Топ-топ-топ... Грузные шаги дядьки, несущего довольно легкий багаж юной барышни в купе.
— Пожалуйста, графиня, — с улыбкой произнес мужчина и, открыв перед девушкой дверь купе, пропустил ее вперед. Поставив багаж на одну из кроватей, он учтиво склонил голову, — Удачной и комфортной поездки! — И вышел.
Дэлеомэль, вздохнув, оглядела комнату. Светлая, пожалуй, даже слишком. По середине, словно король среди своих подданных, гордо стоял столик бледновато-охристого цвета, овальный, на четырех ножках. Кровати, аккуратно застеленные, из под покрывал которых виднелась белоснежная ткань. «Великолепно», — вампиресса улыбнулась. Фон Дуартэ обернулась и увидела на обратной стороне двери широкое зеркало. Безусловно, она бы в нем ни за что не отразилась, но не суть — оно неплохо дополняло интерьер, делая его уютнее. Бросив взгляд на одну из кроватей, юная леди обнаружила там еще один багаж, а на другой — сидящего юношу, пожалуй, слегка уставшего. Светло-коричневые волосы, некоторые локоны коих беспорядочно торчали то в левую сторону, то в правую, еле различимый оттенок тусклых карих глаз. «Много пирсинга», — отметила графиня, оглядев незнакомца повторно и двинулась к свободной кровати. Так и не удосужившись снять с себя довольно длинное черное пальто, с высоким воротником и, как могло показаться, выглядевшее излишне просто, можно сказать, по-крестьянски, опустилась на кровать. Длинные рукава верхней одежды скрыли руки графини полностью и она, повернув голову, устремила взгляд в окно. «Обязана скрываться под образом обычной крестьянки, поехавшей на поиски пропавшей семьи. Зачем же? Но Реми сказал, что стоит быть поосторожнее. Не пойму, к чему тут бояться да страшиться? Это всего лишь война, в которую наш клан ну никак не может быть замешан. Однако... Это все же война. Значит, отца опять не будет дома, да и брат будет постоянно занят. Поэтому я и еду в Бругге, навестить Огэста. Наверное, ему одному там немножечко скучно без меня. О, Роза, убереги мой разум от порочных мыслей! Убереги и сохрани», — Дэлеомэль смущенно улыбнулась и на ее бледной коже щек образовался розоватый румянец. Светлые локоны разметались по плечам и девушка, еле слышно засмеявшись, села поудобнее и ловко привела себя в порядок.
А за окном властвовала Царица Зима. Безупречно белый снег, множество сугробов, летящие, нет, даже танцующие, кружающиеся в ритме торопливого вальса, снежинки, стройненькие, холодные балерины в пышных платьицах. Деревья, их укутанные снегом ветви, довольно быстрое движение поезда. Тук-тук-тук... Неторопливые шаги. Нет, это было довольно далеко, однако чуткому слуху музыкантки не составило труда уловить столь отдаленные звуки. «Пора подготовить билет.» — Фон Дуартэ выудила из кармана пальто чуть помявшийся билетик и поднялась. В тот же момент юноша слегка лениво встал и, протянув руку, открыл окно. В купе проник прохладный ветерок, такой приятный, зимний и лицо графини осветила счастливая улыбка. Дэль бесшумно приблизилась к незнакомцу.
— Зима воистину самое прекрасное время года. Вы так не считаете? — произнесла барышня. Ее завораживающий и пугающий одновременно голос очаровывал, окутывал, словно в легкую паутинку, словно мед, словно скрежет кинжалов. Такой противоречивый. Слишком сложный, чтобы понять, как именно он по-настоящему звучит, но одновременно... Приятный. Не понятно, почему, зачем и как это происходит, но это так и происходит. Странно и удивительно. Будто приторно-сладкий, ласковый, нежный и одновременно как бы требовательный, властный. Дэлеомэль заинтересованно взглянула на незнакомца. В ее небесно-голубых глазах читался вопрос.

