Улицы фабричного района    (временной скачок в два года) 

10 апреля 1828 года.

Джафар с таким жаром уговаривал Амелию принять эту девочку, что она, право, не знала, что и думать. Редко этот капризный гений за кого-то просил. Госпожа Амелия терпеть не могла кумовство, посему крайне недоверчиво относилась к настояниям принять кого-либо по знакомству, однако безмерно уважала трудолюбивых личностей, считая, что из таких и получаются лучшие специалисты, а Джафар уверял, что за всю свою долгую четырехсотлетнюю жизнь никого не встречал усерднее, чем Линдер, отец этой девочки. «Чем же таким он обязан ее отцу? Или, вернее, чем ее отец обязан Джафару? — задумчиво рассматривала вампиресса свои ноготки. Она знала, что благодеяние вызывает привязанность ничуть не меньшую, чем долг, оным благодеянием вызванный. — Интересно, какая она из себя, эта ревенантка? В рекомендательном письме указано, что ей двадцать четыре года. Юный розан. Впрочем, есть ли мне до этого дело? Главное, чтобы она была прилежной ученицей и согласилась на сорок флоренов в неделю. С такими рекомендациями ее прием — дело почти решенное... С другой стороны, вдруг эта Алейна... Как ее?.. — мазель Амелия еще раз пробежалась взглядом по строчкам рекомендательного письма, ища фамилию претендентки на роль подмастерья при ее лучшем мастере. — Готьер. Готьер... Где я слышала эту фамилию? Кажется, в связи с каким-то давнишним скандалом? Впрочем, это тоже не важно. Важно другое: вдруг наша юная мазель Готьер раскапризничается и запросит все сто? Нет-нет. Так дело не пойдет».

Между тем близилось восемь утра — время, на которое было назначено собеседование, и в ожидании госпожи Готьер Амелия все сильнее тревожилась. Она всегда нервничала перед приемом новых сотрудников. Никакой опыт не помогал ей унять волнение перед неизвестностью: что если она снова наткнется на ленивого и глупого честолюбца? что если ошибется? что если прогадает? что если собственными руками подпишет приказ о приеме недоброжелателя, шпиона, который уведет их коммерческие тайны? Девушка старалась гнать прочь эти мысли, но они навязчиво к ней возвращались и возвращались, доводя ее до противного мандража. К моменту, когда соискательница работы вошла в дверь кабинета управляющего, на лице измученной сомненьями Амелии утвердилось почти пугающее выражение строгости и умственного напряжения.

После смерти отца аскаресса, не умевшая заниматься каким-либо делом без всецелой ему отдачи, была с головою поглощена заботами отошедшего ей по наследству ювелирного дома. Всегда считавшая себя верной служительницей науки, она с удивлением открывала в себе новые черты: обнаруживала, что делом ее жизни является вовсе не алхимия с ее магией трансформации вещества, а волшебство иного порядка, волшебство, превращающее кусок металла или слюды в произведение искусства. И пусть она не знала, с какой стороны подойти к станку ювелира, блеск драгоценных камней завораживал ее с каждым днем все сильнее. Алхимическое образование служило ей огромным подспорьем, позволяя с легкостью определять качество материала. С какой благодарностью она вспоминала теперь своих строгих учителей, заставлявших ее зубрить свойства минералов! Ведь каждый второй поставщик норовил ее обмишулить, подсунуть некачественное сырье. Это обстоятельство превращало и без того недоверчивую вампирессу в дерганного параноика. «Жулье! — негодовала она, разрывая контракты. — Кругом сплошное жулье!» Что и говорить, трудностей в управлении лавкой преодолевать приходилось немало. Тем не менее эта работа приносила ей колоссальное удовольствие, и она даже не помышляла что-то в своей жизни менять. Скажем больше: иногда она, пугаясь собственных мыслей, подумывала о том, что смерть горячо любимого papa стала для нее сущим благословением. Потеряв отца, она обрела истинный смысл своей жизни.

Отредактировано Амелия Аскар (19.08.2015 12:01)

Амелия всегда считала себя личностью благоразумной и трезвомыслящей. Эмоции, страсти, чувствительность, присущие женской натуре, она находила явлением лишним, затмевающим здравое суждение, а потому вздорным, потенциально вредным и даже опасным. И все-таки когда дверь ее кабинета отворилась, и на пороге выросла худощавая русоволосая фигурка в зеленом, Амелия поддалась эмоциям, почувствовав укол самой обыкновенной, вульгарной женской зависти к красоте соперницы. Что ее так поразило во внешности этой девушки? Что вызвало такое смятение в ее сердце? По долгу происхождения ей доводилось часто вращаться в светском обществе, и некоторые из выездов подарили ей встречи с самыми очаровательными и прелестными женщинами ее круга. Она была представлена Дезири Мориарти, видела издали Валентину Дракулу, Эрнестину Дюпре. Изабеллу же фон Рей, слава о красоте которой гремела по всей Нордании, она рассмотрела во всех подробностях, когда ее покойный papa обивал пороги Фортунатов со своим шутовским сватовством. А рассмотрев, пришла к выводу, что слухи оказались сильно преувеличены. То была вампиресса яркой, но вместе с тем излишне пышной (во всех смыслах) наружности: она обладала пухловатой по нынешним меркам фигурой, смазливым, не сказать, чтобы осененным искрою мысли лицом, завитыми на щипцах жеманными буклями, густо напомаженным капризным ртом и чересчур глубоким декольте, надо полагать, призванным отвлечь внимание от коротких ног. В ней, безусловно, был лоск, было воспитанное салонами жантильное кокетство, которые многие ошибочно принимали за доброжелательную учтивость, был даже определенный отдающий слащавостью стиль, но в ней не было ни грамма того, чем поразила ее внешность этой молоденькой ревенантки в зеленом, — чистоты. Той самой неподдельной чистоты, которой сияет ветреное и ясное утро на набережной, которую приносит с собой порыв холодного морского бриза. Той чистоты, которой отмечено каждое истинное произведение ювелирного искусства и которой, по мнению Амелии, ни одна признанная королева раутов не обладала. И сейчас вампиресса, видя перед собой эту девочку, не могла отвести от нее глаз. Она рассматривала юную подмастерье пристально и скептически, с видом оценщика, пытающегося на вид определить стоимость редкого натурального кабошона. В голове ее роились совершенно непрофессиональные мысли: «Следует признать, она весьма недурна собой, но действительно ли так прелестна, как мне кажется? Красивее меня? А ведь я считаюсь первой красавицей „Фирузы“. Стало быть, она грозится составить мне конкуренцию? Может, все ее татуировка? Не укрась она свое лицо карминными вензелями, оно выглядело бы заурядным? Но я покажу себя самодуркой и ревнивицей, если, сосредоточившись на ее наружности, упущу из виду другие ее качества. Так поступать не должно, я буду корить себя за это...»

