Альбус крякнул и шлепнулся рядом с отплевывающейся сестрой, подняв в ночной воздух целую кучу пыли и мошкары. Но после эффектного падения, торжественного спуска по бурной речке и трепыхания в волчьей пасти дети на такую мелочь внимания не обращали, как завороженные уставясь на острые клыки зверя. Но Альба еще бы раз расцеловала господина Росси (или не его?) только за то, что тот не откусил ей нос и не сожрал братика одним укусом. Если уж умирать, то спасая, как минимум, их княжество, а не вот так глупо — в лесу, на зубках оборотня-колдуна. Леноксы были благодарны своему горе-сопровождающему, что их поедание он оставил до лучших времен и до их новых подвигов. А сейчас... Снежка, склонив голову набок и сжав поцарапанную ладошку притихшего брата, рассматривала огромного рыжего волка и вспоминала очередную сказку. Теперь уже о Спящей красавице и о волшебном поцелуе, что мгновенно вернул сказочную героиню к нормальной жизни. А вдруг с первого поцелуя просто не получилось? А вдруг она не туда поцеловала, поэтому Даниэль Росси и не превратился обратно в вампира? А может надо было не вытирать личико после сего действа? Альба шумно вздохнула, отпустила Умку и решительно направилась к волку. Неуклюжие шажки девочки тот, понятное дело, слышал, но скалиться почему-то не стал и даже глаза не открыл...
Малышка присела около зверя и робко погладила того между ушей.
— Вы, дядя Даниэль, не волнуйтесь, — запинаясь, забормотала она, — мы с Умкой вас обижать больше не будем. Вы только возвращайтесь поскорее, а то как-то боязно нам...
Девочка не удержалась и плюхнулась на пятую точку, тихо пискнув. Но оборотень и сейчас почему-то не рыкнул, просто громче задышал и как-то совсем уж странно заворчал. Снежка притихла и бочком придвинулась к горячему волчьему боку. От него пахло кровью и грязной водичкой, но кто знал, чем пахла сама Альба волку? Малышка зевнула раз, второй и положила голову на спину зверю, продолжая гладить его по макушке. Если бы были силы, она сейчас наверное ревела бы. Папочки с мамочкой нет, коленки сбитые болят, во рту мерзкий привкус крови, и вода все еще хлюпает в ушах...
Альбус вроде говорил что-то предостерегающее, но Снежка уже его не слушала. Она сопела в унисон с уже, как ни крути, полюбившимся ей Даниэлем Росси.

Зверь едва заметно вздрогнул на прикосновение. Но руки были слабыми и неопасными, а речь, из которой он не понял ни слова — успокаивающей. Даже возня Альбы под боком не порвала тонкой паутины грез. Дремали инстинкты, усыпленные усталостью, вызванной кровопотерей. Когда оборотень не двигался, раны почти не тревожили его, лишь ныли привычно. А опасности, которой грозила большая потеря крови, своим звериным разумением оборотень не осознавал.
— Эй, ты, нарцисс! А ну, тюльпань отседова, а то ща как засиреню — не одуванишься!
На гневный вопль зверь лишь дернул ухом так, словно ему мешала муха, а вот ветка, треснувшая под ногой мальчишки, заставила поднять лобастую тяжелую голову. Несколько секунд громадный палевый зверь настороженно разглядывал воинственно настроенного ребенка, потом вновь устало положил голову на лапы, повернув морду в сторону Альбы.
Каким-то внутренним чутьем он понимал, что дети связаны меж собой столь тесными узами, что один не покинет другого. И пока девочка, сморенная болью, страхом и усталостью спала, приткнувшись к его теплому боку, вся щенячья бесшабашно-отважная агрессивность второго детеныша была не более, чем досадной помехой.
Будь Даниэль в своей разумной ипостаси, он мог бы лишь подивиться выносливости, воле и внутренней силе мальчишки, который после испытаний, способных сломить даже взрослого, умудрился сохранить непримиримость и желание бороться до конца. Но зверю такие рассуждения были неведомы. Более того, если ему было суждено когда-нибудь вернуться в тело вампира, он вряд ли бы вспомнил все подробности этой ночи.
Так бывало всегда. Зверь в нем жил собственной жизнью, хотя и подчинялся воле Даниэля, который, будучи сильным псиоником, управлял своей звериной сущностью при помощи команд, заложенных глубоко в собственное сознание. Однако, теперь, эта веками отработанная система дала сбой. И непонятно, что тому причиной. То ли Даниэль, будучи оглушенным после незапланированного путешествия в неуправляемом экипаже, не сумел четко сформулировать приказ, то ли ослабленный организм считал звериную форму более жизнеспособной, и под влиянием инстинкта самосохранения, не желал тратить жизненные силы не перевоплощение.
Так или иначе, после того, как оборотень выполнил задачу и нашел детей, он по-прежнему оставался антропоморфным волком, хотя внутреннюю потребность доставить детей к Моррису испытывал, как первую необходимость, и подчинялся ей, не задаваясь вопросом, зачем это нужно, презрев насущные потребности. И только необходимость в отдыхе детей заставила его остановиться на пути к цели. А если уж так вышло, то почему бы ни воспользоваться передышкой?

