1) Имя и фамилия персонажа:
Эдгар Лоран де Вирр, преуспевающий адвокат

2) Раса:
Вампир

3) Пол:
Мужской

4) Клан:
Происходит из рода зажиточных кайтифов
Иногда врет о себе, что является носителем баронского титула

5) Дата рождения, возраст:
472 года, 5 июля 1354 года

6) Внешность:

Утро было зябким и солнечным. Софи вздрагивала, когда тяжелый, мокрый от росы, подол касался тонких лодыжек. Она шла по узкой тропинке, жмурясь сквозь частые, рыжеватые ресницы.
Ровный, теплый ветер с востока отнес в сторону дробный перестук копыт, и вылетевший из-за поворота всадник, резко осадил взвившегося на дыбы коня. Перед лицом обомлевшей от липкого ужаса девушки мелькнули отполированные до блеска копыта. Белое, с лоснящимся блеском, брюхо жеребца нависло на ней, загородив половину неба. С пронзительным ржанием, подчинившись железной руке всадника, конь прянул в сторону и плавно опустился, нервно перебирая передними ногами и кося на девушку бешеным золотисто-карим глазом.
Теперь перед глазами Софии был молочно-белый бок лошади. Она почувствовала, как кровь запоздало отливает от щек. Взгляд девушки медленно скользнул по запыленному сапогу для верховой еды, по серым штанам с пятнами от зеленой травы. Несколько секунд она тупо смотрела на колено всадника, потом поняла, как нелепо и неприлично это выглядит, вспыхнула и резко вскинула голову.
Он улыбался. Едва заметно, лишь уголками губ. В темно-лиловых глазах прятались искры затаенного смеха. Рассветное солнце придавало алебастрово-белой коже легкий золотисто-розовый оттенок. Прямой нос, точеные скулы, упрямый, чуть скругленный подбородок. Непослушные пряди упали на высокий лоб, и он машинальным движением чуть откинул голову, позволяя ветру разметать по плечам гриву светлых волос.
Он, пожалуй, был высок для человека. Но то, что всадник не был человеком, Софи поняла в ту минуту, как только взглянула на него. Белая шелковая сорочка, мягкими складками стекала с широких плеч, не скрывая стать и посадку незнакомца. Его движения, полные хищной грации, были отточены и выверены десятками поколений.
Теперь Софи смотрела на всадника так, словно ее здесь не было, словно тело ее, душа и разум разъединились. Она чувствовала его силу и радость, шальной, бесшабашный восторг и... желание? Дыхание Софии сбилось от ощущения чужих... (...своих?) чувств.
Софи улыбнулась, глупо и счастливо. И когда вампир протянул ей руку с узким запястьем, заключенным в манжету и неширокой кистью, перетянутой черным ремнем из тонкой, отлично выделанной кожи, девушка порывисто шагнула вперед и потянулась навстречу, доверчиво коснувшись его ладони. Сильные, длинные и нервные пальцы незнакомца, словно железные тиски, сомкнулись на ее руке, и одним рывком вампир поднял девушку в седло. Софи жалобно вскрикнула.
— Не бойся, — вкрадчивый голос с мягкими, словно бархат, интонациями, был тихим, а теплые губы — дерзкими.
Далеко, за стенами города, в соборе Святой Розы ударил колокол. Звук, чистый и мелодичный, разнесся в прозрачном воздухе и угас, снесенный порывам беспечного ветра.

7) Характер:
Юношеские, беспечные порывы давно в прошлом. Опыт пяти человеческих поколений, это много даже для вампира, тем более, если жизнь его была полна взлетов и падений, надежд и разочарований. Отпечаток прожитых лет может не коснуться лица и тела, но легкой тенью усталости и разочарования затаится в глазах.
Равнодушие. То, с чем Эдгар де Вирр борется последние годы. Вкус жизни утерян. Цвета и краски померкли, ощущения давно потеряли остроту. Воспоминания, давние, полузабытые образы милее сердцу, чем суета, царящая вокруг.
Ни деньги, ни власть не привлекают его, потому что первых больше, чем он может истратить, а наследников, способных растранжирить состояние де Вирров, у него нет; второе не унести в могилу. Tous meurent, господа.
Азарт, что был присущ ему, кураж, который заставлял искать решения самых сложных задач, упрямство и упорство в достижении цели, все угасло. Он все еще хорош в своем деле. Уменье не пропьешь, особенно, если не пьешь вовсе, но выигранные процессы больше не ввергают в эйфорию, рукоплескания публики, обожающей скандалы, не более, чем пустой звук, а досужие злословия журналистов не вызывают здорового желания вцепиться обидчикам в глотку.
Практика публичных выступлений научила де Вирра выдержке, а спокойная рассудительность и невозмутимость — подарок многих поколений, позволяет удерживать даже самую горячую полемику в рамках приличий. Опускаться до мелких разборок он считает ниже своего достоинства.
Единственное, что еще вызывает его интерес — лошади. Его конюшни полны чемпионов. Де Вирр может отказать посетителю лишь на том простом основании, что день процесса совпадет с днем скачек. При том, он никогда не делает ставок на тотализаторе и не занимается выездкой собственных лошадей.

