Среагировав на вопль рыжего мерзавца, Айрин, как и следовало ожидать, рванула с места и быстроногой ланью помчалась от Драго прочь, на полном ходу перепрыгивая через препятствия и петляя из стороны в сторону. По спине наемника пробежали мерзкие тревожные мурашки. Он уже знал, что предпримет в следующую секунду. Знал, что никакие доводы рассудка не помогут ему побороть одно-единственное паскудное, необоримое, отчаянное желание — дикое, животное, возвращающее в те далекие времена, на зарю цивилизаций, когда мужчина и женщина были охотником и добычей — инстинкт догнать ее, поймать, присвоить, сделать ее своей... Кем? Да хоть домашним питомцем. Драго знал себя, был морально готов к своим действиям, но не хотел так просто сдаваться. Он корил себя за опрометчивость, ругал за безрассудство, ярился на девчонку за то, что она творит с ним, но все было тщетно — он был бессилен противостоять тому кошмарному хтоническому злу, которое она в нем пробуждала. «Она должна быть рядом, — трепыхались суматошные мысли в его голове. — Я должен видеть ее, осязать, быть рядом — в одном пространстве для дыхания, в одном энергетическом поле. Должен схватить ее, обездвижить, завладеть ею, взять под контроль, зафиксировать во времени и пространстве». Эта девчонка...
Он погнался за ней по тупиковой улочке, подзуживаемый азартом и любопытством, задаваясь вопросом «что я сделаю, если настигну ее?». «Не если, а когда, — встрял с поправками глас рассудка. — Действительно: что ты делаешь? Зачем ты погнался за ней? Неужели тебе этого хочется? Неужели ты хочешь ее поймать? Неужели она так нужна тебе? Настолько? Одумайся! Нет, уже поздно. Уже слишком поздно! Никак невозможно остановиться». Противоречивые чувства буйствовали в его душе, сталкивались друг с другом, разрастались, множились, напирали, смешивались и вскипали боевым азартом.
Не помня себя, он забежал в переулок, загроможденный мелким подсобным хламом. Кирпичные стены по обе стороны улочки сужались к узенькому проходу. Сверху, едва пропуская дневное солнце, нависала паутина бельевых веревок, оплетающих сведенные встык балконы. Снизу, аккурат под одним из балконов, сидела маленькая разбойница и мило ему улыбалась:
— Доброго вечера, многоуважаемый граф Бладрест! Как я рада вас видеть!
Она изо всех сил старалась казаться непринужденной, и ей бы это наверняка удалось, если бы не сбившееся дыхание и расквашенная коленка.
— Зачем ты бросилась наутек? Ты поранилась? — встревоженно наклонился к ней граф, которому вдруг стало совершенно не до хороших манер.
От волос Айрин пахло прелой листвой. На шее ее, в ложбинке между ключицами, горячо и маняще пульсировала синеватая жилка. Ноздри парня затрепетали, он глубоко, во все легкие вдохнул запах ее волос, протянул руку, убрал спутанные, прилипшие к щекам волосы с ее распаренного лица, заглянул ей в глаза строго и внимательно, словно бы рассматривая на их дне нечто поразительное. Сердце его замерло на миг, сбилось с ритма, пропустив несколько ударов: в двух бездонных синих омутах отражались крыши домов и рваные клочья неба. «Дитя, в гипнотическом сне бредущее по осколкам падучих звезд, раня босые ноги. Девочка-смерч. Неровный мотив без выраженной мелодии и ритма, — вспомнил наемник то ли слова Корделии, то ли строки из поэмы Орландо де Рея. — Почему ее близость так меня будоражит? Почему я мнусь перед ней, как бумага в неисправном печатном станке?..»
— Какими судьбами? Что-то стряслось? — продолжила в том же духе Айрин.