Отредактировано Даниэль Арман Эриан Росси (04.11.2011 15:20)

Волк дремал, пока Альбус был близко. Но стоило ему отойти к ручью, как зверь поднял голову, насторожив уши. Слуха, обоняния и зрения ему вполне хватало, чтобы держать малыша в поле внимания. Смысла производимых действий он не понимал, смутно ощущая лишь злость, усталость и отчаяние неугомонного детеныша. Когда Альбус, пыхтя, взобрался на дерево, оборотень успокоился и вновь спокойно положил голову на лапы с той лишь разницей, что его морда была теперь развернута в сторону мальчишки.
Долго зверю отдыхать не пришлось. Камень, пущенный умелой рукой, со свистом рассек воздух, но зверь даже не вскочил с места, как можно было ожидать. Лишь сверкнул зеленым огнем глаз в сторону дерева, на котором нашел прибежище Альбус, да чуть повел ухом в сторону скачущего по склону булыжника, который, нужно отметить, ударился всего в паре шагов от цели. А если учесть, что ночь давно вступила в свои права и тьма вокруг была хоть глаз коли, то бросок можно было считать виртуозным.
Девочка, потревоженная движением оборотня, завозилась и всхлипнула во сне, и зверь торопливо ткнулся в нее носом, успокаивая прикосновением и ощущением присутствия так, как это делают все звери по отношению к своим детенышам. Нет, Альба не была его щенком. Будучи полуразумным, оборотень вполне отчетливо понимал и осознавал это. Но где-то в глубине его звериной сущности было четкое осознание, что этих детенышей следует защищать и беречь.
Взобравшийся на дерево малыш не вызывал у него особого беспокойства. По сути, там было куда безопаснее, чем на земле. По крайней мере, до рассвета, пока не проснутся древесные муравьи, проточившие свои ходы под корой, и въедливый запах которых он ощущал даже находясь на некотором отдалении от убежища Альбуса.
Ночи в предгорьях не бывают теплыми даже в разгар июля, что уж говорить о середине августа, когда и днем воздух не успевал особо прогреться. Оставалось надеяться на природную выносливость, которую давала вампирская кровь. Будь иначе, искупавшийся в ледяной воде, переживший сильнейшее нервное напряжение, вызванное возможностью близкой гибели, голый, голодный ребенок на продуваемом всеми ветрами дереве уже давно бы свалился без сил. А падение с дерева, пусть даже на мох и траву, устилающие влажную землю у корней, вряд ли можно было бы назвать приятным.
Так или иначе, до рассвета оставалось несколько часов, и по разумению зверя, этого должно было хватить, чтобы детеныши отдохнули и набрались сил для того, чтобы без особых проблем преодолеть предстоящий им путь.

