Сердце колотилось так, что казалось — сейчас выпрыгнет. В глотке пересохло, кровь шумела в ушах, в боку кололо.
«Надо было сворачивать на набережную. Так и сдохнуть недолго».
Впрочем, он понимал, что никто его убивать не собирался. Разве что случайно, не рассчитав сил. И все было бы ничего, если бы били так, чтобы результаты этого печального происшествия можно было бы скрыть одеждой. Но бить будут по лицу, а допустить этого нельзя. Нельзя ни при каких обстоятельствах.
«Есть над чем посмеяться. Буду томно возлежать на подушках в каюте капитана и прикладывать к фингалу кубок из трюма „Нерки“, за который по всем правилам внесена таможенная пошлина. Заодно реально и вблизи оценю кабошоны. Когда еще представится такая возможность?».
Он бы посмеялся, если бы на это было время и так не кололо в боку.
Тупик.
Все. Загнали.
Тяжело дыша, Шед прижался спиной к холодной стене. Преследователи остановились в нескольких шагах. А чего торопиться? Бежать-то некуда, можно насладиться беспомощностью жертвы в полной мере.
У Шеда был неплохой выход. Можно было рванутся вперед, спровоцировав скоротечную драку. Он знал, что отключится после нескольких же первых ударов. А истязать безжизненное тело даже им — мало удовольствия. Попинают и бросят, благо брать с него нечего.
А «Нерка» снова уйдет. С трюмами, забитыми грузом. И возможность узнать, кто из ювелиров ставит на дешевые серебряные кубки под видом полированных стекляшек старинные кабошоны, появится нескоро. Да, он знал, как их вывозят, но откуда берутся, а главное, как много их еще осталось?
«Нерка» благополучно уйдет с грузом, а я, буду валяться в сточной канаве, как последняя падаль«, — подвел Шед неутешительный итог. Он облизал обветренные губы и прищурился, оценивая ситуацию.
Трое. И каждый из них старше, выше и сильнее Шеда. И с каждым из них он бы справился по одиночке. Но не теперь.
Не теперь. Любой из членов стаи, почувствовав страх, сразу нападет, чтобы не показать неуверенность перед остальными. Иногда трое — это тоже стая. Вот как эти. Будешь сопротивляться — озвереют и забьют на смерть. Нет, пугать нельзя. Во всяком случае... не сразу.
Он выпрямился и, не поднимая головы, неприятно улыбнувшись одними уголками губ, заговорил негромко, хорошо поставленным голосом, погружая себя в «Песнь Мары», как в вязкую, густую субстанцию. «Песнь Мары» — первый и бесценный трофей. Книгу пришлось отдать, но это не имело никакого значения. Память услужливо раскрыла страницы на девятой главе:
Твой пробил час. Пора.
Гордыне и коварству... конец пришел.
Твоя судьба отныне роком стала.
Безумие — твой дар.
Смотри же на меня.
Я — жизнь твоя, цена твоей свободы.
Каждая строка, как хлыст била по нервам. Ритм слов помог восстановить дыхание и успокоить взбесившийся пульс. Шед заговорил громче, он вернулся к пятой главе, выбирая строфы не по смыслу, а по звучанию. Его голос окреп:
И зверя вой, смертельной тени лик -
Ей все равно молитвы иль проклятья,
Ей все равно, младенец или старик,
Для каждого распахнуты объятья...
Шед медленно поднял голову и рассмеялся. Негромко. Этот смех отразился от глухих стен и вернулся зловещим эхом.
— Псих! — неуверенно резюмировал один из преследователей. Жертва вела себя не то, чтобы странно, а очень странно.
Шед сделал шаг вперед и протянул руку. На раскрытой ладони, поблескивая острыми гранями, лежал кусок стекла.
— Да он ненормальный! — У второго сдали нервы. Одно небо, знает, что тому причиной. То ли цепенящий взгляд неестественно черных глаз, то ли глухой проулок, в котором уже сгустились сумерки, то ли непонятный, завораживающий ритм слов, смысла которых он не понимал, то ли эхо совершенно неуместного в данной ситуации смеха. А может быть, в его быстро трезвеющую голову пришла шальная мысль, что этот странный парнишка специально заманил их сюда, чтобы...
— А вдруг он оборотень... — озвучил его страхи третий, уловивший из всего сказанного Шедом только одно слово: «зверь».
Шед улыбался. Улыбка эта была столь же напряженной и неприятной, как и взгляд. Он сжал руку в кулак, чувствуя, как в ладонь врезается стекло. Сквозь сомкнутые пальцы побежали быстрые, темные струйки крови.
Кровавый ритуал и жертвы хриплый стон —
Последний шаг к сияющим вратам.
Разверзлась бездна.
Раскрой объятья и прими меня.
Пора.
Молчание мое — тебе залогом станет.
Забудь о милосердии теперь.
Преследователи попятились. Их боевой азарт испарялся пропорционально той скорости, с которой они трезвели. Собственно, к чему все это? Ну, пошумели, развлеклись. Что взять с бродяжки? Только время терять.
— Да пошел он... придурок.
Через минуту в грязном глухом тупике остался только Шед. Он разжал пальцы, выронил стекло, закрыл лицо руками и медленно опустился на колени. Его сотрясала нервная дрожь.
«Ненавижу!»