному. Прежде всего вам следует изучить свою должностную инструкцию. Вы найдете ее... Где вы ее найдете?.. Дейзи, где у нас инструкции? Ах да.
Она щелкнула кнопкой на переговорном устройстве и повторила вопрос. Из динамика пролился голос Дейзи, напомнивший, что инструкции лежат в зеленой кожаной папке с надписью «Прочитай меня», которая хранится в шкафу на верхней полке над Большой Орлесианской Энциклопедией. Сфорца подошла к шкафу, встала на цыпочки, достала зеленую папку, с минуту задумчиво покопалась в ней, держа ее на весу, затем выудила и вручила фотографу искомую инструкцию, которой оказались два с половиной печатных листка, соединенных канцелярской скрепкой:
— Работаем с восьми до шести, но у нас поощряется инициатива, так что переработки приветствуются. Главное — довести дело до конца. Вы будете вплотную сотрудничать с отделом продаж, искать пути оптимизации прибыли... А, это из другой оперы. Ладно. Устраивайтесь. Ленни из отдела кадров скоро подойдет к вам с парой бланков, их надо заполнить: там страховка, пенсионное, всякая скучная, но неизбежная формалистика... А потом приступайте к работе. Жалованье выплачивается ежемесячно тринадцатого числа. Мы ждем от вас больших свершений! — она щелкнула языком, совсем как Зойцсман, и, сложив ладонь пистолетом, указала ею на Блюменфроста.

Фотограф бесстрастно поглядел на инструкцию, поклонился и вышел из кабинета. Когда дверь за ним затворилась, Эмилия на радостях всплеснула в ладоши, раскинула руки, запрокинула голову и, жмурясь, как довольная кошка, закружилась:
— До чего прелестно! До чего же прелестно! А Гарельд тот еще жук. Надо же было такое придумать! Пари! Теперь он у нас точно в кармане. Так бы еще мог передумать, заколебаться, но теперь утереть Зойцсману нос для него — дело чести. Ах, до чего хорошо получилось! Папа будет мною гордиться!
Она пришла в такой восторг от своей хваткости, — какая она умница, какая разумница! — что вдруг кинулась к окну, поцеловала свое отражение и тут же рассмеялась собственной выходке.

Отредактировано Эмилия Сфорца (18.04.2016 14:36)

+2

47

21 апреля 1828 года. Около девяти вечера.

Шилярд намедни крепко повздорил с Агнией и теперь его все раздражало: курс флорена к хурбастанскому тляну, забастовки текстильщиков, цены на недвижимость в пригороде, прическа окружного прокурора, акцент Гуса Ордиса, новый законопроект либералов, реклама средства от облысения, мода на тугие воротнички...
— Черт-те что, а не погода! Все дороги в Фабричном развезло к триждыгульской бабушке, — он потоптался у порога, сбивая грязь с калош, забросил цилиндр на вешалку и, жонглируя тростью, проследовал в зал. В его твердом и выразительном голосе, в энергичных жестах, во всей его властной повадке прослеживался напор личности, которой в равной степени чужды страх и совесть.
— Погода и впрямь хуже некуда, — поддакнула Эмилия, — сплошные дожди. Вы сюда сразу из дома или заезжали на верфь?
Она одарила отца небрежной улыбкой и снова высунулась в окно, высматривая кого-то или что-то внизу. Ее волосы, по-домашнему свободно распущенные, рвано полоскались на темно-синем ветру. С улицы тянуло прохладой, доносились стук копыт и колес, чья-то хриплая матерщина, запах сырости, керосина и дешевого курева.
Шилярд пропустил ее вопрос мимо ушей. Осмотрелся.
— Пылищи у вас! — он провел кончиками пальцев по краю стола, за которым работал Зойцсман, и, кисло скривившись, воззрился на испорченную пятнами перчатку. — Как ты можешь работать в такой обстановке? Кучи какого-то хлама, развороченные подшивки старых газет, табачный пепел в чернильнице, записи пером прямо на обоях... Не контора, а сточная воронка для энтропии.
Он стукнул набалдашником трости по гирлянде вывешенных на просушку после обработки алхреагентами фотографий.
— Я предпочитаю термин «скромное очарование творческого беспорядка», — ответила Сфорца заранее заготовленной для подобных случаев фразой. Потом помахала рукой кому-то внизу под окнами и крикнула, чтобы несли оборудование ко второму подъезду.
— Недурственно, — Трамп заинтересовался одним из снимков. — Фокус на лица, фон аккуратно размыт. В холодном свете газовых рожков у этих забастовщиков впечатляющий вид, как у исчадий тьмы... Так где же твой гений? Уж не вылетел ли он в форточку?
— Будет с минуты на минуту. Могу я предложить вам что-нибудь выпить? — вспомнила она о гостеприимстве.
— От содовой без газа не откажусь.
— Тогда извольте проследовать в мою скромную обитель, дотуда энтропия еще только добирается, — закрыв окно, она откинула со лба спутанные ветром прядки и проводила отца в свой кабинет.
Там уже все было подготовлено к демонстрации кинеграфии: диван был выдвинут в центр комнаты, стена, на которую предполагалось наводить проекцию, расчищена от гравюр и дагерротипов, на кофейном столике, блистая изумрудом и льдом, стояли три запотевших бутылки «Сельтерской» и пара стаканов. Сфорца открыла бутылку, разлив по стаканам шипучий, исходящий нежным паром напиток.
— С газом, — продолжил ворчать Шилярд, кося глазом по сторонам. — Где твой голубь? Почему-то не нахожу его клетки. А куранты куда подевались?
— Обычное дело, — она пригубила воды и поморщилась — от пузырьков защипало в носу. — Грузчики из агентства О’Шоннеси позаимствовали. Собиралась подать на них заявление, а у них, как выяснилось, свой человек в третьем отделе. Выходит такой надменный клирик и требует: предъявите технический паспорт или иную гарантию на часовое изделие. И весь из себя скользкий и обтекаемый — ничего-то ему не докажешь. Я махнула рукой. Придется, думаю, придать этот случай огласке — как раз поступил сверху запрос на обличение нравов. А у Винденсона работают нео-луддиты, Пегги пишет про них статью, те хоть и угрюмые, но безвредные до тех пор, пока их не сокращают.
— Ерунда, — резюмировал Шилярд, вальяжно устроившись на диване. — И те и те обезьяны. Ну, и где же твой гений?
— Вот, слышите, — насторожилась Эмилия, имея в виду топот тяжелых пролетарских копыт на лестничной площадке, за которым последовал щедро сдобренный бранью требовательный стук в дверь.
— Гений пожаловал?
— Обезьяны. Принесли демонстрационную аппаратуру.
Говоря так, она отставила в сторону недопитый стакан и шустро метнулась в печатный зал. Через пару секунд в него ввалились два человека, притащившие с собой любовно укутанные тряпицами киноаппараты и душный запах самокруточного табака.
— Добрый вечер, мадам, — дохнул перегаром в лицо редактору один из винденсоновских ребят — высоченный, красномордый рыжий детина, косая сажень в плечах.
— Кудой переть вашу бандуру, мадам? — стал озираться другой, вертя мощной грязной шеей.
От громовых звуков их голосов мелко дрожали подвески в стеклянных лампах.
— Где милсдарь фон Блюменфрост? — насупилась Эмилия с таким видом, будто грузчики по дороге могли его съесть.
— Кто? — недоуменно поморгал рыжий. — А, этот самый. Того-этого, догоняет. Кудой, спрашиваю, дуру вмострячить?
— В кабинет, — кивнула она, высовывая нос на лестничную площадку через просвет между тушами грузчиков.
При виде Эдварда на ее лице появилась детская, ликующая улыбка. Она помахала ему рукой, но, подгоняемая мычанием амбалов, вынуждена была отскочить в сторону, освобождая им путь.
— Туда, — снова указала она на свой кабинет. — И смотрите поосторожнее! Как будто несете последний на земле ящик водки.