Сообразив, что ее молчание затянулось практически до неприличия, Амелия вынула из-за ворота маленький ключик, который носила на цепочке как подвеску, открыла им выдвижной ящик в своем столе и достала оттуда обитую коленкором шкатулку, в которой хранилось ее ажурное сапфировое колье — вещица, в общем-то, бросовая, пустяковая, но вполне пригодная для ее цели. Неделю назад в этом колье сломалась застежка, и аскаресса собиралась было отдать его в починку, но за всеми каждодневными хлопотами так доселе и не удосужилась привести свой план в исполнение. Теперь она вспомнила о колье и замыслила проверить свою визави, поручив ей отремонтировать неисправную застежку. Но не успела. Алейна Готьер со свойственной новичкам горячностью наперерез ее предложению кинулась демонстрировать свою образованность по части теории.
— У вас прекрасный мастер. Из не очень качественных сапфиров сделать шедевр! — восхитилась юная мазель, приняв из рук Амелии колье, затем, не позволив управляющей и рта раскрыть, с уморительным видом прожженного знатока отметила: — На вашем месте я бы проверила поставщика. И мой совет: проверяйте камушки или доверьте это дело мастеру. В качестве сапфиров вам могут продать полудрагоценный камень аметист.

«Экое нахальство! Пигалица смеет мне советы раздавать! — возмутилась про себя Амелия, замечая, как уголки ее губ против воли растягивает предательская улыбка — так улыбаются, наблюдая за игрой неуклюжего щенка. — Нет, право же, ее стремление впечатлить меня выглядит так нелепо, что даже очаровательно! И что это мне взбрело в голову ей завидовать? Какую такую соперницу я приобрету в ее лице? Ведь дитя же, сущее дитя!»

Устыдившись своих недавних мыслей, мэтресса Аскар несколько расслабилась и потеплела в отношении ревенантки. Решимость Алейны вкупе с ее невинной пылкостью пусть не растопили, но надломили лед ее недоверия. Тем не менее когда Амелия открыла рот, ей пришлось откашляться (в горле ее возникли спазмы, как часто случается, когда организм охвачен напряжением), прежде чем она смогла проговорить то, что ей следовало бы сказать с самого начала, а именно:
— Вы получили хорошие рекомендации, мазель Готьер, но я взяла за правило никогда не доверять словам, а проверять работников в действии. Не скрою, ваш энтузиазм мне импонирует, но одного рвения мало, наметанного глаза — тоже. Вы не оценивать оправы сюда пришли, а изготавливать их. Верно я понимаю ваши намерения? А если так, то проявите свои способности в работе, обратите внимание на застежку поразившего вас колье. Замечаете в ней что-то необычное? Впрочем, для мазели, с такой ловкостью на глаз отличающей серебро от белого золота, это не задача. Нет-нет, только не перебивайте меня, потрудитесь выслушать до конца. Будьте любезны починить эту застежку в следующие двадцать минут. Считайте это своим вступительным экзаменом. Какие вам потребуются инструменты?

Отредактировано Амелия Аскар (20.08.2015 19:03)

Пока подмастерье работала, Амелия усердно делала вид, что все ее внимание сосредоточено на просмотре вечерней газеты. В действительности же она почти не читала. Вернее, начинала читать, добиралась до третьей строки, сбивалась, возвращалась к началу, силилась сконцентрироваться и дойти-таки до конца статьи, но смысл прочитанного упорно ускользал от нее. Мысли разлетались, как стайка испуганных летучих мышей; то крутились вокруг да около этой ревенантки в зеленом, то уносились в недавнее прошлое, в тот день, когда изможденная, больная Филиппа Мориарти появилась в «Фирузе» и умоляла взять у нее медальон черненого серебра — вещь редкой красоты; изделие, выполненное с такой тонкостью, что восхитило даже скудного на похвалу чужой работе ревнивца Джафара. Амелия восторгов коллеги не разделяла, ей украшение Филиппы почему-то показалось... опасным. Орнамент, на него нанесенный, являл собой нечто среднее между символом Моргота и узорами языческих оберегов. Нет, кайтифка всучила ей вовсе не какой-нибудь могущественный артефакт — пси-энергии медальон излучал ничуть не больше, чем простой глиняный горшок, тем не менее госпожа Аскар никак не могла избавиться от неприятного суеверного чувства, что амулет этот злой, нечистый. И никак не могла решить, что же делать с ним дальше: продать, оставить себе или спрятать в банковскую ячейку и хранить до тех пор, пока бывшая хозяйка не вернется его выкупать. Дважды она выставляла медальон на продажу и дважды спохватывалась, срывалась из дома посреди бела дня, когда все приличные вампирессы спят и видят десятый сон, приезжала встревоженная в «Фирузу» и спешно снимала его с витрины, вздыхая с глубоким облегчением: еще не успели купить.

«Кажется, я становлюсь суеверной... Почему украшение несчастной провидицы не идет у меня из головы?» — вопрошала себя аскаресса. Ответа на этот вопрос она не имела. Зато другой терзавший ее вопрос отпал сам собой, как только юная подмастерье взяла в руки инструмент. Не суетесь, с уверенностью и методичностью работника, хорошо знающего свое дело, она принялась чинить застежку колье. Амелия украдкой поглядывала на ее русую головку, склоненную над работой, на экономные, ловкие движенья ее рук, отмечая про себя, что умения держать концентрацию мазель Готьер явно не лишена, и, в принципе, при должном старании из нее может получиться неплохая помощница для Джафара. И действительно — песок в часах осыпался только до середины колбы, а ревенантка уже закончила и готова была представить свою работу. Госпожа Аскар поднесла колье к лампе, чтобы лучше его рассмотреть, и убедилась, что вовсе не прогадала, согласившись принять у себя эту девушку: сработано было чисто и аккуратно.
— Неплохо, — сдержанно оценила Амелия старания Алейны, в глубине души уже соглашаясь принять ее на стажировку. Однако, будучи женщиной деловитой, не спешила объявлять о своем решении до тех пор, пока не пришла пора коснуться вопроса о жалованье. Для каждого начинающего огранщика, изготовителя оправ и художника работа в «Фирузе» была верхом престижа, открывала широкие перспективы, давала больше знания и умения, но оплачивалась довольно скромно. Так уж было заведено в их кругах: мастера получают все, подмастерья — сущие крохи; на этом порядке держится вся индустрия эстетики драгоценных камней и металлов, ибо как иначе воспитать гения, если не вынудив талантливого ученика пробираться чрез тернии аскетизма и упорных стараний к звездам признания и высокого мастерства?..

