Февраль

Февраль — зимний месяц, во всяком случае, так принято считать, однако в Дракенфурте это уже практически весна, зимы здесь мягкие, снега практически нет, лишь стены дождей. Этот год выдался таким же, как предыдущий, как позапрошлый, впрочем, ничем не примечательный год. Погода за окном была на редкость паскудная, ливень, а свинцовые тучи кроме удручающего состояния и запаха сырости не давали ничего. Как ни странно, кто-то, может и любит подобную погоду, у каждого в голове свои тараканы, совершенно неповторимые, индивидуальные, как и характеры людей, поэтому у кого-то в голове есть мошки, засирающие мозг, а у кого-то — крысы, яростно сгрызающие разум. Жаль, что подобную живность никак не прогнать из себя, со временем она становится просто частью твоей сущности. А впрочем, что тут скажешь? Что-то менять слишком сложно и муторно, разбор эмоций может занять остаток всей жизни, а столь бесполезно прожигать ее никому не от резона, поэтому, оставим всю эту чушь Морготу, пусть в аду разбирается, кто при жизни жил с крысой, а кто с мошкой. Смерть ровняет всех, как прислуг, так и господ, как молодых, так и пожилых. Осталось лишь дождаться своего часа...
Было темно, а в помещении слышались какие-то странные звуки, какое-то вошканье и тяжелое дыхание, где-то в дали, потрескивание огня. Мерные шаги в комнате разрезали тишину, словно горячий нож масло, в сыром воздухе стоит металлический запах крови, ощущаемый почти на языке. Слышится какое-то хлюпанье под ногами идущего, а затем, какой-то шорох и тут, тьма перед глазами рассеивается, представляя силуэты и знакомя с обстановкой. Виновником распространения света был мужчина, среднего роста. Вампир в руке держал керосиновую лампу, которая и разогнала темень. Свет скользил по его лицу, кожа была практически прозрачная, белая, как известка. Было видно, что вампир находится не в самом лучшем состоянии, казалось, что он сильно устал. Темные мешки, будто посмертно запали под глазами, придавая взгляду мужчины безумство. Во взгляде читался азарт и садизм, радужка глаз пугающе едва отличалась от белка, а губы искривлены в презрительной усмешке. По виду мужчины, можно было сказать, что он не спал около трех суток, минимум. Сейчас взъерошенный брюнет усердно что-то искал на столе, уже поставив лампу туда же. Помещение сходило на подвальное, немного сырое, поросшее мхом и чувствовалась, что в стены каменной кладки прочно въелась какая-то дрянь и кровь. По размеру комната была квадратов двадцать, не более. Было ясно, что этот погреб был поделен на множество комнат, а эта — одна из них. Столик находился примерно по центру комнаты, у стены, а рядом со столом была какая-то замысловатая печь. Похоже именно оттуда и шло потрескивание дров. Столик был завален какими-то ампулами, приборами и хирургическими приспособлениями, на краю стола стояла какая-то банка с мутной жидкостью. Вампир внимательно перекладывал какие-то приборы и набирал в шприц синюю субстанцию.
В другом конце комнаты к потолку были прикреплены мясные крючки, на которых подвешивают тушки, правда сейчас, они пустовали. Вместо этого в воздухе была другая конструкция, на которой уже что-то держалось.
С потока вниз спускались тонкие стальные нити, их было около сорока, в этом районе, все они крепились к какому-то телу. Браун хорошо знал анатомию и увлекался алхимией. Он точно знал, что и как нужно сделать, чтобы не убить человека, доставив ему максимальный заряд боли.
Было сложно понять, что висит на стальных нитях. Это напоминало какой-то кусок мяса, не шевелящийся, подвешенный за миниатюрные тупые крючки, прорезавшие мышцы жертвы, удерживающие ту в воздухе. Под жертвой была какая-то непонятная субстанция, сукровица, перемешанная с кровью. Само тело жертвы уже засидели зеленые мухи, еще буквально день и в мясе вылупятся яйца, был слышен смрадный запах, зловоние. На удивление, душа еще не покинула тела, но уже было понятно, что это произойдет уже совсем скоро. Запашок стоял тот еще, надо прикончить жертву уже сегодня, иначе подвал придется проветривать несколько дней. Во всей этой грязи на полу можно было различить ошметки запекшейся кровью кожи, спутанных волос и где-то в углу лежало десять истерзанных и уже посиневших пальцев. На некоторых отсутствовала ногтевая пластина, само место, где когда-то была защитная оболочка, стало почти черным. Смотрелось это очень жутко, но не так, как лежащие пальцы по соседству, которые были утыканы ржавыми, тупыми иглами. Пальцы были отняты от тела уже день как. Забавно, как сильно хотел жить этот кусок мяса, как он еще вчера отрезал себе пальцы, надеясь, что сможет этим искупить свою вину. Взгляд вампира скользнул по всему мусору, что находился на бетонном полу. Перед глазами всплыл момент из воспоминаний вчерашнего вечера, на что Лаэрт неприятно улыбнулся, держа в руках какое-то устройство. Глаза Брауна были полны озлобленностью. Он получал удовольствие от происходящего, ему не хотелось отпускать это чувство совершенно. Ненависть переполняла его, как никогда раньше. Этот ублюдок — разбил его счастье. Его жизнь. Он причина того, почему сейчас Лэрт не объясняет сыну, как правильно держать шпагу, не рассказывает ему премудростей уклада жизни клана, не слышит смех сынишки и не может даже узнать, как он выглядит. Впрочем, так же, как и он не может узнать, какой красивой могла быть его дочь. Как же он мечтал побаловать свою принцессу, покатать ее на лошади верхом, купить побольше сладостей и увидеть ее прекрасные глазки? Да, в конце концов, посадить свою малышку на шею и покатать, слыша ее звонкий смех. Как бы он хотел, чтоб его позвала по имени жена. Он невероятно по ней скучал, о Роза, Лаэрт бы все отдал ради возможности снова заглянуть в ее шартрезовые глаза, услышать ее звонкий голос, ну или понаблюдать за тем, как она мило обижается: надувает губки, морщит носик и как-то по-детски фыркает.
Когда Браун смотрел на этого ублюдка, который вот-вот сдохнет, ему хотелось лишь одного — оживить его и умертвить снова и снова! Как же он его ненавидит за его поступок.
Лэрт помнил тот день так, будто это он переживал каждый день, на протяжении двух веков. Он только-только вернулся в поместье после своего отсутствия, он ожидал, что его встретит Керрилиана, как всегда. Он спешил домой с мыслями о том, чтобы поцеловать свою любимую жену и послушать, как шевелятся его малыши в животике вампирессы. Сколько же времени они мечтали о детях, а тут, пара узнала, что ждет близнецов! Это было огромным счастьем.
Когда Лаэрт вбежал в холл и не услышал голоса супруги, в сердце его поселился испуг. Он было подумал, что жене дурно или случилось что. О въезде Лаэрта в поместье Керри узнавала всегда первая, отсутствие жены он счел странным. Одну за другой комнатой Лэрт обшарил имение, хотя и слышал от служанок, что его жены они не видели с вечера. Он в это не верил. Он знал. Что Керри не уйдет от него вот так. Браун поднял на уши весь клан, заставил всех прочесывать территорию, не важно, сколько времени пройдет, пусть обыщут всю Норданию, но найдут этот рыжий комок счастья. Поиски закончились практически за пару дней. Керри нашли мертвой, ее убил гуль, а по справкам, которые навел Лаэрт — гуля убил юстициар. Меньше, чем за неделю вампир собственноручно убил всех родных и близких этого гуля. Может, это было не справедливо, но Лаэрту было все равно. Однако самая жестокая расправа ожидает другого человека. Он это понял, когда допрашивал всех приближенных к Керри. Вампир никак не ожидал такого поворота событий, он не думал, что врагом может оказаться тот, кому по идеи и дело нет до его супруги. Жизнь, порой, преподносит сюрпризы. Вампир и не думал допрашивать такого человека, если бы он не прошел в коридоре мимо него. Охранник глумился и опасался, что о его выходке кто-нибудь узнает. Не зря. Во время допроса эта мразь вжалась в стул и всячески старалась увернуться. Он будто не знал, что это не поможет, не знал, что Лаэрт читает мысли и считывает эмоции. Придурок, одним словом. Ситуация, по которой Керри погибла поражала своей нелепостью.
Охранник, немного подвыпивший, находился возле вампирессы и наблюдал панику последней. Керри как всегда беспокоилась и нервно листала какие-то книги. Мужчину это бесило, он вообще не мог понять, как можно любить кого-то так сильно? Он искренне считал, что это какая-то игра, сказка, что это лишь дворянская пьеса, а не отношения. Поэтому, охранник счел забавным сделать вид, будто получил какую-то важную новость и Браун в опасности, а он, охранник, не может наблюдать за страданиями мазель и держать ее в неведении. Мужчине было интересно, как воспримет новость вампиресса, вот он и, извиняюсь, пернул в лужу. Женщина в мгновение ока покинула охранника, сказав, что ей подурнело и ей нужно отдохнуть. Нужно было быть полным кретином, чтобы повестись на это. Все. Кто хоть немного знали Керри — понимали, что эта женщина далеко не робкого десятка. Так и получилось, она просто сбежала из имения в надежде найти мужа. Да, опрометчиво, но что поделать?
Вампир был просто в бешенстве, когда узнал эту информацию. Он был готов десертной ложкой выковырять недомерку сердце, Браун кое-как не убил этого ублюдка сразу. Он хотел наказать его в полной мере. В этот день в вампире сломалось решительно все доброе и мягкое, что так лелеяла его супруга.