Отредактировано Эмилия Сфорца (18.04.2016 14:41)

+3

48

21 апреля 1828 года. Около девяти вечера.

В фойе Эдвард пропустил грузчиков вперед, собираясь с духом. Двое громил из монтажной компании Винденсона, пыхтя и переругиваясь, начали долгий подъем по лестнице с тяжелой ношей на плечах. Фотограф взглянул на настенные часы, но не для того, чтобы узнать время, а просто так, чтобы переключить внимание. Дождавшись, когда рабочие внесут аппаратуру в зал, он быстро поднялся наверх. Увидев приветливое лицо Эмилии, которая раздавала указания винденсоновским детинам, Эдвард доверительно кивнул ей, и, в последний раз глубоко вздохнув, прошел через печатный зал в ее кабинет, где уже сидел отец Эмилии.

— Здравствуйте, милсдарь Трамп!

Шилярд удивленно поднял брови.

— Рад видеть Вас... — смущенно сказал Эдвард, — ...снова.

Шилярд хмыкнул и, обращаясь к Эмилии, сказал:

— Что ж, этого гения я знаю. Фотограф из «Курьера».
— Больше нет. Теперь я работаю на «Мирабо».

Шилярд безразлично пожал плечами.

— Что ж... Съемка на ипподроме была впечатляющей. Над чем трудитесь сейчас? Белки? Вороны?
— Боюсь, я пока не закончил с конями. Дело в том, что Ваш спор с Найтлордом обернулся выгодой не только для Вас, но и для меня.
— Конечно, ведь я поделился с Вами выигрышем.
— Формально это было оплатой за съёмку, — скуксился ревенант, — но речь не об этом. Фотографии, которые были сделаны тогда, легли в основу моего нового изобретения.
— Моя дочь утверждает, что Вы создали нечто грандиозное.
— Судить Вам. — пожал плечами фотограф.
— Тогда не будем терять время, э-э-э...
— Эдвард, — подсказал фотограф, — Эдвард фон Блюменфрост.

Шилярд задумчиво кивнул. Эмилия проводила рабочих и закрыла дверь кабинета. В комнате воцарилась абсолютная тишина.

— Милсдарь Трамп, есть одна деталь...
— Давайте поскорее приступим к презентации, Эдвард, — перебил его Трамп.
— Да... Конечно. Минутку!

Фотограф торопливо снял с механизмов защитные чехлы и установил проектор напротив одной из стен. Поправил ноги штатива, зашторил шторы, замкнул электрическую цепь. Поставил бабину с фильмом. Когда все было готово, дверь кабинета открылась, впуская хозяйку. Эдвард еще раз кивнул ей и взялся за ручку проектора.

По стене побежала уже надоевшая Эдварду черная лошадь. Он склеил обе ленты в одну, так что сразу после ее пробега началась кинохроника Главного Проспекта. Все это время в кабинете стояла полнейшая тишина. Секунды тянулись, как засахаренный мед. Эдвард, Шилярд и Эмилия образовывали равносторонний треугольник, из вершины которого бил яркий луч света, вырисовывая на стене сменяющие друг друга образы.

Фильм закончился так же быстро, как и начался. Желая поскорее прервать длительное молчание, Эдвард дернул штору, впуская в комнату мягкий вечерний свет. Эмилия зажмурилась, а Шилярд будто бы и не заметил смены освещения. Вопреки желанию ревенанта, тишина держалась еще несколько бесконечно долгих секунд.

Отредактировано Эдвард фон Блюменфрост (14.05.2016 12:12)

+2

49

[о. Йух] Кабачок «У Лизетты и Жоржетты»  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  (двое суток спустя)  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png

21 апреля 1828 года. Около девяти вечера.

Затевая игру с Блюменфростом Энзо никак не ожидал от того подобной прыти. Стоило вернуться с Йуха, как отправленные следить за изобретателем ищейки донесли: Эдвард ушел работать в «Мирабо». Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — дочка Трампа берет быка за рога. В бизнесе таких совпадений не бывает. Нет, опасности сам фотограф больше не представлял — патент на кинокамеру уже лежал в патентном бюро, оставались сущие формальности. А вот если Шилярд все-таки обратит свое внимание на новое развлечение и прибыли, которые оно сулит, могут возникнуть определенные трудности.
Ведомый этими мыслями бизнесмен решил не откладывать в долгий ящик разговор с конкурентом, а тут такой удобный случай — разведка доложила, что Трамп прибыл в редакцию к дочери. И снова нетрудно сложить два и два — он прибыл на переговоры. Так что схватив цилиндр и трость бывший пират помчался на эти переговоры незваным гостем. Подстегиваемый ста флоренами, жгущими карман, и еще одной такой же купюрой, обещанной при скором прибытии, кэбмен домчал минут за пять.
Слава богам, Найтлорд успел.
Приведя себя в порядок он тростью толкнул дверь и явил себя всем присутствующим в кабинете главного редактора во всем великолепии:
— Эмилия, я правильно делал, что не верил слухам о вашей красоте. В жизни вы гораздо прекраснее, чем о вас говорят, — обворожительно улыбаясь, Энзо подошел к вампирессе и склонился, чтобы поцеловать ручку. Как всегда дольше, чем того требуют приличия, — Ах, да. Что же это я. Позвольте представиться: Энзо Найтлорд. Владелец заводов, газет, пароходов... — Он непринужденно рассмеялся. Блюменфрост удостоился лишь сухого кивка.
— Шилярд, старина, рад тебя снова видеть! Как капризна судьба! Совсем недавно она уже сводила нас троих, и вот опять! Немыслимо! Вижу, тебе тоже показали это чудо. Что скажешь?

Отредактировано Энзо Найтлорд (17.05.2016 14:59)

+2

50

По стене побежала уже знакомая Эмилии лошадь. Во второй раз животное произвело на нее ничуть не меньшее впечатление, чем в первый. Девушка беспокойно ерзала на диване, то глядя во все глаза на экран, то и бросая пытливые взгляды на неподвижный профиль Шилярда Трампа, — озаренный бликующими рефлексами, он казался монолитным, словно высеченным из гранита, почти демоническим. Барон созерцал кинеграфию молча, с выдержкой хурбастанского императора на приеме послов, но дочь явственно ощущала исходящие от него волны энтузиазма и увлеченности. Чувствовала их прямо в своей груди, стесненной покалывающим, искристым, как пузырьки шампанского, напряжением. Потом экран почернел, блеснув царапинами и пятнами, пленка кинеграфа издала напоследок гладкий шорох, и фотограф раздернул штору, впуская в кабинет разреженный свет газовых фонарей.
Сфорца поморгала, подстраиваясь к новому освещению, сделала еще пару глотков сельтерской, чтобы унять волнение. Выжидающе замерла. «Вот, что я вам говорила!» — сияло ее лицо. Она очень старалась держаться чинно, под стать Шилярду, но, вопреки всем усилиям, никак не могла убрать торжествующую улыбку из глаз.