— Вы справились с заданием, — кивнула управляющая сухо, — и у меня нет причины вас не принять. Однако знайте: больше сорока флоренов в неделю я вам предложить не смогу. Льготы только для членов гильдии. Буфет — чай, кофе, выпечка — для всех бесплатный. Выходной — раз в неделю, суббота. Обед с часу до двух. Работаем по лунарному графику, а значит, если вы у себя на родине привыкли вставать по утрам — отвыкайте. В лавке вы должны находиться с семи вечера и до трех утра. Чаевыми от покупателей у нас принято делиться с главмастером. Если вас все устраивает, подходите сегодня к шести. Вашим наставником будет Джафар аль Гиеди. С собой принесите паспорт и прошение о приеме. Рада знакомству, — и тут Амелия сделала то, чего сама от себя не ожидала — протянула руку к молоденькой ревенантке и коснулась ее предплечья своими холодными пальцами. Почему-то ей вдруг захотелось сбросить бесстрастную протокольную маску, и она себе это позволила — на миг, на короткий миг, но позволила, показала Алейне, что ей здесь действительно рады, вложив в свой прощальный жест ободрение и поддержку.

  через «Виллу грёзу»    спустя девять часов в этой же локации

Отредактировано Амелия Аскар (21.08.2015 22:21)

— Нравытса эта браслет? У тибе кароший скус, юни мазэл, — послышался певучий, приятного низкого тембра голос с кошмарным абаджанским акцентом. Перед ревенанткой в зеленом платье, увлеченно рассматривавшей прилавок при содействии молоденькой продавщицы, внезапно соткался из воздуха смуглый вампир с непроглядно-черными глазами, со жгучим взором восточного демона, с одухотворенным лицом, украшенным крупным горбатым носом, чувственными губами, холеными усиками и бородкой. Он загадочно улыбался, шелестел шелковыми одеждами, двигался необыкновенно плавно, как сытой питон, и столь же размеренно говорил — зачаровывал своим голосом, гипнотизировал, погружал в истомляюще-сладкую дрему:
— Хочишь мерит? — вовсе не спрашивая действительного желания мазели, демон подмигнул продавщице, нырнул под прилавок, отпер замок, аккуратно, чуть ли не благоговейно достал золотой браслет, украшенный растительным орнаментом и мелкими изумрудами, поднес его к лицу ревенантки и прищелкнул языком от восторга: — Ай, глаза как сверкат! Дивный красота! Пасматры, как будит караше на глаза. Пасматры на стекло витрина, там ест отражений. Хочишь мерит? Мерит бесплатно, нэ стэснайса. О, небесни, сказочни красота! Хвала творцу, я видэт ее! Лик, подобни луна в ночь священни! Стан, подобни гибкий кипарис грациозни! Кожа — свежи, как бархатни пэрсык! Ланиты — роза и мирт, нэжни пушок их! Пасматры на свой отражений! Сверкающи, как звезда Марьям над мечеть пророка в месяц Зефир! Если я бил поэт, написал поэма тибе, о нэжни юни мазэл! Мерит на ручка давай. Нравытса?
Он выплыл из-за прилавка, стал кружить и скользить вокруг ревенантки, как нечистый дух из «Сказок фиговой рощи», обволакивая ее теплом своего обаяния, обдавая жаром своей страстной натуры; в непрогладно-черных зрачках его дымом масляных благовоний томно клубился искус.

— Как? Ты мой подмастерий? Пачиму мне никто не сказал? — Джафар патетически всплеснул руками и метнул грозный взгляд на испуганную продавщицу, которая смогла лишь растерянно улыбнуться в ответ и пожать плечами.
— Пачиму мне никто не сказал, что этот юни красавица мой подмастерий? Я мущина конец концов! Я должин такое знат! — на лице его отразилось глубочайшее негодование, едва ли не отчаяние, которое, однако, в ту же секунду сменилось восторгом и ликованием: — Я счастливи мастер на свете! — он упал на колено перед зардевшейся ревенанткой, схватил ее ручку и запечатлел на ней пламенный поцелуй. — До встречи тибе я не жиль, а влачил жалкий существований! Как проклятый дервиш нещасни я бил заточен в темни сумрак этой темницы, где меня окружаль этот глюпий мущины с грюбий руками! Бестолковий глюпий мущины, который работат со мной! Хвала творцу, я видет прекрасни мазэл Мелия Аскар, и она бил ясный солнышко для мине, кто единствен бил умна и красива из всех! О луна небес, теперь ты пришла на спасенье мое! Владыка мой, милосердный Ваххал, хвала тибе за дар превосходни! — художник воздел очи горе, весь охваченный высокими чувствами. Ему сейчас было явно не до окружающих (впрочем, как и всегда): он упивался своим представлением, купался в своих эмоциях, совершенно безразличный к тому, что об этом думают зрители. Изо всех реплик девушек он слышал лишь те, которые хотел слышать, и благополучно пропускал мимо ушей те, которые не вписывались в сценарий его спектакля.
— Как твоя имя, скажи мне снова, красавица? — вопросил он певуче и страстно, очевидно, прослушав все слова робкой Алейны, кроме «уникальный» и «превосходный». — Я знаю, ты умний девущка с кароший скус, ты вибрал этот божествен прекрасни браслет. А знаешь, пачиму у тибе кароший скус? Потому что Джафар аль Гиеди делает самий лючший красивий украшений на свете!