«Вот же дубовая башка!», — задыхаясь от возмущения, малыш чуть было не свалился со склизкой ветки. — «В ней что, совсем нет мозгов?!».
От досады, злости и отчаяния Альбусу захотелось спуститься и буквально надавать зверюге по морде. И не надо нравоучений! В данном контексте это даже не ругательство.
Когда Умка выхватил где-то фразу «все лучшее — детям», она тотчас стала его негласным девизом. Так или иначе, проигрывать младший Ленокс — сын своего отца — не умел, не любил, да и просто не привык. Но иногда обстоятельства просто не на твоей стороне, а тут, судя по всему, и стороны-то не было.
Волк ворочался и фырчал аки старый конь, одним своим видом вызывая в мальчишке бурю негодования. Хотя и непонятно, где там вообще помещается эта буря. Со стороны — просто маленький нахохлившийся птенчик, ерзающий попой по толстой ветке, дабы не свалиться в колючие кусты или, что еще хуже, зверю прямо в пасть. Папа точно знал бы, что делать, у него был ответ на любой вопрос, даже, откуда дети берутся. Альбус все гордился тем, что смыслит в этом деле больше других. А остальным ребятишкам, небось, невдомек, где этот магазин находится. Ну, тот, в котором детей покупают.
Если бы Перри сейчас был рядом, наверняка сказал бы что-то умное, и волка не испугался бы. Хотя и он, Альбус, тоже не боялся. Он боялся лишь того, что зверь может их съесть. Ну, кто такого не испугается?
Всем телом прижимаясь к мягкому сухому мху, коим порос старый гигант, мальчишка зорко пырился на колдуна сквозь слипающиеся веки. Кажется, он прикорнул на минутку, и от сердца словно отлегло. И боль, и страх прошли. Все беды дня забылись, и молчаливые ночные наблюдатели — вековые сосны — мягко сходя на нет, прекратились в рисунок на стенах детской комнаты. Что-то больно и назойливо впивалось в бок, но чудовищная усталость полностью одолела малыша-ревенанта. Эх, будь он человеческим мальчишкой, уже давно зашелся бы чихами и соплями. Но Альбус всегда рос крепким малым, с лихвой компенсируя всю болезненность сестренки. Когда Альба безвылазно хворала, юрливый братец по обычаю цвел пышным цветом. Ночь выдалась как нельзя более недоброжелательной, и, благо, мамина кровь буквально согревала. Конечно, Умка не мог похвастаться хладностойкостью Улрике, но отцу с сестрой он всегда давал фору. Потому за ним и закрепилось прозвище полярного мишки, дело тут не только во внешности.
«Не спать!», — яростно похлопал себя по щекам малыш, когда в метре от него, изящно болтая дойками и ловко перебирая в воздухе копытами, проплыла бурая корова. Кажется, у Альбы есть такая игрушка. Ах, да, это же Снежка дурачится! Швырнула в него коровой, а теперь тянется за обезьяной. Если мадам Браунфельс застанет их за этим занятием, то, зуб даю, получат они на орехи, и совсем не шуточные. После того, как альбусов деревянный пароплан выпорхнул на свободу, не глядя на препятствия в виде какого-то закрытого окна, на остальные игрушки был наложен арест. Им более не позволялось покидать детскую. Альба даже хотела было пошить для всего своего зверинца костюмы заключенных, но идея дальше идеи не развилась — хорошо ли, плохо ли, но дети просто не знали, как этот наряд выглядит. Альбус ставил на то, что он похож на клоунский. Такой точно не сбежит, даже если захочет. «А что если... Снеж!!!! А Что если клоуны — это и есть бандиты? Потому они такие грустные и страшные. Разве, будь они ни в чем не виноваты, не положено им смешить людей?». Эта идея, впрочем, как и любая другая нежизнеспособная умкина идея, грела его не долго. После он уже задавался вопросом, не проткнет ли он мозг, если будет ковырять в носу.
— Мамочка, я еще немного подремаю, — засопел под нос Альбус, когда явно недалекая белка приняла белобрысую макушку за огромную лохматую шишку. Мама всегда лохматила его волосы, когда хотела ласково пробудить. Но у мамы не такие длинные ногти, и она так никогда не царапается. Мелкий зверек, шустро семеня по голове, свесил свою наглую тушку вниз, к альбусовому подбородку, цепляясь лапками за светлую челку. Именно в тот момент, когда шерсть с беличьего пуза защекотала умкин нос, и он, Альбус, а не нос, подскочил, как ошпаренный, лесом разнесся жалобный девчачий рев. Снежка это умела, когда было нужно.
Что случилось, объяснению и осознанию пока не поддавалось, но ясно было одно — с сестренкой беда!
— Я иду! — завопил мальчишка, когда Снежка уже охрипла и закашлялась, и вышел в окно «побежал» навстречу сестре. Падение было со смягчающими обстоятельствами. Рухнув с дерева плашмя, мальчик интуитивно выставил перед собой руки. Одна из них, благо, пришлась в мясистый волчий многострадальный бок, и только вторая неблагополучно повстречалась с землей, взяв на себя основной удар. Колени не зажили еще после вчерашнего, а сегодня их уже ждала новая порция ссадин, куда более внушительных. Если бы не дикая боль в руке, что безвольно повисла и напрочь отказывалась слушаться, Альбус мог бы еще пожаловаться на ноющую лодыжку, которая уже к обеду, верно, опухнет и посинеет.
Альбу он, хвала всем сладостям мира, не задел, а судьба волчары его мало волновала. Хотя, нет, случись с колдуном что-то откровенно нехорошее, Альбус бы равнодушен не остался.
От неожиданности девочка словно язык проглотила.
«Вот и отлично! Околдованным слова не давали!».
Возможно, в другой ситуации мальчонка стал бы хлюпать носом и канючить о сладком, чтобы меньше болело, но сейчас было не время. Волк не купился на его уловку, а сейчас, пока ошарашенный зверь лишь тупо поглядывал на детей, Альбус, прихрамывая, метнулся к сестре и, что есть духу, вцепился в ее костлявую ручонку.
— Бежим, Снеж! Ну, давай же! Если не сделаем этого сейчас, то нам конец!