8) Псионические способности:
Эмпатия.

9) Биография:
Камин догорал. Мягкие отблески огня казались более живыми, чем неподвижная фигура в кресле. Эдгар де Вирр сидел, откинув голову назад.
Нетерпенье. Будь прокляты дороги! Будь проклята погода! Он хотел видеть великолепное создание, за которое отдал целое состояние. Немедленно. Так ли хорош жеребец, как говорил Орландо? Нет, дампир не лгал. Состояние счастья, вот что это было такое. Орландо не лгал. Но, может быть, лгали ему.
Эдгар открыл глаза и чуть подался вперед. Угли в камине вспыхнули ярко и жарко. Де Вирр чуть заметно поморщился. Он никогда не владел телекинезом в той степени, в какой ему хотелось бы.
Нетерпение.
В ту давнюю, дивную ночь в сиянии лунного света трехлетка из Абаджана был так великолепен, что перехватывало дыхание. Сколько Эдгару было тогда? Семнадцать? Чуть больше? Отец сам не подозревал, насколько хорош был подарок, как замирало сердце, как пела душа...
Как же давно это было. Ветер в лицо, луна, ныряющая в облака, молочно-белая грива, расплескавшаяся по ветру, шелк светлой сорочки, трепещущий, обнимающий разгоряченную кожу, прохладный. Первый солнечный луч, ударивший по глазам, песня жаворонка. И она. Девушка, которую он перепугал до смерти.
Осадив жеребца, Эдгар смотрел на ее побледневшее лицо, на распахнувшиеся сначала от ужаса, потому от удивления и, наконец, от восторга, глаза. Он, эмпат по рождению, эмпат, в котором чуть не с пеленок развивали природную склонность, в тот миг чувствовал ее, как себя. Кажется, он так и не сказал ни слова. Просто протянул руку, и она, робко и недоверчиво вложила в его ладонь свою. Эдгар рывком бросил ее в седло.
Софи. Малышка Софи. Он был счастлив с ней тогда. Да, несомненно. Оба были неопытны и беззаботны. Эдгар имел наглость привезти ее в родовое именье Сен-Мишель-Лоран, привольно раскинувшееся на холме Сен-Мишель в паре десятков миль от Филтона. Отец скрипел зубами, но мать устало сказала:
— Оставь. Все это так... мимолетно.
И Софи осталась. Они наслаждались друг другом несколько шальных месяцев. Эдгар пресытился первым. В тот год он поступил в университет. Не на медицину, как того хотел отец, на право. Увлеченный учебой, новыми знакомствами, он стал уделять Софи непростительно мало внимания. Возвращаясь с очередной пирушки, Эдгар падал в постель усталый и счастливый, не замечая ни ее заплаканных, молящих глаз, ни болезненной бледности. Он даже не сразу заметил, что Софи не стало. Мать отправила ее куда-то в предместья, и Эдгар, почувствовав, решимость матери в этом вопросе, лишь пожал плечами. О рождении сына он узнал случайно, мимоходом и не ко времени — на носу были экзамены. Новость занимала его не более минуты.
Эдгар де Вирр легко поднялся из кресла у камина и отошел к окну. За прозрачным стеклом висели такие же прозрачные сумерки. Восходящая луна цеплялась за ветви деревьев. Все тлен. И Софи, и первенца давно нет в живых. Лет триста назад он пытался найти могилы. Бесполезно, в этом не было смысла. Все тлен. И лишь в его памяти она была такой же перепуганной девчонкой, доверчиво вложившей свою ладошку в протянутую руку вампира на белогривом абаджанском жеребце.
А тогда... тогда он блестяще закончил учебу.
Нетерпение. Лихорадочное возбуждение, азарт. Пьянящий, как дымящаяся кровь, кружащий голову успех первых дел. И бросающие в пучину отчаяния проигрыши, с метаниями по комнате, с бьющимся в висках: «Бездарность. Бездарность. Бездарность». О, как болезненно тогда он переживал свои поражения. Впрочем, их было немного. Репутация самого удачливого адвоката и шепот за спиной: «Де Вирр может вытащить из-под приговора даже того, у кого уже петля затянулась на шее», безмерно льстили его самолюбию. Он брался за самые сложные дела, обещающие резонанс в обществе, он заламывал немыслимые гонорары, он работал, как одержимый и выигрывал. Фортуна была к нему благосклонна. До тех пор, пока не появилась Анна.
Вампиресса старшей крови, глава одного из самых могущественных кланов. Блестящая светская львица. Эдгар так и не понял, чем привлек ее внимание. Анна забавлялась. Подкуп свидетелей, шантаж, а порой хватало лишь ее неодобрительного взгляда. Дела разваливались одно за другим. Его карьера и репутация летели под откос со скоростью почтового экспресса. Отец был мрачнее тучи, но его связи и влияние не шли ни в какое сравнение с возможностями Анны. Тогда Эдгару казалось, что жизнь его кончена. В 170 с небольшим лет. Теперь ему было бы смешно, но тогда... Тогда он пришел к ней с единственным вопросом: «Зачем?»
— Мелкий, самовлюбленный щенок с молочным зубками, — ворковала она, — Что ты о себе возомнил? Ты еще ничего из себя не представляешь. Ты ничего еще не умеешь.
