Начало игры

Джульетта плохо спала... А в последние дни все хуже и хуже. Сказывалась напряженность и суета прошедших дней. Строгость и непреклонность Георга выводила её из себя. И она рада была бы что то изменить, но не могла. Она лгала дочери, что со временем все забудется и наладится. Что Элизабет найдет себе другого мужчину, который не меньше Эдгара будет достоин её руки. А может и не лгала... Ведь сама она смогла найти такого и прожить с мужем долгих 500 лет. И даже позволила себе быть счастливой.
Но бесполезно было что-то доказывать и объяснять несчастной дочери, с которой так жестоко поступила судьба. Говорить, что это пройдет? Нет. Потом будет легче? Снова нет. Она все забудет? Нет... только если не найдется средство, стирающее память. Она могла бы ей сказать, что прошлое всегда возвращается, особенно по ночам. И что никогда не вытравить из памяти тех, кого когда-то любила. Только это больно. И ни к чему знать. Она сама узнает когда-то... возможно.
А беспокойные сны все чаще терзали Джулс в эти дни. Ей снилось, что она снова дома, с родителями, братьями и сестрами. Судьба наградила чету Форе сполна, и у них родилось пятеро замечательных детей. И память возвращала её в те дни, когда они все были счастливы... и в ту ночь, когда Джульетта потеряла все.
Она уже плохо помнила, что тогда случилось. Скорее, во снах её преследовали смутные образы, чем полноценные видения давно ушедших дней. Тревожные, яркие. А днем она давно приучила себя не думать об этом. Не думать...
Кровь. Кругом кровь. Никого не осталось. Но она не увидела тогда самого страшного. Он сберег от потрясений. Как обычно. И она ушла, потому что не смогла простить. А он отпустил... почему?
Теперь, оглядываясь назад, она не думала, почему он её отпустил, а думала, почему не смогла простить? Наверное, все бы было по-другому. И не было бы её замечательных детей, не было бы её спокойной, размеренной жизни. Вечная погоня и борьба. Выдержала бы она такое? Да.
Джульетта проснулась посреди ночи. Где-то там, он никогда не позволял ей видеть страшные сны. Она смутно удивилась ветру, ворвавшемуся в её комнату, и подумала, что обязательно нужно закрыть окно. Иначе она простудится. Погода портилась и дождь, который весь день барабанил по крыше, все ещё продолжался, принося с собой прохладу и осознание, что скоро зима.

Она поежилась, прижимая одеяло к груди, вздохнула и хотела было закрыть так некстати распахнувшиеся створки, но силуэт, появившийся в окне, заставил сердце больно сжаться, а её саму в ужасе откинуться на подушки.
Сначала Джульетта подумала, что это грабители. Потом, что продолжает спать, и только после — что он вернулся...
— Лета...
Так называл её только Медерик.

Она удивленно протянула к нему руку, словно боясь, что это призрак, и вскочив с кровати, отозвалась, эхом.
— Медерик...
Целая вереница ощущений и чувств пронеслась в её голове. И как будто не было тех пятисот с лишним лет, не было разлук, не было страшной ночи. Только его голос, улыбка, широкие плечи, капельки воды в волосах, лукавые искры в золотистых, любимых глазах... таких же, как её собственные. Так же, как раньше. Нужно было, наверное, спросить, зачем он пришел, почему сегодня и что случилось. Кучу не нужных вопросов. Или степенно попросить подождать её в гостиной, пока она приведет себя в порядок. Джулс же, совершенно по-девичьи взвизгнула, всплеснула руками и повисла на шее у своего брата, не в силах произнести больше ни слова.
— Медерик...
Она гладила его волосы и плечи, то отстраняясь, чтобы посмотреть на него, то снова прижимаясь к его груди, вдыхая годами вытравляемый из памяти запах.
— Ты же совсем промок... ты простудишься, — Джульетта потянула его за руку, усаживая на кровать и укутывая своим одеялом, а сама села рядышком, поджав ноги, и положила голову на укутанное плечо, закрывая глаза. Правильно это или нет, она будет думать завтра. Или через неделю.

Отредактировано Джульетта Форе (26.02.2012 19:35)

