Начало игры

Валери подошла к галерее глубокой ночью, хотя, как ни странно, здесь не было не то что посетителей, но и самой хозяйки. Лишь только швейцар учтиво улыбнулся и предложил войти, открывая дверь. Леди Вальд долго бродила по залам с картинами: мимо каких-то работ (по большей части своих) проходила не глядя, какие-то напротив разглядывала по 10-15 минут, словно пытаясь увидеть в них что-то новое. Почти полностью погрузившись в свои мысли она не замечала ничего вокруг, кроме образов красок, смотрящих не нее со стен. в Лунном Свете Вэл искала вдохновение.. и нашла.. не совсем то, что нужно, но кое-что, позволяющее двигаться дальше. Остановившись у холста с изображением чертового колеса заброшенного парка аттракционов она слегка улыбнулась, сделала пару шагов назад и еще раз взглянула на картину чуть наклонив голову набок. Пару дней назад Валери слышала новость об открытии парка, но до сих пор так и не успела там побывать.
— Что ж, похоже самое время, — не медля ни секунды она развернулась и направилась к выходу из галереи

  Луна-парк: Вход в парк и билетная касса

Отель Via Nazionale  (скачок) 

13 апреля 1826 года.

Весенняя ночь, тихая ночь. Разве может быть что-то более прекрасным и чистым, чем это время года? На дворе давно уже было за полночь, и звезды сверкали на небесном покрывали, точно россыпь бриллиантов, что потеряла святая, точно осколки луны, что осыпалась, превращаясь в полумесяц, точно слезы, пролитые в мире, точно надежды разрушенные и возродившиеся вновь. Но даже в такие сказочные мгновения жизнь вносит свои коррективы — жестоки и порой беспощадные. Скитания и бессонница, мучения и боль — вот, что сопровождало девушку по жизни, вот чему она была рада и счастлива. Уже не раз Сирените блуждала по городу не находя покоя. Ведь миг сна, минута слабости... И она — потеряна. Она погибла. Ее уже стали узнавать во всех ночных кафе и заведениях Дракенфурда. Постоянный поздней гость — вечно спокойная, немного грустная и уставшая. Неизменно приходит она в тот момент, когда другие спят, и часами сидит с одним бокалом вина или же выпивает с десяток чашек кофе. А потом уходит... Словно фантом, которого никогда и не было. Но кроме ресторанов и площадей Сир нашла для себя еще одно место, где можно отдохнуть, если не телом, то хотя бы душой. Галерея искусств, что работает от заката до рассвета — идеально место, чтобы провести очередную долгую ночь. Она бродила по залам уже несколько часов. Но с виду бесцельная прогулка всегда была точно спланирована. Сирените быстро проходила мимо сотен полотен, тех, что считала недостойными своего внимания, порой пропуская те, которыми восхищались другие. Но при этом могла часами стоять возле выбранного предмета искусства, уходя куда-то далеко в воспоминания. Сегодня ее внимания удостоилась скульптурная композиция: змея и сокол, что объединились в смертельном танце. Птица держала в клюве тело ползучей твари, а та в свою очередь впивалась ядовитыми клыками в шею птицы. Жестокое, но удивительно точно описание реальность — сокол и змея. Всегда вместе. И не могу отпустить, не могу сбежать... И чем сильнее змея вонзает клыки, тем крепче птица сжимает ее в острых тисках. И нет спасения, нет надежды. Хотя ведь можно отпустить, всего лишь разжать тиски. Но никто не согласится это сделать, ведь где уверенность, что враг сдержит слово?
Девичьи пальцы провели по змеиному телу, неспеша перейдя на взъерошенную голову сокола. Заостренная бронза перьев, скользнув по руке, оставив едва заметный разрез на перчатки, сквозь который проступила алая капелька крови. Ранка отразилась в разуме уколом, похожим на упрек за столь опрометчивый поступок. Но на лице Сирените не появилось даже намека на это — все также спокойно, все также мила. «Забавно до слез», — подумала она про себя, отходя от скульптуры. В галерее мало кто обращал на эту композицию внимание. Слишком, на взгляд многих, простая и при этом понятная. Но разве жизнь не такая же штука? Вот только задерживаться долго Сир не хотела, она и так уже заслужила себе звание странное посетительницы. Так что еще несколько недель назад она выбрала себе в многообразие произведений искусства пять самых ценных и важных — это были те, в коих она видела смысл. Те, что имели право на существование.
Второй ее предмет хранился в зале музыкальных инструментов, сердит сотен и тысяч подобных. Он ничем не выделялся из общей массы, но для Сир являлся истинным сокровищем. Девушка неспеша вошла в зал — народу было не так много, достойных посетителей еще меньше. Несколько шагов по направлению к центру комнаты, затем поворот налево, еще несколько шагов прямо и вот оно... Небольшая арфа, совсем маленькая и неприметная, без украшений и резьбы. Просто и гениально. Натянутый лук, где струны-тетивы дрожали в ожидании стрел, что пускаю тонкие пальцы — совершенное сочетание красоты и смертоносности. Штука творцов нашего мира. Едва уловимое движение — просто дуновение ветерка и тихий перекат пронесся над комнатой, вторя музыкантам, прячась за плачем скрипки и стоном виолончели. Он были только для нее... Она создала его только для себя.