— Так научи! — смеялся он, целуя ее губы. И Анна учила. Она подбирала ему клиентов, она выбирала дела, которыми стоило заниматься, она во всеуслышанье заявила, что с удовольствием составляет протекцию «молодому, талантливому адвокату с большим будущим», она выдернула его из пропасти, в которую бросила, и возвела на вершину. А через три года она его бросила, ввергнув в пучину отчаяния и черной меланхолии.
Эдгар не оставил работу. Его речи в дебатах стали резкими и колкими, порой даже вызывающими, но публика с интересом следила за такими процессами и рукоплескала. Публике было все равно виновен ли подозреваемый, публика жаждала зрелищ. И Эдгар де Вирр продолжал скользить вперед на волне успеха. Уже без радости. Без волнения. Без сладостного предвкушения схватки. Упрямо, расчетливо, цепко и хладнокровно. Молодой адвокат срывал свою досаду на клиентах, завышая и без того непомерные гонорары, но поток страждущих не иссякал. Теперь Эдгар был готов к новой схватке с Анной. Он бы не сдался без боя. Ему безумно хотелось реванша, хотелось, чтобы она вмешалась в его дела, хотелось, чтобы она вновь попыталась его уничтожить. Он жаждал схватки. Чего угодно, только не холодного равнодушия. Но...
Он искал с Анной встречи. Неосознанно. Неявно. Пойми Эдгар тогда свое стремление, уязвленная гордость взвилась бы на дыбы. Он часто думал о том, какой она могла бы быть, эта встреча. Но то, что вышло на деле, было куда как более прозаичным.
Анна и Эдгар столкнулись на каком-то светском рауте. Анна улыбнулась: «Я вижу, у тебя прорезались зубки. Поздравляю». Она была сильным телепатом. Мысли Анны в голове Эдгара всегда были четкими и ясными, а при его хорошо развитой эмпатии, окрашивались интонациями и эмоциями. Анна была рада его успехам, рада искренне и открыто. С души Эдгара словно упал тяжкий груз, к которому он привык настолько, что не ощущал его, пока не освободился. Ярость, ненависть, оскорбленное самолюбие, все угасло, потускнело. Все ушло, оставив лишь легкую грусть и благодарность женщине, научившей его сопротивляться обстоятельствам, собственному безучастию и капризным настроениям публики.
С того времени Эдгар углубился в изучение истории права, стал избирательным в выборе дел, отказывал многим клиентам просто потому, что дело казалось скучным и бесперспективным. На светских мероприятиях появлялся в гордом одиночестве, что всегда вызывало любопытные и оценивающие взгляды женщин.
Эдгар де Вирр никогда не был ловеласом и ничего не делал для того, чтобы покорять женские сердца. Впрочем, время от времени, он позволял женщинам покорять себя. Ненадолго и не всерьез. Лишь для удовлетворения биологических потребностей, не более того. Ничто другое в нем не отзывалось на призыв. Ни душа, ни сердце.
Луна вырвалась из цепких ветвей и тут же нырнула за тучу. По стеклу забарабанили быстрые капли. Дождь. Как и предсказывала давняя рана. Де Вирр потер ноющее плечо, отошел от окна и вернулся в кресло. Камин почти прогорел. Тлеющие угли время от времени выбрасывали умирающие язычки пламени. Беззвучно открылась дверь и кто-то из слуг начал зажигать свечи, но нетерпеливый жест хозяина заставил их прервать занятие и покинуть гостиную. Де Виру хотелось тишины. И одиночества.
Она появилась на пороге его кабинета в конце весны 1746 года. На рассвете. Тогда тоже шел дождь и капельки воды запутались в локонах русых волос. Эдгар устал. Он согласился принять эту женщину лишь потому, что встреча было оговорена заранее. Посетительнице составил протекцию кто-то из секретариата суда, а де Вирру не хотелось портить отношения отказом.
Эдгар кивнул, приглашая женщину сесть, опустился в свое кресло, соединил руки и опустил подбородок на сплетенные пальцы.
— Я вас слушаю, но прошу учесть, у меня мало времени.
Она поспешно кивнула. Невысокая, стройная, лет тридцати. В трауре. Взволнована, но... нет, глубокого горя не испытывает. Полузакрыв глаза, Эдгар прислушивался к своим ощущениям. Комок ее переживаний был интересен, но совсем не походил на то, к чему привык де Вирр.
— Я вас слушаю, — повторил он, открывая глаза.
Женщина сглотнула и попыталась заговорить, но голос ее срывался. Эдгар вздохнул про себя, поднялся, прошел по мягкому ковру, заглушающему шаги, налил ей стакан воды. Пальцы посетительницы были холодными, словно лед.
«Да что с ней такое?» — рассеяно подумал он, впрочем, без особого интереса.
— Я вдова...
Эдгар кивнул, желая ее ободрить. Посетительница не лгала.
— У меня... некоторые финансовые затруднения. Я хотела бы продать именье, но я совершенно не искушена в подобных делах, понимаете? И у меня нет родственников, которые могли бы...
Эдгару стало скучно. Она понапрасну отнимала его время.