Обморочно долгая пауза длилась целую минуту.
— Мда-а-а, — протянул наконец Трамп. — Неслабый получился перфоманс.
— О, я знала! Знала, что вам понравится! — не выдержала Эмилия. — Но, уверяю вас, это только начало. Вообразите только, как развернется изобретение господина Блюменфроста в перспективе! Что если снять подобный перфоманс по книге, скажем, господина Верье? Это ведь будет легенд... подождите, подождите, — она на ощупь потянулась за сельтерской. Окажись в эту секунду в кабинете Зойцсман, он бы непременно усмехнулся себе по нос, предугадывая, что вот-вот начнется процесс «идеологической обработки гостя редакции». И не ошибся бы.
— Верье... — напряг память барон. — Это который «Полет на Луну» и «Путешествие вокруг света»?..
— И «Погружение бастискафа». Так вот, — отставив стакан, девушка решительно насупилась и выдала беглой скороговоркой неоднократно слышанную фотографом речь про фантастические декорации, театральный размах, душещипательную любовную линию, взрывы, погони, перестрелки, смерчи, ураганы и бури оваций. Заканчивался панегирик томными всхлипами и произнесенными с патетическим надрывом словами: «Вам ведь не составит труда походатайствовать перед тамошними умственными паралитиками за кинеграфию?»
— «Кинеграфия»? — наморщил лысину Шилярд. — «Умственные паралитики»? Что ты такое выдумываешь?
— Дубовые лбы из патентного. Описательно выражаясь, — немного смутилась Эмилия. — А кинеграфию вы только что изволили видеть в действии.
— Пф-пф, — неопределенно ответил Шилярд, покрутив в воздухе ладонью. — Над названием еще предстоит поработать.
— Значит, вы находите проект перспективным? — обрадовалась вампиресса.
— Рано судить. Господин Блюменфрост упомянул о какой-то детали... — барон взглянул через плечо на фотографа, одарив его улыбкой опытного политика — обаятельной и стерильной одновременно. Пригласительным жестом указав на кресло поблизости, добавил: — Верно, верно: прежде чем переходить к разговору о патенте, неплохо было бы уточнить детали. Ну и выяснить между делом, в какую сумму вы оцениваете выхлоп от своего изобретения. Оценить, так сказать, финансовые риски. Мало кто из участников сложных сделок понимают, что самое важное — встреча хорошего покупателя с хорошим продавцом. Недостаточно сторговаться, пожать руки и разойтись, надо всегда принюхаться, познакомиться, сблизиться, прочувствовать важность момента... Вы меня понимаете? Итак, господин Блюменфрост, в чем подвох?
Однако ответ фотографа оборвался на середине, потому что в это мгновение на пороге редакторского кабинета появился еще один, совершенно неожиданный участник встречи. Не расшаркиваясь, не дожидаясь хозяйского приглашения, он захлопнул ногой дверь и ухмыльнулся нахально и с вызовом. У него была загорелая кожа, длинные светлые волосы, зачесанные назад на пиратский манер, хищный прищур, как у ксенонского оцелота, и белоснежные зубы. Облачен он был в щегольской костюм из бордовой фланели с искрой.
— Господин Найтлорд! — бодро воскликнул Трамп. «Что он здесь делает?» — спрашивало между тем его незаметное, но твердое рукопожатие у Эмилии. Девушка в ответ растерянно повела плечами, взглядом переадресовывая этот немой вопрос Блюменфросту.
— Эмилия, я правильно делал, что не верил слухам о вашей красоте, — сходу двинулся в лобовую атаку незваный гость. — В жизни вы гораздо прекраснее, чем о вас говорят, — он отвесил убийственно глубокий поклон, пылко приложившись губами к ручке трампессы.
— О, вы еще не видели меня утром с похмелья, — Эмилия кокетливо подула на локон, заслоняющей ей обзор. — Могу я узнать, с кем имею честь?
Следует отметить, вид главный редактор нынешним вечером имела далеко не самый кондиционный. Будучи всю неделю обремененной угождением министерству, она с головой погрузилась в работу и к сегодняшней встрече не позаботилась придать своей внешности светского лоска. Она была одета в невзрачное чайное платье, растрепана, лихорадочно бледна; губы ее от волнения пересохли, лоб покрылся легкой испариной, глаза были дикими, как у голодной лисули, и горели неугасимым огнем. Словом, прекрасной ее можно было назвать только с очень большой натяжкой.
Незнакомец представился. Этикет предписывал леди отвечать на подобное чем-то вроде «Наслышана о вас, милсдарь» или «Положительно очарована, милсдарь» и глупо хихикать. Но Эмилия сейчас была не в том состоянии, чтобы соблюдать этикет.
— Энзо Найтлорд, значит? — фыркнула она, поднимаясь с дивана и глядя на вампира из-под черных ресниц. — Первый оборотень вашего клана, которого мне довелось увидеть в натуре. У вас зрачки всегда вертикальные или только в полнолуние?
Шилярд метнул в дочь неодобрительный эмпатический импульс, который, впрочем, остался незамеченным. Специально или случайно — кто знает?
— Шилярд, старина, рад тебя снова видеть! — обратил внимание Найтлорд на главу клана. — Как капризна судьба! Совсем недавно она уже сводила нас троих, и вот опять! Немыслимо! Вижу, тебе тоже показали это чудо. Что скажешь?
— Присаживайся, старина, — великодушно позволил Шилярд. — Это твое «что скажешь?» всегда повергало меня в изрядное недоумение. Что я тебе скажу? Чудо... Любая достаточно развитая технология, старина, неотличима от магии. Однако как ты сюда попал? И зачем? Надеюсь, не ради того, чтобы демонстрировать моей дочери преимущества элуантропии? Погоди, — спохватился он как бы невзначай. — «Тоже»? Ты сказал «тоже»? Выходит, этот показ был не эксклюзивным? Извольте объясниться, господин Блюменфрост. Вы ведете двойную игру в надежде сорвать больший куш, выбирая из нескольких инвесторов более щедрого, в этом я вас хорошо понимаю, это по-деловому. Но я не понимаю, какой вам прок от сталкивания инвесторов лбами. Что-то здесь не сходится, и это что-то звучит как нечто весьма подозрительное.
Барон принял любимую позу: откинулся на диване, сцепив руки в замок. Эмилия, грациозно усевшись на подоконник, сделала вид, что все ее внимание поглощено отблесками газового света на глянцевых листьях фикуса.

Отредактировано Эмилия Сфорца (22.05.2016 22:51)

+4

51

«Всемогущая Роза, вот это женщина! — непосредственность и естественность трампессы покорили Энзо с первого взгляда, — Еще влюблюсь, чего доброго».
Усмехнувшись собственным мыслям вампир озорно подмигнул Эмилии:
— С удовольствием на это посмотрю, — он не сводил смеющийся немигающий взгляд с девушки, — Считайте, что я приглашаю вас на открытие моего кабаре, там и выпьем. Что скажете?
Долгие прелюдии в его арсенале отсутствовали как класс, так что Кот решил взять быка за рога. И плевать, что все это слышит отец. Более того, тот факт, что отец этот — Шилярд Трамп, доставлял особое удовольствие.
— Энзо Найтлорд, значит? — фыркнула она, глядя на вампира из-под черных ресниц. — Первый оборотень вашего клана, которого мне довелось увидеть в натуре. У вас зрачки всегда вертикальные или только в полнолуние?
И снова эта чертовка заставила его рассмеяться:
— И как вам? — Найтлорд раскинул руки и медленно повернулся на триста шестьдесят градусов, давая рассмотреть себя во всех деталях, — Сойдет? — он откровенно веселился, — Всякий раз, когда вижу таких красавиц.
Комплимент, конечно, был уровня первых робких влюбленностей, но вампир не привык обременять себя самокопанием и предварительной подготовкой, просто говорил, что думал. Но как бы не было приятно общение с мазелью главным редактором, прибыл он сюда ради дела, а значит нужно было к нему возвращаться.
— О, благодарю, — бизнесмен занял свободное место, — Святая Роза, какое блаженство! — Он испустил стон наслаждения, — Последние несколько дней были просто сумасшедшими, толком не отдыхал. Ты не поверишь: приехал на кэбе. И вот как раз об этом я и хотел поговорить. Я уже некоторое время знаю об этом изобретении. Ну, ты понимаешь: Фенгари, торговля информацией, все такое... Более того, господин Блюменфрост заключил с моей корпорацией один любопытный договор, условия которого были нарушены несколько минут назад. Позволь, процитирую по памяти: «обязуется в течение пяти лет не продавать, передавать, демонстрировать кинеграф и все, что с ним связано, третьим лицам». Так что с вас, господин изобретатель, миллион флоренов. Кажется, такая неустойка была оговорена? Но это мы с вами обсудим позже. Собственно, друг Шилярд, как ты уже догадался, я здесь, чтобы защитить свои инвестиции. Видишь ли, тот же документ обязывает меня наладить промышленное производство вот этих волшебных коробочек, а это обойдется в кругленькую сумму. Такие дела.

