От его слов все внутри затрепетало и наполнилось безграничным счастьем. Она не отрываясь смотрела, как он приближается, затаила дыхание, боясь спугнуть это видение. Когда же Мартин коснулся её губ, голова пошла кругом, все слова потеряли смысл и весь мир померк, были только он и она. Даархель не могла и не хотела лишаться этого момента, который, казалось, длился целую вечность. Она ответила на поцелуй — столь долгий, что дыхания не хватало, но остановиться они не могли. Время остановилось и даже снежинки замедлили свой танец, будто не решаясь прервать этот момент вечности... Когда же их губы разъединились, не в силах отстраниться более чем на миллиметр, девушка прошептала, обжигая мужчину своим дыханием
— Стоит только протянуть руку.
Вампиресса опустила голову, прильнула к шее — она им дышала, каждой клеточкой своего тела, всей душой.
— Я приглашаю тебя к себе в особняк. Мне очень хочется, чтобы ты был рядом, не выпускал меня из своих рук...
Она сама не заметила, как перешла на «ты» и это казалось естественным, любые манеры, правила хорошего тона и прочая чепуха стали глупыми и ненужными.

  Особняк «Сумерки богов»

Отредактировано Даархель Аттари (08.07.2010 23:19)

Мрачное болото 

К уже знакомому запаху примешался другой. Сэм вздрогнул. Его рот невольно наполнился слюной. Он повернул голову в сторону густого кустарника. Пряный аромат стоял над ним, как туман осенним утром. Сэмюэл скользнул к кустам. Запах был сильным, от этого он терял контроль, движения его становились резкими. Но те, кто спрятался в вереске, не услышали выдавший гуля шум — они были слишком увлечены друг другом. Сэм склонился над сплетенными телами, капли его слюны падали на чужую обнаженную спину. Доля секунды понадобилась ему, чтобы сломать нежную шею и вырвать кадык. Мальчик умер в блаженстве. Кровь булькала из разорванного горла, стекала на обнаженную грудь девушки. Сэмюэл лакал ее, как кот парное молоко, слизывал с шелковой кожи, вместе с выступившей испариной, приправляя вкусом страха. Девушка открывала рот в беззвучном крике, пыталась выбраться из под отяжелевшего безголового тела. Сэм был в блаженстве, он наслаждался сладостным вкусом молодой крови, он играл с телом, как с тряпичной куклой, отрывая конечности. Насладившись им сполна, Сэм поискал глазами вторую жертву. Девушки не было. В ухмылке он обнажил красные от крови зубы. Ну что же, охота продолжается. Отбросив от себя остатки плоти, Сэм втянул ноздрями воздух.

  [Малые пустоши] Дорога в деревню

[Равена] Королевский сад    (временной скачок в 2,5 года) 

8 апреля 1828 года.

Дорога светлела и прояснялась. Все реже встречались дикие заросли, овраги и буреломы, все чаще попадались лужайки, вспаханные поля и притоптанные, многократно изъезженные участки тракта. Становилось теплее. Еще довольно холодные, но уже слепяще яркие лучи полуденного солнца прогревали сонную землю. На перевале, с которого Драго спустился не менее часа назад, лежал нерастаявший снег, а здесь, в долине, ранний апрель уже велел природе проснуться и оживить пейзаж весенними красками.

Вскоре и бор поредел. Из деревьев остались только сосны по краям дороги. Впереди раскинулся широкий луг, сплошь утыканный крепкими молодыми ростками. Эта картина почему-то напомнила Драго щетину на морде горного тролля — впечатления от недавней встречи с коренным населением Дымных гор все еще были свежи в памяти наемника. «Как доберусь до дома, первым делом помоюсь и побреюсь, — подумал парень, машинально потирая свой подбородок. — Да, первым делом надо с себя смыть запах дороги и зловоние тролльской крови».

Увидев на горизонте извивистый печной дымок, наемник ткнул коня шпорой в бок. Конь поднял понурую голову, оживился, застиг ушами, словно и он почувствовал, что конец пути уже близок. «Луг выведет на широкий тракт, — размышлял всадник, — а там уж покажутся Малые Пустоши, от которых до дома рукой подать. Но и этот участок пути надо преодолеть. Осталось самое трудное — последний шаг — каких-то пару часов путешествия, наполненных тяжкими мыслями и странным волнением перед встречей с родными стенами и супругой». Прошло два года с того памятного бала в Равене, когда жизнь Драго пошла по путеводной звезде, а он до сих пор даже в мыслях не решался назвать жену по имени, как будто от этого Скарлетт могла материализоваться перед ним, соткавшись из чистого и прозрачного деревенского воздуха.

Что для вампира два года? Просто микроскопический миг в его многовековой жизни. Но для Драго эти два года растянулись в целую вечность сомнений и борьбы с внутренними демонами.

