Первый этаж. Игральный зал, бар
-----------------------------------------------------
[Окрестности Филтона] Имение Азе-ле-Ридо    (скачок в несколько дней) 

Третий вечер впустую. Даниэль откинулся в кресле, прикрыл глаза. Не стоило так играть. Но ему нужны были деньги. Беспрецедентный выигрыш Даниэля наделал много шума, и теперь желающих сесть с ним за один игровой стол не было. Можно было перейти в большой зал, но рулетка его не прельщала. Везению и случаю, он всегда предпочитал умение. Что теперь? Уехать из Филтона и колесить по городам Нордании в надежде опередить свою сомнительную славу?
— Господин Росси, один из игроков изъявил желание сыграть с вами в бридж. На двоих. Вы согласны?
Даниэль обернулся к дверям, в которых почтительно замер служащий.
— Со мной?
— С вами, Даниэль. — Возникший на пороге мужчина с вежливой улыбкой оттеснил служащего. — Вы ведь не откажете мне в такой любезности?
Со словами:
— Спасибо, дальше мы справимся сами, — посетитель бесцеремонно выпихнул крупье в коридор и закрыл дверь.
Несколько секунд Даниэль смотрел на улыбающегося Франсуа Лароя, затем сделал приглашающий жест:
— Извольте.
— Благодарю вас.
Франсуа непринужденно устроился в кресле, кивком головы предложив Даниэлю сдать карты. Тот пожал плечами и взял колоду в руки.
— Зачем вы здесь, Ларой?
— В этом вы весь, — рассмеялся Франсуа. — Никогда не ходите вокруг, да около.
Он взял со стола карты, и некоторое время молчал, изучая их и те, что были открыты. Даниэль, бросивший на свои карты короткий взгляд, небрежно отложил их в сторону, сообщил, что будет играть скрытыми, и теперь не сводил с Лароя немигающих желтых глаз.
— Ваша игра наделала много шума в Филтоне, — Франсуа оставил партию партнеру, бросил на кон фишки и удовлетворенно кивнул, убедившись, что Даниэль принял его ставку. — Я не знаю, какая кошка пробежала между вами и де Вирром, но если вы взялись за игру — дело плохо.
Ларой некоторое время молчал, сосредоточившись на игре.
— Как долго вы собираетесь отсутствовать, Медерик? — поинтересовался Франсуа, с досадой признавая проигрыш партии. — Не собираетесь же вы до конца жизни бегать от своего прошлого?
Даниэль вздрогнул.
— Как давно вам это известно?
— Что? — Франсуа с неохотой оторвался от изучения вновь сданных карт. — Ах, вы об этом. Лет сто двадцать. Точнее не вспомню.
— Де Вирр тоже?
— Не знаю... — Ларой пожал плечами, — Может быть. Но ему все равно, кем вы были. Ему важно, кто вы есть. Проклятье, как вы это делаете?!
Ларой бросил карты на стол.
— Роббер.
Ларой безучастно кивнул.
— Вы должны вернуться.
— Это невозможно.
— Когда тебе все твердят, что это невозможно, начинаешь сомневаться в справедливости данного утверждения, — усмехнулся Франсуа. — Вы знаете, в каком состоянии дела де Вирра? Нет, по миру он не пойдет. Но если в ближайшие пару дней вы не вернетесь и не освободите его от забот, связанных с имением, его карьере конец. Будь моя воля, я бы отложил эту свадьбу на месяц, но это, конечно же, невозможно.
Ларой картинно возвел глаза к небу.
— Все так плохо?
— Хуже не бывает, — жизнерадостно подтвердил Франсуа, выписывая чек на свой проигрыш. — Вам стоит попробовать игру на бирже. У вас получится. За сим позвольте откланяться. Дела-дела. Ах, да! Чуть не забыл.
Франсуа достал из внутреннего кармана казенный конверт и бросил его поверх карт.
— Что это?
— Документы на имя Медерика Форе. Полагаю, вам они пригодятся.
Какое-то время после того, как за Франсуа Лароем закрылась дверь, Даниэль сидел неподвижно. Затем взял со стола чек, бездумно повертел его в руках, разорвал на несколько частей, уронил обрывки на пол, забрал конверт и покинул игорный дом.

  (скачок в три недели)    Имение Сен-Мишель-Лоран, основная локация

Отредактировано Даниэль Арман Эриан Росси (05.03.2012 08:44)

Второй этаж. Комната № 207
-----------------------------------------------------
Воздушный корабль «Зефир» 

Изо всех на с свете лиц, включая Святую Розу и самого Моргота, Скай меньше всего ожидала увидеть именно это. Память о нем была так глубоко зарыта на задворках сознания, что О'Нил даже себе самой не позволяла вести касательно него внутренние монологи, не то что трепаться с кем-то об одной из самых неприятных вех в ее жизни, тогда как даже Алексия и ублюдок Биггс не были для девушки нерушимым табу. Если бы на воспоминания можно было поставить грифы, на этом значилось бы «не открывать до Второго Пришествия». И только в час Сопряжения Сфер Скайлер извлекла бы треклятую запись, чтобы доказать — хотя бы в этом преступлении нет ее вины.
Но как? Как это возможно? Он абсолютно точно был мертв, и если это не галлюцинация, если виной всему не какой-нибудь гербарий Леви... но нет же, Он и выглядит иначе; волосы стали короче, а взгляд еще боле хищный, чем прежде. Нет, это все ее неосторожность. Неосмотрительность. Надо было проверить, надо было убедиться. Прав был Дьюи. Тварь под кроватью нельзя убить. Можно только отгородиться от нее одеялом. Ненадолго.
Так глупо... Как бы паскудно не было тогда Скайлер, она упорно верила, что вышла из ситуации победителем. В конце концов, важно ведь не то, настолько ты силен, а насколько превзошел имеющиеся альтернативы. Какая смехотворная наивность! Не бывает победителей, бывают те, кто еще не проиграл.