— Как ты говоришь? Лейна Готьер? Готьер? Ты тот самий дочка мой бивший помощник Линдер? — сладкоголосый художник поднялся на ноги, почесал подбородок и, хлопнув себя свободной ладонью по лбу, изумленно воскликнул: — Как я тибе мог забит! Шайтан попутал, скажи? — обратился он то ли к продавщице, то ли к одному из павлинов, служивших украшением лавки. — Хочишь я проводит тибе к прекрасни мазэл Мелия Аскар, наша госпожа, очень умны и красиви женщина?
Продавщица, доселе испуганно и смущенно наблюдавшая за Джафаром, робко подала голос:
— Мэтр аль Гиеди, прощу прощения, что встреваю в вашу беседу, но мазель уже вышла от госпожи Амелии.
— Что? Значит, тибе уже принял на мой помощница, да? Я говорил мазэл Мелия, Линдер бил прекрасни малчик, золотой малчик. За всю жизн я не видел такого малчика, чтоб так старалса! Очень кароший бил малчик, я теперь вижу, всевишний благословил его таким счастьем, как дочка-красавица. Ты знаешь, что я подумал, когда видел тибе здэс в «Фирузэ»? Я подумал, какой красивий девущка пришел купит драгоценност Джафара! Джафар — это я, ты понимаишь? Это я дэлал браслет. Как ты говоришь? «Уникалний»? «Превосходний»? О, ты будишь видет много мои уникални превосходний работа!
Он еще раз повертел браслет перед глазами ревенантки, с нескрываемым удовольствием любуясь на творение своих рук:
— Красиви, нэжни, как сами первый цветок в небесни царстви пророка! Ты будишь работат тут, а потом будишь его покупат где-то через год или, можит, через два. Если его купит другой девущка, я буду делат тебе второй такой жи самий браслет. На забирай! — отдал он браслет продавщице — как от сердца оторвал. И тут же вдруг посмурнел, сказал каким-то упавшим тоном: — Я должен уходит к мазэл Мелия. Мне нужно, чтоб ты приходиль в шест, дочка Линдера.
Очевидно, будучи выше условностей и манер, Джафар попросту развернулся и, не утруждая себя расшаркиванием, отправился в ту комнату, из которой только что вышла Алейна.

Меблированный дом «Валламброза»     

Кэб катил по освещенной дороге. Алейна выглянула в окно кареты и с интересом рассматривала Главный проспект в новом для неё свете. Проспект наполнялся жизнью: открывались рестораны, кафе, ларьки. В освещении фонарей можно было разглядеть богатые экипажи с не менее роскошными пассажирами. У ревенантки от волнения часто забилось сердце. Нет, конечно, Алейна была уверена в том, что она стоит работы в ювелирном магазине (и её уже взяли), но что-то тревожило барышню и не давало покоя. Ревенантка списала всё на первый рабочий день в незнакомом для неё месте и чтобы успокоиться и ни чем не выдать свое состояние, она несколько раз глубоко вздохнула. Карета притормозила возле ювелирного магазина «Фируза». Ревенантка открыла дверь и легко выпорхнула из душного кэба. «Как раз вовремя! И даже не опоздала», — с улыбкой подумала Алейна, сверяясь с изящными часиками и одновременно, открывая дверь в магазин. Если утром здесь было сонное царство, то теперь в «Фирузе» кипела жизнь. Туда-сюда сновали подмастерья с материалом или уже готовыми украшениями. Девушка-продавщица красиво раскладывала ювелирные произведения, подносимые подмастерьями и мастерами. Зажигались лампы, светильники и в их сиянии драгоценные камни переливались цветными искорками. Ревенантка поприветствовала продавщицу и уже собиралась пройти в мастерскую, как услышала в недрах магазина недовольное бурчание главмастера.

Отредактировано Алейна Готьер (01.09.2015 08:42)

Алейна увидела Джафара аль Гиеди, шедшего по коридору. Он был хмурый и ужасно злой. Уверенно войдя в кабинет к владелице, мастер захлопнул дверь. Ревенантка вопросительно выгнула красивую бровь и повернулась к продавщице, в ответ та только пожала плечами и сказала не обращать внимания, такое частенько бывает. Алейна продолжала болтать с девушкой, но её волнение ещё больше усилилось. «Что со мной такое?! Надо успокоиться», — думала она, прижимая руку к груди. Продавщица это заметила:
— Всё в порядке, Алейна?
— А?.. Да, всё замечательно, спасибо, — с натянутой улыбкой ответила ревенантка.
«Так, возьми себя в руки, Алейна», — успокаивала себя девушка. Из кабинета мазель Амелии послышался звук колокольчика. Юная продавщица резко сорвалась с места и побежала к хозяйке. Через несколько минут она вернулась на своё место и произнесла:
— Кажется, начальство не в духе. Приготовьте документы и держите голову высоко.
Ревенантка уже полностью успокоилась, поэтому она лишь пожала плечами и улыбнулась. Но взгляд Алейны стал холодным и сосредоточенным. Достав из сумочки паспорт и прошение, она прошла в кабинет, предварительно постучав по косяку (дверь была открыта).
— Добрый вечер! Госпожа Амелия. Мастер Джафар аль Гиеди, — девушка присела в книксене.

— Очэн рад снова видэт тибе, дочка Линдера, — поклонился Джафар аль Гиеди.
— Здравствуйте. Через сорок минут мы уже открываемся, так что не станем растрачивать время на реверансы. Мастер аль Гиеди, с которым вы уже имели честь познакомиться, введет вас в курс дела, однако не рассчитывайте, что в первые дни стажировки каждое поручение будет касаться непосредственно ювелирного дела. Вы должны с готовностью браться за любую работу: попросят ли вас подать инструмент, вымыть окна, сбегать в булочную за углом или сварить кофе. Это понятно? Позвольте ваш паспорт.
Алейна слегка улыбнулась таким словам владелицы. «Во всех лавках, что я работала такая же ерунда. Новички всегда выполняют разную работу. Похоже эта традиция везде», — размышляла ревенантка, одновременно передавая мэтрессе документы. Хозяйка ювелирного магазина, внимательно их просмотрела, а потом всё записала в листок, лежащий на столе. Алейна молчала и лишь рассматривала мастера и украшение, которое он держал в руке. Ревенантка нахмурила брови, пытаясь вспомнить где-то она уже видела похожее. Но потом мысленно махнула рукой, зачем засорять голову ненужными вещами. А между тем, Амелия Аскар заполнила служебные бумаги и произнесла:
— Благодарю вас. Возьмите свой паспорт и дайте взглянуть на ваше прошение.
Ревенантка, также не проронив ни слова, протянула сей документ владелице. Мэтресса Амелия Аскар, бегло прочитав прошение, изящным пером подписала и отдала девушке со словами:
— Будьте добры до открытия магазина передать это в бухгалтерию, чтобы вас поставили на учет. Направо по коридору из моего кабинета.
Алейна присела в книксене и уже повернулась лицом к двери, когда услышала голос Джафара аль Гиеди, не подававшего в течение всего времени ни звука:
— Подожди минутка, мазэл Линдер! Потом дашь. Я хочу спросит тибе один вопрос, если госпожа позволят.
Алейна при этих словах взглянула на владелицу и получив от неё утвердительный кивок, вновь устремила свой взор к Джафару аль Гиеди.
— Видишь этот рисунок? Что можишь сказат про него? Какой этот орнамент мотив? — буквально тыча в лицо Алейне украшением, спросил мастер. Пришлось ей сделать полшага назад, при этом девушка не сводила глаз с медальона. У ревенантки резко схлынула вся краска с лица, часто забилось сердце и расширились зрачки. «Что со мной? Это же всего лишь медальон из серебра, покрытого чернью. Ничего особенного... Но этот орнамент! Где я его видела?», — спрашивала саму себя девушка, на секунду прикрывая глаза. Перед её взором промелькнул образ хозяина книжной лавки и книги, которую он бережно прижимал к своей груди. На вопрос мастера ревенантка кивнула головой и кое-как произнесла, тихо откашлявшись:
— Да, я знаю этот мотив... — Алейна закусила губу, собираясь с мыслями и через несколько секунд продолжила, — Я его видела в одной книге... В редкой книге за авторством Терезы фон де Голль. Ее название — «Метод онейромантии в стихийных провидческих практиках». Этот орнамент изображён на переплёте этой книги. Сама книга находится в книжной лавке у некоего Бернарда Блэка. Я видела книгу днём и, скорее всего, она всё ещё у него.
Девушка говоря всё это пристально следила за медальоном в руке Джафара аль Гиеди, но не только орнамент её так заинтересовал, Алейна боялась поднять глаза на аскарессу. Юная барышня разволновалась, что её необычное поведение не осталось незамеченным зоркой владелицей и что это может вызвать кривотолки со стороны Амелии Аскар, так было в ювелирной лавке отца в Цалте (еще одна несущественная причина, по которой ревенантка жаждала уехать и уехала из дома).

