Лиловые покои
-----------------------------------------------------
Золотые покои
Морисса, прячась в одной из соседних комнат, куда ее любезно «определил» граф Груффид, наблюдала за происходящим, осторожно выглядывая из-за двери. Надо сказать, что какое-то время наблюдать было не за чем. К счастью, к Вольфгангу довольно быстро подоспела помощь, в лице известного писателя и гуляки и нескольких стражников Уорлина, но на этом события вне комнаты Изабеллы на время остановились. Все, что оставалось Мориссе Саутвурд это слушать отголоски чьих-то криков и чувствовать. Последнее у нее, к сожалению, получалось даже слишком хорошо. Как это обычно и бывает в стрессовых ситуациях, дар эмпатии открылся с невиданной силой и заглушить его, как и взять под контроль, она не могла. Маркиза была похожа на губку. Не имея возможности слышать и видеть, она, тем не менее, догадывалась о происходящем в комнате герцогини. Страх, растерянность, злоба и сосредоточенность, чье-то недовольство, гнев. Всем этим чувствам толстые стены замка были не помеха. А сама маркиза боролась с желаниями закрыть уши, осесть на пол или просто-напросто упасть в обморок. Спонтанные взрывы эмпатии и в обычных условиях не подарок, а уж если вспомнить все, что творилась с самого утра в замке герцогини Уорлин, то станет понятно, почему Морисса Саутвурд готова была взвыть не хуже обезумевших ликанов. Но, хвала Святой Розе, самообладанию маркизы мог бы позавидовать даже видавший виды вояка. Может быть, она сейчас и не могла управлять своим даром, но свое тело она худо-бедно, но все же контролировала. Поэтому она просто стояла и наблюдала, вцепившись руками в дверной косяк. Ах уж эти руки с их тонкими пальцами и узкими ладонями! Ее вечная беда. Они всегда выдавали ее волнение своей мелкой дрожью, ни разу еще не получалось их унять. Вот и сейчас ей пришлось цепляться за этот чертов косяк, царапая ладони и ломая ногти. Но собственная боль немного отрезвила ее, позволила отвлечься. Да и события неожиданно начали разворачиваться с новой силой. Раздалось три выстрела. Тут же, не отзвенело еще глухое эхо, граф отдал приказ. И опять стрельба, грохот. Морисса вскрикнула и инстинктивно спряталась, прижимаясь спиной к холодной стене и учащенно дыша. Естественно, ей было страшно. Все-таки война дело отнюдь не женское, да и она была маркизой, а не генералом в отставке. Но больше никто не стрелял, не кричал — и вообще все было тихо, насколько в целом слово «тихо» приемлемо, когда речь идет об осажденном замке. Первый испуг прошел, и Саутвурд осторожно выглянула в коридор. Она заметила Вольфганга, стоящего у дверей в комнату Изабеллы, и Генри, который замер в коридоре, все остальные были внутри и, судя по опущенному револьверу в руке и спокойному лицу графа, стреляли «наши». Более того, они не только стреляли, но и попали. Вздохнув, маркиза вышла из своего укрытия и направилась в комнату сестры. Надо сказать, что лицо ее при этом было спокойно, только дыхание несколько сбивчиво, да руки крепко сжимали подол платья. Украдкой она взглянула на Генри, не попытается ли он ее остановить, но он совершенно спокойно следил за тем, куда она идет, из чего Морисса сделала вывод, что бояться действительно больше нечего. Но как бы ни так. Враги, может быть, и были мертвы, но в комнате находился тяжелораненый. Волна боли настигла маркизу еще до того, как она переступила порог.