В сознание Скай возвращалась постепенно. Как будто на дне черепной коробки засел хренов волчок и вращал голову вокруг своей оси, позволяя зрению выхватывать лишь обрывочные картинки из круговерти, воцарившейся повсюду. Конечно же, первой мыслью было, что они с командой здорово надрались накануне, но чем больше прояснялось у девушки в голове, тем острее чувствовалось нечто неладное. А в довершение ко всему она обнаружила, что полностью обездвижена, и тот, кто это с ней сделал, восседает нынче перед ней на стуле, осклабившись в фальшивой радушной улыбке:
— О, Скай, крошка, какая встреча! А я вот сижу все, гадаю, ты или не ты?!
Даже больное воображение не смогло бы так реалистично проиграть подзабывшийся голос Васко. Но стоило ему зазвучать вновь — и каждая мышца в теле Скайлер напряглась так, словно пиратка балансировала на тонком лине. Это определенно не галлюцинация.
Каким-то образом подонок выжил, и теперь явно не намерен вести светские беседы, хотя и не мог не начать с привычного для него словоблудия.
Скай не ответила в виду небольшой проблемки, как то кляп во рту. Вместо этого она с ненавистью вперилась в лицо бывшего марьяжника, пока тот выдерживал драматическую паузу, словно раздумывая, на той ли ноте он начал эту беседу. А когда Ксавьер в одночасье переключился на, как он полагал, «ее язык», девушка лишь угрожающе втянула носом воздух и пару раз тщетно брыкнулась, от чего кожа на запястьях начала кошмарно саднить — сучий сын знал толк в узлах.
— Сейчас я вытащу тебе кляп и мы поговорим... — продолжил он степенно и даже, в некоторой степени, благостно.
О'Нил что-то вяло промычала и снова задергалась в истовых попытках если не освободиться, то хотя бы выказать силу своего негодования.
Пока рот девушки был задраен, на языке скопилось столько ругательств, что Скайлер даже не знала, с чего и начать. Но когда Ксавьер выполнил обещанное, она поняла, что это может подождать, главное — отдышаться.
— Перво-наперво, просто из любопытства, сколько грызы заплатили за мою шкуру? Ну и второй, самый главный вопрос — нахрена, какого, твою мать, хрена ты так меня подставила?!
Пленница уже открыла было рот, как до нее дошел смысл сказанного. Даже не смысл, а некий посыл, как бы намекающий, что в имеющейся в арсенале Скай информации явно затаилась какая-то брешь.
«Сколько что?.. Я что?!»
Часто моргая, О'Нил как будто надеялась, что сойди этой мутный флер с ее глаз, она бы смогла рассмотреть, к чему клонит сбрендивший ублюдок.
Осознав всю безысходность своего положения, Скай пару раз глубоко вздохнула, яростно расширяя ноздри, и мысленно увещевала себя проявить благоразумие. Что бы себе не вбил в голову Васко, он не шутил и вполне мог перерезать ей глотку, как и обещал, за отказ сотрудничать или излишнюю говорливость, но... Стоп! Какого лешего она должна стелиться перед этим Морготовым выкидышем?! Это ОН напал на нее! Предал ради жалкого барыша! Не поступи он так с ней, она бы принесла ему куда больше денег. И все было бы так, как они и планировали — пришвартовались бы в тихой гавани, как говорится. И он бы не получил по заслугам за свою грязную алчную натуру. О, нет! Молчать она не будет! Чего бы это не стоило.
— Смотри-ка, — вдоволь надышавшись, заговорила Скай с предельной мягкостью в голосе, — кто опустился до моего уровня. Но не стоит осквернять этой грязной бранью свою тонкую натуру. — полные поддельного сочувствия глаза лани устремили свой взгляд на старого знакомца. — Я понимаю твои чувства, Ксавьер. Это была бы лучшая работа на свете, если бы не все эти злые полицейские, правда?.. Но можно я тебе для начала задам встречный вопрос?
Васко и глазом не моргнул, видимо, прекрасно понимая, что разрешения Скай, по обыкновению, просит совершенно номинально.
Не обнаружив в выражении пирата желания перебить ее, Скайлер наконец прорвало:
— Ты вообще слушаешь себя, когда открываешь рот, или так, просто дрейфуешь по сознанию? Где, курва-мать, ты был, когда папаша твой всеивал в тебя здравый смысл?! Как вообще в твою просоленную башку могло прийти, будто я сдала тебя кому-то? Я и так в РОЗЫСКЕ, кретин ты недоношенный! Неужели и впрямь мнишь себя настолько крупной рыбой, чтобы приравнять мои грешки с твоей поимкой? Да ни один законник не согласился бы на сделку со смой, запроси я свободу за ту кучу дерьма, которое ты называешь наркотой! Хочешь знать, как все было? Сбежала я, вот как! Увидела легавых и сбежала. Да откуда мне было знать, что они за вами? Я просто шкуру свою берегла. Тебе ведь известно, что такое страх, червь ты гальюнный? Если не знаешь — поясню. Это как будто ты пьян, только как-то уж совсем убого. И если бы морская болезнь тебе все мозги не высосала, ты бы подумал, прежде чем бросаться на людей аки бешеный пес. Ты бы разобрался сначала! Но нет же, хрен там плавал!.. А теперь ты еще и условия мне диктуешь? Думаешь, я благодарить тебя должна за то, что не прирезал меня без разговоров? Может, просто вынести тебе благодарность в грудную клетку? Ан нет, у меня же отобрали оружие! Как хитро и предусмотрительно с твоей стороны! Ну так вот, что я тебе скажу, прощелыга подкильная. Хочешь убить меня? Вперед, валяй! Это ведь так в твоем духе. Но только сейчас я тебя шокирую: мы все однажды умрём! Некоторым баловням судьбы конец предстоит быстрый и безболезненный, но для подобных мне этот процесс, видимо, будет таким же долгим и мучительным как всякий разговор с тобой. Так какой мне резон вообще тебя слушаться? В твоем котелке уже давно паруса прохудились — так не один ли хрен? Ты все равно сделаешь, что удумал. Давай! Я связана, безоружна — твоя взяла. Можешь совершить теперь свою ритуальную пляску или козу в жертву принести. Или что вы там в Хастиасе делаете, когда ликуете?

Второй этаж. Комната № 207
-----------------------------------------------------
Когда Скай впервые повстречала Ксавьера Дель Рио, он ей не понравился. Слишком хорош собой. И не просто хорош собой, а еще и прекрасно об этом осведомлен. Такие на поверку оказываются редкими мерзавцами, и, видят боги, абсолютно все указывало на то, что от этого человека добра не жди. В глаза этого добра не видавшая, Скайлер всего раз в жизни позволила себе усомниться в собственных предчувствиях и горько за это поплатилась. Но это было после. А в бытность своего рода близких отношений с хастианцем, девушке порой казалось, что, быть может, и ей удастся урвать немного от нормальной жизни, которую каждый заслуживает. Каково же было ее разочарование, когда в один премерзкий день ее бравый пират набросился на нее с неприкрытым желанием оторвать голову. Иными словами, Васко был из тех, кто умеет расхолаживать. Еще несколько недель после события О'Нил неоднократно прокручивала в голове все возможные сценарии, но всегда все сводилось к одному единственному соображению — ее бегство из горячей точки неожиданным образом задело неожиданные струны души пирата. Абсурдно? О, еще как! Конечно, это могло взбесить его. Могло вывести из себя и подтолкнуть к рукоприкладству. Но разве заслужила она смерти? Нет. А потому однажды просто запретила себе думать об этом, изгнав прочь из памяти каждый, даже самый тусклый образ мужчины, который ее предал, мужчины, который когда-то ей был небезразличен.