— О таких вещах может заявлять лишь смельчак, — усмехнулась графиня и «прошлась» пронзительным взглядом по юноше, — За эти слова можно поплатиться жизнью, не боитесь? — фон Дуартэ задумчиво опустила голову и потеребила пуговичку своего пальто тонкими, длинными и весьма изящными пальчиками руки, спрятанной в черную перчатку из шелка. Встав, барышня позволила себе потянуться, бесстыдно нарушая правила этикета для уважающих себя леди, но, что поделать — сейчас она играет крестьянку, так что можно чуточку расслабиться. Довольно улыбнувшись, Дэлеомэль ловко расстегнула пуговицы верхней одежды и стянув с себя пальтишко, осталась в обычном платье, которое вполне могло напоминать то, что носят горничные — не хватало лишь белоснежного чепчика, ну и фразы «Да, господин».
Эмоции восхищения нахлынули со стороны незнакомца и музыкантка не смогла сдержать смущенной улыбки. «Вот как... Что ж, это будет интересное путешествие. Но не стоит забывать, что это — не более, чем игра, так что не стоит в нее заигрываться».
— Не стоит, право. — качнула головой девушка и тут же залилась смехом, таким веселым и, как могло показаться, наивным, — Нет, я — не билетерша, но она через пару мгновений нанесет нам визит. — фон Дуартэ обернулась к двери и, грациозно подойдя к ней, опустила ладонь на ручку и легонько надавила. Дверь резко распахнулась, будто ее с той стороны дернули так, что хотели вырвать с «корнем» и показалась женщина средних лет, довольно внушительных размеров, с крепким телосложением и как-то с излишним интересом глянула вначале на Дэль, а потом на юношу.
— Графиня Дэлеомэль фон Дуартэ! — воскликнула билетерша, за что музыкантка одарила ее суровым взглядом и та тут же прикусила язык, — Ой...
— Вы, вероятно, ошиблись, мадам. — хмыкнула барышня и протянула женщине билет.
— Прошу прощения, мисс, — улыбнулась она и глянула на юношу, — Предъявите билетик, молодой человек.
Проверив билеты, билетерша покинула купе. «Глупая. Молю Розу, чтобы он ни о чем не догадался», — фон Дуартэ смотрела на незнакомца и лишь где-то в глубинах ее голубых глаз можно было различить изредка проскальзывающие искринки страха.
— Мне не холодно, но, если желаете, можете закрыть. — пожала плечами она, молча наблюдая, как юноша размахался перчатками, чуть не задев ее одной из них, вскочил на стол и закрыл окно, чуть не выбив стекло. «Странный он. Никаких манер, определенно. Но забавный. Забавный, я чувствую это».
Бросил перчатки на кожаную кровать, глубоко вдохнул, а потом выдохнул. Все это время музыкантка как-то с нотками равнодушия наблюдала за «манипуляциями», которые совершал юноша. Вначале он говорил о погоде, пытаясь отвести девушку от неприятного впечатления о нем, которое уже давным-давно сложилось как раз-таки обо всех, кто был лишен манер, потом о политике, хотя было видно, что он в ней ничуть не смыслит. фон Дуартэ, как истинная леди, придерживаясь правил этикета и уже, вероятно, давным-давно выдав свое происхождение с головой, несколько вяло поддерживала слабую беседу, так и норовившую провалиться в тишину. Юнец, явно, волновался. Перед разговором одергивал ворот своей белоснежной рубашки, потом кашлял пару раз, потом еще и еще, шмыгал носом и барышня, прикрывая рот ладонью, еле сдерживалась, чтоб не рассмеяться так, как того не позволял этикет.
Услышав комплимент про лодыжки, а потом еще и про кадык... Мягко говоря, графине стало плохо. Точнее, так смешно ей не было еще никогда. Совесть и самообладание, две жестокие и суровые вещи буквально плетью ударили по спине своей хозяйки, заставив ее, прикрыв ладошкой рот, тихонько закашляться, дабы скрыть накатившую волну смеха.
— Вы, вероятно, видете сквозь материю, если способны обозревать лодыжки дамы, когда она в сапогах, — дружелюбно улыбнулась юная леди, «прогуливаясь» по комнате и давая видеть юноше изящные черные сапожки до колен, после чего остановилась возле окна и тихонько «постучала» носком правой ноги по полу, словно балерина, разминающаяся перед выступлением.