* * *
— Пожалуйста, прекратите!!! Крик мужчины изрядно надоел вампиру, он уже час, как хотел отрезать прикованному к каменной кладке мученику язык, но находил это слишком простым выходом, эта паскуда должна полностью ответить за свои действия. Еще один крик, уже нечеловеческий, казалось, что связки мужчины вот-вот разорвутся от такого напряжения. Мученик выпучил глаза, вены и жилки на шее напряглись, ноги несчастного в судороге бились о стену, он испытывал дикую боль. Лаэрт со смаком зафиксировал в подобии капкана ладонь мужчины и медленно, с завидным садизмом, вводил под ноготь ржавые, тупые иглы, раскаленные до красноты. В воздухе стоял запах паленого мяса. Ногтевая пластинка мгновенно наливалась кровью, а при контакте с иглой, кожа безобразными волдырями пыталась надуться, как Лэрт сразу же протыкал небольшой шарик, еще медленнее вгоняя иглу. На лице Брауна было безразличие, а в глазах плескалась ярость. Он выжмет из этого говна ровно столько, сколько позволяет тело этого отродья. Мужчина устал всхлипывать, голос его был уже подорван, он надрывисто пытался молить о жизни. Вампир бросил взгляд в лицо мученика и изобразил понимание.
— Больно, да? А хочешь, чтоб это все закончилось?
Мужчина, в холодном поту смотрел на Брауна, как на спасителя, с немыслимым страхом в глазах. О Роза, сколько же презренья Лаэрт испытывал к этому существу. В ответ на слова вампира, мужчина закивал и издал непонятные звуки, выражая свое желание жить. Браун взял со стола садовые ножницы и освободил другую руку мученика, вкладывая в его ладонь инструмент.
— Отрежь себе пальцы, и я поверю тебе.
Браун внимательно смотрел в глаза мученику. У того был ужас, он не понял слов вампира, видать его больное воображение восприняло это условие, как выкуп за жизнь. Лэрт предполагал такой вариант событий, поэтому реакция пленника его позабавила. Мужчина дрожащей рукой держал ножницы, смотрел на пульсирующий болью большой палец, в котором игла уже остывала. По щекам мужчины бежали слезы, обжигая множественные порезы на лице. Хотя лицом это было уже сложно назвать, такое количество кровоподтеков, нет, узнать прежние черты лица практически невозможно. В нем сейчас боролись желание выжить — разум и страх сделать себе больно — инстинкт.
Браун знал, что мужчина никак не сможет освободиться, поэтому он решил просто посмотреть насколько это существо хочет жить.
— Я вижу ты не понимаешь, смотри, это делается так.
Лаэрт выхватил садовые ножницы и быстрым движением отрезал указательный палец мужчине. В нос ударил запах крови. Раздался крик. Мужчина схватился за запястье, сжимая ладонь. Он явно понял, что его ждет за спасение. Это уже больше не казалось легким занятием. Вампир равнодушно зацепил ручку инструмента за цепь раненой руки и холодно процедил:
— У тебя есть ровно 3 часа. К моему приходу на правой руке не должно быть пальцев.
После этих слов вампир вышел из помещения. К его приходу мужчина ревел от боли, а у его ног лежало ровно пять пальцев. Он сделал то, что сказал Лэрт. Сделал и смотрел на него светло-голубыми глазами, наполненными болью, страхом и ненавистью. Говорить он уже не мог, голос его уже сел. Светлые озера с надеждой заглядывали в глаза Брауна. Каков же был шок мужчины, когда вампир рассмеялся и полил руку страдальца кислотой? Вампир не собирался отпускать, он все думал, как бы заставить эту сволочь страдать так, как никто другой. Именно по его глупости его жена погибла. Зачем он сказал, что Лэрт умирает и ему нужна помощь? Зачем, мать его?! Насколько он понял из его мыслей, он хотел «приколоться». Его смешила щенячья преданность этой пары друг к другу и то, как они любили. Эта гнида захотела проверить, пойдет ли Керри на риск, ради возможности помочь супругу. Да, она не задумываясь пошла. Возможно, она бы и нашла Лаэрта, если бы гуль не нашел ее раньше. Проклятая мразь, гулю повезло, что он сдох раньше того, как вампир нашел его. Не сложно догадаться, что Браун ни за что не простит эту паскуду. К заходу солнца, Браун лишил мужчину оставшихся пальцев и снял с него кожу привычным способом, с хирургической точностью. Слой за слоем Браун снимал с особым остервенением, заботясь, чтобы жертва прочувствовала момент. Лаэрт уж было хотел начать снимать мышцы, но мученик не выдержал и все-таки отключился. Отпускать эту тварь к Морготу Лаэрт не хотел. Он вколол ему морфий и пару-тройку эликсиров для того, чтобы тот проспал минимум часов пять. Пусть отоспится перед смертью, сучка. По пробуждению вампир обязательно придумает что-нибудь поизощреннее для этой дряни.

* * *
Браун улыбнулся своим мыслям и, протерев свои приборы на столе, посмотрел на мужчину, некогда бывшим охранником Керрилианы. Взгляд его упал на его белые перчатки и в какой-то момент увидел на них кровь. Воспоминания вспыхнули мгновенно, он вспонил ее. Эти алые бисеринки на полупрозрачной коже, уже невидящие глаза, забранные мутью. Рыжие волосы, слипшиеся от крови и уже давно почерневшие от времени. На тот момент даже ее губы были почти черными, что свидетельствовало о трупном окоченении. Лаэрт боялся как никогда прежде. Ему и раньше приходилось видеть трупы, иногда наспех определять время и причину смерти, но в тот момент все навыки куда-то пропали. По-идеи он должен был осторожно проверить мышечные ткани, затвердели ли они, взглянуть на слизистую. В зависимости от ее оттенка и определяется срок давности смерти, посмотреть на глаза, ногти. Дрожащими руками он касался тела. Ему так и не хватило храбрости проверить полость рта усопшей. Он на всю жизнь запомнил, как безобразно застыла кровь вокруг уже черного рта. Образ мертвой жены яркой вспышкой вспыхнул в его памяти. Ярость и боль затянули его с головой. Он моргнул, иллюзия крови пропала. Он чувствовал, как на спине проступили бисеринки ледяного пота, казалось, что страх лижет ему затылок. Но не время было думать об этом. Лаэрт сжал кулаки. Вампиру порядком надоело ждать, пока эта сволочь очухается, но вытаскивать его из этого состояния он не хотел. Все должно быть идеально, к тому моменту, как он придет в сознание. Вдовец еще раз взглянул на огромное количество стальных нитей, держащих тело за голые мышцы. Его план ему нравился. Пока тот не проснулся, вампир неторопливо натянул белые перчатки на руки и открыл стоящий рядом шкаф. На самой нижней полке был какой-то большой мешок, весом в килограмм десять, от него шел отвратительный запах зловония трупов. Оказалось, что вампир специально посетил бойню скота и привез оттуда разлагающиеся внутренности животных. Он вывалил содержимое под висевшим мужчиной, а затем пригляделся к нему. Длинной кочергой, что находилась возле печи, Лаэрт размазал все это дерьмо по полу. Лязг кочерги об бетон привел в сознание мужчину. Тот испытывал дикую боль, он чувствовал что уже умирает. Было невероятно больно висеть вот так за мышцы, а по носу бил смрад разлагающихся трупов. Бывший охранник не понял, что это органы животных и счел их человеческими. Браун заметил пробуждение и стоны умирающего. Спокойным голосом, будто говоря о погоде, он заверил:
— Будешь дергаться — мышцы порвутся. Чем больше их порвется, тем скорее ты плюхнешься на пол. Мужчина не мог говорить, вампир вчера все-таки отрезал ему язык. Он уже просто молился о смерти, но умереть так просто — Лаэрт не позволит.
Плавными шагами вампир пересек расстояние до печки и, надев защитную перчатку поверх белой, достал из огня длинную железную палку, раскаленную добела. Висел пленник «звездой», Лэрт обошел его со стороны ног и встал как раз между ними. Держа в руках раскаленный металл, вампир одной рукой отодвинул ногу мужчины, открывая ему анус.
Мученик испытывал жуткую боль, даже нельзя описать его страдания. Он мечтал только об одном — умереть скорее. Касание Лэрта его голых мышц просто убивали.
— Сейчас тебе будет хорошо, сволочь!
Вампир медленно прижал раскаленный металл к анусу мужчины, а затем резко впихнул в него. Мученик забился в конвульсиях и дико мычал, глаза его почти закатились. Лаэрт оставил железо в заднице мужчины и вколол тому заранее приготовленную субстанцию. Пока Лаэрт вводил, мужчина уже слетел с половины крючком, усиливая вес на оставшиеся нити. Ему казалось, что сейчас все мышцы разорвутся и останутся только кости. Мужчина видел тот смрад, что расстилался под ним. Кровь, личинки, зловоние гниющих органов. Он посчитал, что уже находится в аду. Через минуту, мученика поразил последний разряд горечи и он сконфуженно содрал последние крючки, рухнув в эти помои лицом, оставив свое достоинство висеть над ним, на одном из крючков. Вампир прикрепил его так специально, ожидая этого расклада. Лаэрт полил мужчину раствором крутой соли, а затем склонился над сконфуженным в агонии телом.
— А знаешь в чем вся прелесть? Ты будешь умирать еще пять минут, лежа в дерьме с дикой болью, железом в заднице и болтающимся над тобой членом, молясь, чтобы это все скорее закончилось!
В глазах Брауна плескался гнев и ненависть.
— Что, сука, весело тебе, да?!
Вампир терял над собой контроль, он не знал, как же можно сделать больнее и задержать его в этом мире подольше. Всему есть предел. И страданиям охранника тоже. Голубые глаза перестали метаться, а месиво без кожи перестало конвульсивно дергаться. Мычанье смолкло. Он таки сдох.
Однако Браун не остановился. Он с ненавистью полил тело умершего кислотой. В воздухе появился мерзкий запах, который по своему калибру переплюнул даже испарины разлагающегося тела. Вампир видел, как капли кислоты, попавшие на глаза, разъели глазное яблоко. Зрачок медленно вместе с кровью сполз по оголенным мышцам.
Вампир с отвращением глянул на свою работу и наступил на лицо трупу, одними губами Лэрт выругался и спустя мгновение свистнул слуг, чтобы те убрали это безобразие к чертям собачьим.

Отредактировано Лаэрт Браун (10.08.2011 22:56)

