Жук, позабыв обо всем, прижималась к плечу девушки как испуганный котенок. Тепло, исходившее от незнакомки, действовало успокаивающе; ее аромат — аромат дорогого меха, смешанный с запахом конского пота — пробивался даже через резкий запах блевотины. Как долго Жук носила маску сильной и самоуверенной, ни в ком не нуждающейся разбойницы, глубоко внутрь загнав свою истинную сущность осиротевшего ребенка! Чтобы выжить в жестоком мире, где можешь рассчитывать только на себя, пришлось рано повзрослеть. Эта девушка... Благородная девушка из хорошей семьи, настолько непохожая на нее, настолько чуждая всему ее существу, и, в то же время, в чем-то невыразимо знакомая, понятная и потому симпатичная... В тот момент, когда эта девушка прижала к ее себе, Жук почему-то подумала о своей матери, которую никогда не знала. Мама умерла сразу после ее рождения и в память о ней не осталось ни единого портрета — только прядь каштановых волос. Жук не могла представить себе ее лицо, но всегда была твердо уверена, что она была доброй, умной и невероятно красивой. Такой красивой, какой ей не стать никогда. И такой же теплой, как эта девушка.
И тут она устыдилась своей глупости и всех своих несправедливых упреков, сорвавшихся в гневе с языка. «Она не виновата в смерти моего отца, она не желала мне зла. Если бы она собиралась убить меня или высосать из меня кровь, я давно уже была бы мертва».
Буйная разбойница не умела просить прощения — никто ее этому не учил, поэтому, все еще не решаясь поднять залитое краской жгучего стыда испачканное лицо, она молча отстранилась от вампирши и молча стянула с себя льняную серую сорочку, протянув ее со словами: «На, вытрись. Я тебя испачкала».
Она не ощущала холода, даже оставшись голой по пояс, хотя дождь был колючим, а ветер пронизывал насквозь.
— Вытирайся, неча стесняться. Я не замерзну, у меня есть куртка где-то рядом, в траве, — повторила она, поднимаясь с корточек и осторожно подбирая кинжал. Против тренированной, быстрой как молния вампирши оружие было бесполезно, да и смысла защищаться после всего что произошло больше не было никакого, но сама вампирша могла быть против того, чтобы Жук вернула себе свой рунический «клык». Однако вампирша не стала возражать. То ли потому что была уверена, что и голыми руками с ней справится, то ли потому что знала, что Жук больше не собирается нападать... Девочка не стала об этом раздумывать; она приткнула кинжал за пояс, после чего, припомнив где оставила куртку, наклонилась к вереску и немного пошарила рукой в темноте. Дубленая кожаная куртка с серебряными заклепками и массой тонких ремешков валялась там же, где была брошена. Девочка несколько раз как следует встряхнула ее, выбивая налипшую в складки грязь, и спешно оделась.
— Я пойду, — буркнула она, все еще не глядя на вампиршу, — мне надо спешить, попытаться убить того гуля, даже если при этом сдохну. Ты только что мне показала, как бездарно я жила. Если бы ты меня сейчас убила, вся моя жизнь прошла бы даром. Я так и не смогла бы прирезать эту тварь, и она продолжила бы топтать землю и убивать людей. Пока ты не передумала оставлять меня в живых, я должна хотя бы попытаться ту гадину прирезать.