Признаться, на улочках фабричного района оказалось раза эдак в два, если не в три, отвратительнее, нежели Арноанте могла предположить... и предполагала. Узенькие проходы меж домами, стены, покрытые копотью и грязью, а теперь уже и кровью в придачу. Так сказать, бесплатный сюрприз, подарочек. Шаркая ногами, запихнутыми в хоть и легкие, но до неимоверности неудобные мужские туфли, вампиресса неспешно топала по переулкам в поисках приключений... Но постойте-ка! Почему она как юноша выглядит?! Мужская обувь на хрупких ножках, черная шляпа-цилиндр из фетра, украшенная алым бантом и несколькими кроваво-багровыми розами; одеяние, хоть и безмерно восхитительное, но висящее на барышне, словно на вешалке. Темный пиджак, из-под которого виднелась рубашка аспидного цвета, украшенный позолоченными пуговичками да алыми лентами, подчеркивал тоненькую талию вампирессы, а атласные кюлоты открывали стройные ноги музыкантки чуть пониже колен, демонстрируя белокипенную кожу. Мадам Лэйкмур наверняка бы четвертовала свою дражайшую воспитанницу за такой беспардонный вид, но... сейчас ведь она не видит Дэль, верно? Поправив шляпку на крохотной головке, и попутно проверяя, не вылез ли какой-нибудь непослушный локон из-под головного убора, Аоэль зашагала чуть шустрее, подгоняемая ветром, хлещущим меж самых лопаток и поддающим жару еще и чуть пониже поясницы. Да-а, без многочисленных юбок ведь холоднее! Да не то, чтоб уж очень холодно, просто невероятно непривычно. Хотя... От корсета даже мужской наряд не заставил избавиться. Ну, не могла же приличная девушка выйти на улицу полуголой! А без корсета — почти то же, что и обнаженной выбежать на главную площадь да приняться демонстрировать все свои «девичьи прелести».
Так что княжна, по-прежнему стиснутая в тугой шнуровке, дышать могла только грудью, как и все девушки того времени. Забредя в некий неизведанный переулочек, Браун буквально оказалась в ловушке. Кирпичи стен возвышались почти до самого небосвода, и выхода из этого злосчастного тоннеля было лишь два — либо в дверной проем (где, разумеется, двери уже давным-давно не было), либо пройти еще парочку ярдов вперед и завернуть вправо, за угол, в надежде, что окажешься где-нибудь, где найдется хоть одна живая душа. Душу обуял липкий страх... Дыхание сперло, как будто кто-то взял ледяными руками за горло и душил, сжимая шею смертельной хваткой. Эмоции превратились в единый животный инстинкт — инстинкт самосохранения. Этот сумасбродный позыв спастись не давал нормально, благоразумно и адекватно мыслить; казалось, что весь разум обратился в нечто такое, что маленьким голоском пищало где-то в недрах твоего естества, но никто не обращал на этот писк абсолютно никакого внимания. Замерев на месте, княжна втянула мерзкий, смердящий кровью и потом, смешанными с вонью, царящей в фабричном районе, воздух, похожий на какое-то зловонное Морготово варево, и закрыла глаза. Нет. Даже зажмурилась. Зажмурившись, девушка и не заметила, как неуклюже шаркнула ногою... Мгновенно распахнув очи, чисто безумная, она вгрызлась взглядом в рыжевласого молодого человека, тащащего чье-то бездыханное за угол. Изумрудные очи незнакомца хищно воззрились на девушку, переодетую в джентльмена. И мазель Браун тут же окатила волна ненависти... Было ясно, что этот человек был убийцей, вот только как Дэль могла сейчас себя повести? Броситься бежать со всех ног? Глупость, он быстрее. Закричать? Нет уж, мои дорогие, жить ей пока что хотелось. А каков выход? Не выдавать себя, делать вид, словно ничего не знаешь... Хоть и обмануть эмпата весьма и весьма сложновато.