Отредактировано Алейна Готьер (04.09.2015 15:18)

Алейна услышала, как что-то лопочет мастер, но смысл слов не доходил до неё. Девушка немного успокоилась и обратила всё своё внимание на владелицу магазина. «О! Святая Роза! По-моему, она ничего не заметила», — подумала с облегчением ревенантка. Но тут появился подмастерье с подносом в руках. От подноса, а точнее, из аккуратной и красивой чашки, веяло ароматом свежего кофе. Девушка посмотрела на подмастерье холодным взглядом (она с этим подмастерьем столкнулась в коридоре, когда он побежал выполнять поручение мэтрессы. Увидев ревенантку, он так глянул на неё, что если бы Алейна была чувствительной барышней, то непременно упала бы в обморок).
— Отчего же так быстро, Парсонс? И что же мнетесь теперь у порога с подносом? Ждете официального приглашения? Кто здесь вампир, в конце концов: вы или я? — строго промолвила аскаресса.
— Я принес ваш кофе.
— Сами выращивали?
На слова владелицы ревенантка фыркнула, стараясь не рассмеяться. Она наблюдала за тем, как Амелия Аскар пьёт кофе, и одновременно пыталась угадать, что же ещё хотят от неё.
— Значит, вы сегодня не спали? Развлекались, небось, день-деньской напролет? Если под утро будете валиться с ног от усталости — пеняйте на себя.
Алейна пожала плечами, но ничего не сказала. «Ха, мы это ещё посмотрим, упаду я или нет», — размышляла девушка.
— О, если юны мазэл будит падат, а готов поддерживат его как настоящий мущина и жентыльмэн, — произнёс Джафар аль Гиеди и поцеловал руку Алейне, немало смутив этим девушку. Она с испугом посмотрела на мэтрессу Аскар. Но та, не обращая на них никакого внимания, обратилась к подмастерье:
— А вы почему все еще здесь?
— Мне не давали приказа уйти, — ответил Парсонс, буравя взглядом Алейну, на что она ему ответила не менее холодным и высокомерным взором.
— Ну так ступайте. Чашку забрать не забудьте. Поосторожнее с ней — эта моя любимая. Хотя... постойте, постойте! У меня есть идея! — воскликнула аскаресса.
  Ревенантка подозрительно сощурила глаза и перевела свой взгляд на владелицу.
— Где, вы говорили, находится эта книга? У Блэка? Магазин за собором, в двадцати минутах от нас? Знаете что? Сходите-ка вместе с Парсонсом в лавку к этому самому Блэку и возьмите для меня эти самые методы онейромантии. Сейчас я выпишу чек на его имя...
У девушки расширились глаза от удивления. «Мне идти с этим?! Да он же ненормальный», — возмущалась про себя Алейна. Ход мыслей ревенантки снова прервала Амелия Аскар. Протянув конверт с чеком, она произнесла:
— Будьте любезны передать это господину Бернарду Блэку. Скажите, что сумму, не превышающую разумный предел в две тысячи флоренов, он может вписать сам. Впрочем, знаете что? К черту Парсонса! Сходите сами — так явно быстрее получится. А вы Парсонс ступайте, ступайте, не маячьте перед моими глазами. Хотя... погодите. Возьмите у мазели Готьер ее бумаги и передайте их в бухгалтерию. Посмотрим, кто из вас быстрее справится со своей задачей.
Парсонс, как обиженный ребёнок, с силой вырвал бумаги у девушки и больше, на неё не глядя, вышел из кабинета. Алейна проводила его насмешливым взглядом и, беря конверт из рук аскарессы, тяжело вздохнула. Она вспомнила последние слова, сказанные Бернардом Блэком, а также свой ему ответ. «Уф, придётся Бернарду опять немного потерпеть моё присутствие. Надеюсь, он не будет меня бить тем веником», — улыбнулась своим мыслям ревенантка. А вслух сказала, обращаясь к владелице:
— Слушаюсь, мэтресса Аскар. Я отнесу чек и принесу вам книгу, — больше ничего не сказав, девушка присела в книксене и вышла из кабинета.
Алейна не успела дойти до прилавка, как ей навстречу выскочила продавщица и стала расспрашивать про начальство. Ревенантка улыбнулась и развеяла все опасения юной девушки.
— Я покину минут на 30–40 «Фирузу». Меня отправили в книжный магазин.
Продавщица наморщила носик и сказала:
— Фу... Вы идёте к этому противному Блэку. Желаю удачи.
Ревенантка помахала рукой и скрылась за дверью ювелирного магазина.

  Книжный магазинчик Блэка

Отредактировано Алейна Готьер (07.09.2015 08:28)

— Войдите, — сказала Амелия, услышав стук в дверь. Это была новая подмастерье. Она благополучно вернулась с книгой, за которой была отправлена где-то около часа назад.
— Вот, «Метод онейромантии в провидческих практиках», госпожа Амелия, — промолвила ревенантка, положив перед управляющей увесистую инкунабулу в добротном коричневом переплете, украшенном золотым тиснением и — да, действительно — орнаментом с медальона Филиппы Мориарти.