Непрошеные гости никогда не сулят ничего хорошего — они предвестники беды и больших перемен. И ночью, когда миром правит властелин тьмы нельзя ожидать ничего, кроме опасностей. Но еще куда страшнее и мучительнее, когда ты слышишь то, что должно было быть сокрытым от глаз. Когда каждый порыв души, каждое слово, каждая мимолетная мысль острыми иглами пронзает твой разум, не оставляя ничего кроме боли. Но эта боль спасительна — она предостерегает от бед и не дает оступиться.
Сирените любила проводить ночи в галерее именно потому, что здесь редко можно встретить настоящую опасность... Немного грубости и смешков в свой адрес — это неизбежная часть любой жизни. Они даже необходимы. Они показывают, что ты все еще жив, что ты все еще существуешь. А все остальное — за пределами этих стен, там, где правил бал жестокий мир. Но сейчас, в данный момент, девушка ощутила неприятно покалывание — здесь была опасность, но она все еще была сокрыта от нее. Угроза... возможная и далекая. Но все-таки существующая... А потом прозвучал голос, спокойный и тихий — он проникал в душу, обволакивая ее пьянящей пеленой. И, возможно, Сир и поддалась бы на чары, если бы не пронзительный свист, доносящейся из подсознания. Он твердо и уверенного говорил, что нужно быть острожной, что верить нельзя, что голос может причинить только беды, только горе.
— Это спорный вопрос, — точно пропела Сирените, ласково и нежно. Вот только будто случайно в голосе проскальзывали тонкие нити недовольства и насмешки, но они исчезали, едва проявившись, будто видения. Всего лишь иллюзии, всего лишь обман.- С одной стороны, живая материя легко разрушается. Нанеси маленькую рану, и человек умрет. Перережь одну артерию, и жизни придет конец. Сорви цветок — он погибнет. А неживая материя прочна и тверда, ее так просто не разрушишь, — произнесла девушка, бросив взгляд на незваного гостя. Молодой вампир приятный на вид, элегантный и даже обворожительный — ничего нельзя сказать плохого. Но вот ощущения от него были не из приятнейших. Он сам того не ведая вызывал неприятные ощущения. Можно обмануть глаза, запутать разум, обойти сердце. Но вот смерть не обманешь. Она точно знает, кто принесет ей дары, она уже давно пометила всех своих слуг. А Сир слышит их, но просто не подает вида. — Но взглянем на данный вопрос с другой стороны, — вновь перевела она взгляд на арфу. — Разрушь к примеру эту арфу, сломай ее пополам, отломи кусок. И ты уже не сможешь ее восстановить. Вы можете возразить, но я имею в виду здесь не вмешательство извне, а процесс самостоятельного восстановление целого. Не одна мертвая материя не сможет этого сделать. А живая ткань всегда восстановится. Регенерация — вот что позволяет ей возвыситься над миром мертвых механизмов. Порежьте руку — пойдет кровь. Но рана исчезнет без следа через некоторое время и без нашего участия. Поломайте кости — они срастутся вновь...Что бы мы не делали. Жизнь слаба — ее можно разрушать. Металл слаб — потому что он не способен меняться, — холодно произнесла она. Собеседник был, конечно, приятен на вид и отличался хорошими манерами, но все-таки Сир уже давно привыкла доверять ощущениям, а не внешнему виду. Хотя наживать врагов на пустом месте ей тоже не очень хотелось. И так слишком многие мечтали бы отправить ее на тот свет... Да и всегда есть вероятность, что сокол и змея смогут помочь друг другу... А ядом его она всегда успеет наградить

Не уже ли так сложно понять, что порой не стоит злить того, кто предпочитает одиночество шумным компаниям. Разве так сложно почувствовать те нотки недовольства, что играют в голосе. Возможно, она просто слишком долго играла свою роль. Она так давно мучилась и спасалась одновременно, что уже и забыла — другим не дано почувствовать такой дар и проклятие. Ее разум давно уже жил в другой далекой реальности. Там, где мир поделен тонкой гранью между светом и тьмой, где каждая мысль превращается в острый клинок, где каждое слово имеет свою страшную силу. Он говорил одно, но ей слышалось совсем другое. В памяти всплывала старая легенда, сказка, что отчего-то стала для девушки самым важным правилом в жизни. Золотой лев, сделанный по приказу одного правителя — видишь золото, не видишь льва. Видишь льва, не видишь золото. А вмести никому не дано их узреть. В жизнь все было также: золото и лев — он видит золото, она слышит льва.
Девушка даже не посмотрела в сторону собеседника: ее внимание все было устремлено на механизм. Сейчас он служил ей защитой, той маленькой нитью, что держала ее в реальном мире. Одна точка, чтобы сбежать от боли. Одна маленькая, ничем не приметная частица, лишенная смысла для многих, но так необходимая для нее одной. Она была ее мостиком в реальность — напоминанием о том, что все не то, чем кажется. Голос незнакомца прозвучал так отдаленно, точно шепот с другого края света. И такой глупый вопрос, наивный и детский. Но этот вопрос открывал истинную сторону вещей. Его может задать только алхимик, который привык играть с тканью мироздания и обманывать высшие силы. Только он один способен с таки презрением смотреть на живых существ, видя в них скорее механизмы, основы для своих экспериментов, чем живых существ с душой и разумом. Но вот только пусть эти догадки остаются под толщей безразличия и льдом внешней любезности. Они предназначались только для Сир, для ее разума, который уже нашел ответ, что говорить и как поступить, который уже продумывал сотни и тысячи вариантов развития сюжета, отбрасывая не нужные в поисках одного главного.
— Я бы сказала, что только глупцы играют в Розу и Моргота, надеясь, что им ничего не будет угрожать. Если начинаешь играть с высшими силами, то рано или поздно платишь за свою гордыню. И цена порой бывает непомерно высока. И совсем она не посильна, когда речь заходит о делах смерти. Она не прощает даже того, кто просто пытается проследить за ней. И страдает по большей части не тот, кто натворил бед, а те, кто приходят следом, — рука машинально потянулась к камню, что уже не одно поколение защищал и губил ее семью. А ведь виной всему послужил алхимик, который тоже играл в высшее существо. И чего он добился? Клан канул в лету, само он погиб, а его потомок теперь человек. Страшная кара за чрезмерную гордыню и игру. Но Сир не позволила себе коснуться проклятого талисмана. Усилием воли она планов перевела руку на лицо, точно решив стереть с себя усталость, что скопилась за эти дни. — Поэтому, прежде чем что-то говорить, нужно знать вынесешь ли ты цену, которую потребует от тебя мир. Алхимики говорят, что миром правит закон равноценного обмена, — задумчиво произнесла она, закрыв глаза, точно вслушиваясь в ту песнь, что пела смерть, в шепот, что носился вдали. — Особенно это нужно помнить, когда пытаешься восстанавливать жизнь. — наконец произнесла она и, демонстративно развернувшись, будто случайно задев плечом собеседника, направилась прочь от уже отслужившего свое инструмента. Но, не сделав и несколько шагов, она остановилась и тихо, почти неслышно, произнесла
— Знаете, какое самое страшное проклятие накладывал Моргот? — голос звучал плавно и нежно, точно река, которая уносилась вдаль, несколько секунд она держала паузу, позволяя вампиру продумать ответ, но, прежде чем он успел его сказать, произнесла. — Бессмертие.
И словно добившись своего, Сир направилась к диванчикам. Девичья рука легко приподнялась, подзывая расторопного служащего.
— Как обычно, — сказала она. — Но на этот раз, упаси вас Роза, не доложит хотя бы одну ложку. — ласково улыбаясь прошипела девушка, заставляя молодого человека дрогнуть от страха. Юноша тут же вылетел из зала торопясь исполнить простую просьбу клиента. А девушка присела на диванчик, довольно улыбаясь и украдкой поглядывая на оставшегося в одиночестве кавалера.