— О чем? — Она нехотя открыла глаза, прогоняя воспоминания, которые, кажется, заполонили её комнату, становясь плотными и осязаемыми. Они тогда были молоды, хороши и счастливы. И тогда она все ещё верила, что у них все получится. Теперь все возвращалось так же неожиданно, как закончилось.
Джульетта взяла его лицо в свои ладони, чтобы лучше рассмотреть и ласково улыбнулась.
«Ты совсем не изменился». Почти совсем.
Его нежный поцелуй отозвался в груди сладкой, тянущей болью. Волнительной, приятной и острой. Продлить бы этот миг. Не просыпаться.
«Я так скучала».
Георг никогда не спрашивал, что произошло тогда в семье Форе. Он просто принял Джульетту в семью, назвав своей женой. Потому что всегда любил. С тех самых пор, как увидел на каком-то приеме, ещё совсем юную. И она была благодарна мужу за все, что тот сделал для неё. Вынужденный скрывать её происхождение даже от самых близких, он пошел на многие жертвы, оберегая Джулс. И он никогда не спрашивал, почему его женщина досталась ему испорченной. А она не считала нужным ничего рассказывать. Это было только её и его. Личное. Общее. Никому не понять. А она даже не знала, был ли жив её Медерик или давно погиб, ослепленный своим пылким и яростным характером.
«Ты жив». Наверное, это было главное. Совсем не важно, что он делал и где был. Искорка надежды, так давно тлевшая в сердце, сейчас разгорелась и сверкала яркими цветами. Столько хотелось спросить, узнать, рассказать, взахлеб... А получалось только молчать и глупо улыбаться.
«Я так скучала». Джульетта любила Медерика. Как никого на свете. Любовь, которую она пронесла через сотни лет и через свою вполне удавшуюся жизнь. Не было обид или зла. Так же как не было щемящей пустоты или горечи.
— У тебя дела к моему мужу? — Она все же пересилила себя, оторвавшись от его плеча и, перехватив его руку, прижала к своей щеке.
«Хорошо, что мы снова вместе»...

Отредактировано Джульетта Форе (27.02.2012 12:32)

Де Вирр... Неожиданное известие о предстоящей свадьбе, которой весь дом ждал с все возрастающим приятным возбуждением, решая, что надеть и как же так получилось, что их непосредственная Элизабет выбрала себе в спутники жизни такого серьезного и спокойного мужчину. При этом в 4 раза старше себя. Но, по мере поступления свежей прессы, Георг мрачнел и раздражался. А потом, в порыве, написал ему обличительное письмо. А когда вернулась дочь, вылился градом упреков и обид. Он не отдаст свое дитя такому двуличному типу. Точка. Он бывал очень упрям, когда дело касалось его родных и чести семьи.
Она слушала Медерика, зябко ежась от холодного воздуха, обхватив руками плечи и уставившись в несуществующее пятно на ковре.
— Сделай это. Не ради меня. Ради своей дочери... В чем камень преткновения? В детях?
— И в детях тоже... — Отозвалась она. — А ещё доходы. Георг очень зол.
— Три дня. Он приедет через три дня. Я хочу, чтобы Георг принял его. Насколько я знаю де Вирра, он сумеет найти нужные слова и доводы.
Она торопливо одевалась, переваривая полученную информацию. «Ты ведь не хочешь им нашей судьбы, Лета?»
«Нет!» Все повторялось, с потрясающей периодичностью. Она никому не хотела такой судьбы. Тем более своей дочери и мужчине, который когда-то на заднем дворе их имения пытался улыбаться и просил её ему помочь.
«Что тебя с ним связывает, Медерик? Почему ты так заботишься о нем?»
Джульетта подошла, обхватив его сзади руками, вдыхая знакомый и щемящий сердце аромат. Снова пробежалась пальчиками по непокорным, рыжим прядям волос.
— Хорошо. Я сделаю. Спасибо что ты пришел и рассказал об этом. Элизабет сходит с ума... Она перестала есть и разговаривать. Георг сжалится. Он хороший вампир, Медерик. Он похож на тебя. — Джулс поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в затылок. — Пойдем. Я готова.
Она почти бежала, увлекая его за собой, теперь уже окончательно проснувшись и понимая, что если кто-то их увидит, то не будет разбираться, какие нежные или братские чувства они друг к другу испытывают. Но дом ещё спал.
Они вышли никем не замеченные, Джульетта сразу же насквозь промокла под холодным дождем. И с грустью подумала, что этот дождь в ней теперь никогда не закончится. Никогда. Теперь уходил он, а ей нужно было набраться мужества, чтобы его отпустить. Она больно сжала его руки, пытаясь сдержаться, но не смогла и все же прикоснулась к его губам легким, почти невесомым поцелуем.
— Прощай.
«Люблю».

Она даже не плакала. Он бы все равно не остался. Это было просто невозможно. Медерик пришел не ради неё, а ради того, чтобы предотвратить ещё одну вселенскую несправедливость. Чтобы позволить замкнуть этот круг из страданий, который начался в тот день, когда на семейном совете объявили, что им не суждено быть вместе.
Заходя в покои Георга, она скинула намокшее платье, и забравшись под одеяло, холодными руками обхватила ещё спящего мужа. Накатившую откуда то изнутри нежность просто необходимо было куда-то потратить.
— Что случилось? — Он сонно прижал её, привлекая к себе ближе.
— Я гуляла под дождем...
— Как в детстве? Но ты промокла...
— Я думала... Георг. — Она рассыпала свои мокрые, длинные волосы на его груди и устало закрыла глаза.
— Пора учиться думать в более приятной обстановке, не находишь? — Мужчина улыбнулся. А она вздохнула.
— Мы не можем запретить им быть вместе, понимаешь? Ты же видишь как она страдает? Разве наша дочь не заслужила быть счастливой? И ты прекрасно знаешь, что он сможет сделать её счастливой, Георг... Прошу тебя, выслушай... и не рычи.