Пропитанные слезами страницы дневника*
Армель только проснулась и, спустив грациозно ножки с кровати, слегка потянулась, вставая, на прохладный пол комнаты. Послышались негромкие стоны из соседней комнаты, «Отец развлекается с новенькой или наоборот, оооооо какая разница?» — Подумала Мели, и ее слегка передернуло от этих звуков. «Интересно, они проснулись немного раньше... почему? Это из-за разницы в возрасте?» Пока была возможность, надо было бежать. Мели наспех надела белое платье с вырезом от груди до пупка, черный плащ с капюшоном и, словно дикая кошка, выпрыгнула вниз, из окна... Она чувствовала безграничную силу и мощь, которые скрывались под ее хрупкой внешностью. Новые таланты таили в себе кучу интересного, и неизведанного. Девушке постоянно хотелось испробовать все это на деле, узнать больше о своей силе и о своих возможностях, которые она развивала втайне от отца.
Она ступила на траву голыми ногами и прикрыла глаза, четко ощущая каждый камешек и каждую росинку, которая сейчас щекотала ее кожу. Именно здесь, в темноте леса и тишине высоких деревьев она была полностью раскована и безгранично свободна... Никто не ограничивал ее в действиях, и никто за ней сейчас не наблюдал, это сбрасывало с нее призрачные оковы полного послушания и позволяло глупо улыбаться от эйфории.
Еще было не совсем темно. Но поединок дня с ночью явно заканчивался в пользу последней.
Лес уже погрузился во тьму, хотя небо еще было окрашено темно-серым. Из естественного зеленого деревья сгущали свой цвет в насыщенные темные тона, приобретая все более угрюмый вид. Листва тихо колыхалась от еле ощутимого ветерка и заговорщицки что-то нашептывала, лаская ее слух. Мелкие лесные твари, не спеша копошились в тени кустов и растений, занимаясь своими делами, издавая при этом странные стрекочущие звуки и затейливо шурша листьями. Армель остановилась возле огромного дерева и огляделась. Свобода, кругом пахло свободой! Она одна в лесу и может делать все, что захочет!
Девушка вдохнула бодрящий лесной воздух, прикрыв глаза и немного подняв носик кверху. Простор, тишина, запах зелени и влажной земли. Спокойствие леса будто молило его нарушить, а шелест листьев только вторил ее желанию сделать это и поддаться уговорам природы. Она игриво улыбнулась, осматриваясь внимательнее вокруг. Сейчас она чувствовала себя ребенком в парке развлечений, которому дали волю и позволили кататься на всех аттракционах сразу!
Все вокруг казалось таким фантастически вызывающим, дневной взгляд на лес даже в сравнение не шел с тем, что она наблюдала сейчас. Зоркий вампирский взгляд скакнул с одной ветки на другую. Ощущение безграничных возможностей кружило голову. Армель уже почувствовала себя свободной от отца, как вдруг ее чуткий слух уловил мужские голоса. Юная вампирша замерла на месте, глаза прищурились, а руки крепче вцепились в плащ. «Хм, я только не это.... Все складывается, как нельзя хуже... Однако...» Сейчас лишь ветер мягко колебал ее волосы в хвосте на затылке, тело оставалось неподвижным и напряженным. Хватит бегать и постоянно быть жертвой. Она не так слаба, чтобы не справится с теми, кто над ней издевался столько лет. Время пришло. Хватит ждать и думать, что они умрут сами или их кто-нибудь убьет. Хватит уже бояться, каждого шороха и закрывать на ночь комнату, чтобы ночью никто не зашел из работничков отца. И, О, Святая Роза, чтобы они не изнасиловали ребенка.
Хищница следила за своей жертвой, которая направлялась прямо к ней в руки. Девушка сосредоточенно прислушалась, мужчины шли не так далеко от нее по тропинке, ведущей к их дому. Они тихо что-то обсуждали... «Столько шума от ног, и всего лишь два голоса», — сразу мелькнуло в голове...
— Она должна быть где-то здесь! — Его голос был уверенным и мерзким.
— Давай трахнем ее сначала. Я хочу эту сволочь, которая постоянно бегает. Хочу надавать ей по заднице, а потом отодрать, как девок, что нам приносит ее папаша.
«Это про меня?» — Удивленно вскинула брови Армель, продолжая их подслушивать.
— Да она тебе башку открутит раньше, чем ты ширинку расстегнешь!- Насмехаясь, ответил второй.
— Идиот, а для чего нам серебряные цепи? Сначала развлечемся с этой подстилкой, а потом и хозяину в цепях можно засадить. Ох, и ночка нам предстоит!
— Заткнитесь, оба! Она где то рядом должна быть! Без преимущества внезапности мы ниче сделать не сможем! И не успеем! — Заговорил третий.
— Наконец-то я смогу отомстить за потерянное время! Марк, эту кровососку не имей без меня... Я хочу, чтобы она испробовала на себе сразу несколько настоящих мужских членов! Обмотаем ее цепями и оттрахаем до полусмерти, чтобы жалеть начала о том, что осмеивается не повиноваться собственному отцу. И чтобы молила нас прикончить ее, вонзив кол в уже и без того мертвое сердце.
Она сама себя одернула, повода для веселья явно не было! Сейчас серьезно надо было решить, что делать дальше. Внутри защекотало чувство тревоги. «Что я знаю о своих соперниках?» — Этот вопрос самой себе, был очень даже в тему. Армель втянула запах, сейчас ветер как раз дул в ее сторону, заставляя почувствовать прохладу наступающей ночи. Они не люди... Двое из них вампиры. Представив картинку их запахов алкоголя и табака, она сморщила носик, искривляя губы, и снова втянула этот «аромат». Пока она размышляла и прикидывала, мужчины уже приблизились на довольно приличное расстояние. «Я должна их убить!» — пронеслось в ее голове. Однако она не успела. Все же девушка была еще ребенком и не могла противостоять трем мужикам, тем более столь большого телосложения. Так же она ошиблась в количестве этих людей. Их было не трое, а четверо. Она не заметила последнего. Карла фон Флесса. Почему-то Армель давно начала задумываться о том, кто ее настоящий отец. Она не верила в то, что этот монстр ее породил. Она не чувствовала себя такой же. Не хотела чувствовать и осознавать это.
Пока вампиресса думала, сзади, незаметно для нее подошел Карл. Его руки с такой силой сжали ее тело, что она не могла вздохнуть. Паника в голове тут же сбила все мысли по поводу отмщения за последние годы. В глазах появился страх. Как она могла его не заметить? Девушка закричала, пытаясь вырваться. Это у нее не получилосьОна смогла вырваться, но они уже окружили ее.
— Неужели не можешь дальше бежать? — произнес один из них. Армель, недолго думая, рванула мимо мужчин, но один из них, схватил ее за руку. Она вырывалась изо всех сил, дёргалась и просила, чтоб тот отпустил, но он не слушал. Умирать ещё не хотелось. И вот Армель почувствовала спиной, что-то твердой в его кармане. Однозначно это был нож. Девушка вырвалась, схватив нож, и успев, вытащить его из кармана одного из мужчин и направила оружие на него, точнее старалась на всех, но как-то не получалось.
— И, что это ты решила сделать? — Начал говорить Карл, в то время как девушка начала отступать, направив на него острие ножа.
— Не подходи, иначе я клянусь, что убью.
— АХАХА, убьет она! Аха! Ну давай! Прямо по шее! — он резко схватил е руку и направил острие ножа на свою шею.
— Ну же, давай! Или же ты боишься? — что-то внутри говорило, чтобы Армель этого не делала, но слишком сильно она боялась того, что сейчас могло произойти, поэтому она осторожно надавила ножем на его горла, а увидев струйку крови уронила нож, испугавшись. Медленно она начала отступать назад. Ее уже не окружали. Трое решили не мешать, поэтому стояла позади Карла.
— Убить решила? Ну, ты даёшь! Я же не тупой....А теперь, продолжим начатое.- Армель понимала, что сейчас он ее жалеть не будет. Он схватил девушку за волосы и впечатал спиной в дерево. Удар был сильным, да на столько, что доступ в легкие был хорошо отбит. Карл властно начал сдирать всю одежду, хотя теперь эти половые тряпки и одеждой назвать нельзя. Девушка вырывалась, кричала, била его руками, но, что может слабая девушка, против сильного мужчины. Его пальцы проникли в трусики, будто что-то нащупывая. Он двигал ими так, как ему вздумается. Отец впился в ее губы страстным поцелуем. Армель, конечно же, не отвечала. Он всегда добивался, чего хотел, и, похоже, девушка была не исключением. Он положил свою свободную руку ей на затылок, при этом заставляя ответить. Мели не поддавалась. Уж что, что, но отвечать она, ни в какую, не хотела. Тогда он укусил ее нижнюю губу, из которой в дальнейшем пошла кровь. Армель стиснула зубы, но на поцелуй всё также не отвечала. Воздуха становилось всё меньше и меньше. Мели приоткрыла ротик, совершенно немного, чтобы глотнуть воздуха, но ему этого было достаточно, чтобы проникнуть в ее рот своим языком. Его рука оторвалась от нижней части и уже грубо мяла маленькую грудь, при этом сжимая набухшие соски. Армель решила отомстить ему той же монетой, укусив его язык.
— Ах, ты! — после этих слов он дал ей хорошую пощечину.
— Я же хотел по-хорошему, но я как вижу, так ты не понимаешь.- Мужчина резко повалил ее на пол, раздвинул ноги и вошёл. Он вошёл грубо, властно, не дав даже привыкнуть. Просто двигался с бешеной скоростью. Из голубых глаз брызнули слёзы, но он не обращал на них никакого внимания. Он нежно прошёлся языком от шеи до плеч. Он входил очень глубоко, что бы она не делала, приносило ему только больше удовольствие, но Мели только боль. Девушка кричала от страха и унижения. Карл совершенно не обращал на это внимание, он просто продолжал мучать ее дальше. Вампиресса пыталась хоть как-то оттолкнуть его, но сил уже не оставалось. Дышать становилось труднее, она поняла, что ей уже не вырваться, тогда Армель просто остановила свои попытки.
— Не смей просто так лежать, тварь! — было обидно и унизительно, когда он снова ударил ее по лицу, и как игрушку, передал другому. Теперь ею занимался не один, а двое. И так постоянно. Они меняли игрушку, словно это действительно неживая кукла, у которой нет эмоций и чувств. Это было невыносимо. Все болело, не давая возможности двигаться. Любое движение доставляло ей большую боль, отдаваемую в голову. Те извращения, что они с ней творили, были невыносимы. Сейчас Армель молилась Святой Розе только о смерти. Немедленной. Все тело было уже покрыто синяками и порезами от ножа, между ног крови было еще больше, а боль еще более невыносимой.

* * *
Армель лежала на земле, скрючившись от боли, что пронзала ее тело. «Нет. Я не могла после этого выжить. Так нельзя» — в голове была паника, а боль постоянными криками отдавалась в ее сознании. Как же сейчас чувствовала себя столь юная девушка? Она ненавидела весь свет. Ненавидела себя, ненавидела все, что ее окружало. После такого, они оставили ее живой. Зачем? Лучше бы убили. Мели снова потеряла сознание. Очнулась она только через неделю, причем в кровати, ухоженная, чистая, в новой одежде. Испугавшись, девушка попыталась встать, но не смогла. Боль пронзила тело, заставив ее не рыпаться и спокойно лежать на кровати. В этот момент в комнату зашла женщина. Оказалось, что девушку нашли в лесу ее муж и брат и принесли сюда. Женщина сказала, что если бы не они, Армель бы умерла. После ее слов глаза девушки наполнились слезами. Зачем они помогли ей? Зачем притащили сюда? Лучше бы бросили там. Она не могла жить с мыслью, что кто-то надругался над ней, да еще и такими способами. Это было невозможно.
Не смотря на все капризы юной вампирессы, ее заставляли лечиться и приходить в себя. Через неделю она уже могла спокойно передвигаться. Все это время, ненависть ко всему живому нарастала в ней, словно туча, которая разрасталась с каждой секундой все больше, заполняя ее сознание. Еще немного времени и кроме этой тучи ничего не останется. Совсем ничего. Только ненависть, боль, злость, желание убить, отомстить. Время тянулось быстро. Все это время девушка думала над тем, что ей сейчас делать. Мысли о том, чтобы начать новую спокойную жизнь исчезали так же быстро, как появлялись. Она не могла начать новую жизнь, не хотела. Мысль, воспоминания загоняли ее в туман мести, из которого она не могла вылезти.
После того, как Армель полностью оправилась, она еще неделю жила у своих «спасителей», которые, похоже, обрекли других людей на неминуемую смерть. Конечно, она не собиралась оставлять все, так как есть. Она больше не сможет жить нормально. За все содеянное они должны будут поплатиться.
Недолго думая, Армель поселилась в отеле, медленно начиная собирать информацию о «смертниках» что надругались над ее телом. Она предпочитала больше не вспоминать подобное, поэтому старалась даже не думать о причине их смерти. Они умрут просто потому, что плохие люди. Глупая причина, но она помогала девушке не быть слабой.
Вскоре оказалось, что трое из насильников живут в одном доме. Один уехал. Армель решила начать с него.
Увидев первого, кажется, его звали Джони, в ее сознании начали появляться картинки прошедшего. Одно за другим, воспоминания доставляли ей невыносимую боль, заставляя чувствовать все по новой. Это было невыносимо. Армель заметила, как он счастлив. Увидела его дочь. Такую же невинную, какой была и она месяц назад. Видимо он решил начать новую жизнь и не вспоминать о том, что произошло. Интересно, а где была эта юная красавица, когда ее папаша насиловал Армель? Даже при виде этой девочке в ее сердце ничего не щелкнула. Она все так же мечтала о смерти эти четырех. Все так же хотела убить их самыми изощренными способами.
— Джони, привет — мило улыбнулась Мели, сидя на его кровати и держа в руках какую-то железку. По дому то и дело доносились стоны из соседней комнаты. Проснувшись, мужчину охватил страх. Он понял, зачем она к нему пришла. Понял, что с ним сейчас произойдет. А стоны его дочери доставляли ему большую боль. — Она ведь была такой же невинной, как я. Уверена, что она будет молить их потом о том, чтобы они убили ее. Вы же, поступили очень плохо, оставив меня в живых. Скажу правду, я мечтала о смерти, но мне почему-то не давали осуществить мечту. — Армель усмехнулась, посмотрев на привязанного к кровати мужчину, веки которого были проколоты рыболовными крючками и так же привязаны к кровати, только не так натянуто. — Поэтому, решив, что вы лишили меня жизни, я решила сделать тоже с вами. Не одной же мне мечтать о смерти. —вампиресса поднялась с кровати и улыбнулась, нависнув над насильником. — Тебе придется это скушать. — произнесла девушка и ехидно улыбнулась, засовывая ему в рот крысу, которая начала дергаться и царапать его язык, пробираясь внутрь. — Это какая-то странная крыса, не находишь? — улыбнулась девушка, наблюдая за тем, как она дергается, пытаясь что-то сделать. Конечно, он ее съел. Ему не было возможности куда-то деться. Он молил о пощаде, кричал о том, чтобы Армель отпустила его дочь, которая уже давно перестала орать. Видимо потеряла сознание. Но девушке было все равно на его крики. Она пришла с целью и теперь эту цель осуществит.
Железкой, что еще держала в руке, она сломала в отдельности каждую из его конечностей, а затем, вытащила из принесенной клетки, ворона, который с огромным удовольствием клевал его глаза, разбрызгивая остатки по сторонам. Мужчина долго мучился, это было видно по его лицу и крикам. Хотя сложно было назвать его вопли криками. Видимо крыса погрызла его связка, поэтому его непонятные звуки были не похожи на такие уж громкие крики. Мужчина остался лежать растерзанный на кровати. Он умер быстро, даже слишком, потеря крови, а так же шок, сделали свое.
Теперь остались трое. Они жили вместе, поэтому думать над тем, как бы ни попасть в ловушку, пришлось достаточно. «Отец» со своими помощниками жили за городом, что было даже к лучшему.

