Рекламная вывеска, водруженная над спрятанным в закаулке входом ночного варьете «Зеленый домик», зазывно сверкала мишурными контурами грудастых цыпочек. Под вывеской, колыхая готовым выпрыгнуть из декольте роскошным бюстом, зажигала с охранником обладательница ничуть не худшей, чем рекламируемые, фигуры. Недавно принятый на работу молодой вышибала с постной миной принимал от нее кокетливые позы. На пятнадцатой минуте, устав, наконец, от навязчивых авансов, сменил каменное выражение лица на суровое (как ему казалось) и коротко шикнул на вертихвостку, напоминая ей о времени. Вертихвостка скорчила умоляюще-недовольную гримасу. Охранник нахмурился, потерял терпение и шлепком по заду спровадил ее внутрь варьете. Она вовсе не обиделась на такое обращение, совсем наоборот — хихикнула, ослепительно заулыбалась и, виляя аппетитной попой, зацокала вниз по ступенькам к стриптиз-залу. Возле сцены, где уже шло разогревающее выступление, не задержалась — свернула к девичьей гримерке.
— Джессика-а-а! Дорогая! — завидев вошедшую, просиял мосластый худощавый мужчинка с искусственным орлейским прононсом, — потрясающе выглядишь, мон шер! Дай я тебя рассмотрю! Ах! Как всегда, неотразима! Что за прелесть эти рюши!
— Патриция! Дорогая! У тебя новая помада?! Господи, что это за цвет?! Он божественен! Я тебя или съем, или расцелую!
— Лучше и то и другое! Ну не стой же на пороге! Иди к мамочке! — гундосил дядька. Выглядел он (она) нелепо и душераздирающе, как и положено выглядеть наряженному в женское белье неуклюжему мужику с лошадиным лицом и волосатыми подмышками. Его подруга, знойная красотка, отозвавшаяся на имя Джессика, сложила губки для поцелуя и аккуратно увернулась от потных объятиях.
Они расцеловали друг другу воздух возле тяжелых, оттягивающих уши аляповатых сережек. Чмок-чмок. Звяк-звяк.
Покончив с ритуалом лобызания, трансвестит стыдливо отвернулся, чтобы поправить задравшийся чуть ли не под шею бюстгалтер. Этот грязный, заношенный до серости лифчик всегда задирался, стоило лишь чуток приподнять руки, а мужчина был стеснительным трансвеститом, с тонкой и ранимой душой, поэтому всегда отворачивался, когда дело касалось столь деликатных вещей. Украдкой добавив в каждую из чашечек по куску поролона, он беспокойно осмотрелся, но видя, что его действия тактично не заметили, облегченно вздохнул. Набросил на шею зеленое боа, возложил парик на плотно прилизанные жиденькие волосы и стал крутиться возле зеркала, пудрясь, чихая, любуясь своим отражением, снова пудрясь и снова чихая. Его подруга тем временем раскладывала на трельяжном столике инструменты: подводку, щипчики для завивки ресниц, белила, румяна, тени, лак сильной фиксации, шпильки, перстни с фальшивыми камнями и коралловую помаду. Она превращалась в педантку всякий раз, когда готовилась к выступлению.
— Ты припоздала, мон ами, — то ли укоризненно, то ли для удобства приподнял густую бровь именующий себя Патрицией человек и, послюнявив карандаш, провел черным грифелем по контуру нижнего века, — наверняка тебя задержали прэлэстные глазки этого парнишки, новенького охранника?
— А что? Мамочка ревнует? — Красотка покончила с нанесением на щеки румян цвета жухлой резеды, скорчила насмешливую рожицу и выжидающе уставилась на собеседника. «Патриция» хмыкнул, пожал сутулыми плечами, приклеил вторую ресницу и только после этого перенес внимание со своего отражения на повернутое к нему лицо подруги. Взгляд его пронизывал до костей — выцветшие белесые радужки в сочетании с кукольными ресницами со сцены выглядели эффектно, но вблизи являли собой зрелище не для слабонервных. Однако Джессика давно привыкла к подобному.
— Вот уж не думала, — продолжила девушка, усмехаясь и совершенно не тушуясь сверливших ее дьявольских глаз, — что милашка Пэтти положит глаз на такого молодого мальчика.
— Какой нонсенс! Мон шер! — горячо отреклась «милашка», замотав головой так, что с нее чуть не свалился парик, — кто рассказал тебе подобный вздор? Право же, это могла быть только Бэтси. Все удивляюсь острому языку этой склочной бабенки! И как она только им только не обрезалась!