Впрочем, по-своему небезразличен он был Скай и сейчас — с каждым оброненным Ксавьером словом она закипала все больше больше. Все больше и больше ей хотелось вырваться из клятых пут, вцепиться в плечи чудесным образом воскресшего сердечного недруга и вытрясти наружу все до единого впустую потраченные на него месяцы. Но больше всего девушку злил тот факт, что самонадеянный идиот в упор не слышит или попросту не хочет слушать ту самую правду, за которой он якобы пришел. Складывалось впечатление, что не правда ему нужна, а нездоровое моральное удовлетворение от возможности отыграться на ком-то за свою грустную-грустную судьбинушку. А если взять во внимание, как он один за другим осыпал девушку вопросами, не давая никакой возможности отвечать на каждый по очереди, то несложно было сделать вывод, что выговориться ему хотелось ничуть не меньше самой пленницы.
Речи Васко, как и подобает речам бывалого морского волка, были полны суровой мужской скорби по утраченным перспективам и расшатанным нервам. Скай же все это время лихорадочно ерзала, слушала и не верила своим ушам. Да, Ксавьер всегда был крут нравом, но ведь на голову не туг! Но когда пират провернул фокус со стаканом, Скайлер явственно почувствовала, как грудь заходится в спазмах от подкатывающего нервного смеха. Не то чтобы ситуация и впрямь была веселой, но разговор клеился до смешного плохо.

— Рыба покрупнее, говоришь? — обронила Скай почти мечтательно, точно снимая один из нанизанных на воображаемую нить ответов. — А твоя склонность преувеличивать распространяется только на старых нарколыг или имеет глобальный характер? Ой, что же я такое несу! Вспомнить хотя бы твое непомерное эго... Так вот этот твой Гринчи — семечко от одуванчика. И таких еще сотни. Дай я держимордам возможность подрезать стебель, меня бы, может, и стал кто слушать. Но если ты забыл, как работает наше цивилизованное общество, так я тебе напомню. Стерлядь эта — не самая страшная головная боль Дракенфурта! «Крупная рыба»... ядрить тебя в душу!.. Да это хренов бассейн с акулами! А таких вот «крупных рыб» пруд пруди и здесь, и в Орлее, и в Бругге, и во всей проклятой Нордании! Не уверена теперь, из какой страны родом ты — страны сверкающих радуг и волшебных единорогов, полагаю — но это, мать твою, суровая реальность! И реальность эта, сука, такая суровая, что подобных мне швыряют гнить за решетку безо всяких разговоров. Меня, конечно, очень тронула история твоих поисков — шею чтобы мне свернуть, значица? — но я, в отличие от тебя, лишена недюжинной бычьей силы, дьявольской харизмы и невообразимой охренелости. Все, что я умею — это бежать и прятаться. Бежать! И прятаться! И если до тебя еще не дошло, в какое дерьмо я тогда влипла, опрокинув серьезного клиента, то ты не настолько дальновиден, как я полагала. А если тебя удивляет, почему я не искала тебя после нашей милой стычки, то ты удивишься еще больше, когда узнаешь, что не в моих привычках налаживать отношения со жмуриками. Да и, знай я, что ты жив, неужели, думаешь, у меня не мог остаться неприятный осадок после той истории? Самую чуточку. Да ты так меня впечатал в стену, что чуть всю душу не вышиб! Думаешь, одному тебе пришлось зализывать раны?.. Ах, да, и еще кое-что, совсем забыла: я жестокая психопатка, способная вырвать хребет за один косой взгляд. Ой, нет, не я... Это же ты!.. Просто хотела пощадить твои чувства. — наконец выдохнув, девушка пожала плечами и натянуто улыбнулась.
Чем больше Скай говорила, тем больше ощущала, как злость начинает сменяться усталостью.
— Слушай, Васко, понятия не имею, что ты там пообещал Морготу за свою живучесть, потому что души у тебя явно нет, но мне, знаешь ли, изрядно надоела эта мелодия — мы заиграли ее вусмерть. Можешь либо поверить мне на слово, либо силой заставить присягнуть на Книге Причин. Хотя последней перспективы я предпочла бы избежать — ты же в курсе, у меня от этого может кожа на руке облезть. Или можешь просто убить меня. Но знаешь, что тогда произойдет? Ты останешься один. Наедине! С самим! Собой! И через пятнадцать минут в такой компании ты начнешь рвать на себе волосы и голосить так громко, что сюда явится сам Лукавый и разорвет с тобой контракт, потому что ты, сукин сын, нарушаешь его покой своими воплями. Но если убивать ты меня все же не намерен, и я буду вынуждена выслушивать весь этот бред, то мне понадобится что-нибудь покрепче веревки — плесни уже даме виски, наконец!

Второй этаж. Комната № 207
-----------------------------------------------------
У Скайлер все еще кружилась голова от той дряни, которой ее накачали, и это чувство... рассредоточенности и собственного бессилия было ей совсем не по нутру. Веревка на запястьях обжигала кожу, зато кончики пальцев заледенели из-за ощутимого оттока крови. Вся энергия, не находившая выхода долгие часы, скопилась в затекших членах, как сталая вода, которую прихватили коркой первые ноябрьские заморозки. Для Скай, нуждающейся в движении ни на гран не меньше, чем в запавших ей в душу полетах, это состояние было невыносимым. Несколько раз во время гневных высказываний, своих и Ксавьера, она пыталась двинуть ногами треклятый стул, на котором восседал ее тюремщик. Безрезультатно, впрочем (одному дьяволу известно, сколько в этом чертовом теле кэгэ). После пятой или шестой тщетной попытки, девушка наконец сдалась и обмякла, периодически роняя подбородок на грудь, чтобы хоть как-то размять затерпшую шею, которая, судя по ощущениям, продолжительное время находилась под неестественным углом.
— Так значит, это я во всем виноват, — тон пирата был таким же едким, как та мерзость, которую нюхают малолетние наркоши в подворотнях; совсем чуть-чуть — и уже слезятся глаза, — а ты всего лишь пряталась, да?
«Да».
«Молчи!»
«ДА!»
Скай молчала. Но нервозно дернула головой, когда Васко коснулся ее лица.
— Так что ж ты, курва, прятаться-то так поздно начала? Почему не до того, как во всем этом болоте завязла? Жила бы себе спокойной жизнью с каким-нибудь фраерком, нянчила бы его выблядков, вместо того, чтобы лезть во всю эту грязь. Ты сама выбрала эту судьбу, Скай, и радуйся, что прикончу тебя я, а не какой-нибудь шизофреник, предварительно оттрахав, а потом долго и мучительно убивая.
Скай молчала. Есть вещи, о которых стоит молчать. Но в некотором смысле Ксавьер был прав. Она всегда понимала, что плохо кончит, да и умереть не боялась, но девушке отчаянно хотелось верить, что в смерти ее будет хоть какой-то смысл. Лихо погибнуть в шальной перестрелке, например, или даже прикрыть от пули одного из зефировцев. Пусть она бывала сурова, а иногда и неприкрыто груба с командой, но мысль о том, что их субтильный доктор или дерзкий, но такой юный бортмеханик могут пострадать лишь от того, что оставшаяся, более закаленная часть команды привыкла играть с огнем, не давала покоя Скайлер перед каждым, даже самым безобидным заданием. Она верила, что защищает их. Что, даже поймай она однажды шальную пулю, ей будет проще от мысли, что таким образом она отвела ее от кого-то другого. Но она умрет здесь. Напрасно. И совершенно бесславно.