Отредактировано Энзо Найтлорд (24.05.2016 20:34)

+3

52

С появлением Энзо геометрия комнаты изменилась. После суетливых перемещений, сопровождаемых демонстративными жестами и громкими репликами, он встал неподалеку от фотографа, преграждая ему проход через кабинет. Шилярд остался на своем месте, а Сфорца села на подоконник. Треугольник повернулся острием к Эдварду. Пришло время защищаться.

Проглотив обвинения Энзо, ревенант примирительно поднял руки.

— Раз уж все в сборе, позвольте мне все объяснить. Мой рассказ может несколько затянуться, но я прошу выслушать меня, не перебивая, — он с раздражением посмотрел в глаза Найтлорду. — Разрешите пройти!

Эдвард протиснулся между вампиром и креслом и сел на свободный стул. Теперь он был в центре треугольника. Он в точности скопировал взгляд Мари фон Блюменфрост — водянистый, «рыбный» взгляд в параллельную реальность — и начал свой рассказ.

— Я не являюсь чистокровным вампиром и принадлежу к роду Блюменфростов по милости моей матери. Мое положение в клане очень шатко, а социальный статус сильно зависит от прихоти таких господ, как вы. Поэтому, за неимением денег и связей я вынужден — повторяю, вынужден! — защищать свои интересы хитростью. Как только я впервые увидел эту проклятую лошадь, бегущую по стене моей мастерской, я понял, что новое изобретение принесет мне кучу неприятностей. Что, собственно, и продемонстрировал милсдарь Найтлорд буквально через пару дней, бесцеремонно ворвавшись с помощью псионики в мой мозг и подписавший моей рукой вот этот документ.

Эдвард вынул из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист и передал его Шилярду.

— В нем действительно написано все то, о чем только что поведал милсдарь Найтлорд, хотя юридическая сила этой бумаги под большим вопросом. Я не планирую пока оспаривать этот договор, просто хочу продемонстрировать то, с чем приходится иметь дело честному изобретателю. Милсдарь Найтлорд, однако, поторопился, не учтя одну деталь: кинеграфия — технология двухчастная. Даже если он сохранит за собой все права на демонстрацию кинолент, это не дает ему прав на их создание, тем более что за последнюю неделю я сумел полностью автоматизировать этот процесс.

Эдвард встал и облокотился о стол Эмилии.

— Милсдарь Трамп! Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы повторно продать вам технологию проекции кинолент. Я пришел сюда, чтобы предложить вам технологию их скоростного производства. Иными словами — технологию съемки кинолент. Поймите, джентльмены, я — поклонник статики. Фотография всегда была и всегда будет моей главной страстью. Что касается кинеграфии, то для меня она как красивая дочь для старого мельника: она слишком норовистая, на нее нет никакой управы, но для многих она — лакомый кусочек. Так что единственное, что я могу сделать — это передать ее в руки тех, кто сможет позаботиться о ней, не упустив при этом и собственной выгоды.

Итак, я предлагаю вам разделить патронаж или — если вам это слово нравится больше — власть над кинеграфией поровну: милсдарь Трамп мог бы заниматься производством, а милсдарь Найтлорд — демонстрацией кинолент. Я понимаю, что это не слишком удобно для вас, но так и только так я могу быть застрахован от проникновений в мое сознание, финансовых махинаций, шантажа, угроз и прочих вещей, принятых в высшем обществе. Если это предложение хоть в какой-либо мере может быть вами рассмотрено, я готов обсудить детали.

Отредактировано Эдвард фон Блюменфрост (23.05.2016 11:27)

+4

53

Если бы события той встречи описывал какой-нибудь бульварный писака, он бы сказал, что чем дольше Найтлорд слушал изобретателя, тем темнее становились его глаза. Но, слава Розе, в кабинете Эмилии были только действующие лица, и этого штампа удастся избежать. Энзо действительно мрачнел с каждым словом, но мрачнел внутри, внешне оставаясь все тем же весельчаком. Пока Блюменфрост рассказывал им о тяжелой судьбе бастарда, бизнесмен выбирал — показать щенку настоящее ментальное насилие, заставив выброситься из окна, или пожалеть, ведь весь его план уже не стоил выеденного яйца — к полуночи патент на кинокамеру от корпорации «Найтлорд» будет подписан. Решающим стало воспоминание о бароне, который не оценил щедрости предложения, приняв ее за слабость. Собственно говоря, Эдварду он тоже уже делал щедрое предложение. И к чему это привело? Этот мальчишка пытается столкнуть лбами двух настоящих игроков. Нет, пришло время преподать урок. Когда «плач» закончился, Найтлорд достал из внутреннего кармана шелковый платок и демонстративно громко высморкался:
— Такая трогательная история! — Он вытер несуществующие слезы. — Бедняжка, как же вам тяжело живется на белом свете!
Можно было бы раздавить наглеца морально, растолковав, что публично угрожая советнику главы клана, который знает всё о всех, он подписывает смертный приговор всем Блюменфростам. Можно было бы предложить помощь в составлении искового заявления — пусть судится до самой смерти с новым юристом. Но все эти аргументы были для по-настоящему опасных оппонентов, этого же мальчишку следовало просто примерно наказать, чтобы впредь не пытался гадить большим дядям. Поэтому Кот продолжил следующими словами:
— Но бояться вам стоит не вмешательства в ваше светлое сознание, а опасностей, окружающих всех нас! Этот мир — крайне опасная штука. Здесь вам на голову может упасть кирпич, — повинуясь его воле с грохотом рухнул стеллаж, заставленный какой-то макулатурой. — Вы можете встретить на своем пути грабителя. Но, самое страшное, что смерть может настичь вас из-за неосторожности. Шейные платки — крайне травмоопасный предмет. Вы можете на ходу зацепиться им за что-то и задушите сами себя, — платок на шее Блюменфроста стал затягиваться все туже, перекрывая приток кислорода. — На вашем месте, дорогой друг, — вампир меланхолично осматривал свои перчатки, выискивая несуществующие пылинки, — я был бы осторожнее. Мало ли, что может случиться.
Когда ревенант уже был готов отключиться, Энзо ослабил натяжение:
— Вы что-то плохо выглядите. Быть может, вам лучше отправиться домой и вызвать врача?

Отредактировано Энзо Найтлорд (24.05.2016 22:47)

+2

54

Пока отец с Найтлордом изощрялись друг перед другом в приветствиях, сверкая клыками, как хищники перед схваткой, Эмилия занималась любимым делом — внимательно, стараясь не пропустить ни единой интенции, сканировала настроения окружающих. Шилярд был внутренне насторожен, но выглядел добродушным и мирным, точно сытый дракон. Блюменфрост сохранял привычное ледяное спокойствие, был бесстрастен, как сфинкс, хотя внутри него нагнетался нешуточный шторм. Видимые же течения настроений Найтлорда вполне соответствовали скрытым. В один из моментов Сфорцу увлек диссонанс, который составляли нахальное озорство бизнесмена и хладнокровная серьезность фотографа. Контраст между их эмоциями особенно сильно бросался в глаза, когда они оказались рядом. Однако ничего дополняющего в этом различии не было — только непримиримая глухая вражда.

Эмилия задержала изучающий взгляд на фигуре Найтлорда. Держался он подчеркнуто непринужденно, будто привык ежедневно вторгаться в чужие кабинеты и не находил в этом ничего из ряда вон. Двигался стремительно, с естественной, звериной грацией. Говорил звучным баритоном, растягивая гласные на хастианский манер. Жестикулировал широко и размашисто, беззастенчиво наполняя собой пространство. Сшитый по иголочке остромодный костюм сидел на нем как влитой, но отчего-то казался слишком тесным для его активной натуры. Эмилия представила могучий вал, разбивающийся о скалистый утес, небо в кучевых облаках и шхуну, освещенную закатом, которая неслась по буйным волнам. Вот где было самое место для Энзо Найтлорда — на палубе этой шхуны. Но никак не в пыльной столичной конторе.

