Эдвард мчался на велосипеде по узкому переулку, то и дело нажимая на мягкую «грушу» фотовспышки. Магниевый порошок загорался с тихим шипением, разбрасывая вокруг крохотные окалины и высвечивая силуэты людей, цветов и филтонских кошек, а фотоаппарат, прикрепленный к рулю велосипеда, послушно снимал все вокруг. Сегодня Эдвард исследовал роль движения в искусстве фотографии, и его интересовала:
- съемка брошенных с высоты предметов, летящих птиц, прыгающих котов
- съемка при ходьбе
- съемка на бегу
- съемка во время езды на велосипеде и в кэбе.
Предыдущие десять фотоэкспериментов посвящались:
1. оттенкам синего
2. отражениям
3. правильным геометрическим формам
4. городскому пейзажу
5. макросъемке
6. симметрии
7. бликующим поверхностям
8. цветочным композициям
9. контрасту
10. съемке отбрасываемых разными объектами теней
Эдвард упражнялся, как атлет перед соревнованиями: каждое утро он выходил из дома, вооружившись фотоаппаратом, и возвращался после заката с десятками снимков на выбранную тему. Некоторые из них выглядели совершенно неудобоваримо и годились только для мусорной корзины, но юноша бережно подписывал и определял в альбом каждый снимок, даже если на нем виднелось только серое пятно или размытый абрис какого-нибудь здания. Он жил девизом «количество переходит в качество» и верил, что такие тренировки сослужат ему добрую службу в будущем.
Эдвард проехал мимо кадки с гладиолусами, сбив несколько свесившихся к дороге цветков, испугал очередную кошку и чуть не наехал на молочницу, несущую большой глиняный кувшин.
Снимок: взметнувшиеся вверх лепестки
Снимок: летящие молочные брызги
Он повернул за угол и с удвоенной силой нажал на педали, разгоняя велосипед.
Снимок: смазанные магазинные вывески
Снимок: смазанные желто-оранжевые деревья
Снимок: смазанные и весьма испуганные лица прохожих
Он сделал новый поворот, затем еще один, все больше путаясь в паутине маленьких улочек и внутренних дворов. Неожиданно впереди возникла кирпичная стена. Эдвард резко вывернул руль. Велосипед описал кривую дугу, визжа колесами. Заднее колесо налетело на камень, и ревенанта выбросило вперед. Он прокатился по земле, обдирая ладони и поднимая ворох опавших листьев.
Придя в себя, Эдвард бросился к фотоаппарату, но тот оказался цел и невредим, в отличие от велосипеда, чье колесо выгнулось, ощетинившись поломанными спицами. Эдвард повесил камеру на грудь, поднял велосипед и огляделся: возбужденный скоростью, он заехал в незнакомый глухой двор. Юноша отряхнулся и поковылял по грунтовке мимо дома, с которым только что чудом избежал столкновения.
Ему пришлось пройти несколько дворов, прежде чем он вышел на мощеную улицу и смог спросить дорогу у встречного джентльмена.
— Нужно пройти вперед два переулка, а там налево и выйдешь к Фонтанке. — объяснил мужчина. — А если дошел до дома компаньонок — значит мимо прошел.
— Ясно. — смущенно кивнул Эдвард и поблагодарил прохожего.
Они пошли в противоположных направлениях, но Эдвард еще долго слышал шаги незнакомца на пустынной улице. Скрип сломанного колеса отражался от выстроенных по обе стороны улицы домов, и ревенант досадливо поглядывал на пробитую велосипедную шину. Вскоре он увидел на противоположной стороне дом с красными занавесками, что, очевидно, свидетельствовало о том, что он все-таки прошел нужный поворот. Он развернул велосипед и направился было назад, но вдруг краем глаза заметил фигуру в окне третьего этажа. Подняв голову, Эдвард встретился взглядом с красивой женщиной, стоявшей в оконном проеме и немигающими глазами разглядывающей улицу. Ее зрачки замерли под чуть раскрытыми веками. Невозможно было разобрать, куда именно она смотрит, но Эдвард волей судьбы оказался именно в той точке, куда был направлен ее взгляд, и теперь ее зеленые глаза буравили его переносицу. Он испуганно отвел глаза и спешно пошел обратно. Дойдя до перекрестка, он обернулся и увидел, что женщина все еще смотрит на него. Эдвард завернул за угол и через минуту вышел к Фонтанке.
Добравшись до дома, он бросил сломанный велосипед в саду и побежал в свою комнату. Проходя мимо спальни матери, юноша замедлил шаг и пошел на цыпочках. Мари не одобряла увлечение Эдварда, и, хотя длительное отсутствие сына ее нисколько не волновало, она считала, что достойный вампир должен вставать не раньше десяти вечера и ложится не позже пяти, но никак не наоборот. Эдвард в свою очередь считал, что на ревенантов, в особенности гениальных фотографов, это правило не распространяется.
Юноша запер дверь и положил фотоаппарат на комод. Он снял порванную во время падения с велосипеда куртку и бросил ее на спинку стула. Не снимая остальной одежды, он лег на кровать, и закрыл глаза. Здесь, в замкнутом пространстве собственной комнаты, он был неуязвим для недоуменных реплик зевак, скучных сверстников, вечно усталого водянистого взгляда матери и таинственных незнакомок. Здесь заканчивалась вселенная, созданная Розой, и начинался мир, придуманный Эдвардом Блюменфростом, богом гораздо менее могущественным, но гораздо более внимательным к деталям. Внешний мир был доверху набит случайностями и нестыковками — мир его авторства был выверен до единого миллиметра. Под чутким руководством фотографа здесь верховодили два ангела — Тишина и Порядок.
Большой книжный шкаф делил комнату на две половины, в одной из которых располагалась кровать, а в другой импровизированная мастерская. Шкаф вмещал десятки аккуратно расставленных книг, а на столе были ровными рядами разложены инструменты и алхимические реагенты. Тень шкафа серым параллелепипедом падала на кровать, скрывая ее от уличного света. Разглядывая свои владения, Эдвард, сам того не желая, провалился в сон.
Отредактировано Эдвард фон Блюменфрост (09.06.2016 09:51)