Цок-цок... вот-вот распахнется окошко кареты и из него высунется любопытная мордочка путешествующей Дракенфуртом мадам, да тут же спрячется, недовольно шмыгнув носом — на этой узкой и безлюдной улочке не встретишь ничего интереснее безликих серых камней, усеявших мостовую, словно язвы. Разномастные в своем размере, лежат они под ногами своих нечастых посетителей и плачут серыми, мутными слезами, когда над Казенным кварталом нависают дождевые облака, и с пасмурного неба срываются первые неуверенные капли. Из мрачных окошечек на дорогу смотрят каждый вечер призраки посеревших от времени домов, тянущихся вдоль улицы нестройным бурым рядом. Изящной решеткой увиты маленькие балконы — и повернуться негде в такой тесноте, а за скелетами строений шелестят листвой темно-зеленые деревья. Редкие прохожие стайками проносятся мимо увитых плющом балкончиков и приникают к мрачным стенам напротив, пропуская карету. И вот уже снова нет никого, будто призраки пронеслись мимо, да только стук копыт по мостовой.
(Айлей Льялл Грейг)
Не слишком-то гостеприимные улицы промышленного района. Ничего необычного тут нет.
Дорога под ногами — это месиво грязи, кое-где присыпанное соломой. Когда идешь между невысокими то деревянными, то каменными, то кирпичными домами, проходы нависают над тобой, будто бы силясь задавить. Изредка среди фабрик, промышленных зданий и мануфактур на глаза попадаются дешевые закусочные, аптеки и лавки. А в самом конце центральной улицы района, белым пятном на серо-коричневом фоне — скромная, но почтенная церковь Святой Розы.
Днем здесь бывает людно: кто-то толкает телеги, кто-то носит мешки, кто-то договаривается с управляющим завода о его выкупе. Работницы и рабочие, грузчики и подрядчики, мастера и подмастерья — это их стихия, именно здесь вершится промышленная революция.
Вечером, когда предприятия закрываются, улицы затихают.
В отличие от торгового, это не самый криминогенный район. Ночью здесь тихо и скучно.