Послышался чей-то «апчхи». Шилярда. Сфорца открыла окно, разбавляя муторную редакционную духоту прохладной струей свежего воздуха. Помахала кому-то внизу, на улице. Пересела поближе к фикусу. Мысленно отмотав время на пару минут назад, вызвала в памяти давешний диалог с Найтлордом.
— Считайте, что я приглашаю вас на открытие моего кабаре, там и выпьем, — ответил вампир ей в тон, не сводя с нее прямого взгляда. — Что скажете?
— Кабаре? Наслышана, а как же, — усмехнулась она, не реагируя на нескромное предложение. Но и не отводя взгляда. — Наш корреспондент уже успел наладить социальные связи с вашими сотрудницами и оценить качество поставленных вам на службу... архитектурных форм.
Найтлорд легко и весело рассмеялся.
— У вас зрачки всегда вертикальные или только в полнолуние? — спросила она.
— Всякий раз, когда вижу таких красавиц, — ухмыльнулся оборотень, ничуть не стесняясь присутствия Шилярда.
И в этот момент, помимо уверенности в себе и алчной жажды жизни, которыми он буквально лучился, Сфорца ощутила еще кое-что. Эмоциональный сигнал, от которого у нее по спине побежал скользкий холодок.

Мощную волну скрытой угрозы.

Отредактировано Эмилия Сфорца (27.05.2016 22:20)

+4

55

https://drakenfurt.s3.amazonaws.com/NPS/Fabrichnyj-rajon/13.png

Старое редакционное кресло тихо крякнуло, прогибаясь под весом упавшего в него бизнесмена. Вальяжно откинувшись на мягком сиденье, Найтлорд нацелил свои кошачьи зрачки на Трампа и посвятил его в причины своего неожиданного визита.
— ...собственно, друг Шилярд, — закончил он, — как ты уже догадался, я здесь, чтобы защитить свои инвестиции. Видишь ли, тот же документ обязывает меня наладить промышленное производство вот этих волшебных коробочек, а это обойдется в кругленькую сумму. Такие дела.
Собрав весь сарказм, положенный ему богиней, Шилярд ответствовал:
— Любопытно, другая сторона в курсе существования этого договора?
В то же мгновение Блюменфрост, видя, что пришла пора заявить о своих интересах, вышел на середину комнаты и занял свободный стул неподалеку Трампа.
— Раз все в сборе, — проговорил он отчетливо, — позвольте мне все объяснить. Мой рассказ может несколько затянуться, но я прошу выслушать меня, не перебивая.
Он рассказал о своем положении в клане, о причинах, вынудивших его прибегнуть к соблюдению осторожности, о том, как Найтлорд ментальным давлением вынудил его подписать договор, затем достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист и протянул его Трампу. Нацепив на нос пенсне в тоненьком ободке, Шилярд расправил бумагу, отвел ее на расстояние вытянутой руки и пробежался взглядом по ровным строчкам. Брови его сначала вопросительно вскинулись, затем напряженно сошлись к переносице. «Кто бы знал, что сарказм будет настолько уместен», — пропечаталось рубленым шрифтом на его помрачневшем челе.

Между тем монолог фотографа продолжался своим чередом. Встав со стула, Блюменфрост отошел в сторону и прислонился к редакторскому столу. Движения его были скупы и расчетливы. Голос звенел, как стальной клинок. Никто, кроме разве что Сфорцы, не уловил бы в его интонациях ни единой ноты волнения.
— Милсдарь Трамп! Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы повторно продать вам технологию проекции кинолент. Я пришел сюда, чтобы предложить вам технологию их скоростного производства. Иными словами — технологию съемки кинолент. Я предлагаю вам разделить патронаж над кинеграфией поровну: милсдарь Трамп мог бы заниматься производством, а милсдарь Найтлорд — демонстрацией кинолент.
— Эмилия была права, вы умны, — Шилярд взглянул на него приветливей. Сдержанно, но тепло улыбнулся.
— Я понимаю, что это не слишком удобно для вас, — понизил тон Блюменфрост, — но так и только так я могу быть застрахован от проникновений в мое сознание, финансовых махинаций, шантажа, угроз и прочих вещей, принятых в высшем обществе. Если это предложение хоть в какой-либо мере может быть вами рассмотрено, я готов обсудить детали.
— Мне по душе честная игра, — кивнул одобрительно Шилярд. — Честность — лучшая защита и лучшее нападение. Поэтому вы близки мне по духу. Впрочем, как и многие представители вашего клана. Мэтр Григориус, его воспитанник Арчибальд — мои старые друзья и парт... не... ры, — голос его сдулся, как резиновый мяч, проткнутый острым шипом. Краем глаза вампир заметил, что Эмилия, вся наэлектризовавшись, точно лисуля, почуявшая опасность, спрыгнула с подоконника, откинула локон со лба и выпрямилась в струну. Имейся у нее хвост, ей богу, расфуфырила бы его. Причиной тому были всхлипы Найтлорда: приложив к щеке атласный платок, бизнесмен довольно удачно изобразил плачущего Пьеро.
— Такая трогательная история! — фиглярствовал Найтлорд, издевательски косясь на фотографа. — Бедняжка, как же вам тяжело живется на белом свете! Но бояться вам стоит не вмешательства в ваше светлое сознание, а опасностей, окружающих всех нас! Этот мир — крайне опасная штука. Здесь вам на голову может упасть кирпич.
Слева от собеседников, как бы подтверждая слова бизнесмена, загрохотало. Дрогнули и пошли тонкой вибрацией стекла, как при землетрясении. Обиженно зазвенели подвески в люстрах. По полу прокатилась упругая телекинетическая волна. Взметнув в воздух клубы пыли, поломав мебель, расколотив горшок с фикусом, рухнул большой стеллаж, доверху набитый подшивками старых выпусков, справочниками и словарями. Сфорца подпрыгнула от испуга, расчихалась и закашлялась, по-детски протирая глаза кулаками. Блюменфрост тоже кашлял, схватившись за горло. И кашель его был совсем нехорошим.

Трамп медленно поднялся с дивана и возвел на Найтлорда странно застывший, пугающий взгляд. Сила, заключенная в его взгляде, была силой дремлющей, неразбуженной. Она была все равно что дыхание спящего дракона, но в ней ощущался и скрытый до поры до времени драконий огонь. Казалось, еще мгновение, еще секунда жуткого поединка между глазами вампиров — и огонь вырвется на волю. Однако прежде чем это случилось, затянутую мелкой взвесью контору пронзил отчаянный женский вскрик.

+4

56

— О не-е-ет! Нет-нет-нет-нет!
Опустившись на колени возле упавшего стеллажа, Эмилия перебирала какие-то черепки.
— Мои фигурки! — крикнула она, давясь кашлем. — Они разбиты! Мои фарфоровые фигурки! Я их десять лет собирала!
Лица присутствующих устремились на нее, недоуменно вытягиваясь.
— Моя коллекция уничтожена! — продолжала неистово страдать Сфорца, безо всякой псионики заражая всех вокруг чувством тяжелой утраты. — Потерю этих редкостей невозможно восполнить! Ничем, ничем... О, как я без нее проживу!..
Глаза ее излучали призрачный свет, из рук, судорожно сжимавших осколки, сочились тонкие струйки крови, а в голосе было столько неподдельного чувства, что, казалось, он рисовал поверх комнаты однообразным мутно-серым тоном, окрашивая меланхолией двери, окна, диван, обломки мебели, стеллажа, павший фикус и даже пыльные занавески. Словом, это был театр одного актера. Вернее, актрисы, изображавшей сплошной, безграничный, непоправимый вельтшмерц. И ведь было на что посмотреть!