Лавка уже начала свою работу, потому Амелия, вежливо поблагодарив Алейну за оказанную ей услугу, отпустила ее в мастерскую к Джафару заниматься своими прямыми обязанностями, а сама развернула книгу госпожи Юстири на случайной странице и углубилась, как выражаются экзальтированные щелкоперы, в волшебный мир провидческой практики. На первый взгляд в этих злополучных «Методах онейромантии» не было ничего сверхъестественного — самое обыкновенное, можно сказать, классическое квазинаучное мудрствование тщеславной шарлатанки, крайне поверхностно знакомой с научным методом. Из примечательного в гримуаре оказались разве что иллюстрации и гравюры. Среди них Амелия обнаружила несколько орнаментов, подобных тому, что украшал медальон Филиппы. Как выяснилось, их рисовала сама же авторша монографии, усердно пытавшаяся скрестить в творческом порыве сигиллы Сфенебия с растительными узорами и какими-то непонятными завитками. Следовало заметить, рисовальщицей Тереза фон де Голль была куда более одаренной, нежели исследовательницей: в ее стилизациях был свой шарм, некое наивное очарование, присущее школе Жиля да Быля, а вот идея применять гипноз для контроля провидческих трансов звучала как безнадежно вторичная.

Спустя полчаса Амелия оторвалась от разглядывания картинок и снова метнула взгляд на перламутровый циферблат напольных курантов: часы сообщали, что уже через пару минут ей пора будет собираться в дом гильдии алхимиков. При всем своем увлечении «Фирузой» проманкировать своими обязанностями действительного члена гильдии она не могла. Сказать по правде, с недавних пор эти обязанности стали изрядно ее тяготить. Странно: когда-то она так старательно изучала алхимию и антропологию, лучше всех на потоке сдала экзамен в университете, на протяжении целого столетия с превеликим рвением, со страстным горением всей своей молодой души отдавала себя науке. Да что когда-то! Еще каких-то три года назад она успешно подтвердила свою профпригодность как ведущего специалиста по теории трансмутации, а потом... Что потом? Ничего не было потом. Просто в один прекрасный день ей все это жутко осточертело. Как-то вдруг. Будто кто-то переключил тумблер в ее голове из положения «вкл.» в положение «откл.» — и сей же миг ее одержимость наукой взяла и перегорела. Исчерпала себя. Может, оно и к лучшему? Теперь, когда papa вернулся в лоно Праматери, Амелия могла больше не оглядываться на его желания, не думать его мыслями, быть самою собой и жить своей жизнью. Могла бы, но... разве же ей позволят? Долг урожденной аскарессы, вбивавшийся в ее прелестную темноволосую головку с самого ее рождения, не давал ей списать на бессмысленные издержки все посвященные алхимии годы. Долг заставлял ее упорно держаться своего места в гильдии, подавлять отвращение к ставшей вдруг ненавистной кафедре и продолжать упорно работать, работать, работать. Трудиться на благо клана и Родины.

Амелия очень надеялась, что когда-нибудь это пройдет. Доктор Фрост говорил, волноваться не о чем. Это не патология, а совершенно нормальное явление — последствия ужасного потрясения, пережитого молодой девушкой, потерявшей отца, к которому она была излишне сильно привязана. В данной ситуации, уверял ее врач, вполне естественно чувствовать себя потерянной и опустошенной. Апатия, банальная апатия и недостаток железа в организме лишают ее желания заниматься алхимией. Надо просто выпивать по бокальчику свежей крови по утрам для здорового румянца, завести привычку регулярно совершать вечерний моцион — и через пару месяцев все как рукой снимет.

Как раз через несколько минут госпожа Аскар собралась выполнить рекомендацию эскулапа. Не ту, конечно, которая про кровь, а ту, которая насчет прогулки в сумерках по проспекту. Она привела в порядок свои бумаги, сложила их в бюро рядом со шкатулкой, в которой хранила медальон Филиппы, сам медальон надела на шею, спрятала за высокий ворот своего платья, затем положила книгу Терезы фон де Голль в рабочий ридикюль, поправила прическу, надела перчатки и капор, заперла свой кабинет на ключ и, сообщив продавщице, что ее не будет до полуночи, неспешно покинула «Фирузу».

  Главный проспект

Отредактировано Амелия Аскар (12.09.2015 22:21)

Банк Ротшильда 

10 апреля 1828 года; около 22:00.

Надвигалась ночь. Сумерки застигали маленькие проулки врасплох, кое-где начинали зажигаться вечерние фонари. Кельнеры высыпали на улицу, чтобы навести небольшой косметический шорох на верандах кафе, продавцы магазинов надраивали стекла витрин.
Авель не спеша вывернул из-за угла очередной улочки в сопровождении маленькой воровки. Она привела его прямо к ювелирному магазину «Фируза», как и обещала. Это было хорошим началом.
— Мне нужно, чтобы ты осталась снаружи, — Авель требовательно заглянул в синие глазища Айрин. — Твое присутствие в таком месте будет несколько неожиданным для окружающих.
Наемник на секунду задумался, после чего на его губах заиграла легкая усмешка. Он произнес:
— А чего греха таить: разве я похож на избалованного балами денди, много понимающего во всяких дорогих безделушках? — он тихонько присвистнул, — если что-то пойдет не так, и тебе будет угрожать опасность, постарайся подать мне знак так, чтобы я это быстро понял, договорились?
Он выпрямился, снял с рук перчатки и, аккуратно засунув их за широкий пояс, покрытый множеством мелких трещинок, размеренно пошел к «Фирузе», запустив ладони в карманы своего плаща.
«Давно не видел ничего более нелепого, — думал Логиэс, разглядывая исподлобья здание причудливой формы, в котором располагался магазин. — Что за чудовищная уверенность в своем неповторимом виденье красоты?!  Никогда не понимал этих дураков. А может, это я не создан для искусства, отчего слеп, как крот?» Он грустно еще раз окинул взглядом приближающийся ювелирный дом, из дверей которого внезапно вышла весьма симпатичная, изысканно, но неброско одетая девушка. Наемник не успел приглядеться к ней, он даже не понял, была ли она человеком или вампирессой, однако сейчас его это мало заботило. Проигнорировав девушку, он отворил дверь магазина.