«Зачем же я отправляюсь в Бругге? За братом? Или семьей? Нет, лучше сразу все решить, чтобы потом не было недоразумений»
— За семьей, стало быть... — задумчиво произнесла фон Дуартэ, — Линда. Это Ваша сестра? — поинтересовалась барышня и добавила, — Я еду в гости к брату.
Музыкантка залилась смехом, когда незнакомец представился женским именем и приветливо улыбнулась:
— Дэлеомэль. — представилась девушка, — Приятно познакомиться, Людвиг. — Фон Дуартэ пожала руку, протянутую юношей. Даже сквозь шелк перчаток можно было ощутить, насколько холодными были руки графини. И запах... Пряный, слишком манящий и привлекательный, способный очаровать и подчинить, опутать в своих сетях. Многим могло показаться, что это аромат цветов, но лишь немногие были способны различить среди сладости тот прохладный, соленый запах — словно бы барышня пахла морем. Не желая боле позволять новому знакомому вдыхать аромат ее тела и, возможно, очаровываться, Дэлеомэль, отойдя, присела на свою кровать и с интересом взглянула на Людвига, ожидая, чего же интересного он может рассказать.

Отредактировано Дэлеомэль (04.04.2011 18:03)

Смех. Какой-то слишком довольный, будто высокомерный, с нотками насмешек. Это заставило музыкантку хмыкнуть.
— Именно. Еду в гости к брату, как уже и сказала. — Улыбнулась девушка. Полная противоположность тону Людвига — холодный, сухой, но с виду такой дружелюбный. Кто б мог догадаться, что внутри вампирессы бушует, можно сказать, вулкан? Будто лава, накатившая с бешеной скоростью, барышню охватывали самые разнообразные оттенки эмоций — от страха до злости и ее крайней степени, когда хочется разбить что-нибудь. Или кого-нибудь. Нет, нет, что Вы... Что-то мы не туда зашли...
Маскарад? О, это когда гуляешь по улицам, нацепив на личико маску и просишь конфетки? Или когда родители лелеют, пока ты мал? Это маскарад? Когда вся семья вместе, всем весело и все кажется таким радужным-радужным, красивым-красивым и восхитительно-восхитительным? Тогда нет. Графиня не знала, что есть маскарад. Отец, воспитывавший дочь в суровых условиях, готовивший девочку с малолетства к восхождению на «престол» главы клана фон Дуартэ... Мать с братом, лелеявшие ее в детстве, и любимый, родной и столь далекий теперь Огэст, постоянно пропадающий в различных поездках. Бругге, короткое пребывание в Дракенфурте, Орлей, Бругге, еще немножко в Дракенфурте. Зачем все это? Данный вопрос часто мучил разум музыкантки. Но так надо. Надо, значит надо... Ничего не поделаешь.
— Маскарад? — Задумчиво поинтересовалась вампиресса, — Нет. Не маскарад, всего лишь игра. Но, полагаю, она уже подошла к концу? А жаль... Дети любят играть. — И юная барышня залилась веселым, несколько наивным смехом, что так напоминал детский, — Монархиня... Вот как. Монархи — те, кого благословляет Роза, служащие ей. Люди, служащие Богине — непорочны. Знаю, детей Святая Роза не карает, однако мысли, что моя душа не так чиста и непорочна, как хотелось бы, часто посещают мой разум. Благость избавиться от всех смертных грехов. Вы так не считаете? — Графиня бросила на юношу заинтересованный взгляд.
Елизавета — куртизанка. Весьма забавнейшее заявление. Особенно от тех, чье положение в светском обществе не так высоко. Всего лишь зависть. Точно. Но оскорблять представителей власти — величайшая наглость из существующих. Не будь власти, воцарился бы хаос. Хаос, голод, эпидемии и все подобное управляло бы страной, мор и заболевания не щадили бы ни женщин, ни детей. Правителей благословляет сама Роза. Идти против власти — идти против Богини. Идти против Богини — быть отступником. Неверных же необходимо бесщадно уничтожать, дабы порок не «прорвался» дальше, пробивая себе путь и оставляя за собой порочность и грязь.