* * *
В самый разгар страданий эмпатки в печатном зале задуднили тяжелые шаги. Послышался удар о стену резко открытой двери. На пол легли длинные косые тени двух телохранителей Трампа.
— Госпожа, с вами все в порядке? — подбежал один к Сфорце, которая тут же ощерилась и зарычала. Совсем как злая лиса.
— Сэр, мы слышали шум, — обратился второй к Шилярду. — Вам что-то угрожает?
— Возможно. Возможно, придется вызвать полицию, — протянул Трамп, с нежностью глядя на сотрясаемую рыданиями спину дочери: только сейчас до него дошло, зачем она разыграла этот спектакль. «Чтобы потянуть время» было главной причиной, но не единственной.
— Я на ментальной связи с третьим отделом, — ответил телохранитель, поправив прикрепленный к поясу револьвер.
— Будем надеяться, Ордис, до этого не дойдет, — похлопал его по плечу вампир. Преспокойно усевшись на диван, он положил ногу на ногу, взглянул поверх стекляшек на Найтлорда и как ни в чем не бывало, ровнехоньким тоном продолжил деловой разговор: — Насколько я понимаю, только что был дважды нарушен закон суверенного графства Дракенфурт. При свидетелях. Хулиганство — раз. Угроза жизни с отягчающими — два. Хотя нет, постойте. Как же! Мошенничество — три. Господина Блюмефроста под ментальным давлением вынудили подписать договор. Господин Блюменфрост, — обратился он к фотографу, — вы имеете полное право оспаривать через суд условия договора и добиваться его расторжения, и, слово Трампа, я вас поддержу в этой тяжбе. Но вернемся к нападению. Публичному. Перед свидетелями. С таким серьезным отягчающим обстоятельством, как применение псионики. Это возмутительное нарушение закона, за которое полагается солидный срок. Не исключаю, что у вас в Хастиасе, где вся полиция давно куплена, на подобные вещи закрывают глаза, но мы живем в цивилизованным мире по цивилизованным правилам. У нас публичное нападение с использованием телекинеза считается серьезным преступлением. Короче говоря, ты только что загнал себя, старина, в глухой угол. Мда-а-а, ситуация очень скверная. Какие у тебя варианты? Пойти в тюрьму? Пуститься в бега? Ты ведь не хочешь в тюрьму, старина? Об условиях содержания в Аль-Матрасе ходят жуткие слухи... Чтобы не пришлось убеждаться в их правдивости на собственной шкуре, ты должен перестать вести себя контрпродуктивно и начать сотрудничать. Например, на условиях, которые предложил господин Блюменфрост. На мой взгляд, это очень, то есть очень невыгодные для Трампов условия. Если бы исход нашей встречи зависел только от меня, я бы сказал так: мы разрываем договор, но не подаем заявления. В этом случае ты теряешь контракт, но не садишься в тюрьму. Получилась бы обоюдная выгода. А так я останусь в убытке: разделяя с тобой патронаж над кинеграфией, вынужден буду постоянно лицезреть твою самодовольную физиономию.

Отредактировано Эмилия Сфорца (27.05.2016 23:13)

+4

57

Вечер и не думал становиться скучным, даже наоборот — набирал обороты. Сначала Эмилия решила показать, что умеет играть на публику едва ли не лучше, чем он сам (Найтлорд поставил мысленную зарубку заглянуть в антикварную лавку), а потом и ее почтенный батюшка соизволил, наконец, всерьез подать голос.
«Святая Роза, какая великолепная игра! Экспрессия, естественность, страсть! Дракенфурт потерял великую актрису в тот день, когда ты решила стать журналистом».
— Так страшно, что аж ноги не держат, веришь? — вампир едва сдерживал смех, спокойно выдерживая взгляд Трампа, обычных смертных, должно быть, вводивший в оцепенение, — Встречный иск за клевету, моральный и материальный ущерб: мое время слишком дорого. Старина, мы можем бодаться здесь сколько угодно, но я и пальцем не тронул этого беднягу, и вы оба слышали, что я наоборот пекся о его здоровье. И если изначально в клевете я планировал обвинить лишь господина Блюменфроста, то теперь, похоже, и ты распространяешь эту грязную ложь, порочащую имя моего клана. Дабы таки вернуться в конструктивное русло, я предлагаю тихо-мирно разойтись, оставшись каждый при своем. На новое изобретение парнишки я не претендую — забирай, так что часто видеться нам не придется. Только не забудь при продаже этих записывающих устройств сообщить, что любая публичная демонстрация результатов запрещена. Засим, если никто не возражает, позвольте откланяться. Дела, знаете ли, зовут, — Энзо вопросительно изогнул бровь, глядя на Шилярда. И тот не разочаровал — поскрежетав зубами, поднялся и протянул руку для примиряющего прощального рукопожатия.
— Приятно иметь дело со здравомыслящим вампиром, — Найтлорд крепко пожал протянутую ладонь. — По-дружески не советую тебе иметь дело с этим парнишкой — капризен и слишком самолюбив.
«А еще безбожно глуп — я же предлагал честную сделку, а теперь просто вынужден выпотрошить его как камбалу...»
— Эмилия, — он подошел к девушке. — Я скорблю вместе с вами! — скорбную мину портил смеющийся взгляд. — И хотя я не имею никакого отношения к этому пренеприятнейшему инциденту, обещаю помочь вам в восстановлении вашей бесценной коллекции. До скорой встречи. — И снова чрезмерно долгий поцелуй ручки.
— А с вами, милсдарь Блюменфрост, увидимся в суде, — он приподнял жестом несуществующую шляпу. — Господа, — кивок охранникам.
Закончив с любезностями, Энзо стремительно покинул кабинет. Впереди у него был визит в патентное бюро и проверка «Бурлеска».

https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  (временной скачок в один день)  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  Штаб-квартира гильдии алхимиков

Отредактировано Энзо Найтлорд (03.01.2017 16:47)

+3

58

Речь Шилярда успокоила фотографа. Все складывалось наилучшим образом: его обман был воспринят как интеллектуальный тактический ход, чем он, по сути, и являлся. В лице Трампа у Эдварда появился могучий союзник, и Энзо понимал это. Казалось, два бизнесмена сейчас скрепят удачную сделку рукопожатием и предложат всем шампанского. Однако...

— Такая трогательная история! Бедняжка, как же вам тяжело живется на белом свете!

Энзо по-фиглярски смахнул воображаемые слезы умиления. Эдвард почувствовал, как острая, сочащаяся тьмой злость Найтлорда наполняет комнату. Где-то в области его солнечного сплетения медленно росла черная дыра, готовая поглотить все на своем пути.

— Бояться вам стоит не вмешательства в ваше светлое сознание, а опасностей, окружающих всех нас! Этот мир — крайне опасная штука.

Справа от Эдварда качнулся книжный шкаф. Книги и фарфоровые статуэтки сползли с полок, и через секунду стеллаж рухнул на пол. Стеклянная дверца разбилась вдребезги, а бумаги, лежащие на рабочем столе Эмилии, разлетелись по всему кабинету. Кофейник скатился с подноса и залил документы коричневой жижей.

— Самое страшное, что смерть может настичь вас из-за неосторожности. Шейные платки — крайне травмоопасный предмет.

Эдвард схватился за горло: платок затягивался на шее ревенанта, как удавка. Боль опустила фотографа на колени. Стараясь сохранить достоинство, Блюменфрост схватился за стул и попытался встать на ноги, но был тут же сбит телекинетической волной. Эмилия кинулась к нему — так, по крайней мере, казалось.

— Мои фигурки! Они разбиты! Мои фарфоровые фигурки! Я их десять лет собирала!