Служащий, спешащий исполнить поручение гостьи, вернулся спустя несколько минут, преподнеся девушке чашечку кофе. Вроде ничего не обычного, и все так, как всегда, но вот на лице молодого человек читались страх и некое не понимание и даже немой вопрос: «не уже ли она думает это пить?», ответом на который стал маленький глоток, сделанный Сир. Когда черная жидкость, обжигающая все внутри, оставляющая во рту противный горький привкус, коснулась девичьих губ, зрачки служащего расширились от непонимания и удивления. И он тут же поспешил скрыться, боясь сказать что-то не то. Его столь не понятное поведение тут же становилось явным, если бы кто-то знал, какой состав прячется под видом бодрящего напитка: четыре чайный ложки самого крепкого сорта и больше ничего. Ни сахара, ни сливок. Подобная доза приводила в ужас любого: мало какой организм мог выдерживать ее долгое время. А Сирените выдерживала. Для нее эти четыре ложки были всего лишь четырьмя каплями в океане, которые ничего не решали. Какая разница, что станет с тобой потом — какой смысл беречь себя, если все равно суждено кануть в лету? Нужно брать от жизни все, жить на грани, чтобы не жалеть ни о чем, чтобы каждый твой миг, если он станет последним, не приносил за собой разочарование. К тому же, какой смысл бояться чего-то, если все равно на свете нельзя умереть дважды, а тот единственный раз всегда будет твоим, чтобы ты не делал. В старой книги смерти уже давно записан и месяц, и год, когда леди в капюшоне придет за тобой. Хотя, порой говорят, что с ней можно договориться и попросить — она поймет, и день другой тебе подарит. Главное, знать нужные слова. Но это вариант был не для дочери проклятого рода — ее смерть вряд ли пожалеет. Точнее сказать, они уже давно стали спутницами друг друга. Вот только одна гонится, а другая убегает. И не понять, кто играет какую роль.
А молодой вампир все не успокаивался. Алхимик — что еще сказать. Он так уверенно говорил, он верил в свое превосходство. А еще он уже несколько раз изучающе смотрел на ее наследие. Возможно, он узнал работу старых мастеров, которые могли себе позволить то, что нынешние мастера даже боялись помыслить. Но вот в чем Сир была уверена — при всех своих знаниях, вампир не сможет дать ответ, что же за силу таит в себе ее проклятии и дар.
Острые взгляд зеленых глаз поймал серебряные часы на цепочки, которые вдруг возникли в руках у собеседника: он точно что-то ожидал, к чему-то готовился... А потом все свершилась — глаза едва уловимо блеснули, празднуя очередную победу...Часы исчезли...
— Но в таком случае, я бы на вашем месте лучше пошла договариваться с Морготом или с Розой, чем стала играть в мать природу. У Розы доброе сердце. Поплачь, помолись, покайся в грехах, скажи, что виноват и сознаешь ошибку... И она простит тебя. Святые отцы церкви говорят, что для Розы один покаявшийся грешник стоит сотни праведных душ, — произнесла она, когда молодой вампир подошел достаточно близко, чтобы услышать тихий и певучий голос, который больше напоминал шепот или едва уловимое дуновение ветерка. — Моргот — циничный, расчетливый, жадный, и к тому же огромный любитель гадостей. С ним легкого торговаться — принес несколько жертв, и тебе простят повинность. Вопрос лишь упирается в цену и количество. А так при желании и сноровки можно и душу себе новую купить, и бессмертие получить, и миром править. Расценки властелина тьмы хорошо известны знающим людям. А вот с природой так просто не договоришься. Тихая она, спокойная. Все вынесет, все позволит и грубого слова не скажет. Но вот в тихом омуте черти водятся. Стоит только оступиться, только на миг ослабить бдительность — придет конец. Она не щадит и не слышит жалоб, она просто наказывает за провинности, жестоко и беспощадна, порой пострашнее самого Моргота, — ее голос певучий и нежный, словно не философствовал, а рассказывал прекрасную сказку, легенду с печальным концом, неизбежным финалом. И как забавно звучали слова вампира о том, что у всего есть две стороны. Уж кто-кто, а она это знает на собственной шкуре. Но ее собеседник был прав и не прав одновременно. Ведь необходимо смотреть на финал, а не на сам путь. Дорога может начаться смертью, а окончиться жизнью. И жизнь найти финал в объятиях всадника ночи.
-так же говорил и герой истории, — хитро посмотрев на юношу, произнесла Сир. — Вот только финал был забавен. Вампир ползал в ногах у Моргота, моля о смерти, умоляя о снисхождении, мечтая истлеть в могиле. А Властелин ночи смеялся, довольный шуткой... Жестоко и красиво... жизнь слаба, но если бы не было смерти, мы бы и не жили... А другие слабости живой материи — они же ее сила. Простой фокус с арифметическими знаками. Плюс и минус — это одно и то же, — откинувшись на спинку дивана и довольно прикрыв глаза, произнесла она, тихо замурлыкав странную формулу, которой еще в далеком детстве научила ее мать. — Возлюби боль свою, и ты возлюбишь смерть свою. Возлюбив смерть свою, ты возненавидишь жизнь свою. Возненавидев жизнь свою, ты проклянешь судьбу свою. Проклеенная судьбу свою, ты пожелаешь ее изменить. Изменив судьбу ты, изменишь, и жизнь свою, и боль свою. И боль твоя станет твоим спасением. И смерть твоя станет твоей жизнью. Не правда ли забавная логическая цепочка? — бросив взгляд на вампира спросила она. — Кстати, мы ведь так и не представились друг друг. Как же зовут столь гениального философа, мне бы очень хотелось услышать имя будущего творца мироздания, — и предугадывая возможный вопрос добавила. — Мое звучит не слишком красиво и правдоподобно...Сирените...ну, право слово, что это за имя? так и вводит в заблуждение относительно моей персоны.