— Моргот подери эту эмпатию, — тихо выругалась Саутвурд. Знаете, что она ненавидела больше всего? Разумеется, кроме своего старшего брата-слюнтяя и всеми обожаемой двоюродной сестры? Она ненавидела, когда кому-то больно. И не из чувства сострадания, отнюдь. Во всем, конечно же, был виноват ее дар. Боль была одним из тех настолько сильных чувств, которые не получалось вот так просто игнорировать даже в обыденных ситуациях, не говоря уже о такой, в которой и сама маркиза едва сохраняла самообладание и боль была явно не от пустячковой царапины. Но деваться было некуда. И маркиза вошла в комнату. Раненого она увидела сразу же — это был племянник Изабеллы, Пауло фон Розенг. Он истекал кровью и явно был серьезно ранен, рядом с ним крутился тот самый управляющий, который лечил Вольфганга вином. А на кровати лежала Изабелла фон Рей. Естественно, без чувств, но живая, судя по поднимающейся груди. Только маркиза Саутвурд собиралась было кинуться к Розенгу, который доставлял ей столько неудобств, как неожиданно в комнату ворвался герцог Кеннинг, да не один, а с десятком солдат. Сказать, что Морисса была обескуражена или недовольна, значит, ничего не сказать. Саутвурд была в шоке.
«Святая Роза! Здесь не хватает еще Альберта и тогда точно все женихи Изабеллы, бывшие, нынешние, будущие и предполагаемые, соберутся вместе, дабы спасти прекрасную даму! Лучше бы делом занялись. В Хастиас что ли отправились воевать! Так нет же, конечно, мало ли что-то случится с герцогиней».
Маркиза зло отряхнула платье и, не обращая внимания ни на самого Виктора, ни на его слова, отправилась к Пауло. В конце концов, не убьет же он маркизу Саутвурд двоюродную сестру Изабеллы только за то, что она решила помочь пострадавшему. А Пауло, надо сказать, выглядел очень плохо. Самые первые три выстрела, которые она слышала, по-видимому, достались ему целиком и полностью. К счастью, одна пуля лишь оцарапала висок, зато две другие достигли цели. Грудь была пробита на вылет. Не смотря на то, что Мора совсем не была лекарем, а вся ее врачебная практика ограничивалась перевязкой парочки несерьезных царапин, за триста лет жизни она успела усвоить, что все же будет гораздо лучше, если пулю извлекать не придется. Да и судя по тому, что граф все еще дышал, а не захлебывался кровью или и вовсе не отправился прямиком к своему Морготу, сердце и легкое были не задеты. А, значит, его все еще можно спасти, если поспешить. Маркиза быстро пробежалась глазами по комнате, в поисках того, чем перевязать рану. Шелковые простыни, на которых сейчас располагалась герцогиня, явно не очень подходили для этих целей. В отчаянье маркиза подумала о том, чтобы начать рвать собственное платье, как вдруг ее взгляд наткнулся на управляющего, кажется Себастьяна, который тоже пытался помочь Розенгу.
— Себастьян, снимите рубашку и разорвите ее на полосы, нам нужно чем-то перевязать его раны. Пожалуйста, быстрее.
Надо отдать должное управляющему, колебался он не более секунды, после чего, скинув пиджак и жилетку, снял рубашку и разорвал ее на несколько неровных, но длинных и широких полос. Одну из них Морисса несколько раз сложила поперек и прижала к ране, другими же, не без помощи все того же Себастьяна, она обмотала грудь Пауло, стараясь затянуть их как можно туже. Последняя пошла на перевязку плеча, в котором осталась пуля и в котором могла начаться гангрена. Маркиза Саутвурд положила холодную ладонь на лоб мечущегося в бреду фон Розенга, стараясь успокоить его и унять боль. «Все будет хорошо, Пауло. Мы вас перевязали, боль сейчас тоже отступит, все будет хорошо». И то ли граф действительно успокоился, то ли четкие, быстрые действия так на нее повлияли, но она перестала ощущать муки Розенга, как свои собственные. К ней опять вернулись и прежняя холодность, и самообладание, и твердость. Она поднялась с колен, стараясь не перепачкать платье в кровь, которая была у нее на руках, и холодно посмотрела на Виктора
— Я полагаю, что сейчас не время и не место для выяснения чего-либо. Пауло фон Розенг — племянник герцогини фон Рей, и он серьезно ранен. Мне кажется, что сейчас стоит побеспокоиться именно об этом.
Карминные покои
Отредактировано Морисса Саутвурд (20.12.2010 16:51)