О'Нил часто и неглубоко задышала, когда тонкий клинок пиратского кинжала защекотал кожу между ребер, и беззвучно ахнула, когда навостренное жало обдало ее жаром. С этим она уже ничего не могла поделать, но ни один мускул на ее лице не дрогнул. Только во взгляде можно было уличить отголосок тревоги, когда Скай все свое внимание сосредоточила на знакомом шраме, рассекающем бровь — только бы не смотреть в его ледяные серые глаза. Только бы не выказать слабость. Чего-чего, а этого он от нее не дождется.
Ксавьер медлил, как будто давал ей шанс взмолиться о пощаде. Тем временем острие всю сильнее прорывало кожу, очень медленно, но планомерно. Больно не было. Но все существо Скайлер вмиг сжалось и теперь размером не превосходило и яблочное семечко. Не стало ни стены, которую подпирала девушка, ни пола под стопами. Вся Скай, от взъерошенного солнышка волос на макушке до кончиков пальцев на ногах, теперь сосредоточилась в крохотном кусочке плоти, которую пробуравил кинжал, в нескольких каплях крови, кольцом сгустившейся вокруг оного. А мужчина по-прежнему медлил. Нет, он не выглядел нерешительным. Решительный по сути своей, Ксавьер редко колебался. По крайней мере, О'Нил подобного наблюдать не приходилось.
Несколько мгновений девушка боялась набрать в грудь воздуха — а кто бы не осторожничал, когда в бок тебе упирается орудие для экзекуции? Но когда терпеть было уже невмоготу, Васко сам ослабил натиск, а потом и вовсе отложил стилет, налил себе еще пойла (себе! одному!) и вернулся на место с тем, чтобы продолжить сверлить пленницу тяжелым взором.
Почуяв, что опасность миновала, все благоразумие Скайлер снова дало маху:
— Ты собираешься что-то предпринять, или этот страшный взгляд — уже наказание?
Но ответа не последовало. Повисший в воздухе вопрос благополучно растворился в оглушительном грохоте, в одночасье наполнившем ее импровизированную, но, должно признать, на редкость комфортную тюремную камеру.
— Откройте, полиция!
Дальнейшие события приобрели неожиданный поворот. Ксавьер зашелся в гомерическом хохоте, в коридоре воцарилась мертвая тишина, а сама Скай, и без того застигнутая врасплох, еще какое-то время собиралась с мыслями, прежде чем до нее дошел смысл очередного блестящего заявления Васко:
— Что, опять?! Святая Роза, ну вот за что мне это?! Хочешь сказать, и это не ты?!
Если бы руки девушки не были связаны, она бы красноречиво схватилась ими за голову.
Но, как бы там ни было, внезапное появление стражей порядка оказалось на руку О'Нил — казнь по крайней мере откладывается на неопределенный срок.
— Да! — срываясь на хрип, рявкнула Скай. — Знамо дело, я! Все я! У меня ведь, мать твою, есть уникальная способность вызывать полицейских, находясь в отключке! А еще я на кишках нагадала, что мой неблаговерный восстанет из мертвых, явится по мою душу и запрет в этой чертовой подарочной коробке!
Но пират не слышал. Или не слушал. Слишком занят был, выстраивая баррикады.
А потом это и произошло. Долгожданная свобода! Распустив треклятые узлы (к немалому изумлению Скай), хастианец снова ринулся в сторону, теперь уже претворяя в жизнь полномасштабную диверсию...
Пожар разгорался так быстро, что девушка опомниться не успела, как охватившее кровать пламя уже почти переметнулось на забранное пышными легкими занавесками окно, куда в следующий миг и устремился Ксавьер вслед за изысканным предметом мебели.
— Хоть лучше бы, цыпа, было тебя порешить тут, но на это нет времени, а грызам я тебя не оставлю. Валим, разбиратья будем потом.
Когда пальцы Васко с силой вцепились в руку его несостоявшейся убийцы, Скайлер мрачно ухмыльнулась — мужчины и их пресловутая книжная честь... Не доведет она их до добра. Никакой целесообразности. 
Обнаружив себя распятой на заднем фасаде здания, девушка бросила короткий взгляд на застывшего в такой же позе Ксавьера, вид которого явственно давал понять, что пират определенно кайфует от происходящего, но имеет крайне смутное представление, что же им делать дальше. Оценив ситуацию критично, Скай снова повернулась к виновнику всего этого торжества:
— Ну что, прямо сейчас и начнем разбираться? Потому что другого шанса может и не представиться.

Крыша игорного дома
-----------------------------------------------------
В характере каждого есть такие особые грани и шероховатости, создающие своего рода закуток внутреннего мира, не вступая при этом в резонанс с основными качествами (последними, зачастую, и принято описывать ту или иную особу). И эти самые грани и шероховатости открываются тебе лишь при ощутимом сближении. Не нужно заглядывать в душу, чтобы охарактеризовать кого-то избитыми клише вроде «мягкий нрав», «открытая натура» или «образец добропорядочности». Так обычно говорят о покойниках. По бую, в общем-то, что сказать, главное — чтобы звучало подобающе и хотя бы косвенно соответствовало действительности. А весьма забавной причудой разума является тот факт, что именно эта квинтэссенция, делающая людей и нелюдей самими собой, забывается тем быстрее, чем быстрее хочется разорвать старые порочные связи. Когда Ксавьер только-только появился в жизни Скай, он состоял примерно из следующих формулировок: «очаровательный подлец», «вспыльчивый темперамент», «бравурный норов», «неплохая задница». Проще говоря, то же самое, что и осталось по нему, когда О'Нил запечатала все связанные с ним воспоминания в конверт без обратного адреса и отправила прямиком в анналы истории. И только теперь, столкнувшись лицом к лицу со своим дурным сном, девушка поймала себя на мысли, что все происходящее нынче порядочно освежило ей память. Например, о том, как в погоне за глотком возбуждения, легкомысленность и шапкозакидательство Ксавьера могут граничить с откровенным самовредительством — одна из сонма причин, по которым Скайлер не могла чувствовать себя спокойно рядом с горячим хастианцем. И хотя он видел нечто возвышенное и даже поэтичное в своей нездоровой тяге к приключениям, находя, что ни раз, то новые чувственные идиомы, О'Нил смотрела на проблему более прагматично, называя эти его эскапады куда проще и по-народному: «Че-та жопа заскучала». Она это ненавидела. Ненавидела еще тогда, когда Ксавьер не был поганцем, растоптавшим остатки ее веры во что-то святое. Стоит ли говорить, как ненавидела она это сейчас?