Как иногда причудливо и странно переплетается судьба — жизнь точно играет нами, постоянно удивляя. И каждый миг не похож на предыдущей, и каждая секунда кардинально отличается от свой сестрицы. Вот перед ней вежливый и ухоженный вампир, который уже давно продал свою душу темному повелителю. Жестокий и надменный убийца, с лицом достопочтенного джентльмена. Как просто и с нескрываемой насмешкой он рассуждает на вопросы, которые приводят в священный трепет обычных людей. Роза — всего лишь старая баба, которая умудрилась обмануть полсвета. А Моргот — великий и могучий господин. Но вот только не все так просто, как нам кажется на первый взгляд. Сирените, лукаво улыбнулась молодому вампиру, который устроился рядом с ней на диване. В его глазах играли огоньки, неподдельного веселья, те костры, что порой загораются и в ее глазах. Вокруг них постоянно скачут веселые черти, то и дело подкидывая в пламя все новые и новые безумные идеи и мысли.
— Я всегда восхищалась Розой и посмеивалась над Морготом. Согласитесь, нужно обладать по меньшей мере не ординарными качествами лидера, чтобы так обмануть полсвета. Ни каждому дано обвести вокруг пальца целый мир и не только одно поколение. А многие и многие... Моргот в этой связи немного проигрывает — слишком праведный, на мой взгляд, — произнесла она, допивая жуткое месиво, что осмеливалось называться кофе. — Хотя, если уж на то пошло, я одинаково скептически и с одинаковой долей призрения отношусь и к одному и к другому. Я отлично знаю, что Роза уже давно поставила на мне крест, это произошло задолго даже до моего появления на свет. А приходить к ней с поклоном я не намерена. Для меня рай слишком скучное место. А что касается Моргота, У нас уже давно существует негласный договор, подробности которого, вам лучше не знать, — дьявольски улыбнувшись, пропела она. Что поделать, если Сир никогда не молилась богам и не признавала их власть. Их можно уговорить, к каждому можно найти свой подход, а значит, она перестают быть вершителями судеб и беспристрастные судьями, так как их неподкупность и справедливость уже давно стала всего лишь пустым звуком. Нет, в этом мире уже давно нет справедливости и правды, ведь даже смерть берет здесь взятки, закрывая глаза на проступки людей, и отнимая жизнь за звонкую монету. Что же говорить об остальных. А помучить вампира, который видно восхищался Морготом и ненавидел Розу, всегда было забавно для дочери проклятого рода.
— Служить, конечно, заставить можно, — подозвав к себе служащего и отдав ему чашку, безобидно произнесла Сир. — Но вот беда в том, что тот, кого заставляют, никогда не отличается верностью и преданностью хозяину. Поэтому мы вновь возвращаемся к мысли о том, что это очень глупая и непродуктивная затея. Так как один просчет, одна маленькое упущение — и черти уже не станут вам служить, он просто уничтожат хозяина, — чуть улыбнувшись, добавила она. В разуме быстро промелькнула картинка, которую она видела уже не раз: разбитые мечты, растерзанные надежды тех, кто пытался взлететь высоко, выше солнце, выше крыш. Они опаляют крылья, падая в океан, и потом рыдают на пепелище собственных стремлений. Такая судьба уготована всем, кто пытается стать могущественным, любому, кто желает превзойти творцов. Но даже зная подобную судьбу, люди и вампиры с одинаковым безумием стремятся к недостижимой мечте. И вампир, что сейчас беседовал с ней, не был исключением, да и сама Сирените уже всегда была одним из таких людей. Но в отличие от многих — она знает финал, она отлично понимает, какая будет концовка, и поэтому наверно, так безразлично и скептически смотрела на жизнь, при этом постоянно балансируя на грани...
Девушка устало улыбнулась, слегка зевнув всем своим видом показывая, что молодой вампир ничем ее не удивил и скорее не сможет удивить. И правда, что он мог ей показать? Алхимик... она видела их достаточно, и читала лишком многое про этих господ. В ее роду был не один представитель такой профессии, и она уже давно перестала чему-либо удивляться. Смертью нельзя напугать мертвеца, а ночью никак не устрашишь тень. К тому же тот, кто всю жизнь существовал, а не жил, еще в самом начале своего пути понял, насколько не стабилен мир.
— Три из трех, — прошептала почти беззвучно Сир, когда вампир представился и поцеловал ей руку. Три ее утверждения совпали, вновь и вновь провозглашая то, что ошибаться она пока не умеет. Первое — смерть. Она шла за Теодором по пятам так, как он был служителем Моргота. Второе — алхимик. Он сам признался в этом. Третье — приглашение, которое она так старательно пыталась избежать. Но все три, открыли свои лица. — Меня трудно удивить хоть чем-то. Я уже давно превратилась в каменную статую, у которой умерли все чувства,- скептически произнесла она. — Но я все-таки дам вам шанс... Все равно мне не нужно чем-то занять сегодняшнею ночь, — вздохнула она поднимаясь с дивана.
А ведь правда, надо было занять... Спать опасно. Сон — это ловушка для разума, в которую мы загоняем себя постоянно. А еще... Сон — это предатель, который отдает несчастное сознание в руки ужасной песни. Поэтому Сирените редко спала, поэтому она постоянно пила кофе, поэтому она вечно сидела, прикрыв глаза, когда от нее не требовалось действий. В те мгновения ее разум будто погружался в дымку, отдыхая на краткие мгновения, даря иллюзию покоя. Всего лишь мгновение, но они сливались в минуты, часы, дни, месяцы, годы... Но чтобы жить нужен стимул, какой-то толчок. Этот алхимик стал таким позывам мира, который вернул ее в реальность.
Они покинули галерею вмести. Удивительная пара. Контролер долго смотрел им в след, ни то с жалостью, ни то с удивлением, ни то с завистью. Он точно не могу разобраться в чувствах, что эти двое испытывают. Он словно пытался понять, что ждет их впереди, но ответа так и не мог дать. Но пара исчезла из виду, углубившись в темноту улицы. Сирените не спеша и гордо подняв голову следовала за молодым человеком. За всю дорогу она не проронила ни слова: только ледяная маска на лице, точно вызов новому знакомому. Лишь раз, она позволила чувством проскользнуть в душе. Ее спутник бросил довольный взгляд на мертвое тело мальчика, что лежало в одном из проулков. Не стоило большего труда догадаться, кто повинен в его смерти. «Служитель смерти» — промелькнуло в сознание девушки, когда она взглянула на лицо вампира. Но это было всего лишь мгновение. А потом вновь, тишина и прогулка по весеннему городу.

  Родовое поместье Рендов

Редакция «Мирабо манускриптум»    (временной скачок в несколько месяцев) 