Отредактировано Альбус Ленокс (12.11.2011 16:37)

Вы когда-нибудь имели дело с мужчинами? Да еще такими... буйными? А вот Альба впервые столкнулась со столь активным нежеланием любимого брата и заботливого сопровождающего (ну местами заботливого — точно) находить хоть какой-то общий язык. Будь девочка постарше, она бы решительно схватила оборотня за загривок, а Умку — за руку, и потащила неразумных своих мужчин на поиски кареты и Мориса, но белокурой ревенантке не так давно стукнуло восемь лет. А еще ее трясло в лихорадке, и невидимые кошки мерзко царапали горло. Где тут взяться здравомыслию? Или хотя бы боевому настроению? Сейчас бы лечь да помереть... Ну или горячего молока выпить с печеньем. И каши манной с вареньицем бы...
Пока Снежка предавалась своим детским, невеселым и голодным раздумьям, Умка с господином Росси времени даром не теряли. Первый с диким воплем сверзился с тонюсенького деревца, а второй... Когда оборотень взвизгнул, Альба бросилась было к нему, чтобы погладить того по обиженной морде, потрепать за ушком, еще раз чмокнуть в горячий и сухой нос, но заботливый брат был настороже. Девочка на мгновение замерла, пытаясь вырвать свое запястье из цепкой хватки пухленькой ручки Альбуса, а когда освободилась — было слишком поздно. Громкий всплеск — и дяди Даниэля след простыл. Потерять их «колдуна» во второй раз? Ну уж нет! Не для того она пули бандитов убирала от их первоначальной цели! Совсем позабыв, чем кончилось ее прошлое купание, малышка рванула к обрыву, зажимая пальчиками нос, чтобы потом водичка не плюхала — ей хватало и начинающегося насморка. Вдох-выдох-вдох, задержать дыхание, не зажмуриваться — а то можно не туда прыгнуть, и... Чья-то бесцеремонная рука перехватила Снежку и прижала к гневно сопящему Альбусу.
Рука? Альбус? А где же господин Росси?! Девочка вяло брыкнулась и прижалась к холодному брату. Температура, судя по ощущениям, просто зашкаливала. Мальчишка что-то недовольно проворчал, пытаясь отстраниться от горячей сестры, но куда тут денешься, когда тебя несут в охапке, как хворост?
— Нам надо дядю Даниэля спасать, — пробормотала крохотная ревенантка и тут же шлепнулась на твердый пол целой и невредимой кареты. А дальше... дальше все было как в тумане. Альбус, жалобно шмыгающий носом и прижимающий больную руку, бешеная тряска в карете, насквозь пропахшей кровью их «колдуна», найденное теплое одеяло и спасительный сон, в который Альба поспешила провалиться...

  [Бругге] Муниципальная больница Данцига

Отредактировано Альба Ленокс (18.11.2011 20:07)