— Ну, ну! Не переживай, я никому не скажу, дорогая. Это будет нашим маленьким секретом. Он ведь нравится тебе, ну признайся? Пятнадцатиминутной болтовни с ним хватило, чтобы понять чьей он ориентации.
— Проказница! — Пэтти показала крошечный язычок. Она уже закончила марафет и терпеливо ждала, пока девушка справится со своим, хотя ее так и подмывало поскорее приступить к расспросам.
Джессика мазнула губы яркой коралловой помады, сложила инструменты, бросила на себя в зеркало критический взгляд и, не найдя ни одного изъяна, обернулась к «подруге»:
— Я готова. Ты, кажется, что-то хотела спросить?
— Дорогая, — откашлялась маман, — я тебя знаю с твоего первого дня в «Зеленом домике», ты вечно была жуткой егозой, вечно во что-то вляпывалась, однако сейчас ты собираешься ввязаться в переделку, от одной мысли о которой у мамочки Пэтти поджилки затряслись. Не нравится мне, что ты связалась со Стриксами, ой не нравится. Я ведь все видела! Я видела, как вы тайком встречались с этим самодовольным мафиози на заднем дворе. Не нравится мне все это. Слухи ведь пойдут. Ты не пойми меня превратно, я не хочу совать нос не в свое дело. Но каждой собаке известно, что Стриксы — все поголовно пройдохи, мафия и головорезы. И я знаю, что вы там вовсе не любовь крутили! Я бы ничего тебе не сказала, если б вы там просто трахались, но... чует мое сердце, ловишь ты рыбку в мутной водице. Не перебивай! Я не выдам тебя никому, я тебе обещала и я держу обещания. Никто не узнает, что лейтенант-клирик Сольвейг О’Лири и стриптизерша Джессика — одно лицо. Но ты должна — не криви губки! — ты должна рассказать мне что за дела у тебя с этим чумным типчиком, мамочка беспокоится, что не сможет помочь своей крошке, если той будет угрожать опасность. Да что я говорю?! Крошке уже грозит серьезная опасность, а мамочка знать ничего не знает и плохо спит по ночам.
— Пэтти, прошу тебя...
— Нет, Джесси! Нет, это я прошу тебя. Я должна знать что происходит с моей девочкой, во что она ввязалась!
— Ну ладно, — вздохнула девушка, — я расскажу. Как тебе известно, вот уже третий месяц я работаю под прикрытием в «Зеленом домике». Мне прекрасно известно о том, чем ты тут занимаешься. Я имею в виду твой нелегальный бизнес, скажем там.
Пэтти криво усмехнулась.
— ...Но наша гильдия закрывает на это глаза. Если не у тебя, то в другом месте будут покупать незарегистрированное оружие. Здесь же мы можем держать черный товарооборот под контролем. Со стороны, конечно. Без вмешательства, пока таковое не потребуется. Однако, как ты верно догадалась, я у тебя не только за этим. Сейчас передо мной стоит куда более важная задача. Ты знаешь, что творится в мире. Грядет война, в которую будет замешаны все государства Нордании. Мировая война. Мы все это прекрасно понимаем. Но наша гильдия понимает также другое: преимущество в глобальном конфликте окажется на стороне той державы, которая сможет, когда станет совсем жарко, воспользоваться определенного рода секретной информацией о силах и планах противника. Я говорю о шпионаже. Мне поручено завербовать надежных людей, способных за определенную плату быстро и качественно передать информацию нашему человеку в Орлее. Задание срочное и, когда я прощупывала Стрикса, мне было не до церемоний, знаешь ли.
— Но это не повод хвататься за первого попавшегося негодяя навроде Стрикса, — заметила Пэтти.
— Я просто прощупывала почву, дорогая, у меня не так много вариантов, хотя клиентов у тебя хоть отбавляй. И все через одного отпетые негодяи. Мне, знаешь ли, нужен надежный пройдоха.
— Сказанула!
— Уж извини, но я в отчаянии. У меня на хвосте висят разведки трех стран! Я должна все делать аккуратно, не привлекая внимание. И в кратчайшие сроки.
— Я помогу тебе найти человека.
— Ты говоришь это так уверенно...
— Потому что я могу найти. И он, поверь мне, будет куда надежнее Стрикса.
— Но у тебя есть условие. Ты хочешь попросить гильдию не вмешиваться в твои дела, когда возникнет повод для вмешательства?
— Нет, — усмехнулась Патриция, — что ты. С этим я справлюсь. Я хотела попросить тебя взамен быть осторожнее и беречь себя. Обещай мне это.
— Я ведь уже пообещала.
— Еще раз.
— Провалиться мне на этом месте!
— Моя девочка. Чмок-чмок. А теперь пора на сцену.