Незнакомец подал голос, задал вопрос, на что Аоэль отрицательно покачала головой и подошла чуть ближе. Безусловно, труп был еще не остывшим, однако жертва — то была младая женщина, — все же была мертва.
— Она мертва, точно камень, — раздался нежный детский голос, и Арноантеджурилиэль поняла, что вся конспирация пропала. Не мог бы так юноша говорить же! Присев на корточки рядом с мертвецом, музыкантка еще раз на нее взглянула — грудь не двигалась, что свидетельствовало о смерти. Вряд ли бы живой человек ради смеху стал бы задерживать дыхание... Тем более на столь продолжительное время. — Но я не видела здесь никого, кроме тебя. Убийца не смог бы скрыться так скоро... — произнесла княжна, и ее лицо в мгновение побледнело. Завершить логическую цепочку не стоило бы никакого труда даже ребенку. — Значит... Ты... — сдавленно пролепетала музыкантка, и уста раскрылись. Было понятно, что еще секунда — и тишину мертвого переулка разорвет истошный визг вампирессы.

Она успела лишь обрывисто вскрикнуть, словно от минутной боли. Хотя да, отчасти и от этого тоже: незнакомец, сорвавшись с места, в долю секунды оказался рядом с княжной, и уже спустя какое-то мгновение перепуганный визг прервала толстая кожа перчатки, зажавшая рот музыкантки настолько сильно, что от боли хотелось кричать еще сильнее; да только вот возможности не было никакой — даже самой малейшей. Замерев на месте, боясь даже пошевелиться, Джурилиэль только глазела на убийцу перепуганными зенками зверька, загнанного в ловушку; а внутри бушевала буря... Страх перемешивался с безумием отваги, образуя какой-то несочетающийся между собой мотив полоумия. Каковы ее шансы на удачу? Судьба ли бросает кости или Смерть-Царица? Паника пробиралась в самое сердце девушки, не давая проходу ничему другому. Казалось бы, что страшного, если юноша убьет и ее, как ту, уже бездыханную дамочку? Что такого? Одною жертвой больше, одною меньше... Да и тащить Арно будет довольно легко, благо дело она крохотная, чисто кукла. По всему телу пробежались мурашки, и музыкантка невольно потопталась на месте, чуть открывая ступни от земли буквально на доли мига. Было ужасно неудобно сидеть на корточках настолько близко к совершенно незнакомому человеку, от которого, к тому же, еще и кровью разило на многие ярды вперед. Любой бы учуял, про вампира уж вовсе можно промолчать!
Был лишь один плюс в сложившейся ситуации — можно было беспардонно разглядывать «красавца-молодца», не боясь фактически ничего. Сидя на корточках, не особенно можно было рассудить, насколько выше ее незнакомец; однако что явно на сантиметров эдак двадцать — уж точно. Рыжие клочья волосьев свисали неопрятными, растрепанными прядями до плеч. Отдельное внимание — глазам. В них можно было как утонуть, попав в чарующий мир, так и погибнуть в смертельных мучениях, адской агонии жара и боли. Эту деталь юноши Браун отметила для себя сразу — чтобы потом не допускать глупых ошибок. Монокль дополнял и даже как-то логически завершал образ кровожадного убийцы. Щеки коснулся ледяной поток воздуха, и, повернув голову чуть вбок, вампиресса заметила эту зловещую маску. Металлическая клепанная штуковина, закрывавшая нижнюю часть лица, не придавала юноше особой привлекательности. Да и доверия особенно много отнюдь не вселяла. Мистер-инкогнито приблизился к ней почти вплотную, окончательно нарушив личную атмосферу музыкантки, из-за чего та беспокойно дернулась в попытке вырваться, хоть и знала, что оное действие абсолютно бесполезно. «Отпусти... Отпусти, ради Розы...» — смежив веки, молила она, когда темные ресницы судорожно подрагивали. Слишком похожая на мертвую, безжизненную куклу, коей обрезали ниточки, соединявшие бедняжку с ее драгоценным Мастером. Игрушка из фарфора. Грудь почти не двигалась, даже не выдавая дыхания — хоть оное и было, — уста были бледны: можно сказать, почти сливались с белокипенной кожею юной вампирессы. Слишком невинна для жертвы. Слишком юна, чтоб умирать. Бледные веки дрогнули, и уже ставшие кобальтовыми очи впились в лицо неизвестного, одаривая того ледяным взглядом.