— Будь она даже обычной портовой распутной девкой, Вам, уважаемый, никто не давал права так говорить о представительнице властей. — Холодным тоном произнесла вампиресса и чуть тише добавила, — К тому же, она королева Бругге. И Ваше неуважание к ней — неуважение ко мне, Людвиг. Неуважение дамы — грех.
Будучи родом из Бругге, оскорбление королевы — высшее неуважение. Пусть она княгиня, проклятье, да будь она даже последней портовой распутной девкой, она все еще правительница государства Бругге, того, откуда идут корни клана фон Дуартэ. Грех идти против правителя. Какой бы она ни была, она все еще стоит у власти, значит, ее благословила Святая Роза и хранит Елизавету от порочностей и греха. Богиня на стороне княгини, и идти против нее нельзя. Запрещено, табу, жирная точка и все такое.
Тем временем опускалась тьма, появлялись на небе прекрасные звездочки, как маленькие прелестные фонарики и все вокруг принимало какие-то удивительно-таинственные и загадочные оттенки, полные всего-всего интересного.
— Мне нравится вечер. Ночь же — еще лучше. Прелестнейшее время суток. — Графиня фон Дуартэ, безусловно, распознала и намек на то, что Людвиг — оборотень, о чем догадалась давно, и намек на всевозможные порочности, однако предпочла просто сделать вид, что ничего не сообразила. Так просто сделать вид, что не понял намека — и так же просто услышать в ответ упрек о глупости. Но разве игнорирование порочных и запретных, не имеющих чести быть произнесенными высказываний — глупость? Вряд ли.
Верхняя губа юноши приподнялась. Клыки выпирали и, вероятно, не выявляли ну ни малейшего желания подчиняться своему хозяину.
— Джентельмены, уважающие себя и окружающих... Ведь не позволят себе обидеть беззащитную девушку? — Дружелюбно улыбнулась музыкантка, задумчиво глядя на Людвига.

Отредактировано Дэлеомэль (27.04.2011 10:11)

— Сожалею, уважаемый Людвиг, но, вероятнее всего, Вы ошибаетесь. — вздохнув, девушка пожала плечами, — Детей принято воспитывать в строгости и я бесмерно благодарна своим родителям, что они не поступили иначе.
Вампиресса устремила взгляд в окно, вглядываясь во всепоглощающую темноту ночи... Казалось, будто сегодня гряло нечто особенное. «Нет. Что за легкомысленность и доверие первым, мимолетным чувствам? Что может произойти?» — подумала фон Дуартэ и, расслабленно улыбнувшись, с легкой усмешкой глянула на Людвига.
— Религиозного фанатика? — с губ графини слетел чистый, непринужденный смех, однако, спустя мгновение, барышня, став серьезнее, продолжила, — Нет. Ах, какая жалость! Сплошные отрицательные ответы вызывают Ваши речи, Людвиг. Жаль, даже чуточку обидно. Вы не верите в Святую Розу? Быть может, Вы и в Моргота не верите? Во что же Вы верите, уважаемый? — Спокойный, размеренный тон. Удивительно, как ей удается себя контролировать, когда внутри наверняка бушуют стихии злости, смешанной с обидой и некоторым оскорблением.
Опустив голову, лицо фон Дуартэ приняло некие холодные, равнодушные оттенки... Что есть религия? Вера в всевышние силы или некое существо, что спасает людей от бед, благословляет, заботится? Кто знает... Возможно, религия — лишь внутреннее ощущение покоя, когда ты во что-либо свято веришь и не желаешь предавать.
Последующая фраза собеседника, мягко говоря, повергла музыкантку в шок. Немалый шок. Шантажирует? Какая дерзость! Все существо Дэлеомэль заполнилось одной эмоцией — отвращением. «Низший слой» — Этот ярлычок разум аристократки повесил на юношу, что смел оскорблять правительницу, что смел шантажировать даму, что смел отвечать с нотками грубости барышне, не суть, что столь юной. «Низший слой»
— Мне незачем признавать то, что не является истиной, милейший Людвиг. И пожалуйста, давайте обойдемся без фамильярностей, хорошо? — Ледяным тоном произнесла фон Дуартэ, с неким презрением глядя на Людвига.