Абигайль:* Королевский дворец    через гостиницу «Континенталь»    (спустя несколько дней после описываемых событий) 

Людвиг:* Королевский дворец    через гостиницу «Континенталь»    (спустя несколько дней после описываемых событий) 

Берег моря. Тихое, спокойное дыхание моря, сопровождаемое шумом серебряных волн и легким бризом. Тонкая белая линия каждые пару секунд очерчивает новую границу пучины морской и песчаного берега. Эту границу нарушить невозможно, ведь таков закон мироздания. В лучах закатного солнца водная гладь блестит и сверкает, переливаясь, словно мириады бриллиантов. Пылающий шар на горизонте оставляет на воде бледно-розовую дорожку — последний путь для заплутавших скитальцев. Вскоре и она исчезнет вслед за Светилом, и в монаршие права вступит среброликая Луна. И, как днем летят головы, так ночью будут разбиваться чьи-то сердца. На все воля этих шаров, неизменных спутников жизни.
Людвиг наслаждался последними деньками в Хастиасе перед отъездом в Бругге, к родителям Абигайль. Этот вечер они решили провести на берегу Корсарова моря, наслаждаясь свежим воздухом и ничем не тревожимой идиллией сего места.
— Нас ожидают еще долгие годы вот такой вот прекрасной, романтичной жизни, любимая, — сладко промолвил ревенант, поглаживая девушку по миниатюрной головке. Плеск волн вдруг напомнил Людвигу о давнем намерении, и он таки исполнил его. Аби любовалась закатом, но граф решительно развернул ее к себе и поцеловал. Так страстно и нежно, как не целовал никого и никогда. Влюбленные сплелись в объятьях и возвышались над серым песчаным берегом около минуты, пока не оторвались друг от друга на миг. А затем снова продолжили. Так, будто за те двадцать шесть они лет ни разу не целовались, будто их терзала нестерпимая жажда поцелуев. Граф и будущая графиня не остановились бы, если б не приглушенный расстоянием оклик слуги. Рыжий кондотьер Людвига соскочил с коня и торопливо побежал по влажному песку навстречу господину. Абигайль отскочила от любимого как ужаленная, испугавшись такого бесцеремонного вмешательства в их времяпрепровождение. Белокурый ревенант тем временем гневно оглядел слугу. Тот выглядел усталым, обеспокоенным, а в глазах явно было что-то еще. Граф не мог разглядеть. Рыжий подрагивающей рукой протянул хозяину сверток бумаги и потупил взор. Аби, надув губки, ушла ближе к воде. Она куталась в плащ и неотрывно глядела на заходящее солнце. Людвиг видел только ее спину, но явственно ощущал тихое сопение возлюбленной. Конечно, она рассержена вторжением кондотьера, но рыжий не стал бы мешать им просто так. Видимо, есть веская причина нарушить покой хозяина. Ревенант взял бумагу и нетерпеливо развернул. Он не спрашивал, от кого она, и что в ней говорится. Один вид слуги говорил о необходимости самому прочитать, без сомнения, важную весть:
«Здравствуйте, достопочтенный граф фон Кейзерлинг. Прискорбно сообщать Вам, но сегодня ночью Ваш брат, Вальтер фон Кейзерлинг, был убит в дуэли с неизвестным господином. Последний скрылся с места происшествия. Его пуля попала Вашему брату прямо в голову, так что смерть наступила мгновенно. Труп в данный момент находится в соседнем борделе, возле которого и произошла дуэль. Смею Вас заверить, что поиски убийцы уже ведутся всеми доступными нам средствами. Уверяю Вас, мерзавец будет найден и наказан. Примите наши глубочайшие соболезнования по случаю Вашей утраты...»