«...Опять этот издевательский тон. Что она о себе возомнила? Опять разыгрывает меня, а я тушуюсь перед ней, как влюбленный мальчишка. Да кто она такая, чтобы с ней церемониться?!» — горечь, досада на самого себя, остервенелое негодование поднимались в душе Бладреста от этих непрошеных мыслей. Еще минуту назад исполненные искреннего беспокойства, глаза его вспыхнули холодным и хищным пламенем. Он схватил девочку за подмышки, потянул вверх и накрепко — так, что она не могла пошевелиться, — прижал ее к стенке. Через тонкую ткань ее драной одежонки он чувствовал, как колотится ее сердце. Наверняка душа ее сейчас ушла в пятки. Что касается самого Драго, то он тоже боялся. Боялся собственных действий — он сам от себя такого не ожидал. Его раздражала эта игра в кошки-мышки, но вместе с тем он испытывал нарастающее возбуждение, за которое ненавидел себя, ее и весь мир. Ненависть клокотала в нем и придавала ему безумного лихачества. На его лице играла самодовольная ухмылка:
— Я поймал тебя, негодница. Теперь ты моя пленница, игрушка. Ты моя добыча. Должен же я как-то оправдывать назначенную мне роль маньяка? О, меня забавляет и умиляет твоя решимость драться. Можешь брыкаться теперь, сколько вздумается. Такой ты мне нравишься — непокорной. Но ты в моей власти. Сейчас ты целиком и полностью в моей власти, — прошептал он, давясь воздухом, тяжело сопя ей в ухо. — Я могу сделать с тобой все, что захочу. Господи, как ты пахнешь!
Он приблизил свое лицо к ней, грубо, бесцеремонно взял ее за подбородок, отвел его в сторону, наклонился, коснулся уголком рта ее покрытой испариной шеи. В том месте, которое так влекло его, где под бледной полупрозрачной кожей мчался поток ее сладостной крови. Секунды на две его мозг отключился. Он весь превратился в Желание. Царапнул ей горло кончиками верхних клыков, но не спешил вгрызаться в мягкую податливую плоть — как всегда, предвкушение укуса доставляло ничуть не меньшее удовольствие, чем сам акт.
— Бесишь! Как же ты меня бесишь, — шипел он, алчно облизываясь над ее ухом. Ему хотелось громко кричать: «Пошла прочь! Убирайся в свой грязный мирок! Оставь меня в покое! Не смотри на меня так! Не мучай меня! Не провоцируй! Иначе... я ведь могу раздавить, уничтожить тебя, ты это, глупая, понимаешь?!» — но все, что он мог, — только шумно пыхтеть. С каждой секундой атмосфера накалялась все сильнее... Он снова поднес губы к ее шее и оскалил клыки, издав долгий томительный стон. Наслаждение ударило в голову, как разрывная пуля, как разряд молнии, как мощный телекинетический толчок. Мир растворился, стал несущественен. Время потекло божественной музыкой внутри Драго, созвучной ритмам его сердца. «Нет! — приказал себе парень. — Не делай этого снова, не повторяй ошибки, которую ты совершил со Скарлетт! Господи, нет!» Даже произнесенное мысленно, имя жены огрело его, как пощечина, что оказалось сейчас весьма кстати — с помощью образа непреклонной графини гласу бладрестова рассудка удалось возобладать над инстинктами раззадоренного берсерка.
— Я пошутил, не бойся, я тебя не обижу... По крайней мере, до тех пор, пока ты сама этого не захочешь, — выдохнул в изнеможении воин и, коротко вскрикнув «кийа!», ударил кулаком в стену рядом с головой Айрин, круша прогнившую кирпичную кладку. Напряжение было сброшено. Доведенные до экстремума, чувства стали терять болезненную остроту.
За считанных полминуты все помутнение постепенно сошло на нет. Пульс начал выравниваться. Драго ослабил хватку, но ненадолго — только для того, чтобы заграбастать Айрин в охапку и, захлебнувшись нежностью, порывисто прижать несносную девчонку к груди.
— Знаешь что? — пробормотал он, едва совладав с заплетающимся языком. — Не удирай от меня больше, ладно? Пойдем домой, надо обработать твою ссадину. Будешь примерной девочкой, научу драться на шпагах. Или метать ножи. Любой каприз за ваше «ну пожа-а-а-а-луйста, пожа-а-а-а-луйста».
Отредактировано Драго Бладрест (21.01.2016 05:36)