Ощущение реальности полностью к ней вернулось лишь тогда, когда сердце, разогнавшееся до опасной скорости от перспективы быть нафаршированным свинцом, взялось активно перекачивать по телу затухшую кровь. Несколько пуль просвистело в угрожающей близости, и как минимум две из них могли быть роковыми, не успей Скай сделать пару шагов вдоль хрустящей от выстрелов штукатурки фасада и укрыться в небольшой нише уродливого, на ее вкус, маскарона. Но покой был недолог, поскольку сумасбродная натура Ксавьера взяла свое:
— Эхой, легавые, да вы там совсем охренели, по яйцам метить?! Клопы сутулые, собаки вы... — завел шарманку пират, когда одна из пуль едва не угодила в то, что не показывают.
— Да завали же ты топку, каналья! — раздраженно гаркнула Скай, когда на беглецов обрушился новый шквал выстрелов. — Совсем сдурел, бляха? Если надумал скопытиться — на здоровье! Но только без меня, будь добр.
Но Васко отсутствовал. Вместо него телом завладело совершено ошалевшее создание, способное лишь палить направо и налево да изрыгать ругательства и скабрезности.
— Валим, — позвало ошалевшее создание и двинуло дальше.

В критических ситуациях тело часто действует еще до того, как ты успеваешь принять решение. На этой волне массового беспокойства девушка не заметила, как они преодолели расстояние во всю оставшуюся протяженность здания. Опомнилась она лишь, когда по водосточной трубе мерзко брякнула шальная пуля, отрекошетив в сторону карабкающегося на крышу Ксавьера. Чудом осилив последний рубеж в относительной целостности, не считая порванной юбки, и слабо отдавая себе отчет о собственных действиях, Скай вцепилась в загривок временного товарища по несчастью и бросилась мелкими перебежками в полусогнутом состоянии в сторону цокольного этажа соседнего строения, тесно примыкающего к фронтону здания. Немного сноровки и небольшое падение с высоты в один этаж вернули беглецов на прежний уровень, зато надежно скрыли от всяких любопытных, а порой даже назойливых глаз. Этим двоим несказанно повезло. Вся их необдуманная кампания не увенчалась бы успехом, не будь собравшее вокруг себя толпу зевак и стражей порядка здание частью ансамбля из сопряженных особняков с мезонинами. Последние как нельзя кстати рассеивали внимание любого, кто попытался бы разглядеть непрошеных гостей среди зазубренных каменных силуэтов.

Ксавьер был ранен, как и предполагала Скайлер, но только теперь убедилась в этом. Нестрашно. Коты царапаются сильнее.
Похоже, что ни смерть, ни перспектива оказаться в лапах орлесианских властей им больше не грозили (особенно, если учесть, что полицейские толком и не видели, как выглядят нарушители), а потому былое напряжение нарастало обратно пропорционально сходящему на нет адреналиновому всплеску.
— Это место поспокойней, — первой нарушила молчание девушка, припоминая слова, сказанные хастианцем за окном пылающего номера; вальяжно уселась на черепицу, подперев собою притрушенный сажей дымоход, вытянула ноги и закинула одну на вторую — так она бы устроилась в пабе, если бы под стопами была крышка стола вместо крыши дома.
Руки же ее мирно покоились на коленях, чтобы параноик мог прекрасно их видеть. И хотя внешне Скайлер излучала спокойствие, интонация ее говорила за себя:
— Позволь мне прояснить ситуацию для начала, — процедила она сквозь зубы, когда пульс и дыхание выровнялись. — Дело сорвалось, и ты, недолго думая, повесил на меня грех. На меня! Единственную женщину, которой не было плевать, целым ты выберешься или с пулей в башке. А затем, без суда и следствия, вынес смертный приговор. Напал на меня в тщетной попытке его осуществления и напоролся на то, за что боролся, как говорится. Потом ты чудом, или проклятьем, выжил и потратил почти два года на мои поиски. Поднял на уши весь преступный мир, вывалил кучу бабла, снюхался с Чандлером — верно? — приперся за мною аж в Орлей, похитил, связал, и все только для того, чтобы выяснить, за что это я тебя так?! Знаешь, мне мой батя приемный как-то сказал, что детство — это когда ты готов бежать несколько часов кряду, чтобы спросить друга, живущего на другом конце города, какая из пойманных тобой двух жаб уродливее. Скажи мне честно, Ксавьер: ты впал в детство? Я на полном серьезе тебя спрашиваю, потому что с блаженными я стараюсь быть малость помягче.

Отредактировано Скай О'Нил (24.11.2013 06:12)

Крыша соседнего дома
-----------------------------------------------------
На первых порах Васко вел себя настолько непринужденно и непосредственно, как, наверное, не случалось даже в бытность его зеленым юнцом. Для Скай, чье око не привыкло к такому зрелищу, поведение его казалось если не нарочито фальшивым, то, по крайней мере, неприятно подозрительным. Это проверка? Или морской волк утратил былую хватку, проявляя теперь подобную беспечность? Угрожавший ей смертью хастианец отвешивал почти добродушные комментарии, красочно горевал по испорченной рубашке, а после изливался в такой неподдельной горечи, что его грешным делом даже захотелось пожалеть. Поправка: захотелось бы, будь на его месте кто-то другой, честно заслуживающий сочувствия. В какой-то момент, окончив говорить, пират и вовсе принял горизонтальное положение, меланхолично вперившись в звездное решето над головой. Если Скайлер и ждала удобного случая, чтобы напасть, то это несомненно был именно он. Но пальцы, до побеления сжимающие обломок отколовшегося от дымохода кирпича, с неохотой разомкнулись и тут же с силой впились в ладонь. Внутри девушки велась полномасштабная война: здравый смысл и человечность против горячности и инстинкта самосохранения. Ксавьер всегда вызывал в ней крайне смешанные чувства.
«А что бы ты подумала на моем месте, цыпа?» — спрашивал он.
«На кого все стрелки указывают?» — спрашивал он.
«Или ты думала, что я, как и ты, тут же обрублю все концы и по-тихому смоюсь?» — спрашивал он.
— Да боже ж мой! — взревела Скай, поднялась одним резким рывком и отшатнулась к краю крыши, как будто хотела броситься вниз от безысходности.
Мелкая черепичная крошка забарабанила по кровле.
— Ты был мертв! По крайней мере, так я думала. И ты пытался свернуть мне шею! Неужели этих двух причин недостаточно, чтобы «обрубить концы»? Пусть моя жизнь и не сахар, но обида за посягательство на нее так быстро не прощается. И ты... ты... — Скайлер физически ощущала, как злость клокочет в горле. И не только злость. Досада, горечь и тупая беспросветность.
Вся ее жизнь и так представлялась глупой, бессмысленно и жалкой, а с щедрой подачи Ксавьера просто хотелось остервенело лупить головой об стену.
— Ну что ты так таращишься на меня?! Как будто я бешеное животное, готовое наброситься в любую минуту!
Могущая похвастать обычно завидной сдержанностью, Скай, похоже, полностью потеряла самообладание. Наматывая немыслимые петли по местами прогнившему настилу, пиратка выплевывала по слову за шаг, разбавляя речи перманентным придыханием, чтобы хоть немного спустить пар и более вдумчиво и проникновенно фильтровать базар.
— Я не знаю, не зна-а-аю, в какой доступной для тебя форме я должна высказываться. Может, отправить тебе письмо? Или поздравительную открытку? Или сочинить лирическую балладу о моем нелегком жизненном выборе? Или же просто взять огромный молоток, написать на нем все, что я думаю, и вбить в твою дурью башку?! Да с чего ты взял, что меня не было рядом, когда вас накрыли? Ты у нас хренов всевидящий оракул?! Я. Уже. Говорила. И не единожды! Но повторюсь для тех, кто в трюме. Я была там, я видела легавых, но было слишком поздно, и я сбежала, когда началась пальба. И...
Скай остановилась, точно вкопанная, и нервно прикусила кулак, в очередной раз пресекая поток сознания, угрожающий перейти в неконструктивные оскорбления. 
— Как ты вообще мог предположить, что я способна была продать тебя за вознаграждение?! Тебе хоть приблизительно известно, что получают те подонки, которые стучат мелкой дробью? Жменьку гульденов и шиш с маслом в придачу! Даже останься я после этого на свободе, что, сучий потрох, я должна была сделать с этими грошами?! Добавить еще акров к моим угодьям? Запустить павлинов в личный дендрарий? Или выкопать пруд в форме рояля на заднем дворе моего имения в Клеверных холмах?..