Все ошарашенно повернулись к девушке, и хватка Энзо ослабла. Эдвард сдернул шарф и судорожно вдохнул. Вскоре прибежали охранники. Сквозь шум в ушах фотограф слышал, как Энзо переругивается с Шилярдом, но слова проплывали мимо и растворялись в тишине. Его интересовал лишь воздух — чистый, живительный воздух, вновь наполняющий ноющие от боли легкие. Эдвард прислонился к стене рядом с окном, моля богиню о том, чтобы Энзо наконец ушел.

Вскоре его мольбы были услышаны.

***

Спустя десять минут

Эдвард сидел там же, где и прежде — на стуле рядом с рабочим столом Эмилии, на котором теперь лежали выпавшие книги и осколки цветного стекла. Охранники Трампа вернулись на исходную позицию. Шилярд отошел к окну, задумчиво рассматривая улицу. Эмилия села в кресло и грустно скребла ногтем обложку залитого остывшим кофе справочника. Треугольник сплющился и превратился в линию. Все боялись смотреть друг другу в глаза.

В кабинете царил полный бардак. Мятая бумага устлала полы. Тут и там, вперемешку с обычным стеклом, сверкали головки, лапки и хвосты эмилиных фигурок. Разбитый шкаф, как поверженный великан, занял все пространство от кресла до стены. Все молчали, распутывая свои мысли.

Наконец Эдвард сказал:

— Вот и все... Теперь, Эмилия, вы все знаете. Спорщики, благодаря которым на свет появилось мое изобретение — это ваш отец и Найтлорд. Энзо проиграл спор, что, вероятно, вызвало у него крайнее негодование, и теперь он мстит за свой проигрыш. В тот день, когда вы пришли ко мне, я подумал: какое странное и в то же время восхитительное совпадение! Кажется, судьба подает мне сигнал! Поэтому я показал вам кинеграф. Вероятно, судьба говорила: «Ни в коем случае ни при каких условиях не показывай свое изобретение никому», но я ее не понял. Так часто бывает — избыток отрицаний воспринимается как утверждение. Мы не смогли сразу же поехать к вашему отцу, потому что у меня была назначена встреча с неким господином, которым оказался Энзо. Он вынудил меня подписать бумаги... Простите, что так вышло... Я обманул Вас...

Эдвард запустил пальцы в свои черные волосы.

— Что же мне теперь делать? Собирать деньги по всем знакомым, чтобы до конца дней своих отдавать долги? Пустить себе пулю в лоб? Сбежать из Дракенфурта?

Шилярд повернулся к Блюменфросту, и их взгляды встретились. Шилярд не сказал ни слова, просто смотрел — спокойно и уверенно. Эдвард почувствовал, как исходящая от Трампа сила наполняет и его самого.

— Есть, правда, еще один вариант... — задумчиво сказал фотограф.

Эмилия вопросительно посмотрела на Эдварда.

— Да, есть другой вариант! — сказал фотограф, продолжая смотреть в глаза Трампу. — Наплевать на все, проштудировать роман Верье и снять первое в истории Дракенфурта кино!

Эдвард встал и подошел к дверям кабинета, восстанавливая равносторонний треугольник.

— А что? Договор с Найтлордом уже нарушен, и теперь он хочет содрать с меня три шкуры, а то и вовсе сжить со свету! Мне терять нечего.

Он повернулся к собеседникам.

— Что скажете?

+3

59

Найтлорда, казалось, ничуть не смутили ни выпуклые в пенсне глаза Трампа, ни его голос, звучащий, как гул из драконьей пещеры, ни даже его грозная прокурорская речь.
Когда Шилярд закончил, хастианец выпрямился, покрутил шеей, пощелкал позвонками, как бы разминаясь, оперся на трость, по старой моряцкой привычке широко расставив ноги, и так и застыл — в нарочито твердой позе.
— Так страшно, что аж ноги не держат, веришь? — На его лице млела сахарная улыбка.
— Напрасно трясешься, — Шилярд аккуратно поправил и без того идеальный узел своего галстука, — я ведь, как видишь, настроен дипломатически.
— Встречный иск за клевету, моральный и материальный ущерб, — добродушно предложил Найтлорд. И подчеркнул мягчайшими из доступных ему интонаций, что никакого вреда Блюменфросту не причинил, а даже наоборот проявлял заботу о его здоровье и невредимости.

С появлением отцовских телохранителей Сфорца выбросила осколки фигурок, мгновенно потеряв к ним всякий интерес. Пошатываясь в нервном дурмане и высасывая кровь из пораненного пальца, она поднялась с колен и приблизилась к спорщикам. Теперь ее занимало только содержание их разговора. Это был страшный поединок упрямых воль, стоящих не на жизнь, а на смерть; воздух дрожал от псионики и скрытого электричества, хотя со стороны казалось, будто в кабинете идет спокойная, безмятежная беседа старых друзей. Волны агрессии, исходящие от обоих, накатывали так величаво, так медлительно и осторожно, а словесные выпады были столь обтекаемы и гибки, что чудилось, между тем и другим вполне мог расцвести павший фикус и воскреснуть Эмилин голубь.

— Дабы таки вернуться в конструктивное русло, — это Найтлорд деликатно отражал левый хук Шилярда, — я предлагаю тихо-мирно разойтись, оставшись каждый при своем. На новое изобретение парнишки я не претендую — забирай, так что часто видеться нам не придется. Только не забудь при продаже этих записывающих устройств сообщить, что любая публичная демонстрация результатов запрещена.
— Не понимаю, о чем торг, — а это Трамп, проводя комбинацию в корпус, ласково подсекал хастианца, — однако напомню, что договор, подписанный под давлением, не имеет юридической силы, а закон о запрете на монополию был принят еще на исходе прошлого века.

Спустя несколько томительно долгих минут противники выдохлись и решили, что на сегодня хватит, пора разойтись подобру-поздорову. Шилярд поднялся и царственно протянул хастианцу руку для прощального рукопожатия. В голове Эмилии отчетливо прозвучал гонг: рефери объявил конец первого раунда.

— Эмилия, — заметил девушку Найтлорд. Она встрепенулась при звуке своего имени. — Я скорблю вместе с вами! И хотя я не имею никакого отношения к этому пренеприятнейшему инциденту, обещаю помочь вам в восстановлении вашей бесценной коллекции.
— Помочь? — рассмеялась Эмилия деланно. — Чтобы остаться в рамках этикета, скажу так: моя вера в чистоту ваших намерений так же глубока и искренна, как ваше сочувствие. А вот в полтергейста, который роняет мебель, почему-то совсем не верится.
Продолжая выдерживать светскую мину, оборотень приложился губами к ручке трампессы и вышел. А она вновь содрогнулась и вновь ощутила пробежавший по коже пугающий холодок.

* * *
—  Для тех из нас, кто находится на вершине пищевой цепи, — обронил Шилярд, встав у окна и провожая взглядом карету незваного гостя, — милосердия не существует. Есть лишь одно правило: либо ты охотник, либо добыча.

Потом установилось молчание. Долгая пауза в разговоре, отравленная тенями доисторических хищников, когтистых котов, вертикальных зрачков, железистым привкусом смерти под языком и яростью — самой древней в истории мира яростью, — которая четверть часа назад сотрясла редакторский кабинет, а теперь вместе с пылью медленно оседала. Эмилия, прошелестев юбками, опустилась в старое хрипящее кресло. Ее до сир пор трясло от нервного возбуждения; щеки и шея покрылись красными пятнами, локоны растрепались пущего прежнего. В уме ее сопоставлялись факты. Впрочем, они давно сопоставились и вызрели в выводы, но при Найтлорде она не стала бы их озвучивать даже под дулом пистолета. Фотограф находился поблизости — слышно было его прерывистое дыхание, чувствовалось его напряжение, однако Сфорца избегала встречаться с ним взглядом. Ждала, пока он заговорит.