* * *
Подходя к дому, девушка окинула взглядом площади особняка и медленным шагом приближалась к столь знакомому дому. Огромный трехэтажный особняк кипенно-белого цвета. Выше человеческого роста витражи окон, плотно закрытые неизвестным сплавом металла. Пафосные белые колонны, казалось, доставали до самого неба и придавали особняку настроение старинной эпохи. Зеленые газоны вокруг дома не имели своих границ и заливали все вокруг ярко зеленым. Бесчисленные фонтанчики и всевозможные украшения прилегающей территории. Куча охраны по периметру, высокие и красивые мужчины, все как на подбор с отличным телосложением и хорошими манерами.
Внутри особняк выглядел так же шикарно, как и снаружи. Глянцевый темный потолок, обрамленный на стыках золотистой лепниной, напоминающей культуру ушедших дней. Стены цвета тяжелого и глубокого пурпура, не имеющие узоров и разбавляющие свою яркость лишь огромными картинами в золотых винтажных рамах. Практически парящие в воздухе редкие полочки на стенах, уставленные старинными вазами безумной красоты и причудливыми стеклянными фигурками. Вампиресса даже представить не могла как тут красиво.
Много свободного пространства и безграничное количество света со всех сторон, естественно искусственного. В центре комнаты красовался большой ассиметричный диван, с ярко бордовой обшивкой и искусной золотистой росписью на ней. Позолоченные ножки с оригинальными узорами завершали шикарный вид дивана.
Взгляд привлекло растение с противоположной стороны зала, как впоследствии оказалось, это растение было единственным в доме. Раскинувшиеся ветви и нежно розовые розы на них впечатляющей красоты, разбросали свои побеги вверх до самого потолка, они пахли легким бархатным, еле ощутимым ароматом и просто восхищали своей будто искусственной идеальностью. Для хозяина дома цветок занимал значимую часть, судя по различным примочкам для растений, стоявших рядом с горшком.
С удивительным мастерством здесь смешивались оригинальный модерн и извилистый барокко прошлых веков. Дизайнер дома обладал двойственной натурой, что подтверждал интерьер ее особняка.
Глянцевые мраморные полы блестели до такой степени, что передавали четкое отражение стоявшего на них, как, будто под ногами находилось зеркало. И дополняли весь ансамбль комнаты.
Вампиресса остановилась возле самого большого холста на стене, разумеется, на нем красовалась Женщина во всем своей неотразимом великолепии. Огненные локоны, ниспадающие на изящные плечи, голубые глаза, таившие в себе какую-то загадку и недосказанность, пухлые алые губки, которые как нельзя лучше оттеняют ее бледную фарфоровую кожу. Эта королева — это внешность ангела и танцующие чертята в глазах.... К этому мало, что можно добавить. Она являлась прекрасным холстом, а этот дом был ее золотой рамкой, полностью раскрывавшей ее внутренний мир.
Дом был пуст. Это было не удивительно. Все газеты уже твердили о том, как был растерзан мужчина и его дочь. Армель знала Карла, поэтому понимала что он вполне может догадаться о ее возможностях. Ведь, по сути, они понимали, кого создали. Однако Армель знала, что он никуда не убежит. Гордости не хватит. Он и два ее помошника должны быть где-то здесь. Надо только подождать, что же все-таки будет дальше.
Немного побродив по комнатам особняка, вампиресса игриво улыбнулась, осознавая свою глупость. Конечно, где может ждать ее отец, если не в своей лаборатории. Однако просто так туда идти было бы глупо. Зайдя в личный кабинет отца, девушка взяла книжку, которую видела у него в руках. Ужасно было то, что она там увидела. Хотя для нее это было знакомо. Всегда, когда отец экспериментировал, ей приходилось сидеть и смотреть на мучения тех бедных людей, которых он ловил на улице. А ведь у них могли бы были быть дети. Ладно, сейчас не о них. Она нашла закладку. Видимо это тот опыт, к которому готовился хирург (ее отец). «Ты сам выбрал себе смерть» — пронеслось в голове юной особы.

***
Приглушенный холодный свет наполнял белую комнату. Запах был ужасным. Армель еще плохо обращалась со скальпелем, поэтому пару мужчин она просто убила, неправильно порезав им сухожилие. За неделю она изменилась. Хищный взгляд, голубые глаза явно не олицетворяли воду и спокойствие. А при свете лаборатории они и вовсе не выглядели голубыми. Стальной свет был ужасным, при нем мало что можно было разглядеть, если только капли крови и пара «неудавшихся» пациентов, что просто лежали на полу. Слишком сложно было их переносить. Ей попросту не хватило бы сил, чтобы поднять их. Хотя это не важно. Ей было плевать на запах крови, он ее только заводил, заставляя не спать и продолжать задуманное. С каждым днем она все больше ненавидела отца. С каждым днем она все больше хотела растерзать его на мелкие кусочки и скормить волкам в местном лесу. Но нет. Это была бы слишком легкая смерть. Он должен мучиться не день, не два, не три, а больше, гораздо больше.
Получилось все так, как и было задумано. Сейчас было главным, чтобы они не умерли раньше времени. Наверное, очнувшись, Карл фон Флесс будет проклинать себя за то, что когда-то стал хирургом, ну или просто за то, что оставил ту книгу в своем кабинете. Опыт, придуманный им, был мерзким. Такое мог создать только психически больной человек. Армель не задумывалась о том, как плохо она поступает. Ей было все равно. Она уже не была похожа на ту маленькую девушку, что так боится своего отца. Она ненавидела весь свет за то, что именно он породил ее. Этот сумасшедший хирург, что ставил эксперименты на невинных людях, даже не задумываясь о том, насколько ужасны были его фантазии. Что ж. Теперь он побудет в роли подопытного, а не в роли врача.
Армель сидела на стуле, смотря на свое творение. Это было ужасно, но оно того стоило. Девушка начала засыпать, как услышала приглушенный стон. «А вот и очнулось новое создание» — подумала вампиресса и удовлетворенно улыбнулась. Внешне это было похожа на какое-то подобие многоножки, только сделанной из вампиров. Да, наверное это трудно представить, но ничего, скоро во всем разберемся. Очнулся пока только один. «Это не дело, просыпаться должны все!» — подумала девушка, и ехидная улыбка сменилась на злость. Подняв ведро стоящее рядом, она плеснула ледяной водой в свое «творение» и усмехнулась, услышав стоны троих.
— Так-то лучше. — уже вслух пробормотала вампиресса и поднялась со своего стула, рассматривая многоножку. Сделать это было сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Если бы не уроки отца, она бы точно подобное не смогла сотворить. Хоть в чем-то Карл был прав, хотя, смотря с какой стороны посмотреть. Ведь для него это обернулось не очень приятной ситуацией.
...Двое суток Мели проводила операцию. По сути, останавливаться было нельзя, все должно было быть одновременно. Три рабочих стола, три капельницы, три пациента, которые давно уже лежат без сознания. Сделать это было легко. В кабинете отца, помимо книги, она нашла препарат, который он использовал на Мели, однако теперь аппарат был предназначен для нег самого, а так же для его помощников, что не захотели бежать. Запах препарата задурманим им головы и довольно быстро мужчины потеряли сознание. Еле-еле девушка смогла поднять их, положив на рабочие столы и привязав цепями, дождалась, пока они очнутся. Первые два, как уже было замечено, умерли при последних надрезах. Потом Девушка начала осознавать все гораздо больше, и с каждым подопытным ей становилось все легче делать задуманное. Всю операцию она проводила без наркоза, поэтому стоны и крики она слышала постоянно. Сложно было работать скальпелем, когда эти куски мяса еще и шевелились. Но ничего.
Надрезы были сделаны идеально. Парочку на лице, чтобы расширить челюсти и создать свободный проход «пищи» в желудок. Ну, об этом потом. Надрезы были сделаны на лице и на ягодицах, так же расширяя проход. Все было сделано, оставалось лишь соединить все кусочки своего творения. Наложение швов оказалось сложнее всего. Трудно было разобраться, как все должно быть в идеале. И конечно идеала не получилось. Но это было не так важно. Девушка все-таки месть творила, а не хирургом стать пыталась. «Подопытных» пришлось валить на пол, иначе потом она бы точно не смогла их троих одновременно свалить. Да и это могло повредить швы. Дальше нужно было выбить коленную чашечку. Она была здесь лишней. Им они уже не понадобится. Это тоже было не так просто, однако все получилось. Хотя нет. Одну ногу пришлось просто отрезать. Сложно было вытащить. Хотя скорее к тому моменту Армель просто устала. После наложения швов все трое были без сознания, хотя это и не удивительно.
Ну вот собственно произведение готово. Все сделано так, как планировалось. Особь очнулась, надо было ее «дрессировать» и заставить помучиться. Армель сейчас понимала, что сделала правильно, поставив своего отца в середину. Он не мог говорить. Ну, только если его слова выражали злость, смешенную с мольбой о прощении. Но прощать она его и не собиралась. Пусть знает, какого быть по ту сторону баррикад....
Все складывалось как нельзя кстати. Все трое остались живы после операции, оставалось самое интересное. Они уже, по сути, были мертвы и уже мечтали о смерти. Но нет, так просто она умереть им не даст. Если помощников отца она могла убить сейчас, то Карл, должен был почувствовать всю мерзость своего существования. И Армель сделает все, чтобы это получилось. К утру они все проголодались. Было понятно, что им не очень то и приятно находится в таком состоянии.
Поставив перед ними чашку с собачьим кормом, девушка улыбнулась и прошептала:
— Ваша еда. Когда я приду, вы должны будете ходить, а так же вся миска должна быть пуста. — зная первого помощника отца, она понимала, что их всех он заставит. Ведь для него еда была святейшим из святейших. Да и за жизнь он хорошо цеплялся. Как и было предположено, когда Армель вернулась, уже выспавшись, миска была пуста. А эта троица стояла на «ногах», пытаясь удержать равновесие от боли.
— хорошие мальчики — улыбнулась девушка и подошла поближе. Без коленных чашечек передвигаться им было сложно, но ничего, зато не убегут. Один поел, значит, процесс пошел. Скоро все будет гораздо интересней. Обед был полностью съеден, как и завтрак, а затем и ужин. Странно, сколько же могло влезать в одного? Спать Армель не хотела, она хотела продолжения. Но получила она его только ближе к трем утра. «А вот и игра» — подумала девушка и подошла к отцу, что был пришит посередине.
— Ты же знаешь, что сейчас будет? — Карл начал мотать головой, пихая своего помощника в зад. Армель хихикнула и улыбнулась. Я уверена, что ты будешь в восторге. Процесс не обратим. Рано или поздно желудок Карвена (первого в цепочке) должен был переварить вся принятую пищу и пустить в оборот. Теперь была очередь отца. Он так стонал, когда фекалии медленно проходили через его рот, сколько в гортань и оставаясь кусочками на языке. Армель поморщилась, когда представила, как это происходит внутри.
Так происходило около двух недель. Только помимо всего этого. Она еще и учила многоножку быстро двигаться, а так же воспитывала с помощью прутика, что так любил ее отец. К концу третьей недели последний в цепочке, Сет, был почти синего цвета. Уже давно было понятно, что ему не выжить в подобной ситуации. Во-первых, пищу, он принимал уже дважды переваренную, да и запах от него шел не самый приятный. Он только утяжелял все происходящее. Армель было не очень важно, что с ним станет. Поэтому она, улыбнувшись, дала ему нож, намекая, что можно и умереть. Наутро она увидела то, что и ожидала, правда крови было как то слишком много. Ах, да, она совсем «забыла» поточить ножичек. Она осторожно порезала швы, освободив его челюсть от задницы отца. Ну вот, один был готов. Еще через пару дней умер и Карвен, только здесь она насладилась его убийством сама, медленно разрезая его тело и доставая оттуда один орган за другими. Она не забыла, с какой силой он бил девушку, когда та не слушалась. Теперь она могла отомстить. Убрав швы со рта отца, Армель улыбнулась и присела на коленки, обнимая свою любимую игрушку и поглаживая ее по голове.
— Ну вот и остались мы с тобой наедине. Прости, но ты убил во мне всю нежность. Я ненавижу тебя. И убью. Хотя нет, убивать тебя было бы не очень интересно — Армель слегка наклонила головку нагло, ухмыляясь. — Ты сам себя убьешь.