Драго, вообще говоря, не помнил, как покидал тот бал... Сознание его включилось много позже, когда загудели двигатели отплывающего из Равены парохода и за стеклом иллюминатора поднялась волна. Запомнилось лишь одно — невыносимое желание отправиться в странствие. В одиночку. Покинуть душный город, выйти на большак... Уйти далеко-далеко, за горизонт, где только небо и бескрайние поля. Подчинить себе агрессивную и враждебную природную стихию. Сразиться с десятком тренированных бойцов, упасть в изнеможении и отключиться прямо под деревом. Одному. В полном и бесконечном одиночестве. «Мятежного духом воина поманила свобода», — глубокомысленно заметил бы Исигава, его старый боевой товарищ, услышь он от собутыльников на постоялом дворе, что Драго снова месит дорожную грязь. Но Драго был далек от поэтических выражений, предпочитал называть вещи своими именами. Что уж кривить душой: он сбежал. Был ли его побег очередным побочным эффектом врожденного дара Бладрестов, который нес погибель их врагам на поле боя, но оказался совершенно непригодным и скорее вредным для нормальной жизни, — или в тот раз его действиями руководило нечто иное? Нечто, не поддающееся осмыслению и облачению в форму слов — интуитивное знание, похожее на сигнал о близкой опасности. Кажется, именно оно подсказало Драго тогда в Равене держаться неподалеку от королевского сада и проследить за женой...

Конь снова задремал и споткнулся о кочку, всадник подскочил в седле, но удержался. Усталость обоих настырно давала знать о себе. Вынырнув из своих невеселых мыслей, Белый Волк похлопал себя по щекам и вновь пришпорил коня. Печной дымок приближался, а напряжение в воздухе все нарастало, точнее, прорастало через сонные образы и пляшущие перед глазами вампира радужные круги. Впрочем, Драго знал верное средство от тревоги: когда он чувствовал ее нагнетающееся присутствие (что можно было даже увидеть воочию — татуировка на теле наемника в эти моменты излучала свечение), то начитал считать: раз, два, три... — и так до тех пор, пока в голове не прояснялось и тревога не отступала.

Два года назад, став свидетелем интимной сцены между своей женой и каким-то вельможей в королевском саду, Бладрест тоже пробовал считать, но ничего из этой затеи не вышло. Он то и дело сбивался, забывал на чем остановился, терял концентрацию и ориентацию в числах. Назойливые мысли, овладевшие им тогда, действовали на мозг сильнее любых медитативных приемов. Черт побери, этот скользкий пижон — как его? кажется, фон Фессе? — заигрывал с его женой, целовал ее, а она отвечала ему с какой-то необузданной, едва ли не опереточной страстью! Более того — пижон насмехался над Драго, называл его неотесанным мужланом, высмеивал его доспехи. Хотя неизвестно еще, кто из них выглядит глупее: придворный хлыщ, который боится активных действий настолько, что предпочитает им малодушное самоубийство, или парень, который заводится с полуоборота и бросается действовать, толком не подумав. Бладрест всегда считал, что лучше совершить ошибку, чем не делать вообще ничего. Этому научила его война. Стремительному, постоянно пребывающему в движении воину сходит с рук даже промах: движущуюся мишень трудно поймать взглядом, в отличие от лежачего малахольного камня.

Наемник презрительно фыркнул и сплюнул в голый куст на обочине. Ему снова — в которой раз — привиделась Скарлетт. Виденье томилось и пылало от возбуждения. Ему захотелось бесцеремонно схватить ее в охапку, дернуть за волосы, отклоняя ее голову назад, заглянуть ей в глаза с настоящей мужской нежностью и впиться в ее горячие губы. Почему он тогда просто сбежал вместо того, чтобы расквасить морду жеманному франту, посмевшему к ней прикоснуться? В других условиях он именно так бы и поступил. Без раздумий и колебаний. Почему же тогда отступил?

Причин было две. Первая — тогда он не смог проконтролировать свой дар, боялся, что в ярости зашибет не только соперника, но и жену. Вторая причина крылась гораздо глубже. Враг его изменился. Раньше его противниками были головорезы, разбойники и убийцы, гули и бестии — враг понятный, знакомый, изученный, прямолинейный, в борьбе с которым все просто: побеждает тот, кто сильнее. Теперь его оппонентом стал фантом — лукавые маски на лицах всех этих медоточивых двуликих тварей, скрывающих под улыбками звериный оскал. Какая ирония! Монстры, с которым он боролся, оказались более человечны, чем те, кого он от них защищал. Но как сражаться с фантомом? Разве можно вообще его победить? Точного ответа на этот вопрос Драго не знал ни тогда, ни сейчас, спустя долгие годы скитаний. Зато он хорошенько усвоил преподнесенный жизнью урок — у истинного монстра лицо подлости.*

-----------------------------------------------------
*Инкларис в этот момент наверняка чертыхнулся со своего облака, поминая недобрым словом Габино Генеросо Логиэса.

Отредактировано Драго Бладрест (12.05.2015 23:05)