Когда охотник за головами очутился в торговом зале «Фирузы», первые впечатления от увиденного заставили его на долю секунды опешить — настолько необычно был оформлен интерьер этой лавки. Сакура, пионы, множество других цветов, названий которых он, хороший следопыт, знать не знал, лозы диковинных растений украшали стены и потолки помещения. Это был настоящий маленький рай, сказочный лес, волшебный оазис, бережно перенесенный в реальность из радужных снов. Особого внимания заслуживали скульптуры двух павлинов, установленные вблизи прилавка, — они поражали воображение любого, даже ничего не смыслящего в красоте посетителя (такого, например, как Логиэс).
Спустя полминуты ошарашенного разглядывания красот Авель наконец-то сумел высмотреть среди них продавщицу, негромко объясняющую зажиточного вида паре разницу между двумя какими-то безделушками. Заметно было, что женщина знала свое дело — с таким увлеченным видом она демонстрировала украшения.
«Что ж, приятно видеть, что в наше беспокойное время хоть кто-то умеет работать, и, что самое главное, любит свою работу», — подумал наемник.
Он обратил внимание на то, как и пара, и сама продавщица обеспокоенно покосились на него. Еще бы! В нем не было ни грамма лоска городского жителя.
— Прошу меня извинить, не хотел вас потревожить, — Логиэс учтиво наклонил голову в знак приветствия.
Его голос прозвучал тихо, но очень убедительно, вселяя в обернувшихся на него чуточку спокойствия. Они продолжили, но несколько более оживленно и тише. Женщина настояла на своем выборе, и мужчине пришлось расплачиваться. Продавщица вежливо поблагодарила пару за покупку, после чего, распрощавшись с ними, обратилась к новому гостю:
— Добрый вечер, уважаемый господин! Рада приветствовать вас в «Фирузе». Что привело вас в наш ювелирный дом? — спросила она.
— Добрый, добрый! — Авель доброжелательно улыбнулся, стараясь понравиться собеседнице, — меня привела сюда моя двоюродная сестра, ваша хорошая клиентка. Ее зовут Филиппа Мориарти. Знакомо ли вам это имя?
— Да. Госпожа Мориарти — во всех отношениях приятная дама, — живо откликнулась женщина, заученно улыбаясь.
— Вы даже не представляете, насколько вы правы, — наемник вновь улыбнулся. — Приятная, но вместе с тем хитрая, как и все дщери Перейн. Она коварством заставила меня посетить ваш магазин. План ее состоял в том, чтобы вынудить меня узреть воочию волшебные интерьеры «Фирузы», о которых я так много слышал, под предлогом забрать ее украшение. Как видите, он сработал. И теперь я, горя желанием причаститься высокого, хотел бы как можно скорее разделаться с низменным. То есть расплатиться за безделушку, которую Филиппа у вас оставляла, и наконец рассмотреть во всех подробностях ваши великолепные витражи.
— Хм... Когда госпожа Мориарти оставляла у нас украшение?
— Где-то с месяц назад, — прикинул наемник.
Женщина задумчиво посмотрела на изящный витраж, сложив губки трубочкой, после чего нырнула под прилавок, достав оттуда толстенный журнал, озаглавленный словами «Регистрационная книга. Ремонт»:
— Минутку, я проверю по записям...
Охотник за головами тут же сообразил, что она, скорее всего, даже не понимает, о каком украшении идет речь. Вряд ли Филиппа оставила его просто так в ремонте, однако проверить на всякий случай, действительно, не помешало бы. Авель терпеливо ждал, пока продавщица водила пальцем по нескончаемым спискам с именами. Но тут она захлопнула свой гроссбух и, покачав головой, сказала, что ни слова о Филиппе Мориарти в регистрационной книге нет.
— Возможно, это какая-то ошибка. У меня есть абсолютно точные сведения о том, что она была у вас и просила выставить на продажу ее... наш медальон черненого серебра. Семейную, можно сказать, реликвию.
— Вот как, — продавщица вскинула брови. — Мы выставляем украшения на продажу исключительно с позволения нашей хозяйки, таковы правила. Но, боюсь, что ее сейчас нет, она уехала по делам и в ближайшие часы ее здесь не будет.
— Грустно, — Авель отрешенно посмотрел на скульптуру павлина, пытаясь придумать, что делать дальше. Перспектива проторчать здесь несколько часов, ожидая очередную слащавую барышню, избалованную дорогими цацками, явно не улыбалась ему. Но вдруг продавщица сама прервала его размышления:
— Я думаю, вам стоит поговорить с нашим главным мастером. Возможно, он сможет пролить свет на ваши поиски. Мне позвать его?
— О, если вас это не затруднит! Премного благодарен! — Логиэс вновь почтительно склонил голову, на этот раз немного ниже, снова сверкнув лучезарной улыбкой.
Через минуту охотник за головами остался один (если не считать двух охранников магазина, больше похожих на каменных големов, чем на одушевленных существ), размышляя о текущих событиях.

Отредактировано Авель Логиэс (14.09.2015 14:17)