Девушка в красном пышном платье сидела на кресле, смотря, как отец медленно отрезает себя язык, один кусочек за другим. Это было невероятным наслаждением. Вообще, она хотела, чтобы первыми были руки. Но тогда он бы потом не смог отрезать себе все остальное. Это было бы слишком просто.
Как она его до такого довела? Все было просто. Несколько дней он наблюдал за тем, как она показывала ему свои умения в хирургии. На самом деле не было ничего необычного, если бы она это не дополняла словами и не делала этого с кровожадным наслаждением. Он просто испугался, что она вновь запихнет его в какой-то эксперимент. Он уже понял, что сотворил монстра, который, наверное, никогда не станет нормальным. Что же, он сам в этом виноват. Зло и ненависть не может породить добро и ласку.
В общем, сейчас не об этом. Язык был отрезан и уже зашит. Нельзя было, чтобы Карл умер от потери крови. Все длилось долго. Ему уже, наверное, было все равно. Вполне возможно что он уже даже боль не чувствовал. Хотя нет, если бы не чувствовал, не орал бы так. Следующими по списку были глаза, которые выковыривал он сам. Причем даже не ножом, а своими собственными руками, ногтями протыкая, глазница, а затем, запихивая палец в череп, полностью вытаскивая глазное яблоко и вырывая его. Армель это нравилось. В ее глазах было столько жестокости, сколько нет в мужчинах. Кто-то даже говорит, что женская месть гораздо мучительней мужской. Но это уже решать не ей. Лица у него уже не было, поэтому пора было приступать к другим частям тела. Следующим был его «дружок». Когда Армель шепнула отцу, что будет следующим, тот завертелся и заорал от боли. Ей было это не так важно. Она вновь села в кресло, смотря на представление. Он не осмеливался сделать это больше часа. Однако после очередных ее слов о том, что будет, если он этого не сделает. Он, конечно же, согласился. И уже через пару минут Мели наблюдала представление того, как один кусочек за другим падает его мужское достоинство. Это был смешно. Он строил такую гримасу, когда это делал. Такой стон. Порой казалось что ему это даже удовольствие приносит. Хотя, удовольствия, здесь, конечно же, не было.
Один за другим он отрезал себя кусочки тела, а затем зашивал их, чтобы кровь не прекращала течь. Весь пол был уже не бетонного, а алого цвета с отблеском черного. До окончания его жизни оставалось не больше двух часов. А от его тела осталась только правая рука и корпус с обрубками ног. Каждый пальчик он отрезал себе сам тупыми ножницами. Каждый ноготь он отрывал своими собственными руками. Причем как на руках, так и на ступнях. Оставалось не долго. Армель достала скальпель, с лезвием не больше полутора сантиметром. Таким прибором он не мог себя убить, только резать кусочек за кусочком. Так и происходило. Девушка подошла к нему и улыбнулась, передавая прибор.
— Теперь ты можешь умирать — прошептала она отцу и отошла в сторону. Ощупав скальпель, он понял, что не все так просто в ее словах. Больше часа девушка наблюдала, как он извивается, ковыряя у себя в груди дыру этим коротким лезвием, чтобы достать до сердца и сделать так, чтобы оно перестало биться. Видимо оно было очень глубоко, раз она так долго к нему карабкался. За это время Армель успела сходить в душ и переодеться. Подойдя к нему поближе, она поняла, что он еще жив, однако сознание потерял. «Что ж, видимо, мой план завершен» — подумала она и ушла из лаборатории, закрыв за собой двери.

* * *
Все произошедшее девушка забыла, просто от шока, или от чего-то еще. Она просто не помнила ничего, что было после того побега. Она все так же продолжала бояться отца, бояться того, что он вернется за ней. Так называемая, частичная амнезия, вызванная большим шоком для психики. Это и не удивительно.

* * *
...Был ранний июльский вечер. Погода стояла волшебная: недавно прошла гроза, и теперь в воздухе чувствовался аромат трав и сырой земли. Армель с большим удовольствием провела бы такой вечер на природе, занимаясь ездой или рисованием. Но это уже совсем другая история...

-----------------------------------------------------
*Здесь приведено несколько записей из дневника Армель фон Флесс, которые представляют собой не более, чем жестокий вымысел, с помощью которого девушка пыталась совладать с обуревавшими ею после побега из дома чувствами. Будучи тонкой натурой, она привыкла перерабатывать эмоции в творчество. Единственная правда из написанного заключается в том, что Армель и ее отец, Карл фон Флесс, действительно состояли в интимных отношениях. Но в реальности все было гораздо запутаннее и сложнее, чем в разъяренном воображении Армель.

Отредактировано Армель Фон Флесс (12.08.2011 17:32)