Скайлер драматично уронила лицо в ладонь, внезапно осела, а затем помассировала большим и указательным пальцами переносицу и монотонно загудела себе под нос с характерным гортанным скрежетом, явственно демонстрирующим, что девушка если не на самом деле рычит, то, как минимум, страдает от серьезного приступа мигрени. 
— Моргот с тобой, Ксавьер! Твоя взяла, —  выдохнула она наконец. Резкости тон не утратил, но голос звучал уже порядком обессилено. — Видит Роза, я не хотела говорить. Даже после всего, что ты сделал, не было желания отягощать твою совесть. Но ты сам меня вынуждаешь! Хочешь знать, почему я тогда повела себя не так, как обычно? Почему держалась осторожнее, чем когда бы то ни было? Почему залегла на дно, когда могла бы попытаться дать отпор? Была причина. Небольшая ноша, я бы сказала. Но ты любезно избавил меня от нее... От Него, если быть точнее, и если та чокнутая провидица не соврала.
На пару секунд Скай прервала свою речь, изучая выражение лица хастианца, дабы убедиться, что тот осознает сказанное.
— Скажи, мама тебя разве не учила, что девочек бить нельзя?.. Впрочем, плевать. Не переживай, я его уже не хотела после твоего маленького представления. Ты красноречиво дал мне понять, что кровь у тебя дурная.

Отредактировано Скай О'Нил (25.11.2013 03:07)

Крыша соседнего дома
-----------------------------------------------------
Ее слова вмиг стерли вечную надменную усмешку с лица Ксавьера. На смену ей не пришла и устрашающая холодная ярость. Или наплевательская беззаботность. Или искривляющее губы снисхождение. Скай вообще не знала этого выражения. Пират использовал его впервые. На какой-то миг она почти растерялась, почти поверила, что задела болевые точки, о существовании которых и не догадывалась прежде, но нужно быть полной идиоткой, чтобы попасться на одну и ту же удочку дважды. Перед ней стоял человек, который выдумал собственные законы чести и следовал им, когда ему это было выгодно. Человек, не знающий пощады и жалости. Человек, изображающий душевность просто от скуки. Да, несмотря на все это, Скайлер влекло к нему в прошлом. (Но кто сказал, что она умная?) От понимания этого становилось куда досаднее. Легко ненавидеть сволочь, скрывавшуюся под личиной порядочности. А Васко, к чести его, никогда ничего подобного не делал. Он нравился Скай со всеми своими червоточинами, просто вкус у нее, как выяснялось, отвратительный. Связаться с таким человеком было ее собственным огрехом, и от того еще паскуднее чувствовала себя О'Нил.

Метаться девушка перестала, но в этом деле ее достойно сменил теперь сам Васко. Скай наблюдала за ним с пассивной агрессией, поджав колени к груди и водрузив на них подбородок, как будто опасалась пропустить часть зрелища.
Признаться Ксавьеру о случившемся было непростым решением и, возможно, оплошным. Как бы зла она на него ни была, как бы ни хотела раскроить ему башку тем гребаным камнем, но осмысленно изводить кого-то было не в ее стиле. Да и как можно было надеяться, что он так просто оставит это? Что не продолжит истязать ее вопросами и травить душу пуще прежнего.
— Так какого лешего ты вообще поперлась на эту стрелку? Какого ты не сказала мне об этом сразу? Боги, почему же ты, мать твою, не побереглась? Как можно быть такой тупой?!
«О-хо-хо! Ну, здравствуй, искра разума! Как же долго ты спала и как не вовремя зажглась».
— Ты обвиняешь в этом меня. Но знай, твоей вины тут не меньше! Ты не побереглась сама, ты не сказала мне, ты поперлась на эту гребаную стрелку!
— Воу, воу, воу! Притормози, морячок! — Скай округлила глаза и встрепенулась в почти искреннем изумлении, подперев раскрытыми ладонями пространство между собой и мужчиной. — Неужели мы только что перенеслись в прошлое, когда мне было не насрать на твои увещевания? Да мне теперь твои советы, что мертвому припарка! «Не побереглась», блин... Кабы знать, где упасть, так соломки бы припасть!
Еще несколько минут назад Скайлер была уверена, что силы ее иссякли, просочились наружу вместе со злобой и растворились в апрельской прохладе. Но стоило Ксавьеру открыть рот, как весь исступляющий гнев, выхода которому она не находила слишком долго, начинал снова подтачивать ее нервы.
— Ты что-то там говорил о выблядках? И о судьбе, которую я выбрала. Знаешь, а ты ведь был чертовски, до умопомрачения прав. Я сама выбрала эту судьбу, и «выблядкам» в ней нет места, ни твоим, ни чьим бы то ни было. Да и что ты заладил с этой стрелкой?! Оттуда я ушла в целости. Пока ТЫ меня не нашел! Со своими абсурдными параноидальными догадками и бешеными глазами. Так что не смей вменять мне случившееся и перекладывать с больной головы на здоровую! Этот расклад уже не переиграешь. Я сделала одно наивное допущение и ошиблась. Но на ошибках ведь учатся, верно? Кто-то охренительно умный (или просто упоротый) сказал: «Пока мы не потеряемся, мы не находим себя». И я, пожалуй, должна даже поблагодарить тебя. Ты помог мне потеряться, чтобы я нашла себя. Ты показал, как делать не нужно. Оградил от всех подобных промахов в будущем. Помог взвесить приоритеты, настроить жизненные ориентиры. Спасибо тебе за все! Но на этом любезности мои иссякают.
От запаха дыма, источаемого трубкой Ксавьера, девушка поежилась и едва заметно скривилась. Пусть сигарета и была естественным продолжением ее пальцев, но трубка... Брр, какой-то деревянный хрен.
— Хотя, знаешь... не могу не отдать тебе должное, — продолжила О'Нил. — Этот твой маневр с переводом стрелок я все-таки расцениваю как частичное признание вины. Конечно, от кого-либо другого — у кого не кусок соли вместо сердца — можно было бы ожидать и большей чуткости. Даром что нужна отвага льва, чтобы признать свою ошибку — чтобы эту ошибку совершить, нужно еще и упрямство охреневшего осла… Но ты все равно молодец, хвалю! Открыл новое достижение. Прицепи себе на лоб звезду. Или чем там тешат себя моряки, чтобы показать свое превосходство?