— Видите ли, я не занимаюсь имущественными вопросами, — де Вирр мягко прервал посетительницу, — И потом, если у вас финансовые затруднения, вам не следовало приходить ко мне...
— Но я... — она, кажется, растерялась, но быстро взяла себя в руки, — Именье Бонне дорого стоит, я имею право им распоряжаться. Это... это загородное поместье с прилегающими землями. Там чудесный парк. Конечно, все это не в очень хорошем состоянии, но оно должен дорого стоить. И я подумала, если бы мы заключили контракт, по которому вам бы отходил определенный процент от сделки, вы были бы заинтересованы продать его!
Женщина тараторила все быстрее, щеки порозовели, она смотрела на адвоката сияющими глазами, в которых появилось какое-то странное выражение.
— От чего умер ваш муж? — вопрос, казалось бы, совсем неуместный, вызвал такую болезненную реакцию, что де Вирр всерьез обеспокоился тем, что посетительница грохнется в обморок прямо на ковер в его приемной: румянец мгновенно схлынул с ее щек. — Что с вами?
— Он... был казнен.
«Ого! Как ее имя? Этель Бонне? Рауль Бонне, убийство с отягчающими обстоятельствами, осужден, казнен в июле 1745»
— Вам нужно было прийти ко мне год назад.
— Да, — пролепетала Этель Бонне, нервно комкая черные перчатки, — Но я была очень стеснена в средствах, понимаете? Я не могла распоряжаться имуществом...
«Продала бы драгоценности», — усмехнулся про себя де Вирр, мимоходом оценивая перстни на тонких пальчиках женщины, — «Может быть, и хватило бы...»
Эдгар прищурился, ощутив резкое беспокойство. Этель встала, уцепившись за край столешницы, бледная, тонкая и напряженная, как натянутая струна. Во взгляде ее серых, с расширенными зрачками, глаз было что-то странное, вызывающее смутную тревогу.
«Ты не собиралась его спасать, не так ли? Ты хотела от него избавиться...»
Эдгар резко поднялся, желая закончить разговор, и ощутил внезапное головокружение.
«Что, будь все проклято, происходит?!»
Этель мелкими шажками пошла к де Вирру, обходя стол, разделяющий их.
— Что?... — хрипло спросил он, но не сумел закончить фразу. Желание, страсть, вожделение нахлынули с такой силой, что Эдгар, успевший позабыть, что это такое, был оглушен. Он, кажется, был груб и по-звериному нетерпелив, когда свалил ее на ковер. За все время Этель не издала ни звука, и не закрыла затуманенных серых глаз, лишь сбивчивое, неровное дыхание и то, как она подалась ему навстречу, после примиряло де Вирра с собственной совестью.
— Что ты со мной сделала?!
Она не отвечала, как не отвечала потом, в спальне на черных шелковых простынях. Любил ли он ее? Нет. Ни одно разумное живое существо не может любить того, кем было порабощено помимо собственной воли. Был ли счастлив в те дни? Да.
Эдгар сходил с ума днем, видя белое тело Этель на черных простынях, и гнал ее от себя по ночам. Этель уходила, возвращалась, снова уходила и вновь возвращалась. Если ее не было более двух дней, Эдгар начинал метаться, как зверь в клетке. Но гордость, проклятая гордость...
Однажды Этель не появлялась больше месяца, и Эдгар сломался. Найти ее не составило труда, но было поздно. У Этель Бонне оказалось слабое сердце. Врач, засвидетельствовавший ее смерть, сказал де Виру по секрету, что ей нельзя было принимать сильнодействующие алхимические эликсиры, которыми она явно злоупотребляла в последнее время.
«Зачем, Этель? Зачем?!»
Эдгар де Вирр внешне спокойно пережил ее смерть. Только теперь, подходя к пятисотлетнему рубежу, он понял давние слова матери: «Все это так... мимолетно».
Несколько месяцев спустя на пороге его кабинета появился поверенный Этель Бонне. По завещанию вдовы, все ее имущество было отписано Эдгару Лорану де Вирру, адвокату. В письме, приложенном к завещанию, была всего одна строка: «Мне ничего не нужно. Веришь? Я тебя люблю».
«Любила», — мысленно поправил он. Лицо адвоката было спокойно, словно маска.
Имение Этель Бонне оказалось в полном запустении, но в конюшнях, недавно отремонтированных и вычищенных до блеска, стояли двенадцать чистокровных хастиасских лошадей.
— О, небо, — прошептал Эдгар, разглядывая шествующих по кругу красавцев.
— Продадите их? — ревниво спросил дампир, с упоением тренирующий лошадей Бонне. Де Вирр не ответил. Кажется, привычка не отвечать на вопросы тоже перешла ему в наследство от Этель Бонне.
По камням внутреннего двора бойко зацокали лошадиные копыта. Голоса, отблеск факелов.
«Наконец-то!»
Эдгар Лоран де Вирр спустился по широкой лестнице в холл и принял у камердинера плащ. Дождь почти закончился, но Даниэль трепетно заботился о здоровье своего господина.
— Каков он? — Эдгар накинул на плечи плащ.
— Великолепен! — глаза Даниэля засветились восторгом. Казалось, весь дом разделяет страсть хозяина к лошадям. — Красавец! Я таких отродясь не видывал!
Даниэль распахнул дверь, и Эдгар де Вирр шагнул в ночь.