Ошибки прошлого

Время летит неумолимо, безжалостно сметая все на своем пути. Но, иногда кажется, что оно остановилось, сжалось до секунды, которая наплевав на все законы, растянулась в вечность. Именно в таком состоянии пребывал скованный цепями мужчина, в жизни которого осталась лишь одна надежда на скорую смерть. Говорят, в последние минуты перед глазами пролетает вся жизнь, а перед ним лишь образ белокурого ангела, раз за разом преображался в исчадие ада, в кару богов, которую он, несомненно, заслужил..
Открывая глаза, он не сразу понял, где находится и что вообще происходит. Вокруг сплошная серость, так похожая на вереницу прожитых им лет — безжизненные стены в плохо освещенной комнате, точнее сказать камере пять на пять метров, следы крови на стенах, по углам копошатся крысы и аккуратно разложенные инструменты наводили только на одну мысль. Он прекрасно знал, зачем оборудуют подобные помещения, но умирать вот так, неизвестно за что не хотелось. В голове хаотично метались мысли, не желая выстраиваться в цепочку адекватных размышлений, глаза жадно выхватывали ужасающие конструкции и предметы. Воображение сходило с ума от мелькавших картинок предполагаемого будущего. Он дернулся, понимая, что выбраться живым отсюда практически нереально и закричал, надеясь, что это какая-то ошибка и его сейчас освободят. Спустя пару часов, когда мужчина отчаялся и безвольно обвис в крепких кандалах, в камеру вошла она. Легкая походка, белый шелк откровенного платья струился по великолепному телу, а на губах застыла легкая улыбка.
— Какого черта! Я же выполнил свои условия.
Ответом ему была тишина. Она лишь пристально посмотрела в его сторону и покачала головой, выбирая что-то из вереницы железа. Липкий пот заструился по спине, когда кожи коснулось холодное острие ножа. Страх. да, пока он еще не лишился этой способности. Цепкими коготками, с противным скрежетом животный страх сковал тело, лишая возможности пошевелиться. даже зажмуриться не получалось, только замереть, с ужасом взирая на то, как острожные надрезы освобождают тело от одежды, едва прикасаясь, не раня и даже не царапая. «Боги. она ненормальная! Зачем все это?!» Догадка промелькнула в сознании и мужчина, пытаясь унять бешеный стук сердца, затараторил:
— Вам нужны деньги? Я отдам. все отдам!
И снова тишина, только шорох опадающей ткани и писк крыс. Обнаженный, напуганный и ничего не понимающий, он жадно следил за каждым ее движением, надеясь, что она скажет хоть что-то. Словно завороженный, он не мог оторвать глаз от ее рук, действующих с такой нежностью, непринужденной осторожностью, что и сам невольно затаил дыхание. Она понуждает смотреть, но не видеть, судорожно сглатывать комок в горле, не испытывая жажды. Паника. Такая непредсказуемая в своем воплощении, беспечная в своей хаотичности — она захватывает его в головой, проникает в каждую клеточку тела, сознания. Он почти задыхается от страха, дергается в кованых оковах, чувствуя, как бьется кровь висках и срывается в бешенный галоп сердце. Девушка же, как ни в чем не бывало, улыбалась, с интересом рассматривая мужчину. Полноватый, но высокий, он вызывал ощущение брезгливости и ассоциировался с клещами, которые паразитировали на чужом теле. Белокурое создание с ангельским личиком и хрупкой фигурой со знанием дела перебирала инструменты, решая, с чего бы начать. Минуты текли одна за другой, испарина на его лице и затравленный взгляд перемешивались с ее предвкушением. Резкий разворот и точный удар плетью, выбивающий глаз. Камера наполнилась криком, но это была лишь подготовка, так сказать генеральная репетиция перед началом этого «спектакля для двоих». Секунда и удары посыпались один за другим, оставляя на теле красные полосы, но не раня. Когда крик перешел в хриплый вой, девушка отбросила кнут в сторону. Он вздрагивает всем телом, порывисто выдыхает и распахивает, зажмуренные до этого момента глаза. Расширенные зрачки, ужас и мольба — она ловит все эти изменения, впитывает все его эмоции и улыбается. В тонких пальчиках сверкали две стальные иглы. Неторопливые движения, почти ласковые касания к груди и соскам. Проколы, вслед за которыми чувствительные горошинки накрывает импровизированный пирсинг с цепями на концах. Он шипит, чуть слышно стонет и терпит. А она, полюбовавшись на «украшение», переходит к первому этапу..
Рука скользит по груди, чуть царапая ноготками кожу, замирает там, где у мужчин обычно находятся кубики пресса и так же неспешно возвращается обратно. Пальчики щелкают по соскам, украшенным железом, заставляя их дернуться и в след за ними так же коротко и болезненно дергается все тело. Она обхватывает цепочки, отходит на шаг назад и так же аккуратно, никуда не торопясь, натягивает звенья. Минута за минутой рвется плоть, кровь тонкой дорожкой струится по груди, а по камере разносится крик. Боль доводит до иступления, заставляет сознание плавиться подобно воску и рождает единственное желание — прекратить эту пытку. Она не останавливается, пока оба соска с прилегающей кожей не падают на пол. Да, на этот раз ей попался очень чувствительный смертник. Его стоны. слезы. мольбы на крови. крики. Она слушает все это подобно музыке великого композитора, купается в звуках его голоса, наслаждается каждым сорванным воплем. Стоны. они разносятся эхом по коридорам и камерам, отражаются от стен и возвращаются обратно. Туда, где прекрасная девушка с маниакальным рвением рисует кислотой картину. Самозабвенно отдаваясь процессу, она капля за каплей выжигает на теле мужчины цветы. Она их ненавидит, так же, как и его — это тело. Минута за минутой проходит время, он пытается извиваться, что-то лепечет сквозь непрерывные стоны, а она улыбается. Кислота не обходит стороной кровавые провалы сосков, рождая на их месте немыслимые бутоны и тогда он верещит, словно те крысы. Выгибается, подобно ростку. Тут одна капелька случайно попадает на головку члена, что заставляет его вскрикнуть особенно громко. Он еще держится, пытается не доставить мучительнице удовольствия своими криками и чтобы отстраниться от боли, вспоминает.
Зимний вечер. Кабак, где пьяные разговоры и непристойные танцы перемежаются с коллективными потасовками и азартными спорами. Он сидел за угловым столиком в стороне от всеобщего веселья и неторопливо поглощал дешевый виски. Прошло уже больше суток, как мужчина передал нужные сведения конкурентам и затерялся в толпе. Он считал, что отхватить хороший куш в этой военной мясорубке не составит труда и посему, не опасаясь расплаты, терпеливо ждал человека, который должен был неплохо пополнить его счет. Тем более, что это было не первое задание и не последнее. Если бы он тогда знал, как все обернется. Она вошла, подобно нимфе. Грациозно продефилировала к его столику и небрежно бросив конверт, не проронив ни слова, вышла на улицу. Он, провожая взглядом это чудо, наощупь вскрыл бумажную упаковку и, только нащупав в дополнение к деньгам листок, опустил глаза. Предлагали еще одну работу, очередной заказ — «при согласии отправляйтесь с курьером в указанное место», что он и сделал, понадеявшись подзаработать еще..
Райские цветы раскинули свои багровые лепестки по всему торсу, являя взору лучшую картину в ее исполнении. Улыбка стала шире, знаменуя довольство своей работой и для него наступила непродолжительная передышка. Но, что есть перерыв, когда пот струится ручьем, застилая глаза, а тело горит огнем, не давая возможности спокойно дышать? Даже мыслить толком не получается. В голове болезненный звон отдается эхом по самым дальним граням сознания, рождая пустоту. Это всепоглощающее ничто обволакивает своим туманом, зажимает бережно, осторожно тисками равнодушия и взамен дает такую необходимую тишину. Тонкие пальчики с идеальным маникюром прошлись по бедру, опускаясь ниже, к лодыжкам, нежно очертили выпирающую косточку. Чтобы в следующий миг вонзить в икру деревянный гвоздь, обработанный серой. Еще и еще. десятки тонких гвоздиков усеяли ноги от лодыжек до таза, чтобы через секунду вспыхнуть огнем. Крик. Нет, уже полноценный вопль, переходящий в нечеловеческий вой огласил камеру. Она замерла, впитывая в себя эти звуки и даже крысы заслушались, перестав копошиться в углах. Время остановилось. для него, который ревел раненым зверем, метался в цепях, сдирая кожу об железные крепления. А маленькие язычки пламени лизали ноги, даже и не думая потухать — подкожный жир прекрасно поддерживал их жизнь. Что ж, настало время завершать первый этап и плавно переходить ко второму. Вдоволь наслушавшись его завываний, девушка точными ударами плети выбивала гвозди из обожженных ног. По камере поплыл запах паленого мяса, перемешиваясь с еле уловимым ароматом крови, тонкой струйкой стекающей из его прокушенной губы.. И снова перерыв. Новая порция воспоминаний затуманила его разум, на какой-то миг отрезая от боли, щадя, давая забыться хоть на минуту.
Необыкновенное поместье. Создавалось впечатление, будто все здесь создано из снега и он восхищенно вертел головой, стараясь запомнить эту красоту. Внутри дома сплошная роскошь, но не кричащая, а как бы непринужденно заявляющая о себе, приковывающая взгляд. Гостиная на первом этаже. бокал дорогого вина. Он даже не подозревал, что эта богиня следует одному только приказу — медленная смерть. Разве мог он подумать, что эта дива — шпионка, работающая мало того, что на обе стороны, так еще и не за деньги, а просто потому, что хочется. Хастиас и Бругге. такие разные и одновременно одинаковые, у них одна цель — власть. И она, миниатюрная вампиресса, княжна в черт знает каком поколении, пользуется моментом, осторожно шагая по острию ножа. Она не задумывается, что в любой момент малейшая ошибка может стоить ей жизни, что одна из сторон, узнай о двойном дне своей шпионки, устроит девушке не менее болезненную и мучительную смерть. Но это будет потом. если будет.
И снова вопль разорвал тишину. Она добралась до самого сокровенного, до того, что делает мужчину мужчиной. Плавными, уверенными движениями загоняла в мочевой канал проволоку с мелкими шипами по всей длине. Он сорвал голос. Беспорядочно метался в путах, стараясь избежать боли, но этим только усугублял ее. Она же, глядя в его искаженное невообразимой гримасой лицо, проворачивала проволоку, раздирая канал изнутри и упивалась последними минутами его сознательного восприятия. А он. Уже ничего не понимая и не в силах даже кричать, только поскуливать хриплым фальцетом. он наконец-то потерял сознание. Удовлетворенно мурлыкнув что-то себе под нос, девушка отошла на пару шагов назад, оценивая общую картину. Второй этап закончился.
Спустя несколько минут, растирая лицо и лоб мужчины уксусом, тем самым приводя его в сознание, она задела пустую глазницу, вызвав новый приступ боли и очередной крик. Осталось совсем немного. еще чуть-чуть терпения. Тело под ее руками вздрагивает от каждого прикосновения. Мучительно стонет и мечтает о смерти. У него нет выбора — только и остается, что яро желать лишиться осколков этого пожухлого, обжигающего в своей мучительности существования.
Легкие надрезы, оголяющие нервы на руках и снова хрип. уже нет сил терпеть — они закончились вечность назад, нет сил даже кричать — голос сорван, казалось внутри горла сплошной кровавый комок. Он боится? Нет, он уже понял, что страх, как и надежда, просто бессмысленны и остается только мечта. И она дает ему время на нее, старается превратить мечту в маниакальную, болезненную потребность. Нервы рук, накрученные на палочки, заставляют его дергаться, подобно марионетке, испытывать ни с чем не сравнимые ощущения. Он, словно в бреду, хрипит и бьется в конвульсиях. Она с детства не любила кукол.
Сознание уплывает в очередной раз и снова она возвращает его в реальный мир. Первые секунды истерзанное тело продолжает дергаться по инерции, а он открывает глаз. Ее образ — последнее, что он увидит. Смазанный силуэт, на котором мозг уже не в силах сосредоточиться, чтобы увидеть детали. Впрочем, зачем они ему? Когда и перед закрытыми глазами стоит ее лицо. Эти серые, безжизненные, практически прозрачные омуты и легкая улыбка на пухленьких губках. Этот ангел. это исчадие ада. Два взмаха и он падает на каменный пол, куда с некоторой задержкой приземляются и отрубленные кисти рук. Движения молниеносны, боль минимальна — девушка как будто решила пощадить его, сделать прощальный подарок.
Последний этап. Она почти наигралась, почти насытилась этим действом. Узкая лавка, он надежно привязан к ней широкими ремнями. Ноги свисают, согнутые в коленях, так же обездвижены. Он из последних сил хрипит, моля о пощаде, о смерти. Он уже сам не понимает, о чем просит, да и просит ли? Все смешалось, слилось в одну непереносимую симфонию боли. Она же, как непревзойденный дирижер, руководит, направляет и наслаждается результатом. Воздух врывается в легкие рваным свистом, раздирая и без того измученное горло. С таким же противным писком мечется в специальном железном ящике крыса. Она закрепляет конструкцию на его ягодицах и разводит сверху небольшой костерок. Нагреваются стенки, животное в панике начинает искать выход, хоть какую-нибудь лазейку. Она не любила крыс.
— Она найдет выход, не переживай.
Первый раз за эти несколько часов девушка подала голос, прекрасно зная, через что крыса будет искать путь к спасению. Нет, в кишку она пролезет свободно, а вот дальше начнет грызть плоть, пока не выберется наружу. или пока не задохнется. Последние минуты его жизни превратятся агонию. Он прочувствует, как крыса изнутри будет раздирать его острыми коготками, рвать зубами органы, метаться внутри, захлебываясь кровью и заливая ею свою «новую клетку». Не останется ни мыслей, ни желаний, ни надежды. даже скорая смерть отойдет на второй план под невыносимой болью. единственное, чего он не сможет лишиться — это сознания, оно давно помутилось, толкая этот кусок мяса на зыбкую, вязкую грань между реальностью и безграничной мукой. Сердце, подобно той крысе, бешено стучит в груди, дыхание. нет, это уже прерывистый хрип, который словно раскаленное железо, впивается в горло. Последние конвульсии и он замирает.
— Ты желал смерти. Что ж, мечты имеют свойство сбываться.
Она еще какое-то время стояла, невидяще глядя на безжизненное тело и понимая, что только эти несколько часов возвращают ее к жизни, дают возможность дышать всеми красками эмоций и заставляют отступить ту внутреннюю пустоту, что когда-то поселилась в душе. Лишь так она ломает барьеры — с каждым полу хрипом, с каждым разрывающим все вокруг взглядом. Лишь так может дышать свободно — рвано, жадно, взахлеб. Только в эти минуты чувствовать — брызгами кровавых, доверчивых улыбок, пушистой негой безвольных, болезненных слез. Она не стремится к чистоте, пониманию, любви или доброте — она просто ходит по кругу, задерживая дыхание от смерти до смерти, от вдоха до выдоха.Rhscf

История о кукле Моргота
Был обычный осенний день нечем не отличающийся от любого другого дня. В то время Джейсон был уже не простым юстициаром, он имел не плохое влияние в цитадели. Именно в этот день он узнал об одном вампире (пленнике) который по слухам покушался на жизнь самого Графа Алукарда. Вампир был очень силен физически и псионически. Влад добился разрешения на допрос в собственной камере пыток, ведь это дело уже было семейное. Спустя пару часов пленник оказался привязанным за ноги и руки колючей проволкой. Ноги и руки были расставлены, все тело вампира напоминало пятиконечную звезду.
— Ты уже проснулся! Радостно произнес Влад, улыбнувшись незнакомцу, пленник молчал.
— Хм, похоже, ты не из тех, кто любит поговорить... Но мне не нужные твои слова достаточно будет и мыслей, если захочешь быстрой смерти просто ответь, зачем тебе было нападать на Графа? А ты действительно крепкий орешек даже я не могу пройти сквозь твой ментальный блок. Что ж значит, ты будешь первым разумным существом, которому я покажу себя настоящего. Влад подошел к столу с различными микстурами, достал три шприца и начал их наполнять эликсирами, а пока наполнял, продолжил разговор.
— Знаешь, а тебя видь, никто не увидит, больше. Мой кабинет находиться глубоко под землей и еще здесь прочная звукоизолирующая дверь так, что можно сказать, что это мой мир. Вот так все готово!
Наполнив шприцы, вампир подошел к жертве и начал по одному вкалывать в вену.
— И так приступим! Первый шприц это мое любимое, специальный эликсир который усиливает чувство боли примерно в 5 или 8 раз однажды мне пришлось испытать, его действие на себе... Скажу даже укус комара можно сравнить с ножом, пробивающим твою плоть. Второй шприц специально для того, что бы ты не вырубился с помощью этого препарата человек остается в сознании даже, если ему выпотрошат половой орган. И наконец, третий шприц содержимое в нем подавляет сознание, превращая разумное существо в послушное зомби, но его действие очень долгое, поэтому, прежде чем оно тебя сломает, я успею с тобой поиграть.
В колов все три шприца Влад присел на стульчик и снова начал говорить.
— А ты действительно поражаешь своей стойкостью, даже не закричал, когда я вкалывал тебе третий шприц, ты должен был почувствовать ужасающею боль, а ты не закричал. Ну да ладно видь это только укол нечего самое интересное впереди. Я сделаю из тебя куклу Моргота! Ты будешь моим шедевром, который навсегда останется в моей памяти.
Встав со стула, Влад приступил к созданию куклы. С начала он побрил пленнику голову, острым лезвием из головы жертвы начали струиться маленькие ручейки крови. Влад слез с тела и сделав ангельскую улыбку, спросил.
— Ну как нравиться?
По глазам жертвы можно было сказать, что он испытывает дикую боль. Влад положил станок на стол и помыв руки, подошел к шкафчику, открыв его, он снял с себя всю одежду до нижнего белья. Все тело Джейсона было в шрамах глубоких и не очень. Вампир повернулся к жертве и начал снова говорить.
— Видишь все эти шрамы? Я бы не выжил, если б не умел профессионально сшивать раны. Хм, тебе это пока не о чем не говорит, но скоро ты все поймешь.
Влад надел лабораторный халат и медицинские перчатки. После закрыл шкаф и подойдя к столу, достал моток лески.
— А теперь начинается самое интересное!
Джейсон привязал леску к двум основным зубам вампира (клыкам) и отойдя на небольшое расстояние начал медленно их вырывать. Послышался хруст и клыки вылетели. Жертва впервые за все время издала душераздирающий крик. Влад скорчил милую мордашку.
— Ну, вот ты уже и сломался, а это только первые два...
После сказанных слов юстициар вырвал оставшиеся тридцать зубов. Рот вампира истекал кровью потому как не все зубы, вырывались легко, не которые пришлось вырывать с десной. Так же отрезал язык.
— Ой! Сколько крови она нам еще пригодиться поэтому мы ее остановим. Вампир подошел к столику, где лежали все нужные ему инструменты и взял эликсир, который быстро останавливает кровотечение, а так же специальный набор игл.
Джейсон подошел к пленнику и зашил ему язык, а с помощью микстуры остановил кровь.
— Вот так! Теперь отдыхай, наслаждайся этой болью.
Влад подошел к раскаленной печи единственное, что согревало это сырое помещение и положил 30 игл на железный поднос. Через пару минут иглы были накалены и эти самые иглы стали вместо вырванных зубов. После проделанной работы Влад ввел жертве морфий, все же надо было следить за тем, что бы сердце выдержало все эти пытки.
— Как полегчало, благодари свое сердце!
На этом Химера не остановился, теперь в его руке была жменя пищевой соли, которую он запихал в рот мученику. После этого рот был зашит леской. После юстициар сделал надрезы на венах, артериях и т. д. везде, откуда, только кровь могла вырваться ручьем, а каждый надрез он зашивал леской, что б кровь не вырвался на волю. Самый крупный надрез был совершен на спине, Влад видел позвоночник своей куклы. Там он в особых местах вонзил иглы и зашил спину той же леской. После проделанной работ он присел на свой стульчик и сказал.
— Ну, вот мы и пришли к созданию нового тебя! Можешь забыть свое имя и все, что с тобой связано теперь тебя зовут: «Кукла Моргота». Не вериться, что у меня все получилось и ты жив.
Вдруг лицо Влада расплылось в улыбке. Сознание вампира было сломано.
-А вот и сведения о предателе очень вовремя. Ну что тогда смело можно заканчивать свой шедевр.
Джейсон подошел к своей кукле уже не с бесчувственным выражением лица, а так словно это его ребенок, смотрящий на него. Вампир тремя пальцами в форме когтя вырвал оба глаза и кинул их в раскаленную печь, за тем с помощью кузнечных щипцов достал два не больших раскаленных уголька и вставил кукле в глазницы. После он взял моток лески, который удерживал все швы куклы и отошел на несколько метров. Повернувшись к своему творению, Владислав сказал прощальные слова своему шедевру.
— Хм, это действительно похоже на куклу Моргота, а теперь... Взрыв!
После выкрика Джейсон дернул за леску, все сшитые надрезы разошлись по шву и появились фонтаны крови. Кровь вырывалась отовсюду. Вся комната заливалась кровью и предсмертным адским криком. Спустя несколько мгновений Влад стаял в комнате с блестящими глазами, он видел то, от чего любого другого может вывернуть наружу, но это... Это было, что-то невообразимое не передать словами. Комната была вся в крови и частях тела казалось, словно камера чем-то наполняется и вот мгновение и перед Владом появился, фигура как тень она все ближе к нему приближалась.
— Что? Кто? Не может быть...
Джейсон упал в обморок...