  Имение Сен-Мишель-Лоран

Имение Сен-Мишель-Лоран    (спустя четыре дня после описываемых событий) 

Его приняли. Приняли без вопросов и сразу же проводили в кабинет графа, который был настолько любезен, что даже не заставил нежеланного гостя сколько-нибудь ожидать в приемной. Это было странно и неожиданно, но резонным вопросом, что так повлияло на господина Бэтори, де Вирр задаться просто не успел.
Нужные слова нашлись. Нашлись, как бывало всегда даже в минуты сильного волнения и перед большой аудиторией. Потому разговор, носивший поначалу несколько принужденный характер, довольно быстро перешел в разряд доверительных. Чего-чего, а убедительности де Вирру было не занимать. Сказывалась долгая адвокатская практика и то, что оба принадлежали к одному поколению. Когда все вопросы были разрешены, а детали оговорены, за окном разливался черный бархат глубокой августовской ночи.
Господин Бэтори сделал приглашающий жест, и они направились в сторону гостиной.
— Роза в свидетели, если бы я знал, что вы доставите мне столько хлопот, я бы крепко подумал, прежде чем той декабрьской ночью везти вас в свой дом. Нужно было направить вас в какую-нибудь больницу Филтона, и седых волос у меня было бы меньше. Но я рад, что это недоразумение разрешилось, и... — граф со смехом распахнул дверь гостиной и оборвал себя на полуслове.
Прелестная причина его укоризненного взгляда восседала с неестественно прямой спиной, раскрытой на коленях книгой и сияющими, такими родными и любимыми глазами. Элизабет побледнела и осунулась за эти несколько дней. Эдгар знал, что и сам выглядит далеко не лучшим образом. Он коротко выдохнул и порывисто шагнул вперед.
— Элизабет...
«Бедная моя девочка...»
Будь его воля, Эдгар схватил бы ее в охапку, прижал к себе и больше никогда бы не отпускал. Но с присутствием господина Бэтори приходилось считаться, так же, как и с тем, что Бетти еще не была его женой. Впрочем, последний факт де Вирр собирался исправить в самом ближайшем времени.

Де Вирр довольно быстро пришел в себя, шагнул к Элизабет, склонился к протянутой руке. Однако его хваленому самообладанию было уготовано еще одно потрясение. Он никогда не видел госпожу Бэтори, если не считать той декабрьской ночи, когда он в полубессознательном состоянии попросил о помощи женщину, силуэт которой едва угадывался в беспокойном свете факелов. Когда в гостиную вошла мать Элизабет, Эдгар воззрился на нее в немом изумлении.
— Итак, мы все в сборе, и все неприятности позади, предлагаю все же отметить вашу помолвку, раз мы с Джульеттой на ней не присутствовали.
Де Вирр с явным усилием отвел взгляд от рыжеволосой женщины, пытаясь избавиться от наваждения, и понял, что не слышал ни слова из того, что сказал граф.
— Простите?
Наверное, он выглядел странно. Но госпожа Бэтори несколько сгладила ситуацию:
— Только позволь мне поговорить с милсдарь де Виром с глазу на глаз, дорогой. У меня есть некоторые вопросы к нему, насчет предстоящей свадьбы. Вы позволите? — Джульетта увлекла де Вирра за собой. — Я очень рада, что возникшее недопонимание удалось уладить. И у меня нет к вам никаких вопросов, по правде сказать. Я просто хотела поблагодарить Медерика за то, что он помог во всем разобраться.
«Кого?!» — он секунду непонимающе смотрел на женщину. Потом в голове щелкнуло, и начался обратный отсчет. Двести, триста, четыреста... Память услужливо вытряхнула из глубин сознания дело почти пятисотлетней давности, которое он скрупулезно разбирал еще на втором курсе университета.
«Медерик Форе, предположительно убитый в 1342 году, обвинялся в убийстве отца и брата и организации бунта, в результате которого погибла вся его семья. Вся?»
— ...Мой муж не знает о том, что брат был здесь, и я хотела бы, чтобы это осталось между нами. Понимаете?
Де Вирр коротко кивнул, принимая на себя обязательство молчать. Нужно было быть слепым, чтобы не видеть очевидного сходства Даниэля и Джульетты Бэтори. Возможно, то, что Даниэль покинул Сен-Мишель, было к лучшему. Во всяком случае, Эдгару было бы затруднительно объяснить все перипетии этого дела своей будущей супруге.
«А я еще выражал сожаление о том, что Элизабет не довелось быть знакомой с Даниэлем... Интересно, во что могла бы вылиться такая встреча?»
Он обернулся, глядя на свою невесту, со всей очевидностью понимая, что, скорее всего, ему тоже никогда более не доведется вновь увидеть желтоглазого оборотня. Вряд ли Даниэль допустит саму возможность своего разоблачения, даже если срок давности по всем его преступлениям давно вышел.
Эдгар покинул ле-Ридо еще до рассвета, сославшись на усталость и скопившиеся дела. Казалось, все уладилось ко всеобщему удовольствию, все препятствия были устранены, но для радости уже не осталось сил.

  (скачок в четыре дня)    Имение Сен-Мишель-Лоран

Отредактировано Эдгар Лоран де Вирр (02.03.2012 09:35)