Полегчало, кажется. Васко слушал молча и, похоже, даже не моргая; лишь между бровей время от времени залегала складка, выдающая мало понятную смену эмоций. Но порой лицо его и впрямь как будто бы выражало сожаление, или это в сумерках все так искажается?
Нет, он не заслуживал ни оправданий, ни участливости со стороны Скай, но объяснение... да, пожалуй, на него он имел право.
— Я не знала, — добавила она с мрачным безразличием, — только догадывалась. А в день накануне перестрелки в порту ходила к старухе мануш. Она подтвердила. Ты сказал, это последнее дело. Я просто хотела удостовериться, что все пройдет гладко. А когда не выгорело, то решила переждать, пока пыль уляжется. Обидно было бы склеить ласты на заре новой эпохи. Кто бы мог подумать, что уйти из-под огня будет самым моим немудрым решением! — Скай невесело хохотнула.

Крыша соседнего дома
-----------------------------------------------------
Скайлер слушала с открытым ртом и в какой-то момент сама превратилась в слух — да не может быть. Он, верно, шутит?
Каждое слово, сказанное Ксавьером, отдавалось в голове таким мощным резонансом, что Скай не почувствовала даже, как стучат ее собственные зубы, и виной тому была отнюдь не погода. Пальцы похолодели, волоски вздыбились по всему телу, затряслись поджилки — все признаки пребывающего в иррациональной панике человека. Нет, конечно же, она не боялась хастианца, от имени которого некоторые добропорядочные граждане в прямом смысле могли лишиться чувств от ужаса. Нет, что угодно, только не страх. Страха перед Васко девушка не испытывала никогда и, возможно, именно это и выделило ее среди тех, с кем пират привык иметь дело. Паника ее была стихийной и зиждилась на стольких эмоциях сразу, что разбираться просто не было времени.
Сам же Ксавьер за последнюю четверть часа менялся в лице и в голосе так часто, что уже только от одного этого девушка теряла терпение. Неужели он правда думает, что может вот так просто махнуть рукой на все то, что выкинул тогда? Или сейчас. Что может просто сказать «упс, ошибочка вышла», а потом препроводить ее под белы ручки на корабль, который умчит их в Дракенфурт? А затем в стиле двух неуловимых мстителей они начнут охоту на поганца, наварившегося за их счет? И при всем при этом он ведет себя так, словно снизошел, словно сделал ей огромное одолжение и ждет теперь только, что Скай примет его милость.
«Сидя здесь, прошлое вспоминая, мы ничего не добьемся».
Светлая мысль, жаль, толку от нее чуть, когда здравый смысл накатывает уже после того, как наломаешь дров. И, наконец, вот он, момент, которого О'Нил ждала с первых минут, как пришла в себя. Большой и страшный серый волк понимает, что дал маху. Но не может себе позволить ударить в грязь лицом перед поросеночком и начинает выть на другую избушку — тоже эффектно, но уже более целесообразно.
— Если ты хочешь, ты можешь сидеть здесь, продолжать отмораживать задницу и жалеть себя. А я же хочу найти ту суку, которая заварила всю эту кашу.
Сильно сказал. Но как насчет той суки, которая подливала масла в огонь, пока каша варилась? Как насчет той суки, которая заставила Скай эту кашу расхлебывать, а теперь вернулась спустя почти два года, чтобы скормить остатки?!
— Из-за какого-то фраера я приобрел кучу проблем. Потерял еще большую кучу бабок и к тому же...
«К тому же что? Потерял совесть? Остатки чести? Самообладание? Шанс на нормальную жизнь? Или единственного близкого человека, который не заканчивал разговор словами „так точно, капитан“?»
— Для начала я двину в Дракенфурт. Нужно найти конец веревки за который надо дернуть, чтобы размотать весь узелок. Пошушукаюсь с местными барыгами, может выйду на кого из воротил. Дальше пока не знаю. По обстоятельствам. А ты решай. Сейчас. Или ты идёшь со мной. Или нет. Если нет, то предупреждаю — не вставай у меня на пути, раздавлю, как клопа. И разговоры перед этим разговаривать не буду.
«Для начала я двину тебе в челюсть».
Скайлер захрустела пальцами, как и всегда, будучи не в духе. Пусть она была не столь наивна, чтобы сменить гнев на милость от вида уязвленного самолюбия пирата, но тот упадок духа, в котором пребывал Ксавьер, пока нервно раскуривал трубку, не мог не затронуть хоть каких-то еще не отмерших чувств девушки. Даже несмотря на горе, которого она хлебнула с легкой руки бывшего любовника, она оставалась человеком, которому свойственно сочувствовать даже негодяям в минуты слабости. И Скай была близка к этому, пока Васко всего парой фраз не разрушил всякую надежду на сочувствие и понимание.
— Жалеть себя? — в тупом недоумении огрызнулась девушка, вскакивая на ноги, чтобы поравняться с пиратом. — Что, прости? Я? Могу продолжать жалеть себя? А не ты ли соловьем здесь заливался, как сурово огреб от этой истории? Сколько денег потерял, сколько сил. Как едва не лишился репутации. Как мужественно надавал смерти по рогам, как терялся в догадках и мучился сомнениями долгие-долгие месяцы! Ну, прости, милый, что моя спина так сурово обошлась с твоим ножом. Мне очень, очень жаль! Но, может, мать твою за ногу, тебе самому стоит перестать себя жалеть, а? Или без благодарных слушателей у тебя душевных сил на это не хватает? Ну так дам я тебе совет на будущее. Ты собери все-все-все свои сокровенные переживания, запиши их на листочек и вложи в конверт с письмом к доброй фее. Конверт положи ночью под подушку, а наутро, если тебе повезет, ты можешь обнаружить там новый хребет. Вставишь его — и проблем как не бывало! Но не жди от меня, суки ты сын, благодарности и вздоха облегчения. Я не стану целовать тебе сапоги за проявленное милосердие. Ты, похоже, либо слишком плохо меня знаешь, либо слишком быстро забыл, если думаешь, будто мне моя паршивая жизнь дороже того, что ты отнял у меня уже во второй раз! Мою... значимость. Тебе известен смысл этого слова, подонок ты чертов? Или ты считаешь, что вправе распоряжаться людьми вокруг себя по свободному усмотрению, как каким-то вещами? Сломал — выкинул? Способен ли ты вообще отдавать себе отчет о том, что творишь? Или амбиции настолько застилают тебе глаза, что ты уже дальше хрена своего не видишь? Однажды ты уже отыгрался на мне. Бесчестно, несправедливо, не за что. А теперь ты делаешь это снова. И ты не собираешься нести ответ за свои действия. Ты не собираешься считаться со мной?! — на этих словах голос Скайлер осел, губы побелели, а подбородок задрожал в ледяной озлобленности. — Нет, не собираешься... Ты просто взял, что хотел, а потом выяснил, что хотел не этого. И плевать, кому и чего стоило твое заблуждение, чего это стоило мне, чего это стоило моей ком... моей к... Чего это стоило... моей команде. А чего это стоило моей команде? Чего это стоило моей команде, Ксавьер?! Отвечай!
Процедив распоряжение сквозь зубы, Скай сжала кулаки и затряслась уже всем телом. Жар ударил в голову и сгустился в висках. Сделав несколько шагов навстречу Васко, девушка подошла практически вплотную, символически заграждая ему дорогу, и вскинула голову вверх за невозможностью поравняться взглядами.
— И вот я на твоем пути, Ксавьер, — боковым зрением О'Нил выхватывала мутную картинку заряженного револьвера в руке пирата, — и что ты сделаешь мне?