Отредактировано Джeйсон Химера (18.08.2011 23:36)

Десница Моргота

— Я боюсь его, Мари! Я его боюсь! — Алиса забилась в самый угол узкой кушетки, прижавшись к стене спиной, и обняв подушку, стучала зубами, умоляюще глядя на светловолосую вампирессу. Алиса работала официанткой, в том же кабаке, что и Браун, но, не смотря на равенство их положения, ей приходилось гораздо хуже, чем экс-княжне. Холодный словно сталь взгляд Мари-Рошель и хищный оскал вместо улыбки, и вот, уже спустя пару недель изящную красавицу в грубой робе стали чураться даже здоровенные мужики. Тем более, что радужка ее глаз медленно но верно приобретала алый оттенок: сперва прозрачный льдистый, затем голубой, потом необыкновенный фиалковый... Теперь же можно было с умеренностью сказать, что судомойка злоупотребляет кровью. Но чьей? Любой, кто по глупости зажимал вампирессу днем, уже утром следующего дня был обнаружен властями или ранними прохожими мертвым, в одной из сточных канав. Это обстоятельство ужасно пугало хозяина кабака, но не долго... Спустя два месяца после появления в его заведении Мари Руар, устраиваться официанткой пришла Алиса.
О, Алиса, или Аликс, как звал девушку противный хозяин, была совсем молоденькой вампирессой-кайтифкой, однако обладала невероятной аристократичной внешностью: ее каштановые волосы густой волной спускались на точеные плечики, шоколадные глаза смотрели на мир открыто и немного печально, розовые губки были пухлыми, и весьма соблазнительными... В общем, для захудалой таверны в уголке порта, где едва ли вообще видели женщину посетительницу, она была сокровищем. И сейчас это сокровище тряслось как осиновый лист в каморке Рошель. Почему эта девушка решила, что вампиресса с задатками гуля, станет ей опорой, подругой и защитой? Возможно, она считала, что «Мари» менее опасна чем толстяк с сальными ручищами и масляно блестящими глазами?
Рошель аккуратно присела на край кушетки, и погладила Алису по волосам, утешая:
— Спокойно. Нужно мыслить спокойно, и не поддаваться панике, ты понимаешь? — По говорящему выражению лица девушки было видно, что она очень старается, но все равно ни черта не понимает. — Ох, откуда же ты такая беззащитная и глупая на мою голову... Что он сказал сегодня?
Алиса вытерла рукавом набежавшие слезы, и, вздохнув, ответила:
— Утром он зажал меня в кухне, возле мойки... Сказал что ничего просто так не бывает, и что я сама все понимаю... Я и правда все понимаю. И меня это чертовски не устраивает! Но что делать, Мари? Мне ведь некуда даже уйти... О святая Роза, за что мне это, за что...
— Хватит причитать! — Рошель порывисто поднялась, и стала мерить шагами крошечную каморку. — Услышит еще, не голоси ты так. Нужно уходить, Алиса. Деваться не куда, мне тоже нужно убираться из этих мест... И из Хастиаса вообще...
— Но зачем? — Глаза Алисы расширились от удивления. «Затем, чтобы длинные руки отца не дотянулись до меня, и не вверили Гевину, вот зачем!»
— Это не важно. Это не твоя проблема. У тебя самой огромная проблема. От меня этот упырь избавится с радостью, а вот ты... Тебя так просто он не отпустит, понимаешь?
Девушка растерянно пожала плечами:
— Конечно понимаю, Мари, поэтому и боюсь... Давай уйдем сегодня ночью? ...

Покрывало ночи сокрыло Равену, украсив вышитым пологом звезд. Ярче всех в небе сиял месяц, освещая небольшую тропинку двум девушкам, бегущим в сторону порта, туда, где стояла огромная баржа, идущая в Дракенфурт. Рошель не помнила, когда за их спиной раздался крик, как завязалась потасовка... В какой именно момент Алиса исчезла из поля ее зрения... Она лишь знала, что больше никогда не увидит эту прелестную девушку, и в сердце разожглась ярость...

В самом обнищалом уголке Равены вампиресса-оборотень нашла трущебы с отличными гигантскими подвалами, куда многие годы не заглядывали даже крысы. Лишь пауки гнездились на стенах, сплетая свои сети... Много усилий стоило девушке сделать все как надо, но цель оправдывает средства, а острая потребность в свершении мести не давала ей спокойно спать. Риган управилась меньше чем за неделю, а после заманила туда хозяина таверны...

Было темно. Лишь несколько факелов, развешанных по стенам, освещали помещение с каменным полом и совершенно серыми стенами. В неверном свете огня предметы рождали длинные тени, танцующие по полу и потолку, словно демоны морготова царства. Наверное, так и было, подвал на одну ночь превратился в обитель самого Моргота, а Рошель — в его десницу, наместницу сатаны, снизошедшую для кары одного ничтожного существа. Она была прекрасна: длинное, белоснежное платье, расшитое серебряной нитью струилось мягкой волной, так же, как и ее светлые волосы. Глаза девушки сияли, словно драгоценные сапфиры в оправе густых темных ресниц...
Великолепное зрелище предстало перед глазами мужчины, как только, он разлепил веки. В тусклом свете он не признал свою судомойку, Мари Руар, в этом чудесном видении, похожем одновременно на ангела, и на призрака.
— Где Алиса? — Спросила Рошель, задумчиво перебирая разложенные на небольшом столике инструменты, которые со стороны подвешенного на цепях мужика казались простыми железячками. Виталис — так звали жертву беловолосой, лишь крякнул, и попытался вывернуться из оков, что держали его запястья. Но увы, оковы сковали прочно, так что он смог выдавить из себя лишь тихий стон, когда расцарапал кожу об острый край.
— Алисы больше нет. — Хмыкнул он, разглядывая изящный силуэт вампирессы. — Но она была хороша...
— Хороша... — Словно эхо отозвалась Рошель, словно по волшебству оказавшаяся возле Виталиса. Щелкнули огромные садовые ножницы, и на пол упал окровавленный палец. Сперва хозяин таверны не понял, что именно произошло, но спустя десяток секунд боль достигла его сознания, и подвал наполнился криком.
— Что ты творишь, безмозглая тварь??? — Прошипел он, с ненавистью глядя на сияющую улыбкой княжну. В ответ она лишь снова щелкнула ножницами, и второй палец отправился на пол. Ах, как он кричал... Риган старалась не думать о том, что случилось с темноволосой красавицей, когда она не смогла ее защитить, и топила боль в чужом страдании, укрывала свой крик чужими воплями.
Вернувшись к столу, Риган выбрала острый кинжал с тонким лезвием. О, это именно то, что нужно! Острием она сделала небольшой надрез, повредивший только кожу мужчины, который в прочем, не собирался сдаваться просто так, и чуть потянула на себя. Затем, убрав лезвие, она обеими руками взялась за этот лоскуток и потянула. Ах, хруст разрываемой кожи, его дикий крик... Тело билось в оковах, невольно помогая Рошель и усугубляя собственные страдания. Лента за лентой девушка снимала с него кожу, а затем обильно растирала кровоточащие раны крупной морской солью. Крик не прерывался ни на секунду, иногда слуха вампирессы касались проклятья, и пожелания вечно гореть в аду. Девушка согласно кивала, зачерпывая новую пригоршню соли из коробки, и продолжала. Набаловавшись в волю, она отошла на пару шагов, чтобы оценить свое творение.
— Насколько же ты не совершенен... — Прошептала она, глядя на изворачивающееся тело. — Но я сделаю тебя прекрасным... Наверное ты сейчас испытываешь то же наслаждение, что и милая Алиса? Ей ведь нравилось не меньше, чем тебе сейчас...
Когда крики Виталиса превратились в поскуливания, Браун решила, что передышка окончена. В ее руках была «кошачья лапа», а попросту грабли очень острыми зубьями, которыми она решила «погладить» бывшего хозяина. Медленно, наслаждаясь каждой секундой, и впитывая в себя все страдание Виталиса, девушка раз за разом проводила «лапой» по груди мужчины, разрывая мышки и ломая ребра... А затем, очередная порция соли.
Он совсем обессилел, и безвольно повис в кандалах, не в силах больше сопротивляться пыткам женщины.
— Посмотри на меня. — Пропела Рошель, вытаскивая из-за пояса длинное портновское шило. — Посмотри на меня, и запомни мое лицо на веки. — Приподняв за подбородок лицо Виталиса, она одним точным ударом пробила глаз, и оставила его вытекать, а мужчину захлебываться собственным криком.
— Запомни, слышишь?...
— Я тебя ненавижу!
— Ибо это последнее, что ты увидишь. — Пропустив мимо ушей фразу брошенную тавернщиком, Риган всадила шило во второй глаз, молясь, чтобы он не умер прямо сейчас от боли, или, чтобы она не задела его мозг... Но нет, Виталис был жив, он дышал, и сердце его билось.
Сняв со стены один из факелов, девушка приблизила пламя к его ногам, поджигая живую плоть, до тех пор, пока крик не превратился в хрип, подобный скрипу железа по стеклу, такой же противный. О нет, крики его были гораздо приятнее... Девушка взяла со стола ржавое, не понятное на первый взгляд устройство, и принялась крепить его на голове жертвы, запихивая глубоко в глотку широкую длинную трубку, которая не давала больше возможности издавать какие-либо звуки, но позволяла дышать. Впрочем, доступ воздуху свободно можно было прекратить, зажав одновременно нос и отверстие в трубке... Риган не упустила возможности поиздеваться новым, для нее и Виталиса, способом. Тело конвульсивно дергалось в оковах, когда отверстие через которое в легкие поступал воздух затыкалось изящным пальчиком вампирессы на две или три минуты, а порой и на пять...
— Ты не можешь кричать, как кричала она, да? Какая досада... — Тряхнув светлыми волосами, Рошель на секунду задумалась. Фантазия ее истощилась, но позволить ему умереть столь легко? О нет! На столике валялся удлиненный грушевидный предмет с винтиком, который княжна не приметила раньше. Немного повертев грушу в руках, женщина сообразила, что же нужно делать.
— Интересно, насколько тебе будет приятно? — Пропела она, заходя подвешенному телу за спину, и примериваясь, как бы так ввести грушу, чтобы причинить как можно больше страданий? И она придумала — расцарапала железную поверхность ножом, до появления зазубрин и железной стружки, а затем медленно ввела ее в анус Виталиса. И он ожил, безвольно висящий до сего момента напряг все оставшиеся мышцы, вырываясь и уворачиваясь. Но рука Браун была тверда. Издевки ради, девушка пару раз подергала грушу туда обратно, прежде чем начала поворачивать винтик, раскрывая грушу внутри кишки тавернщика... Он закричал вновь, и крик его его могли унять ни железный кляп, ни сорванные связки. Тело билось в конвульсии, на ручку груши уже сочилась кровь, а ведь девушка даже не развела ее до упора!
— Наверняка она получала такое же, незабываемое удовольствие, — Шепнула она ему на ухо, и одним движение отсекла его. Из раны брызнула кровь. Весь он, когда-то сильный и статный превратился в одну кровавую рану, столь скоро загниющую...
В след за ухом последовало второе, и все оставшиеся на руках пальцы... Там, где плоть ему была относительно цела, девушка втыкала длинные ржавые иглы, и обильно поливала жертву соленой водой, не позволяя ни на секунду боли отпустить Виталиса. Здесь она выплескивала всю свою ненависть, к похотливым мужикам, в частности, к этому уроду, и к своему отцу, представляя, как отрезает уши ему, а не незадачливому хозяину таверны. Вся та ненависть, вся боль, что терзала ее сердце, вырвалась наружу, превращая Рошель в монстра, готового на все, ради крика полного страдания... Она была жестока в своей мести, но Алиса, она была лишь поводом...
Окончила свою пытку Риган одев на запястья Виталиса наручи с тонкими лезвиями на внутренней стороне, которые перерезали ему вены, позволяя крови медленно сочиться, унося его никчемную жизнь... Потушив факелы, девушка покинула это место...