Стала бы ли девушка слушаться того, кто нагло лишил жизни какую-то невинную леди, у которой, возможно, была семья, друзья, любимые, питомцы? За что?! Зачем ему это было нужно? Музыкантка просто молча пялилась на младого джентльмена, равнодушно выслушивая те бредовые нравоучения, что произносили эти губы убийцы. Нервы, признаться, уже сдавали. Так и хотелось врезать ему со всего размаху, чтоб кровь ручьями алого нектара помчалася рекой. Да жаль маска... Эмоции Аоэль были уж на пределе: к горлу подкатывал комок, норовящий вырваться на свободу безумным воплем раздражения. А вокруг эти несчастные мертвые стены! Такие равнодушные и спокойно наблюдающие за чужими смертями. Сколько людей здесь уже погибло, в этом переулочке? Может быть, за углом целая гора мертвецов? Кто знает? Отчасти княжна была даже благодарна этому маньяку, что он не позволил дойти ей до этого заворота направо — есть вероятность, что там душегубов побольше. Может дюжина? Сотня? Больше?...
На вопрос, а не чувствует ли она запах псины, девушка и правда принюхалась. Странно, но учуяла лишь двух зверей... Нет, не мертвеца. То, что она была зверем, Арноанте знала почти с детства. Но вот то, что и милсдарь убийца был тоже ликаном, было для нее сюрпризом. Неизвестно, приятным иль же нет... Пока что неизвестно. Но ведь не зря говорят, что зверь зверя чует. Однако, как назло, музыкантка, упрямо наклонившись еще ближе к злодею, хитро сощурилась и качнула головой в знак отрицания. Боль ее не пугала. Лицо? Личности, более связанной с музыкой, важны руки и слух. Можно быть слепым и немым уродцем, но руки и слух — главное. А в данный момент ладоней юноша не трогал, так что барышня могла себя вести фактически как ей пожелается. Нервные окончания на клеточках лица кричали в мозг о боли, а Аоэль, морщась от неприятных ощущений, ехидно пощуривалась, смотря на душегубца. «Как жаль, что нельзя ударить его... По этой мерзкой... надменной...» — а так как ни укусить, ни что-либо еще этому наглецу девушка сделать не могла, вампиресса просто страдальчески закатила глаза, всем выражением лица весьма красноречиво выказывая свое отношение к сему сударю. Если, разумеется, его можно было так назвать.