Дальше граф читать не стал. Он издал утробный крик и упал на колени, сжимая злополучное письмо. Последний и любимый его родственник покинул этот мир. И как глупо он это сделал! Дуэль! Разве мог Людвиг предполагать, что за столь короткий срок он потеряет двух братьев, но обретет истинную любовь? «О, Вальтер, как ты мог! Как мог ты так бессмысленно погибнуть, напившись и повздорив с каким-то глупцом в борделе? Как мог ты бросить меня одного?», — сокрушался ревенант. Слезы сами сбегали по щекам и орошали бурый песок. Людвиг развернулся к Абигайль и взглянул в ее изумрудные глаза. Она ведь услышала его крик и обернулась. И готова была сделать шаг навстречу, но будто бы ждала команды. Граф не желал слышать утешения, не желал, чтоб его успокаивали. Он так привык терять родственников, что уже не оставалось душевных сил вновь разорятся по поводу очередной утраты. Хоть это и был любимый брат, с которым они так часто попадали в переделки. С которым так часто путешествовали вместе, проводя незабываемые минуты в ругани и ехидных шуточках. Все эти образы проносились перед глазами ревенанта, быстро исчезая в глубинах памяти. Он желал запомнить брата таким, каков тот был всегда — храбрым и красивым охотником за женскими сердцами, истинным другом и товарищем, любимым «дураком».
Спустя несколько минут юноша вновь поднял взгляд на единственную оставшуюся у него усладу жизни — невесту. Отныне он был обязан беречь ее, как зеницу ока. Ведь без этой миниатюрной ревенантки смысл жизни окончательно терялся бы в пучине страстей и горестей. Людвиг впитывал любимые черты, стараясь забыть о несчастье. Он глядел на милую сердцу девушку, сквозь слезы улыбаясь ей. «Какая же она все-таки красивая», — подумал молодой ревенант и поежился. Он стоял на коленях во влажном песке, обдуваемый морским бризом. Ноги промокли, руки замерзли, сердце колотилось на редкость медленно.
— Как так произошло? — срывающимся голосом спросил граф.
Вопрос не был адресован кому-либо, и юноша не ожидал услышать ответ.
— Я покажу вам, — послышался тихий, прерываемый шумом ветра, голос кондотьера.
Людвиг не придал этой фразе значения, так как был занят собственными переживаниями. Он бросил взгляд на встрепенувшуюся Абигайль. Внезапно глаза, так обожаемые им зеленые глаза, в ужасе округлились. Не успел новоявленный жених понять, в чем дело, как холодные руки сомкнулись на его затылке и шее. Блеснула и глубоко вонзилась в горло сталь. Адская боль, будто сотни загнутых игл одновременно врезаются в нежную плоть и рвут ее на части, на миг заглушила крики любимой. А кинжал в холодных, мертвенно бледных руках резко ушел в сторону, рассекая глотку. Убийца работал профессионально — разрез оказался глубоким и длинным, от уха до уха. Людвиг бессильно замахал руками, сначала пытаясь ухватить мерзавца и хоть как-то помешать ему, а потом, просто стараясь прикрыть ужасную рану, из которой хлестала кровь. Парень хотел закричать, позвать на помощь, предупредить, но не мог. Из горла вырвался пугающий булькающий звук, возвещая о скорой кончине. И верно, граф уже чувствовал леденящее дыхание смерти.
Его верный слуга, наемник, что не раз спасал хозяину жизнь... Как он посмел предать Людвига? Как он посмел убить его? Жадно хватая воздух, ревенант приподнялся из песка, из лужи собственной крови, и со страхом наблюдал за действиями убийцы. Тот хищнически двигался навстречу сорвавшейся с места Абигайль, крепко сжимая окровавленный кинжал. Пальцы юноши, покрытые алой жидкостью, вторгались в рваное горло, не оставляя попыток приостановить хлещущую кровь. От шока граф даже не пытался двигаться, обреченно наблюдая, как рыжий резким движением ударяет Аби кинжалом в грудь. Девушка вскрикнула и отшатнулась от врага. Но убийца не отступал. Он был полон решимости довести дело до конца. Поэтому ударил еще раз, уже в область сердца. Возлюбленная удивленно, будто не веря в реальность происходящих событий, упала на песок недалеко от Людвига. Он к тому времени тоже лежал, чувствуя, как жизнь покидает его, вытекая сквозь пальцы. Убийца бесстрастно оглядел жертв и пошел прочь. Людвиг воззрился на Абигайль. Она была близко. Протянув руку, любимая попыталась сжать липкую от крови ладонь графа. Кейзерлинг колоссальным усилием повернулся к ней и схватил ручку любимой. Как он любил делать это раньше... Их взгляды встретились, и ревенант невольно улыбнулся Аби, увидев улыбку на ее устах. Как он жалел о том, что не целовал их чаще, как жалел о том, что у них с Абигайль никогда не будет детей, внуков. Никто не будет помнить о них, кроме, быть может, четы Клейнхальцберг. Разум наполнился тысячами мыслей, но сил на то, чтобы увидеть и проанализировать их уже не оставалось. Дыхание замедлялось, стало пугающе тихим. Руки ослабли, но не отпускали ладошку невесты. Близился конец. Внезапно боль пропала, стало холодно. Нахлынуло неестественное умиротворение, белесая пелена спокойствия. Из груди Людвига вырвался последний судорожный вздох, и граф отдался в объятия сладостного забытья. Глаза влюбленных остались открыты, остекленевшие, но неотрывно взирающие друг на друга.
Солнце зашло. На крохотном клочке берега дышало только море.

Абигайль:    (временной скачок в несколько месяцев)    Пакетбот «Что-то начинается»

Людвиг:    (временной скачок в несколько месяцев)    [Бругге] Данцигское кладбище
-----------------------------------------------------
*Игра ведется одновременно за Людвига фон Кейзерлинга и Абигайль Клейнхальцберг.

Отредактировано Людвиг Фон Мессе (08.09.2011 22:59)