Рассказ без названия

Четверо вампиров сидели в уютном, небольшом зале, перед жарко растопленным камином. Время давно перевалило за полночь, но куда бы то ни было двигаться аристократы не спешили. И в самом деле... Им спешить некуда. И не зачем. По крайней мере, на встречу со смертью мало кто торопится. Герцог, маркиз и два графа. Компания вполне себе не плохая. Старший из них — герцог, балагур и весельчак, сейчас сидел слишком спокойно и не выдавал никаких шуток из своей воистину нескончаемой копилки юмора. Маркиз был чуть помоложе, но отличался излишней флегматичностью всю свою жизнь. да только тонкие его пальчики на гранёном стакане едва заметно дрожали. Графы были одногодками и сидели спокойно, им в новинку было то, что должно было произойти через пару часов. Одним из этих молодых вампиров и был Мефисто Аскар. Немая сцена длилась полтора часа, за это время никто не проронил ни слова и не издал ни звука. Все замерли в ожидании боя часов, который должен был выгнать их из тёплой гостиной. Каждый из них думал о чём-то своём, но самые молодые не думали вообще ни о чём... Им всё было ново. И сейчас он каждой клеточкой своего тела пытались вобрать в себя ту атмосферу, которая окружала их. Удары часов объявили о начале сборов. Герцог сделал попытку рассмеяться, но улыбка получилась сдавленной и какой-то... Жалкой? Все молча разошлись по своим комнатам, собираясь забрать вещи и спуститься во двор замка. Кроме этих четверых, ещё около дюжины вампиров покинули свои комнаты и направились по многочисленным лестницам к точке сбора. Молча, а как же ещё? Забава, в которой они согласились принять участие, для справки, не получила широкого распространения в вампирском быту. Мало кто из аристократов соглашался на это, чаще от скуки и безделья, чем от настоящей жажды убийства. Они ехали... На охоту за гулями.
Кавалькада из шестнадцати рыцарей, облачённых в сверкающие на лунном свете доспехи, с шумом и криками выехала из ворот замка. Это так, для потомков... На самом деле, кавалькада всадников выехала в полном молчании, уже не говоря об отсутствии множества доспехов. К чему они против гулей? Для монстров это всё равно что нормальному человеку консервную банку вскрыть... Только легче... Вооружённые копьями, арбалетами и клинками, аристократы больше полагались на собственное воинское исскуство и стратегию, чем на честный бой один на один.
Через пол часа пути им попался первый гуль, который, вероятно, после сытного завтрака-обеда-ужина, возвращался в своё место обитание, коим считался полуразрушеный замок, в центре небольшой равнины. Это место вполне можно было использовать под пашню, если бы не те же мешающиеся гули, которые не подпускали к останкам строения ни одного вампира или другого существа. Жрали всё, что имеет кровь. Это и было одним из главных критериев, при выборе места для развлечения.
Растянувшись полукругом, всадники пришпорили лошадей и выставили копья, атакуя кровавого наркомана. Всё делалось чётко, в полной тишине, без единой команды. Четверо аристократов разом выпустили в монстра арбалетные болты, от которых тот ушёл почти играючи, но, потеряв на этом драгоценные секунды, уже не спас свою шкуру от хищных стальных жал копий. Всадники отъехали от бывшего вампира подальше, развернулись и вторым заходом добили то, что ещё какой-нибудь час назад сожрало девушку или парня из ближайшей деревни, или на худой конец какую-нибудь овцу.
Не останавливаясь и не встретив больше ни одного гуля, вампиры достигли разрушенного замка. Вот ту пришлось напрячь глотки и хорошенько проораться, дабы выманить кровопийц из развалин, куда не особо можно въехать на конях и где развернуться вместе со своим скакуном совершенно негде. Около шести особей полоумного происхождения выскочили из дыры в стене и тут же не раздумывая бросились к всадникам. Аристократы спешно развернулись и ушли в поле, где даже гулям не сравниться в быстроте атак со всадником. Мефисто, впав в горячу боя, заметил тень, мелькнувшую в лунном свете у развалин строения и пустил своего четвероного друга туда, чудом не встретившись с монстрами, гнавшимися за охотниками.
Влетев в главные ворота, Аскар натянул поводья, поспешно оглядываясь. Широкое место, похожее на внутренний двор, оставляло много места для манёвров, но совершенно мало мест, где можно было бы спрятаться, однако гулю это удалось. Граф заметил летящий сбоку осколок стены слишком поздно, выбитый из седла, вампир покатился в пыли. Бешено заржал конь и галопом выскочил из двора. Зачем кровопийце какой-то конь? Ведь намного удобнее будет сожрать этот вкусненький и сочный кусок вампирятины. Разве нет? Аскар быстро опомнился и, не смотря на ужасную боль в правом боку от удара булыжником и в другом от удара об землю, перекатился в сторону, уйдя от прыжка гуля, приземлившегося на место, где он только что лежал. Но встать на ноги граф не успел, второй прыжок и тварь уже практически лежит на Мефисто, пытаясь дорваться до вожделенной жилки на шее вампира. Поблагодарив Розу за то, что напомнила надеть латные перчатки, Аскар одной рукой схватился за пасть монстра, практически её заткнув, а ногами упёрся тому в грудь. Сложное движение всем телом, похожее на кувырок назад, но в котором будто участвовала каждая мышца, и тяжёлая тушка кровавого наркомана врезалось в стену. Что-то заскрипело, захрипело... Мефисто поднял голову на звук и заметил кусок стены, практически обрушившийся на его противника. Долго думать было опасно и граф с помощью телекинеза подтолкнул этот кусок гранита вниз. Невообразимый грохот и пыль на время оглушили и лишили зрения вампира. Прошло немного времени, пока граф разглядел тушку гуля, по пояс заваленого обломками. И через секунду его ушей настиг яростный визг вперемешку с рычанием... Тварь была жива. Усмехнувшись, Аскар двинулся в сторону пищащей мрази, пытавшейся выползти из под обломков. Доставая по пути клинок, Мефисто примеривался, как бы получше ударить.
— Ну что? Больно? Зело больно маленькому. Жалостливо сказал вампир, остановившись вне зоны досягаемости ручонок монстра. Не долго думая, Аскар двумя быстрыми и точными движениями отсёк обе руки гуля. Любому другому существу это наверняка стоило бы жизни, но кровопийцы были на удивление живучими... Сволочи. Уши графа заложило от воплей обечённого противника, остатки рук, отрубленных чуть пониже локтей, колотили по земле, изливая реки крови. Вампир присел на корточки и вытащил из голенища сапога кинжал.
— И что же мне с тобой сделать? Может начать кормить тебя камнями? Пока ты не сдохнешь? Или отрезать от тебя по кусочку? Хотя... Сначала... я начну кромсать твоё лицо. Усмехнувшись, Мефисто протянул кинжал к верещащей от боли и злобы моське. Не долго думая, обезумевшая от всего происходящего тварь, вцепилась зубами в клинок. Аскар будто только этого и ждал. Резко повернув в пасти монстра лезвие, он выломал ему несколько зубов, разорвал нёбо и похоже отрезал кусочек языка.
— Не дёргайся... Гадина. Хуже будет. Граф попытался поймать рукой, закованной в перчатку, челюсть гуля, дабы помучать его вволю, но не тут то было... Живучая скотина ловко цапнула его за палец. Да так, что сталь перчатки погнулась. Сдавлено зарычав от боли, Аскар отбросил кинжал и врезал трепыхающейся мрази по лицу кулаком, закованным в сталь. Та разжала хватку. Но остановиться на этом аристократ не захотел. Он принялся со всей силы молотить по голове и лицу гуля, словно по боксёрской груше. Удар за ударом. Он бил со всей злостью, со всей яростью, на которую был способен. Он вложил в эти удары и собственную боль, которую причинила ему эта тварь. Постепенно удары стали всё медленнее, он и не помнил уже, когда монстр перестал шевелиться, но вероятно это было очень давно... Кровь уже остыла и запеклась чёрной коркой на стальных перчатках, сжатых в кулаки. Голова кровопийцы была больше похожа на арбуз, который уронили из окна третьего этажа. Руки, лицо, куртка, штаны... Да вобще всё, во что был одет Аскар, покрывала кровь. Машинально слизнув кровь гуля с губ, Мефисто как-то странно улыбнулся.. С какой-то долькой сумасшествия... Тяжело поднявшись, парень вышел из развалин замка. Его слегка пошатывало, будто заядлого выпивоху, но в целом он чувствовал себя отлично... Бой между всадниками и гулями в поле уже подходил к концу... Скоро все отправятся в обратный путь... чтоб навсегда забыть и больше не принимать участия в этих кровавых бойнях.