Все чувствовалось, вся эта несуразица ощущалась будто бы тончайшими покровами нежной белокипенной кожи. Смерть, Ее зловонное дыхание касалось носа, залезало внутрь, лобызало дерму, расковыривало ноздри, норовя разорвать все к чертям собачьим. Хлад тронул худенький стан девы, и вампиресса, резко выдохнув, прикрыла глаза. Под невыразительными трепещущими веками метались глазные яблоки, словно бы Аоэль пребывала в стадии быстрого сна: времени, когда нам видятся сновидения, когда Морфей играет на лире прекрасные мелодии... а может, и не такие уж прекрасные. Смотря, какой сон. А на город бесшумно опускались сумерки... сколько же сейчас времени? Восемь? Девять? Полночь? А может быть, и вовсе всего пять вечера? Ведь осенью темнеет раньше... «И надо же было потеряться именно в фабричном районе!» — негодующе подумала музыкантка, обреченная зажмуриться, дабы не глядеть на треклятого юношу, что лишал ее всякой возможности заорать... из благоразумия. А какая бы девушка не кричала, когда, прошу прощения, какой-то амбал, смердящий кровью и псиной, схватил бы, и даже дернуться не давал, а?! Разумеется, что Арно безумно хотела завопить, оглушить этого нахала... Увы, но Судьба пожелала иначе. Сейчас эта чокнутая дамочка будто бы вселилась в сего рыжего душегуба и играла с Аоэль в шахматы... или шашки. Но не суть. Ход конем... Иго-го! Но постойте-ка, стоп! За каких же мы играем? Ну, пусть будут черные. Значит, злодейка ходит первая. С самого начала она уже смела с пути практически всех пешек вампирессы, и теперь уже уверенными шагами шкандыбала к королю, угрожая несчастному правителю шахом... и матом, вестимо. Юная княжна внезапно почувствовала, как к робкому детскому сердцу, воровато озираясь, опасливо подбираются крупицы доверия к убийце. «Нет! Нет-нет-нет! Не смей! Нельзя!» — Браун пыталась бороться со своей же физиологией, физиологией зверя. Ну откуда ж она могла знать, что зверя тянет к зверю, что совершенно ни с того ни с сего возникает вера ликану, кем бы он ни был? Вероятно, это в крови у представителей клана Эль Братто... Ведь им с самого младенчества был предначертан внутриклановый брак, брак с кем-либо из родственников. Соответственно была некая неконтролируемая тяга ко всем представителям расы оборотней. И, как не прискорбно, это было ну просто неконтролируемо! Может быть, спустя время Брауны и наловчались контролировать все это безобразие, — иначе все это Лаэкеррельмилиауна не могла окрестить, — но для младой княжны это было фактически ирреально... по крайней мере, на сей момент. Быть может, в будущем... но не сейчас. Так что, вампиресса, невольно расслабившись, попыталась воззвать к разуму и взбудоражить жаркую кровь зверя. «Подготовка — мать успеха, дерзость — его отец», — гласил девиз Эль Братто. А Аскары? «Знание дает силу. Сила дает все», — вот как... Эти два изречения Арноанте знала на зубок, иначе никак! Один клан — родной, другой — воспитавший ее. Иначе никак. Как не удивительно, но Аоэль любила учиться... иногда. Она помнила, как в нежном возрасте часто убегала в огромную библиотеку, когда бывала в поместье Аскаров, и, подсаживаясь к Лукасу, рядышком, сидела. Просто сидела, смотрела в те громоздкие тома, которые заставляли читать ее друга, и вдыхала запах потрепанных страниц. «Они пахнут мускатным орехом и еще какими-то хурбастанскими пряностями!» — заявляла девочка потом мадам Лэйкмур, а женщина, лишь смеясь, соглашалась. Наверное, обычному вампиру, не наделенному столь тонким обонянием зверя, улавливающим любой оттенок аромата, не понять ликантропа. Наверное, именно Браунам было суждено работать парфюмерами, — благо дело, чутье как раз то самое, что надо, — но они, как назло, в воины подались. Выбрали не искусство, а войну и кровь, бой и слезы, крики и плач. Что ж, так сложилась судьба клана Эль Братто.