Мутный, глинистый поток вынес оборотня на отмель. Задняя часть его тела все еще находилась в воде, и о том, что он жив, свидетельствовали только прерывисто вздымающиеся, выступающие ребра. Мокрая, склеенная сосульками шерсть на плече и боку расплывалась мерзкими грязно-бурыми пятнами, на каждом булькающем выдохе из приоткрытой пасти и носа вытекала вода.
Любопытная сойка села на корень дерева, безобразно оголенный при оползне глинистой кромки оврага. Парочка ворон, прилетевших на ее суетливый крик, оказалась смелее. Пока одна из них боком прыгала по берегу, рассматривая одним глазом потенциальную падаль, другая села на бок зверя и, не дожидаясь пока зверюга сдохнет, долбанула клювом в сочащуюся кровью рану.
Морис придержал лошадей и спрыгнул на землю. Он открыл дверцу и лишь вздохнул. Девочка спала на сиденье, закутавшись в одеяло, а щечки ее пылали болезненным румянцем. А у мальчишки, напротив, кажется, зуб на зуб не попадал. Морис покачал головой, молча достал из-за сиденья чемодан с вещами и помог Альбусу одеться, стараясь не тревожить поврежденную руку ребенка. Накинул на его плечи плащ Даниэля, который валялся в углу, взял Альбуса на руки и тихонько притворил дверцу, не желая будить девочку.
— Вы уж потерпите немного.
Морис посадил мальчика рядом с собой и пустил лошадей бодрой рысцой.
— Как же так получилось, что вы умудрились заплутать? Ну, хоть живы, слава Розе, — Морис сокрушенно качал головой, и не понятно было, с кем он говорит. То ли с маленьким Альбусом, то ли сам с собою. — Оно ведь как вышло? Там ведь бревно поперек дороги − так и так останавливаться. Мне господин Даниэль говорит, у гостиницы, мол, останавливай, им дети нужны. Пока мы там время тянем, дорогу, значит, освободить надо. А потом к задней двери и ждать. А как скомандует — детей... то есть вас... хватать и в карету. И уезжать, его бросить. И вон оно как вышло. Так ведь и бросили. И ведь что плохо. Зверь, он, конечно, умный. Но все же зверь ведь. И перевязать себя не сможет. А в нем две дырки от пуль.
Морис какое-то время молча правил лошадьми, а потом вновь ударился в воспоминания.
— Он ведь меня тогда, в Филтоне из такой заварушки вытащил. Я уж думал, все, конец мне. В Сен-Мишель привез. Как же теперь?...
Морис вопросительно и растеряно глянул на мальчишку, словно ждал от него ответа на вопросы, потом упрямо тряхнул русой головой.
— Нам бы только до Данцига добраться...

  [Бругге] Муниципальная больница в Данциге

Отредактировано Даниэль Арман Эриан Росси (18.11.2011 15:00)

[Бругге] Муниципальная больница в Данциге 

Клацнули зубы. Молниеносное движение оборотня, и по поляне в разные стороны полетели черные перья. Сойка от греха улетела в лес. Вторая ворона, с суматошным криком взлетела на дерево, откуда долго еще хриплыми воплями проклинала волка и оплакивала безвременную кончину своей товарки. Зверь вновь тяжело уронил голову на траву, но добычу не выпустил. Через какое-то время одним судорожным глотательным движением он пропихнул в себя несчастную птицу.
А еще через час, сильно припадая на переднюю лапу, некогда великолепное, сильное и стремительное создание, ныне имеющее вид столь жалкий, что кто-нибудь вряд ли признал бы в нем холеного Сен-Мишельского оборотня, хромало в ту сторону, куда Морис унес детей. Нет не по внутреннему велению своей разумной ипостаси. Все ментальные приказы, запреты и барьеры, которым Даниэль подчинял себе зверя, слетели, как ненужная шелуха, взломанные властной силой инстинкта самосохранения. Зверь хотел жить. А для того, чтобы жить, нужна была еда, и сейчас оборотень не побрезговал бы и падалью.
Волк вышел на спешно покинутую стоянку. Угли давно остыли и подернулись пеплом, но одеяло хранило запах человека, а корзина, оставленная впопыхах, была полна разнообразной снеди. Бесцеремонно сунув в нее нос, волк давился хлебом и сыром, не особо разбирая, что, собственно, он жрет.
Карета, запряженная шестеркой лошадей, возвращалась к месту стоянки. Дети, по разумению Мориса, были в безопасности, и ничто не мешало ему исполнить свой долг перед тем, кому он был обязан не просто спокойным, безбедным существованием, но и самой жизнью.
С упрямым выражением на угрюмом скуластом лице, Морис гнал лошадей по Данцигскому лесу и что-то недовольно бурчал себе под нос. Остановив карету у приметных, примятых и переломанных кустов, Морис соскочил на землю и решительно направился в сторону знакомой поляны. Вид зверя, лежащего на левом боку, привел Мориса в короткое замешательство.
— Господин Даниэль! — Морис порывисто шагнул вперед. Однако зверь, поднявший тяжелую лобастую голову, и глядящий на человека горящими зелеными глазами, более не был Даниэлем. Волк поднялся на подрагивающие, широко расставленные лапы, ощетинился, вздыбил шерсть на загривке и беззвучно приподнял верхнюю губу, обнажив в оскале ряд белоснежных зубов с внушительными, острыми, как бритва, клыками.
— Господин Даниэль?
Морис побледнел, на лбу и висках выступили капельки пота.
— Господин Дан...
Договорить он не успел. Зверь бросился вперед, и лес огласился диким человеческим криком, оборвавшимся на высокой ноте. С деревьев поднялась на крыло и закружила в небе стая воронья.

Отредактировано Даниэль Арман Эриан Росси (24.11.2011 08:09)