10) Откуда вы узнали об игре?
От друга

11) Связь с вами:

12) Пробный пост:
Эдгар рассеяно уронил письмо на стол и откинулся в кресле. Он, кажется, более прислушивался к чему-то внутри себя, нежели к собеседнику. Выждав приличествующую моменту паузу, Франсуа Ларой, секретарь Государственного Суда при Нижней Палате Парламента, вальяжно устроившийся в кресле напротив, спросил с показным равнодушием:
— Что вы об этом думаете?
Де Вирр пожал плечами:
— Разве предполагалось что-то иное?
— Так значит, вы не удивлены и не расстроены? Не далее, чем вчера за обедом, господин судья дал понять, что не желает вас видеть в этом деле, поскольку слухи о том, что один из участников тяжбы намерен обратится к вам, уже достигли его ушей.
Де Вирр улыбнулся, обнажив острые белые клыки.
— Так что вы скажете, Эдгар?
— Мне кажется, что предположения о моем участии несколько преждевременны.
— Эдгар! — Ларой всплеснул руками, — Мы знакомы с вами тысячу лет!
— Столько не живут, — заметил де Вирр. Кажется, ситуация его забавляла.
— Ты проиграешь, — с неожиданной горечью и совсем другим тоном произнес Ларой.
— Я знаю.
Де Вирр улыбался.

13) Локация, с которой вы начнете игру:
Имение Сен-Мишель-Лоран близ Филтона в Орлее.

14) Согласны ли с правилами ролевой?
Да.

Отредактировано Эдгар Лоран де Вирр (22.05.2011 01:55)