Бескровные уста дрогнули, приоткрывшись, и веки затрепыхали, точно крохотные крылышки испуганной пичуги. Миг — и очи распахнулись, обдавая рыжеволосого льдом зрачков лазурно-цианового тона. Пугающая особенность клана Браунов, если честно, эта беспрестанная смена цвета глаз в зависимости от настроения — и ведь не всегда поймешь, в коем же они, эти злобные ликаны, расположении духа. Может, льдисто-синий цвет очей — их обычный, а что, если вдруг это обозначает их крайнюю степень раздражения, а? Не поймешь ведь! И самое забавное, что оборотни старшей крови абсолютно не чувствовали этих перемен — для них это было так же естественно, как дышать. Попросту перестали обращать на оную «мелочь» свое внимание, были дела и поважнее. Для родителей сорванцов типа Дэль — выдать свое чадо замуж, иль женить, если то был юноша. Иначе ведь Брауны просто вымрут! А уж из-за того, что когда-то в малолетнем возрасте, Арноантеджурилиэль умудрилась потеряться и теперь крайне редко встречала представителей своего клана, появление на свет наследников-ликанов ставилось под большой вопрос... Да и отец ее, Лаэрт, так и не нашел свою ненаглядную девочку, а с Максимилианом, главой Эль Братто, Джури встречалась лишь в далеком детстве, когда была совсем ребенком. Поговаривают, глава Браунов погиб на войне. Но что ж тогда станется с кланом?! Нужно было срочно ставить вечного ребенка на путь истинный, что и пыталась всеми силами сделать леди Лэйкмур... Правда, это у нее не очень удачно получалось — юная княжна боялась замужества чисто огня.
Атлас пиджака агатового колера принялся еле заметно и весьма мешкотно вздыматься, выдавая прерывистое дыхание хрупкой вампирессы... Выдавая животный страх перед представителем своей расы... в каком-то смысле. Если не обращать внимания на то, что рыжий душегуб был тупоухим, то очень даже вполне они могли быть представителями одной расы. Когда же жесткая кожа перчатки отстранилась от лица девушки, Дэль реабилитировалась. Мягкие, комфортные, но все ж мужские темные туфли шаркнули по грязи покрытия улочки, поднимая в воздух частички пыли, а сам этот поганый воздух фабричного района, коснувшись кутиса музыкантки своими мерзкими устами, встрепенулся от резкого вскочка Джурилиэль на ноги. Ощущая, как прохладный ветерок лобызнул дерму, Аоэль невольно улыбнулась — скорость не могла не приносить ликантропу истинного удовольствия и наслаждения. Отскочив от незнакомца на добрые шестьдесят пять футов, вампиресса облегченно выдохнула. «В жизни бы не подумала, что оказавшись так близко к представителю той же расы, испытаю столько разнообразных эмоций... Но все же... Как это было отвратительно! Неужели так сложно принять ванну перед тем, как выходишь на улицы города? Хотя б об окружающих подумать мог...» — возмущенные размышления не давали девушке покоя. Музыкантка выпрямилась почти одновременно с рыжим убивцем, и замерла. Даже на расстоянии несложно было понять, что незнакомец выше княжны эдак на тринадцать с половиной дюймов, никак не менее... а может и даже более того.
И вот музыкантка подверглась бесцеремоннейшему рассматриванию огненновласого безумца. Эти проклятые хищные изумрудные зырки, абсолютно не смущаясь, исследовали каждый дюйм ее хрупкого тощего стана, облаченного в темное мужское одеяние. А уж когда вампирессу сэр Незнакомец окунул в облако своего неимоверно безразличного тона, Аоэль дошла до кипения. Этот нахал заявлял об отсутствии путей бегства, о бессмысленности криков так, будто это было обычная ситуация. Ситуация, не предусматривавшая никакой паники или чего-либо вроде нее...
— Ага, ну, разумеется, что меня ищут! — гаркнула музыкантка, облив ликана огромной волной раздражения. — Как ты догадался? — весьма правдоподобно изумилась она, хотя в голосе чувствовалась несусветная доля яда. Любые б гадюки обзавидовались! — Ведь я — преступница преступниц, глава гильдии наемников! На моей совести не менее тысячи тысяч смертей! И знаешь, что я тебе скажу? — маниакальным тоном произнесла Дэль и, хитро улыбнувшись, облизнула обветрившиеся губы, чуть покрывшиеся жестковатой каемкой, принявшей багроватый колер. — Это я задумала всю эту войну. Представляешь? Давай, веди меня к юстициарам, сдавай властям! То-то обрадуются все! — с вызовом выплюнула Браун, хотя в голосе чувствовалась обида и боль, еще и с подмешанными нотками непроходимого одиночества. Музыкантка словно бы кричала о помощи...