Алейна спокойно делала из воска заготовку, попеременно сверяясь с эскизом мастера и измеряя металлическим кольцемером размер шинки (основания кольца). Работая методично и не спеша, ревенантка приговаривала себе под нос:
— Главное не оплошать. Шинка готова... Осталось сделать верхушку. У меня никогда не будет второго шанса, чтобы произвести первое впечатление. Конечно, первое впечатление уже есть, но не у мастера... Если всё испорчу, Джафар аль Гиеди разочаруется во мне.
Девушка осторожно зажгла маленькую горелку и начала из воска формировать верхушку дамского кольца, где будет находиться камень. Парсонс чуть не свернул себе шею, пытаясь разглядеть работу ревенантки, на что Алейна лишь ухмылялась. Как раз в тот момент, когда девушка, придерживая шинку пинцетом, соединяла ее с верхушкой, в мастерскую влетела продавщица. От удивления и неожиданности Алейна не заметила, как коснулась огня и получила небольшой ожог на пальце.
— Ой, — дуя на палец, тихо вскрикнула ревенантка. — Уф, Святая Роза, я ничего не сломала. И кто только выбрал воск? Нет чтобы другой материал...
Увлёкшись изготовлением заготовки, Алейна не заметила, что мастер стоит за её спиной, и от неожиданности подпрыгнула на стуле при звуке его голоса:
— Щьто ты хочишь, роза моиго сэрца? — обратился Джафар аль Гиеди к продавщице.
— Простите великодушно, что отрываю вас от работы, но у меня в торговом зале возникла... ммм... внештатная ситуация. Нас посетил мужчина, представившийся двоюродным братом нашей клиентки, госпожи Мориарти, которая примерно с месяц назад отдала нам какое-то украшение черненого серебра. Я проверила регистрационную книгу, но среди отданных в ремонт украшений упомянутого господином не обнаружила. Поскольку госпожа Амелия уже ушла, не будете ли вы любезны вступить в диалог с ним от ее имени?
Ревенантка отложила воск в сторону, прислушиваясь к словам девушки. «Интересно, кого нелёгкая принесла? Не о том ли речь украшении, что показывала мне госпожа Амелия? Оно тоже было черненое», — задумалась Алейна.
— Как зовут твой господин? — с раздражением спросил мастер. Ревенантка, как и продавщица, наблюдала за ним, боясь, как бы Джафар аль Гиеди опять не впал в бешенство.
— Он еще не представился, — пролепетала девушка.
— Зачэм брат мазэл ясэнвидец эта украшений, слюший? — на вопрос Джафара аль Гиеди Алейна рассеянно пожала плечами, думая, что он обращается к ней.
— Слюший, мазэл Линдер, — обратился мастер к ревенантке. —  Пащли суда со мной. Зачэм брат мазэл ясэнвидец хочит эта украшений? Можит, он тоже хочит узнат орнамент, да? Можит, эта господин захочит тибе тоже про книжка спросит?
«Ясэнвидец? Провидица! Ох, любопытно взглянуть на этого брата», — вставая со своего места, думала девушка. Она уже вышла из-за стола, как почувствовала на себе завистливый взгляд Парсонса.
— Парсонс, аккуратнее. От таких взглядов лицо покрывается бородавками, — сказала ревенантка (она поняла, что подмастерье плохо понимает шутки), стараясь подавить предательский смешок.
Выйдя в общий зал вслед за мастером и продавщицей, Алейна посмотрела на неизвестного клиента, и её лицо озарилось улыбкой.
— Благословений небес тибе, уважаеми господин... — начал Джафар аль Гиеди. Но Алейна вышла из-за его спины и присела в книксене перед посетителем.
— Милсдарь Авель! Как я рада видеть вас! Но что вы... что вы делаете в «Фирузе»? Ах... Вы и есть тот клиент, который ищет медальон из черненого серебра? — засыпала вопросами наёмника ревенантка. Но, поймав недоуменный взгляд мастера, она поспешила пояснить: — Мастер Джафар, это мой знакомый, его зовут Авель. Если бы он мне сегодня не помог, я бы не стояла сейчас перед вами.

Отредактировано Алейна Готьер (18.09.2015 13:33)

Тощий черный котяра, сосредоточенно вылизывавший лапу возле входа в ювелирный магазин «Фируза», вздыбил шерсть и яростно зашипел на вампира в красном плаще — этот мерзавец хлопнул дверьми с такой силой, что задрожали стекла, по лужам пошла рябь и горстка воробьев, пасущихся неподалеку, взметнулась в воздух. Но воробьи — ладно. Пес с ними, с воробьями. Главное, кота — его ворсейшество кота! — окатило грязной капелью, полетевшей с карниза. Вот так — р-р-раз и весь марафет насмарку! Возмутительно! Было очевидно: мерзавец не питал никакого уважения ни к котам, ни к кошачьей шерстке, ни, по всей вероятности, к гигиеническим процедурам вообще!
Насупленный, расфуфыренный черный кот отражался в витрине. За стеклом, на заднем плане, служа отражению фоном, стоял насупленный, расфуфыренный, сцепивший в замок холеные, усыпанные перстнями руки Джафар аль Гиеди. Стоят и сверлил вампира в красном плаще взглядом ничуть не более благосклонным, нежели тот, что метнул в оного вампира его ворсейшество кот. Если бы у Джафара были усы и хвост — ей богу, зашипел бы.
— Зачэм второй раз повторяишь? Ты щьто, уважаеми господин брат, думаишь, Джафар аль Гиеди глухой или, можит, дурак? Я запомнил сразу, как тибе зват. Или ты сам нэ слюшал, как мазэл Линдер тибе назвал? Если я не бил так очаровани мазэл Линдер, если би она не смотрел на мине такой нежни жалобни взгляд, я би тибе нэ давирял! Но если мазэл Линдер будит эта самий, как она? — Джафар слегка пощекотал воздух пальцами, помогая себе вспомнить нужное слово. — Если мазэл Линдер тибе давирят... А-а-а, шайтан попутал! Ручаца! Если мазэл Линдер ручаца, щьто ты нэ плахой гражданин, я сделаю ма-а-аленький жертва. Я скажу тибе, где искат тот ювелирни изделий серебра. Мазэл Линдер тожи знает. Ага? Но... — Джафар выждал театральную паузу средней продолжительности и торжественно, всплеснув руками, будто фокусник, представивший публике какой-то невероятный номер, объявил:
— Но здэс нет эта украшений! Хочиш купит — иды к мазэл Мелия Аскар, владелица эта заведений. А ее тожи нет! Ха-ха-ха! А когда будит снова? Один Ваххал знаит! Можит, часа через пят или шест.
— Прошу прощения, мэтр аль Гиеди, — встряла вдруг продавщица, которая следом за Алейной вернулась в торговый зал. — Мне кажется, господин Мориарти пришел по срочному делу. А раз так, мы могли бы ему помочь уже сейчас, а не спустя пять или шесть часов, если бы кто-нибудь — например, ваша новая подмастерье — догнал госпожу Амелию. Она вышла всего пару минут назад и не должна была уйти слишком далеко.
Джафар открыл было рот, чтобы в очередной раз до глубины души возмутиться, оскорбиться или выбраниться витиевато по-хурбастански, однако не выбранился, передумал — его посетила неожиданная мысль. Он как-то хитро поулыбался самому себе, снова чудаковато повертел в воздухе пальцами, почесал подбородок и протянул:
— Ты зна-а-а-аишь, это можит бит правильный решений. Иды давай, мазэл Линдер. Пуст эта будит тибе шанс вазращат свой долг, если эта вампир тибе заправду памагал. Как говорят у нас Абаджане, «если ты даешь долг, ты делаишь карашё, но если ты вазращаишь долг — ты делаешь десат раз лучши!». Ваххал тибе помоч. Типер я прошу прощений, мине ждет работа, а я жду тибе, мазэл Линдер.
Джафар отвесил изысканный поклон, нарисовав рукой в воздухе вензель, и уплыл, шелестя подолом халата, в осиротевшую без него мастерскую.

Отредактировано Мастер игры (24.12.2015 00:02)