«Как всё предсказуемо!» — улыбнувшись, подумала Камилла, провожая взглядом умопомрачительно наряженных девушек, по мнению герцогини, вырядившихся скорее для бала, чем для похода в галерею искусств, столпившихся возле какого-то музыканта, который устроил вечер встреч с поклонницами. Юный щёголь купался в женском внимании, одаривая каждую леди широкими улыбками и комплиментами. Покинув залу, наполненную шепотками, восклицаниями и смехом, вампиресса зашла в выставочный зал старинных скульптур. В лучах света, падающих от огромного количества свечей в позолоченных канделябрах, статуи казались живыми и несомненно привлекали внимание, правда, не тех девушек, которые сейчас окружили новомодного музыканта. Медленно шагая по паркету, начищенному до идеального блеска, из дорогих пород дерева, мазель Девон рассматривала памятники древности, внимательно изучая каждую дель — изгибы, взгляды, улыбки, жесты. Во всём этом был скрытый смысл, который притягивал своей загадочностью и стариной. В полумраке бледноликая вампиресса в сливочно-кремовом платье до пола казалась частью этого уголка, такая же невозмутимо спокойная, загадочная и чем-то заинтересованная. Единственным, что отличало эту девушку от окружающих её бездушных творений были иссиня-чёрные волосы, водопадом струящиеся по хрупкой спине, и светло-серые глаза, излучающие холодность и некую отстранённость от мира. Аккуратно, еле касаясь, она провела пальчиками по холодной мраморной руке статуи маленькой девочки, держащей в ладошке крошечного соловья. Холодная и неживая, именно такой была эта статуя, но сколько она излучала своим видом тепла и радости. Немного склонившись, Камилла взглянула в бесцветные глаза статуи, затем посмотрела на курносый носик малютки, улыбающийся ротик и ямочки, которые до невероятности точно выполнил скульптор. Каждая прядочка волос, каждая складка на платье девочки была идеально выполнена, словно статую лепили по живому каркасу. У дитя было такое довольное, радостное и счастливое личико, что мазель Девон просто не могла не улыбнуться. Слабо сжав в руке буклет, рассказывающей о новой коллекции оружия, привезённой из хурбастанских краёв, и встрече с юным музыкантом, вампиресса отстранилась и сделала пару шагов назад, как будто желала удостовериться, что перед ней в самом деле статуя, а не реальный ребёнок, кормивший соловушку из маленьких ручек. «Наверное, у этой скульптуры особенная история. Быть может, это дитя творца или воспоминание о его первой детской чистой любви? Знать бы наверняка. Но уж точно эта скульптура выделяющаяся из всех. Я не встречала ничего подобного. Идеальность пропорций, чистота сюжета, а какова искусность работы! Даже статуя прекрасной русалки уступает этой красоте. По истине ангельская работа, в ней столько душевного тепла и любви», — не сводя взгляда со скульптуры, мысленно размышляла вампиресса, стоя напротив неё так же неподвижно, как и статуи в этом зале. Здесь было намного тише, чем в предыдущей комнате, намного спокойнее, что позволяло поразмышлять, изучить всё внимательно и уйти в мир собственных мыслей. Обведя взглядом зал ещё раз, Камилла поправила шляпку, и прошла через белые двустворчатые двери, словно врата в волшебное королевство, в следующую залу. Ради неё, собственно, она и пришла сегодня в галерею. Музыкальная комната и была целью визита герцогини в это культурное заведение. Новая выставка музыкальных инструментов только прибыла в Дракенфурт, и девушка непременно хотела до путешествия посетить её, поскольку побывать после на этом мероприятии не представлялось возможным. Но стоило вампирессе перешагнуть порог комнаты, как она тут же почувствовала аромат дорогой сигары, заставивший её обернуться в сторону диванчика, на котором расположился незнакомый ей милсдарь, закинувший голову назад в расслабленной позе и с довольной улыбкой на лице. Весь его вид излучал душевную гармонию, что не укрылось от взгляда мазель Девон. «Думаю, я не сильно нарушу уединение сударя своим присутствием», — окинув незнакомца взглядом, подумала она и, отвернувшись, направилась, слегка шелестя подолом платья, к объекту своей заинтересованности — клавесину, принадлежавшему одному из древних вампирских королей. Судя по табличке, этому инструменту было около пятисот, а то и более лет, но звучание его было уникальным до сих пор. Желание прикоснуться к нему, сыграть что-либо было невероятно велико, но герцогиня удержала себя от непозволительного поступка, наслаждаясь тем, что могла внимательно изучить глазами сей инструмент.
— Наконец хоть что-то стоящее за весь день, мм сейчас я бы не отказался от стаканчика крови... но думаю всё же это будет лишнее.
Девушка негромко ухмыльнулась, услышав бормотание мужчины, и её лицо озарила лёгкая улыбка. Всегда было довольно занимательно слышать что-либо или видеть, зная, что некто не подозревает о нахождении посторонней персоны. Но взгляд её был так же устремлён на ряды чёрных клавиш инструмента и редкие вкрапления белых оттенков. Положив на инструмент свой буклетик, девушка прислушалась к музыке, которая еле была слышна в этом зале и, по видимому, исполнялась всё тем же хвалёным юным дарованием, и взяла в руки старинные ноты, источающие аромат старой бумаги и чернил. Витиеватые буквы на листе гласили «Опера Дон Жуан». «Идеальное название», — подумала Камилла, вновь посмотрев на незнакомца, который в данный момент очень даже подходил под это описание.

Беспечный и с лёгкой хрипотцой голос мужчины прозвучал в другом конце залы, привлекая к себе внимание. Камилла медленно перевела взгляд с нот на незнакомца, словно раздумывала, а стоит ли обращать на него внимание. Окинув его взглядом, она облокотилась локтём о клавесин, смотря исключительно ему в глаза.
— Не могу не согласиться, милсдарь, — размеренным тоном промолвила она, — Эти композиции, в самом деле, достойны внимания.
Незнакомец сощурил глаза и, поднявшись с диванчика, направился к ней с грацией дикого кота, самолюбиво шествующего мимо восхищённой публики. Оказавшись возле клавесина, он просмотрел несколько старинных листов, заполненных нотными станами и различными нотными знаками. Его взор был прикован к пожелтевшим страницам, что позволяло вампирессе спокойно рассмотреть намечающегося собеседника. Каждый жест и движение мужчины был отточенным и продуманным, а так же гармонично сочетающимся с его располагающей к себе внешностью. В нём сочеталось всего понемногу — красоты, ума, холености, высокомерия, сдержанности и фривольности. Глядя на него, у герцогини создалось впечатление, что перед ней мужчина, который не привык проигрывать и уступать. Он должен быть первым, должен быть лидером во всём, и неважно, какие для этого потребуется применить меры.
Камилла молчала, наблюдая за мужчиной и вслушиваясь в мягкую интонацию его голоса. Он так легко и непринуждённо вёл разговор, будто они были знакомы долгие годы. Тень заинтересованности проскользила в холодном взгляде девушки, но тут, же исчезла, сменившись лёгкой и ничего не значащей улыбкой.
Раздался мягкий и необычайно красивый звук клавесина, когда рука мужчины соскользнула с крышки на клавиатуру. Чёрная клавиша, до которой слабо прикоснулся незнакомец, наполнила тихую залу, в которой еле были слышны отголоски музыки из соседних комнат, протяжным звучанием, ассоциирующимся с падением лепестков или молчаливым вопросом, застывшем в чьём-то взгляде.
— Джон Комптон...можно просто Джон, я не слишком официален. Как ваше имя?
Мужчина, оказавшись совсем близко с клавесином, произнёс свои слова непринужденно, как бы в между прочим. Герцогиня, отложив ноты и, скрестив пальчики рук в слабый замок, мягко ответила:
— Камилла Девон, — сказала вампиресса и перевела взгляд на ухоженные руки мужчины, ловкими движениями перебирающие клавиши под аккуратными пальцами. Мелодия, которую он наигрывал, была очень нежной и спокойной, напоминающей о прошедшей весне, цветении первых деревьев и сладких ароматах цветов. В таких тональностях обычно исполнялись романтические напевы, ласковые колыбельные и сентиментальные девичьи песни. Подобная музыка расслабляла, заставляя окунуться в омут памяти и вспомнить нечто дорогое сердцу и, быть может, умилительное.
— Как я предполагаю, Вы любите музыку, — тихо произнесла девушка, переведя взгляд на несколько задумчивые глаза мужчины, — И что же Вас притягивает в ней?

— Совершенно верно, — улыбнувшись, ответила девушка, мысленно отмечая различные оттенки серого и синего, преобладающие в переливах табачного дыма. Приятный горьковатый аромат, как и полупрозрачный дым, тонким шлейфом тянулся от сигары, укрывая залу слабым матовым занавесом, от чего огоньки свечей становились более размытыми. — Сбежала? Ну что Вы, всё было совсем иначе, — усмехнувшись, сказала Камилла, взяв в руки незнакомую партитуру, — Я заведомо направлялась сюда, чтобы узреть этот шедевр, — аккуратно постучав длинным ногтиком по клавесину, добавила вампиресса и бегло просмотрела произведение, написанное от руки малоизвестным композитором. О нём она слышала всего лишь однажды, когда только-только начинала изучать музыкальную грамоту, и вот теперь она держала в руках творение, которое он написал более нескольких сотен лет назад. — Но, судя по тому, как нагло приукрашивал буклет талант юноши из той залы, я, если бы пришла сюда послушать именно его игру, непременно бы сбежала сюда, — подняв глаза на мужчину, сказала герцогиня и закрыла ноты, отложив их на край клавесина. — Ваше мнение, позволю себе заметить, разительно отличается от мнения девушек, которые сейчас перекрикивают даже его ужасную игру, — улыбнувшись, прокомментировала слова мужчины вампиресса, — Он, в самом деле, играет довольно грубо, звук жёсткий, чёрствый и неимоверно скучный. Сразу заметно, что господин...- она приоткрыла буклет, выискивая взглядом имя молодого музыканта и, найдя, отодвинула в сторону, — Гербер играет исключительно ради денег. Само же искусство его мало интересует, как и большинство его «ценителей» и «ценительниц».
— Книги? — вопрос о книгах отвлёк герцогиню от режущей слух музыки, которую во всю силу наигрывал милсдарь Густав на несчастной скрипке по желанию своих поклонниц, — Я не просто люблю их, я ими живу. У меня дома есть целая библиотека, доставшаяся мне от отца, которую я постепенно изучаю. Но читать я предпочитаю только те книги, в которых есть смысл, красивый слог и интересный сюжет, что совершенно не касается дамских романов, столь популярных в наши времена. А что из литературы предпочитаете Вы?
Легко оттолкнувшись от музыкального инструмента, девушка, не спеша, прошла мимо Джона и остановилась возле маленького идола музыки, принадлежавшего когда-то древним языческим вампирам.

— Красиво, но ничего особенного чтоб почитать этот предмет..
Камилла отвернулась от статуэтки и с лёгким удивлением посмотрела на мужчину. Ничего особенного? Она так не считала. Инструмент воистину был уникальным, таких же идеальных творений более, пока что, не было найдено, что наталкивало на мысль, что этот клавесин был единственной работой неизвестного мастера. Красота подобранного дерева, чистота звучания, мягкость клавиш, точность пропорций — вампиресса видела множество различных музыкальных инструментов за свою жизнь, но прекраснее этого она не встречала никогда. И если бы была таковая возможность, если бы этот клавесин не был бы народным достоянием, герцогиня отдала бы любые деньги за это совершенство.
Милосдарь Компотон, сыграв небольшую гамму, посмотрел на Камиллу и, верно растолковав её взгляд, продолжил:
— Скажите...он поражает вас тем, что это действительно уникальный инструмент или потому-что он когда-то принадлежал известному вампиру?
— Что толку мне от его бывшего хозяина? — негромко произнесла девушка, — Меня интересует только лишь музыка, которая будет звучать при игре на этом инструменте, а не его бывшие владельцы. А она по истине великолепна. Вы бегло прошлись по клавишам, но чистота звучания и нежность мелодии казались божественными. Я бывала на многих концертах и слышала звучание большого количества инструментов, но такого... — герцогиня посмотрела на клавесин и слегка изогнула губы в улыбке, — Я ещё не слышала ни разу. Единственное, о чём я сожалею, что не была знакома с древним королём и не выкупила у него это чудо.
Мазель Девон усмехнулась и вновь посмотрела на маленькую статуэтку божества музыки. Небольшое существо с чётко вырезанными по дереву клыками держала в чересчур маленьких на фоне головы ручках длинную флейту. Глаза этого существа были слабо очерчены и сильно потрёпаны временем, как и всё лицо.
— О, да, органная музыка необычайно красива, — сказала Камилла, улыбнувшись Джону, — Но, как мне кажется, для того, чтобы её слушать нужен определённый душевный настрой. Например, в радостном и весёлом настроении такая музыка будет сильно давить, словно клетка на узника, но в минуты отчаяния...она настоящее противоядие. Мощные и драматичные звучания, я бы сказала, даже несколько мрачные, становятся прекрасным фоном для осмысления проблемы, для душевного уединения. Во всяком случае, так ощущаю это я. А вот саксофонную музыку я, к моему великому сожалению, ещё не слышала ни разу. С моей работой довольно сложно выкроить время для душевной услады, потому, в последнее время, я только и слышала музыку, что у себя дома, да на нескольких ужинах, где находились умельцы в этой сфере, желающие порадовать публику своим талантом. Но, быть может, Вы хотя бы кратко опишите мне её, чтобы у меня было хотя бы малейшее представление?
Вампиресса, слушая высказывание сударя Комптона на предмет литературы, медленно ходила между разными музыкальными инструментами, картинами и статуями, связанными с музыкой. Душа её ликовала. Столько древних вещей, столько божественных подарков, сосланных в их мир владычицей. И все они сейчас были в одной большой комнате, относительно остальных, и невероятно малой, относительно всего мира.
— Так Вы держите своё издательство? — обернувшись, спросила герцогиня, — Довольно интересное занятие. Посвящать всё своё время книгам, что ещё может быть лучше? Жаль только, что по Вашим словам, многие из них далеки от идеала. Но зато это позволяет лишний раз восхититься любимыми произведениями. Я небольшая охотница за нынешними писателями и их трудами, но некоторые творения, что удивительно, даже пришлись мне по вкусу. Хотя, признаюсь, романы, которых сейчас выпускается немереное количество, просто ужасны. Единственное положительное качество, которым они обладают, то, что они отлично веселят своей глупостью, — тихо рассмеялась девушка, — Но Вы, по всей видимости, довольно жестко относитесь к никудышной литературе. Я право не знаю, понравятся ли Вам книги, находящиеся в моей библиотеке, но если вы пообещаете, как Вы выразились, не сжигать их в костре, то я с удовольствием одолжу Вам любое произведение, которое Вы выберете.
Камилла вновь начала рассматривать экспонаты, выставленные в музыкальном зале, как её внимание зацепила картина, на которой была изображена великолепная скрипка из красного дерева, рядом с которой на маленьком столике лежала белоснежная роза. Картина была выполнена масляными красками, от чего казалась ещё более живой и настоящей, хотя сама герцогиня всегда больше предпочитала графику.
— Писать самой? — вампиресса слабо покачала головой, — Конечно, я думала об этом, но я очень сомневаюсь, что могу сотворить что-то стоящее. О чём я могу написать? Никаких особенных происшествий в моей жизни не случалось, потому я даже не могу составить сюжет, что уж говорить о том, чтобы его описать. Не думаю, что у меня вышло бы сделать это красиво, особенно в сравнении с теми великими творцами, работами которых восхищается весь мир. А писать что-то низкосортное я не вижу смысла, такого бумагомарания предостаточно, да Вы и сами знаете. А Вы Джон писали что-нибудь или быть может написать хотели?

— Вполне вероятно. Не могу сказать об остальных хозяевах, но последний уж точно был очень знаменитой личностью, — откликнулась девушка, бросив взгляд на клавесин, — Ваша теория вполне логична. Ведь, когда мы прикасаемся к музыкальным инструментам, да и вообще к любой вещи, мы передаём ей своё настроение, частичку себя. Потому, например, некоторые картины выходят одухотворёнными, а другие скупыми и бесчувственными. Всё зависит от нас, хозяев или создателей, — промолвила Камилла и на мгновение замолчала, — Но судя по тому, как звучит этот клавесин, его владелец был без ума от игры на нём и боготворил музыку. Что говорит в пользу об его характере.
Джон улыбнулся вампирессе и, подойдя к ней, продолжил свою реплику. Герцогиня внимательно слушала его, а затем сказала:
— Мне самой импонируют философские беседы, так что не стоит извиняться. Музыка, по мне, сама по себе сплошная философия, так что даже не представляю, как можно говорить о ней иначе, — улыбнувшись, ответила Камилла, смотря на то, как мужчина осматривает экспонаты. Его взгляд был заинтересованным, внимательным и чётким, хотя и немного быстрым. Как правило, так смотрят профессионалы, оценивая работу на предмет качества, коим, по сути своей, и был Джон.
— Да, старина приносит умиротворение и настраивает на философский лад, — взглянув на мужчину, сказала мазель Девон, — Я, можно сказать, выросла в такой атмосфере, так что даже не представляю, чем бы могла её заменить. Рассмеявшись, Джон подошёл к вампирессе и посмотрел на картину, которой до того любовалась она.
— Быть может и неплохо разбираюсь, но это не значит, что наши вкусы схожи. Я могу смысл и красоту слога увидеть в одном, а Вы в совершенно противоположном, — мягко произнесла девушка, слабо пожав плечами. Сколько раз она сталкивалась с непониманием в плане литературных предпочтений — не сосчитать. Ей всегда нравились книги мрачные, с философским уклоном и рассуждениями о жизни. Конечно, иногда в них встречались и романтические эпизоды, но они были настолько логичны и красиво написаны, что ими в самом деле можно было восхищаться и читать с наслаждением.
— Но я поверю Вам на слово. И если Вы, найдя что-нибудь занимательное среди новых произведений, поделитесь таковыми со мной, то я Вам буду очень признательна, — улыбнувшись, добавила Камилла.
Комптон внимательно изучил взглядом картину, медленно переводя взгляд от одного элемента на ней к другому, а затем коснулся её рукой, медленно проводя по ней, словно хотел удостовериться, что это в самом деле картина, а не реальные предметы.
— Картина действительно притягивает взгляд. Только посмотрите, как чётко вырисованы даже штрихи на дереве, которые являются универсальным рисунком для каждого предмета из этого материала. Художник, прежде чем приняться за работу, просто подетально изучил этот инструмент. А как нарисована роза. Я сейчас смотрю на неё и мне кажется, что если подойти ближе, то можно будет почувствовать её аромат и шелковистость лепестков, — любуясь белоснежным созданием природы, говорила девушка, — И даже тени, и складки на скатерти нарисованы безукоризненно идеально. Всё-таки скрипка и роза сами по себе очень красивы, а вместе создают необычайно прелестную композицию. Этой картиной можно было бы любоваться целыми днями, Вы не находите? — спросила она и, переведя взгляд на Джона, заметила, что всё это время он внимательно слушал её, смотря не на картину, а на неё саму.
— Вы играете на саксофоне? Надо же, какая удача. Это просто прекрасно. Уверена, что Вы играете на нём довольно искусно, ни то что некоторые таланты, — кивнув головой в сторону немного приутихшей музыки, но всё так же пылко восторгающей публику в зале встречи с милосдарем Гербером, произнесла герцогиня, — И мне будет очень приятно, если Вы найдёте время, чтобы устроить мне небольшой концерт в Вашем исполнении, — улыбнувшись и опустив глаза, сказала вампиресса, но через мгновение вновь посмотрела Джона спокойным взглядом.

— Просто прекрасно, с удовольствием приду на этот вечер, только когда приблизительно Вы хотите его устроить? Дело в том, что на днях я улетаю из Дракенфурта и вернусь не ранее, чем через неделю. Боюсь, что даже пробуду в отъезде гораздо дольше, — улыбнувшись, сказала девушка, смотря в ярко-зелёные глаза мужчины, взгляд которых был довольно интригующим и очень властным. В это мгновение герцогине показалось, будто в его взгляде столько мудрости и опыта, сколько не видел ни один древний вампир, но уже в следующую секунду это наваждение исчезло, оставив в изумрудных глазах Джона лишь только тень хитрости.
— Животные? Вроде львов и гепардов, обитающих в Хурбастане? — поинтересовалась у мужчины вампиресса, — Значит, Вам больше по душе сила и мощь, — несколько задумчиво произнесла Камилла, слегка склонив голову, — А вот нежность не совсем для Вас, верно?
Вампир перевёл взгляд на свою догорающую сигару и глубоко вздохнул, в то время как мазель Девон с улыбкой посмотрела на его немного опечаленное выражение лица.
«Какой же он всё-таки самонадеянный. Другого бы я уже отправила куда-подальше, но этот милосдарь....боюсь, что с ним этот номер не пройдёт»
Ухмыльнувшись, герцогиня подошла к мужчине, ожидающему её у выхода из залы, и прихватила с собой буклетик, который до того оставила на клавесине.
— Это будет весьма любезно с Вашей стороны. Но путь нас ждёт неблизкий, предупреждаю сразу, — ухмыльнувшись, сказала Камилла и, оглянувшись в последний раз на клавесин, вышла из комнаты.

  Дом «Ястребиное крыло»

Дом компаньонок

— О нет, мазель, ничуточки не замерзла, — Лотта обводила взглядом высокие своды, украшенные лепниной, гобелены со сценами из древней мифологии. — Я не очень сильна в искусстве, но мне бы хотелось, сначала, взглянуть на картины. Меня всегда интересовало, как у некоторых выходит творить подобное волшебство? Как можно остановить прибой, набегающий на камни, заставить утренний луч солнца светить и играть на каплях росы в цветах... Ах, да что я говорю, — Шарлотта покачала головой, — мне ли Вам рассказывать об этом. Прошу Вас, если можно, давайте начнем с картин.
Они медленно шли по холлу, продвигаясь вглубь здания. Вокруг важно прохаживались пары, нарядно одетые, увлеченно о чем-то беседовавшие. Особый аромат, который бывает только в музеях, щекотал ноздри, заставляя вас предвкушать что-то захватывающее, доселе непознанное.
— Знаете, у меня когда-то получались недурные рисунки акварелью. Наверное, досталось от отца, — с легким налетом грусти подметила Лотта.
Миновав массивную дверь, они оказались в зале, стены которого были увешаны картинами. Здесь было многолюдно, гудящая, словно растревоженный рой, толпа непрерывно двигалась. Одни отходили от картин, другие занимали их место, с чувством жестикулируя и делясь ощущениями с собеседником. Некоторые из присутствующих, что были поближе к только что вошедшим дамам, узнали Дезири Мориарти и, с приветственной улыбкой, отвешивали поклон в ее сторону. Сердце Лотты затрепетало от волнения и ликования. Все смотрели в их сторону с восхищением, ни один из этих господ не усомнился в том, что она, Лотта, достойна сейчас находится среди них. Шарлотта улыбнулась всем им — каждому в отдельности и никому конкретно, должно быть, так улыбается младенец, впервые увидевший мир.
Мазель Мориарти шествовала по залу, иногда даря рассеянную улыбку в ответ на чье-то приветствие, Лотта старалась держаться рядом со своей покровительницей. Они продвигались к началу экспозиции, намереваясь оттуда и начать знакомство с выставкой.
— Вы говорили о прекрасном, мазель, — поближе к картинам, было не так многолюдно. Видимо знатные дамы и господа сосредоточились больше в центре зала, беседуя о своих делах и делясь новостями. — Как по мне, оно должно быть таким, — Лотта взглядом обвела стену с полотнами, — должно завораживать, манить, окрылять, но, в то же время, оставаться недосягаемым. Только тогда мы будем им восхищаться. Но, если вдруг, это прекрасное снизойдет до нас, оно тут же заслужит хулу вместо похвалы, презрение, вместо восхищения. Ибо будет уже не чем-то уникальным, единственным в своем роде, а простой заурядностью. Так и женщина — даже всецело принадлежа мужчине, она должна оставить некую дистанцию, загадку, если позволите. Она должна быть песком, проскальзывающим сквозь пальцы.

Отредактировано Шарлотта де Мюсси (25.09.2012 23:56)

Ботанический сад

Когда все у тебя начинает идти наперекосяк, и мало какое из нужных тебе дел получается, не обязательно при этом рваться дальше, уничтожая нервные клетки в мозгу и волосы на голове. Самый верный вариант настроиться на рабочий лад это... просто отвлечься. Да-да, просто чуть-чуть подождать, расслабиться и немного сменить род или место деятельности. Тогда уже, освежив немного свой мозг от проблем насущных, можно браться за богомерзкое дело с новыми силами. Не сказать точно, чтобы у прибывшего сюда Джеймса Норрингтона было все так плохо, нет, он не позволил бы себе запустить «бизнес» так далеко, чтобы нужно было прибегать к отвлечению от занятости для настроя на работу. Просто каждому время от времени надобно отдохнуть от дел повседневных и окунуться во что-то знакомое, но и далекое одновременно. Таковым для прибывшего сюда гостя было искусство. Да, у Джеймса дома находилось несколько картин на стенах, но рано или поздно, будучи незаметными предметами интерьера, они просто «вросли» в эти самые стены, на которых висели и перестали быть чем-то оригинальным и красивым, тем, чем можно было бы наслаждаться. Поэтому, за новым вкусом эстетичности приходиться ходить сюда.

Начавшийся концерт классической музыки в главной зале говорил о том, что очередная выставка знаменитого художника с явно странным и труднопроизносимым именем, которое упоминалось всего один раз, и которое Джеймс закономерно пропустил мимо ушей, открыла свой показ. Но не главная зала манила «Ворона», нет, почему-то с каждым новым показом, картины становились, по мнению Норрингтона, все более и более сухими, сырыми и некрасивыми. Они стали рисоваться не от порывов души, а от желания хорошо поесть и заработать денег. Такие «картины» не интересовали мужчину, и таких «картин», увы, становилось каждый раз все больше. Потому, пропустив выставку новинок, он отправился в зал живописи, здесь можно было насладиться работами, которым уже десятки лет, а может и больше, именно такие произведения манили Джеймса, и от их созерцания он получал умиротворение и наслаждение. Но в этот раз его взгляд зацепился не за картину, а за женщину, да, он узнал её, забавно будет увидеться по два раза на дню, с интервалом, может быть, максимум в час. Да, это была Дезири Мориарти, мазель, с которой он разговаривал совсем недавно. И еще одна милая девушка. Скорее всего, новая кандидатка в компаньонки...

А вот личность, подошедшая к дамам быстрее Норрингтона, заинтересовала его еще больше. Мило, увидеть здесь главу гильдии алхимиков было нонсенсом. «Джек-из-Тени» справедливо полагал, что искусство чуждо людям, всецело отдающим себя науке. И тем не менее, это был он. Вот уж будет неожиданная встреча. Приблизившись к двум дамам и своему знакомому, чье дело он спонсировал уже седьмой год, Джеймс снял цилиндр и едва заметно поклонился в знак приветствия дамам, а после пожал руку Теодору.
— Неожиданная встреча... — приветственно проговорил Джеймс, озвучив свои мысли одновременно повстречавшимся ему знакомым и самому себе, да, встреча действительно неожиданная: глава гильдии алхимиков, глава гильдии компаньонок, глава... впрочем, неважно чего и одна милая девушка, спутница Дезири, хм... а кто она?

Отредактировано Черный Ворон (25.09.2012 18:49)