Отредактировано Скай О'Нил (29.11.2013 17:15)

Крыша соседнего дома
-----------------------------------------------------
«Они в порядке», — уверенность была призрачной и ничем не обоснованной. Эта первая мысль больше походила на слепую веру, на попытку выдать желаемое за действительное, нежели на взвешенное умозаключение. Но когда короткая вспышка страха, вышибающего здравый смысл, рассеялась, обрывочные и смятые соображения приобрели пристойную форму.
Ну, конечно, они в порядке! Какой бы бессердечной сволочью не пытался быть (или казаться?) Васко, с его стороны было бы бессмысленно, равно как и глупо, тащить свою добычу на нейтральную территорию, если бы команда не представляла угрозы или, по крайней мере, неудобств. Более того, если он и впрямь такое чудовище, как пытается себя подать, куда эффектнее и страшнее была бы месть, очнись Скай в луже крови своих друзей. Вот тогда расплата была бы воистину ужасной. Так что они в порядке. Иначе и быть не может! И это хорошая новость. Плохая же заключалась в том, что ее, Скайлер, судя по всему, отдали на заклание. Решение, безусловно, практичное, но горький осадок оставляет. Пожалуй, если бы не шаткое положение девушки в этот самый момент, она бы даже захотела напиться от бездолья — продезинфицировать душевные раны, если быть точнее.
Но, как бы там ни было, проще принять и понять те непростые меры, на которые пришлось пойти капитану — а решение, наверняка, целиком и полностью лежит именно на ней — чем винить себя в смерти всей команды.

Слушая нарочито холодную, словно бы промерзшую в водах Ледовитого океана речь Ксавьера, Скайлер вспомнила, почему им было так нелегко друг с другом, даже когда все, по большому счету, было гладко. Оба были бескомпромиссны, резки и несгибаемы. Нет, в вопросах бизнеса они умели ловко балансировать там, где того требовала Игра. Но тем, кто входил в более узкий круг доверия хваткого пирата и ушлой посредницы, эти двое представлялись в совсем ином свете. Удивительно, но речь эта немного остудила пыл взвинченной девушки. И не только остудила, но и заставила шестеренки в голове пиратки вращаться с удвоенной силой.
Если положиться на мудрость теории игр, Скай не должно наносить очередной удар, пока сторона противника не парирует предыдущий (а содержательно-угрожающий, но весьма инертный выпад Ксавьера О'Нил восприняла как очевидный пас). Можно, конечно, принять предоставленную хастианцем фору — с этой мыслью девушка цепко впилась в рукоять револьвера, не размениваясь на сомнения, — и одержать победу не вполне честным способом, а можно поступить более достойно: ежели игра не завязалась, нужно изменить саму игру, изменить правила и начать новую партию.

— А можешь пристрелить меня. Закончи хоть одно начатое дело в своей жизни, — резюмировал свою обличительно-пафосную речь Васко, скрестив на груди руки, как заправский тяжелоатлет для снимка в газету.
— Тебе не плевать на меня, — после короткого раздумья фыркнула Скай с насмешкой в голосе, покрутила дулом у собственного виска и снова направила его в грудь мужчины, — и никогда не было. Говори, что хочешь, делай, что хочешь, но мы оба знаем, что это не так. Не пойму только, кого ты пытаешься обмануть — меня или себя. У тебя была хренова туча возможностей меня прикончить, и, заметь, ты не просто мог, ты этого хотел. Но не потому ли я все еще жива, что тебе не плевать? Ты вытащил меня из того чертового номера, не отдал меня в лапы легавых и не дал подстрелить. И теперь я даже засомневалась, что и первую свою попытку ты довел бы до конца. Ну, признай, не всем женщинам ты позволяешь портить тебе жизнь, — внезапно для себя Скайлер звонко расхохоталась — на пару мгновений воздух показался ей разреженным, как на большой высоте. Только подавив еще несколько нервных смешков, она смогла продолжить. — А теперь я нужна тебе больше, чем прежде. Ты пытаешься поймать рыбку в мутной воде, я же в этом болоте провела полжизни. Ты не справишься сам и прекрасно понимаешь это — ведь ты уже потратил кучу времени впустую, гоняясь не за той рыбкой, — а потому просишь моей помощи. В собственном извращенном стиле, разумеется. Ох, прости, ты называешь это предложением сотрудничества. Вот только мне какая печаль? Ты ведь не ждешь, что я тебя пристрелю. Потому что ты эгоцентричный засранец, готовый связать себя священными узами брака с собственным отражением. Слишком тебе дорог твой зад, чтобы вот так бросаться грудью на амбразуру. Поэтому вместо того, чтобы скрашивать свою болтологию героическими сценками, лучше бы...

Договорить Скай так и не успела. Ксавьер сделался еще менее подвижен, а девушка приложила к губам указательный палец левой руки, когда из цокольной надстройки раздались глухие шаги некольких пар ног, а парой секунд позже не менее глухой бесцветный голос с классическим орлесианским акцентом потребовал опустить оружие.

Отредактировано Скай О'Нил (01.12.2013 20:06)