Так прошло еще несколько тяжелых минут. Наконец Блюменфрост решился.
— Теперь, Эмилия, вы все знаете, — сказал он, замявшись. — Спорщики, благодаря которым на свет появилось мое изобретение — это ваш отец и Найтлорд. — После чего изложил события, о которых трампесса уже сама догадалась. В один из моментов интонации его изменились. Эмилия удивилась: он был в панике. Схватился за голову, ероша волосы.
— Что же мне теперь делать? Собирать деньги по всем знакомым, чтобы до конца дней своих отдавать долги? Пустить себе пулю в лоб? Сбежать из Дракенфурта? Есть, правда, еще один вариант... — фотограф мерил шагами комнату. — Да, есть другой вариант! Наплевать на все, проштудировать роман Верье и снять первое в истории Дракенфурта кино! А что? Договор с Найтлордом уже нарушен, и теперь он хочет содрать с меня три шкуры, а то и вовсе сжить со свету! Мне терять нечего. — Он повернулся к Трампам.
— Что скажете?
— Что скажет госпожа Сфорца, — скрестил руки на груди Шилярд.

Стараясь преодолеть оцепенение, Эмилия поймала свои мысли, ускользающие от нее, вскинула подбородок и пристально поглядела на Эдварда.
— Наша первая встреча... — произнесла она, сама поражаясь твердости своего голоса. — Нормальной осторожностью с вашей стороны было умолчать о милсдаре Найтлорде, но потом, в понедельник, когда вы получили у нас работу, и я снова спросила... Почему вы мне об этом не рассказали?
— Ради святых пророков, Эмилия! — бодро вмешался Шилярд, оставляя дочь недоуменно моргать. — Позже будете выяснять отношения. У тебя готов план съемок? Давай к следующей пятнице. Только я тебя умоляю, без этой вашей высокопарной мути. Зритель не любит заумь. «Изменит мир, изменит мир», — передразнил он, подражая интонациям Сфорцы. — Мы все время про это талдычим. А сегодня я увидел изобретение, которое в самом деле способно менять реальность, мда, сразу в нескольких смыслах, и не хочу терять время попусту. Поэтому говори напрямую: что тебе нужно, чтобы начать съемки?
— Не знаю, — растерялась Эмилия. — Сценарий. Книга на кинеграфию не ложится, придется изменить чутка...
— Чутка?
— Слегонца.
— Так теперь говорят?.. Ладно, меняй, что надо. Меня это не касается, я спрашиваю о сумме.
— Д-два... Двадцать тысяч, тридцать тысяч, если навскидку.
— Даю пятьдесят, и в пятницу план съемок должен лежать у меня на столе. А теперь, Ордис, будь добр, вызови полицию.

* * *
Клирики прибыли быстро. Четверо молодчиков в форме говорливой гурьбой рассыпались по редакции, натоптали кругом, занесли в протокол показания. Капитан пошептался немного с Трампом и, обратившись к Эдварду словами «аппарат при себе?», просил его «зафиксировать фотографически повреждения шеи и кабинета». Сфорца все это время сидела, нахохлившись, — ей не давала покоя мысль о скрытности Блюменфроста. Улучив момент, когда полицейские вышли на перекур и ненадолго оставили их в покое, она вернулась к прерванному разговору:
— Господин Блюменфрост, вы ведь не станете отрицать, что успех кинеграфии — наша общая цель? В таком случае нам нужно действовать сообща. Взаимодействовать, а не играть каждый сам за себя. Мне необходимо доверять своим партнерам. Это принцип, которым я не могу пренебречь. Я готова быть с вами честной и разделять ваши интересы. А вы? Вы готовы сотрудничать? Тогда объясните, почему не рассказали мне про контракт с корпорацией Найтлорда.

https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  (временной скачок в девятнадцать дней)  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  через «Фазенду» и больницу св. Розы  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  В эту же локацию

Отредактировано Эмилия Сфорца (03.01.2017 13:39)

+4

60

— Господин Блюменфрост, вы ведь не станете отрицать, что успех кинеграфии — наша общая цель? В таком случае нам нужно действовать сообща. Взаимодействовать, а не играть каждый сам за себя. Мне необходимо доверять своим партнерам. Это принцип, которым я не могу пренебречь. Я готова быть с вами честной и разделять ваши интересы. А вы? Вы готовы сотрудничать? Тогда объясните, почему вы не рассказали мне про контракт с корпорацией Найтлорда.

Эдвард долгое время молчал, буравя глазами пустоту, затем повернулся к девушке.

— Думаю, вас интересует максимально честный ответ.

Сфорца кивнула, но не очень уверенно. Слишком уж жестким был тон фотографа.

— Когда случается нечто из ряда вон, — сказал он твердо, почти зло, — когда привычный мир начинает уходить из-под ног, ты воспринимаешь уроки жизни крайне чувствительно. А как иначе, ведь здесь и сейчас ты, как новорожденный, получаешь первые сведения о новом для тебя мире. Изобретение кинеграфии — событие именно этого типа. Когда Найтлорд пригласил меня на воздушную прогулку, я и подумать не мог, что все так кончится. Между прочим, нам пришлось распрощаться еще в воздухе и я с парашютом приземлялся на землю, а потом два часа, ободранный и грязный, шел домой пешком. При этом начало нашей беседы было вполне интеллигентным и отвечало всем правилам приличия. Понимаете, к чему это я? Вы внушаете мне доверие и симпатию, и я, как довольно сильный эмпат, чувствую ваше расположение ко мне. Но могу ли я верить вам на сто процентов, мазель Сфорца, особенно после того, как вы забрали наш контракт, а вместо него выдали мне стандартную должностную инструкцию? Давайте поработаем вместе, давайте сообща решим поставленную задачу, и в процессе съемок убедимся в надежности друг друга. Я готов работать столько, сколько необходимо, прикладывая все свои знания, умения и таланты, но требовать от меня полной искренности с первых минут нашего знакомства вы не можете! Я не хочу, чтобы вы думали, что я какой-нибудь филтонский простофиля! — в сердцах вскричал Эдвард.

Повисла пауза, во время которой Эмилия недоуменно моргала, а Эдвард застыл, напуганный своим собственным выпадом.

Эмилия улыбнулась первой. Глядя на нее, Эдвард тоже засмеялся над собой — его речь получилась слишком высокопарной.

— Простите, мазель Сфорца. — сказал он, качая головой. — На меня столько всего свалилось. Мне просто нужно отдохнуть. Клянусь, больше никаких секретов!

В кабинет вошел Шилярд.

— Вот и все, — сказал он. — Клирики ушли, дело сделано. Мне тоже пора.

Он протянул Эдварду руку. Фотограф сердечно пожал ее.

— Начинайте работать, в следующую пятницу я жду первые результаты. — напомнил Трамп, покидая комнату.

Эдвард тоже засобирался.

— Мазель Сфорца, мне тоже нужно идти. Кинеграф оставлю у вас, если позволите. Обещаю завтра помочь вам с уборкой. Еще раз простите меня за эту тираду... Хотя насчет контракта все-таки подумайте. Хотелось бы быть уверенным, что у меня будет все необходимое для работы. Из-за угроз Найтлорда я не рискну брать материалы домой, так что, если съемки пойдут бодро, мне понадобится собственный кабинет.

Он очень робко взглянул на начальницу и, опасаясь новых вопросов, спешно скользнул в дверной проем. Быстро, почти бегом спускаясь по лестнице, он почувствовал страшную усталость. Для него, любовника статики, события развивались слишком стремительно и непредсказуемо, и теперь ему требовался отдых. Он в очередной раз подумал, что кинеграфия выпьет из него все соки.

https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  (временной скачок в девять дней)  https://forumstatic.ru/files/0005/6e/de/42980.png  Казино «Гнездо Дьявола»

Отредактировано Эдвард фон Блюменфрост (10.06.2016 08:31)

+3


Вы здесь » Дракенфурт » [Дракенфурт] Казенный квартал » [Фабричный район] Редакция газеты «Мирабо Манускриптум»


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно