Солнце медленно клонилось к закату, предупреждая о своих намерениях длинными и косыми золотистыми лучами. Голубое небо приобретало все более характерный для сумерек пепельно-медный оттенок, грозясь через час полностью преобразиться в темно-синее плато с россыпью ярких звезд.
Прохладный осенний ветер забирался под распахнутый кожаный плащ наемника своими холодными пальцами, всякий раз при резком порыве колыхая его подол с характерным хлестким хлопком. После завывающих ветров на филтонском аэровокзале это казалось какой-то легкой и нерешительной пародией.
Авель стоял на пороге невысокого двухэтажного здания, покосившегося на левый бок, в самом центре городских трущоб. С того момента, как он бывал тут последний раз, прошло чуть больше семи лет, что, в общем-то, не такой уж и долгий срок, однако за это время здесь много чего успело поменяться. Население словно выросло вдвое, — там где некогда находился пустырь, поросший крапивой и лебедой с высокой осокой, теперь стояли, плотно прижавшись друг к другу, невысокие сколоченные на скорую руку хибарки. На бельевых веревках раскачивались застиранные до дыр вещи, по стоптанным грунтовым дорожкам носились чумазые дети, поднимая столбом пыль. Лаяли собаки, шипели или орали дурными голосами уличные коты, которых, к слову, очень любили подразнить местные забияки. По разбитому и засыпанному щебенкой тротуару ехала нагруженная фруктами телега с обитыми железными листами колесами, то и дело громыхая на камнях и ухабах. Мужчина в грязном поношенном фартуке громко призывал всех купить у него лучшие в окрестностях яблоки и прочие плоды его непосильных трудов. Тучное телосложение не позволяло ему быстро двигаться, однако рука у него была тяжелая, и, когда один из чумазых наглецов, норовивших бесплатно урвать вкусное яблоко, получил крепкую затрещину, остальные стали куда менее активно проявлять свой интерес к тележке.
— По чем клубника, отец? — обратился к мужчине Авель, когда тот проезжал мимо него.
— Два флорена за горсть, милсдарь Кроули! Возьмешь пять, отдам за девять! — приветливо заулыбался во все зубы продавец, и, словно в подтверждение его слов, в руках у него оказалась небольшая плетеная корзиночка примерно на названное количество горстей свежей еще пахнущей землей ягоды.
Торговец говорил с сильным орлесианским акцентом, обильно приправляя его неправильным произношением некоторых слов, отчего понять его было весьма непросто. Но говор наемнику был знаком, и разговор завязался достаточно быстро.
— Так и быть, старый ты пройдоха, — тоже улыбнулся наемник и вытащил из кармана девять серебряных монеток, положив их негоцианту в оттянутый карман штанов. — Вижу, представляться мне не требуется. — Перехватывая корзинку в левую руку и отправляя в рот сочный красный плод, сказал Авель.
— Твой красный плащ с белым треугольником на спине за версту видно! Какие еще представления ты можешь предложить, белоголовый? — он недовольно крякнул. — Твоя братия уже не первый день тут околачивается. Последний месяц у нас тут все вверх дном! Да ты и сам, наверное, в курсе. За тем, поди, и приехал.
— От тебя, вижу, ничего не утаишь, — наемник закинул в рот следующую ягоду.
— Да чего таить-то? Какой-то полоумный отправляет к Праматери кого ему вздумается чуть ли не каждый день! Уж двадцать тел почикал, Моргот бы его!
— Семнадцать, — поправил его Авель.
— Да какая разница! — Сердито буркнул в ответ мужчина, после чего внимательно взглянул в глаза наемника: — Если доберешься до этого выродка, выдави ему глаза и заставь проглотить язык. Ты парень рукастый, я слышал, не щадишь ни гулей, ни государственных псов. Говорят, ты недавно своими руками задрал целое логово одичавших вампиров где-то на Юге от Гиллесбальда...
— Слухи немного преувеличены. Их было четверо, и то было не логово, а старое поместье на берегу одного из озер долины Стоозерья. А у меня было две бутыли белого пороха и быстрые ноги. Думаю, что даже ленивый справился бы с этой работой.
Мужчина пробурчал что-то совсем уж неразборчивое, после чего почесал щетинистую щеку и тяжело вздохнув проговорил:
— Ладно, парень. Береги себя!
— Всенепременно!
Авель проводил взглядом торговца и доел оставшиеся ягоды, после чего неторопливо пересек улицу и выбросил корзинку в провонявшую помоями деревянную бочку, стоявшую около одной из хибар. В голове прокручивался разговор со старшим следователем, который без утайки изложил ситуацию. Итого семнадцать убитых вампиров: двое из них офицеры среднего звена в отставке, бывшие стражи правопорядка, четыре женщины, одна из них пятнадцатилетний ребенок, и наконец одиннадцать мужчин, трое из которых были клириками. У одного из последней троицы обнаружили ожоги от пеньковой веревки на кожаных сапогах, из чего был сделан вывод, что мужчина попался в несложную ловушку. Следователь заверил, что по всему телу несчастного было множество кровоподтеков, что говорило о том, что провисел он так достаточно долго, после чего ему вспороли брюхо, выпустив наружу все внутренности. Словом, приятного в этом было мало.
Наемник запустил руку во внутренний карман плаща и достал оттуда небольшой скрученный бумажный свиток. Развернув его, он еще раз внимательно перечитал контракт и убрал его обратно. «Вроде не продешевил».
Дверь двухэтажного здания отворилась, из нее вышел сам следователь, а следом за ним еще один новый знакомый — молодой фотограф или Моргот-еще-знает-кто-он-там-такой по имени Эдвард.
— Вот что, Раст. Пострадает пацан, — следователь кивнул в сторону Эда, — ты не то чтобы денег не увидишь, уехать из города не сможешь. Понял?
— Как раз собирался предложить его в качестве жертвы! — негромко засмеялся Авель, обнажив свои клыки. — Ты ведь именно для этого свое ружье носишь, не так ли? — наемник кивнул ревенанту в сторону его фотоаппарата.
— Все, хватит паясничать! Идите ищите этого больного урода.
Следователь распрощался и направился в сторону центра.
— Жером (так звали слугу закона) сказал, что ты был едва ли не на всех местах преступлений. Давай начнем с самого первого, где был убита первая девушка. По дороге расскажешь мне о ней и обо всем, что тебе довелось заметить. Я, признаться, много чего прослушал из того, что вещал наш бодрый друг.
Авель закинул свою неизменную походную сумку через плечо и неторопливо пошел по дороге, по которой не далее как десять минут назад укатил продавец фруктов.
— Неплохо было бы заглянуть в какую-нибудь забегаловку, вещи бросить.

Фотография была выполнена на качественной бумаге из хороших материалов. Пальцы коснулись глянцевого покрытия, голубые глаза наемника скользнули по фигуре удаляющегося человека, изображенного на снимке. Внимательно поглядев на положение рук и ног запечатленного, Авель негромко и вкрадчиво произнес:

— Забавно.

Подобные экземпляры попадались не часто. То, что он увидел на фотоснимке заставило его неприятно поморщиться. Это был мужчина, судя по всему не молодой. На это указывали, как внутренние ощущения, так и количество жертв, то, как он их убивал и та поза, в которой сумел заснять Эдвард. Левая рука находилась перед туловищем, судя по всему, была прижата к боку, концентрируя центр массы тела для усиления маневренности, чтобы уменьшить сопротивление при быстром наборе скорости в беге, но разобрать точнее было трудно. Правая же была выброшена вперед, — ведущая. Вероятно, ей он задавал свое движение при разгоне. Корпус был наклонен немного вперед, голов вжата в туловище, либо шея слишком короткая. Опять же, не разобрать точнее, слишком темно. Ноги находились на небольшом расстоянии друг от друга, что говорило о том, что Эд сумел «щелкнуть» убегающего убийцу в тот момент, когда он только стартовал с места преступления.

— На следы на месте преступления я могу не рассчитывать, отсюда мой вопрос: каков рост сего экземпляра, и что еще из деталей ты успел ухватить, когда делал снимок?

Авель согласно кивнул и бодро повернул в проулок где по старой памяти должна была находиться небольшая харчевня, которую держали два брата. Один из них когда-то занимался кузнечным делом, пока какой-то особо уязвленный невниманием к своей персоне важный клиент не отрубил ему руку. Оба были простыми смертными людьми, и на памяти наемника достаточно молодыми. Стоит отметить, что второй брат со школьной скамьи имел неплохие задатки в торговом ремесле, выменивая на рынке у купцов всевозможные безделушки на столь желанные мальчишке лакомства.
Заведение находилось в небольшом выложенным из камня домике с небольшой пристройкой, выполняющей роль отхожего места. Около нее частенько собирались местные завсегдатаи, оставляя на вытоптанном около таверны пятаке лужи со своим недавним ужином. Пахло здесь соответствующе, но надо отдать должно, каждое утро нечистоты обильно посыпались песком и галькой. Сейчас было еще не слишком поздно и время для ночных извержений еще не настало. Наемник спустил сумку с плеча и толкнул рукой дверь, войдя в помещение, преклонив при этом голову, чтобы не удариться о низкую балку.

В помещении было светло, но уже достаточно душно. Небольшой зал представлял собой квадратное помещение с десятком квадратных столов, сбитых из грубого темного дерева, обильно залитого кислым пивом, вином и Моргот еще знает чем. По выкрашенным эмалированной краской стенам висели коптилки, давая хорошее освещение, а прямо напротив двери грозным оплотом огородилась высокая дубовая барная стойка, прилегающая к стене буквой «П». Внезапно из-под нее вынырнул невысокий широкоплечий мужчина с волосатыми ручищами, ловко вытирающий пивную глиняную кружку. Он был в белой рубахе настолько давно не видавшей прачечной, что та приобрела цвет, которому сложно дать какое-то вразумительное название. Внезапно ее владелец сощурил правый глаз и громко гаркнул:
— Ба! Кого я вижу, чтоб мне обожраться! Расти-Красти! Здорова, клыкастый! — он захохотал на все помещение, после чего поставил кружку на столешницу и протянул свою здоровенную ручищу наемнику.
— Привет, Зак! — Авель пожал руку здоровяку, — где брательник?
— С минуты на минуту должен вернуться, на рынок поехал за красным. Представляешь, открываем сейчас погреб, а там хер! — он выставил перед собой здоровенную дулю, после чего вновь громыхнул смехом.
Чего-чего, а в жизнелюбии и позитивному отношению к делу ему не откажешь.
— Понятно. Вот, спешу тебе представить моего компаньона, — наемник сел на высокий табурет, облокотившись правым локтем на столешницу, приглашая жестом Эда сесть рядом. — Его зовут Эдвард. Весьма скромный, но очень вдумчивый и внимательный молодой человек, любит искусство и делает неплохие снимки, — не дожидаясь пока с ним поздороваются, владелец харчевни уже поставил перед Авелем кружку крепкого темного эля, после чего перевел взгляд на спутника.
— Рад познакомиться, друг! Что пить будешь?

— Я смотрю, тебя тут знают. Не первый раз в этих местах?
— Да, приходилось, — Авель поднес ко рту кружку, заливая в себя ее содержимое.
Зак тем временем оставил собеседников наедине, выйдя в толстую дверь с маленьким окошечком, расположенную в глубине помещения за барной стойкой. Пошел, по-видимому, встречать брата.
— Что думаешь насчет этого психа? Какой у тебя план? Просто если захочешь от меня отделаться, знай: это не так уж просто, Жером не даст соврать. Мне нужен портрет этого гада, по-другому я от тебя не отделаюсь.
«Лишь бы тебя твое упрямство до гробовой доски не довело», — усмехнулся Авель своим мыслям. Его лукавый взгляд нацелился на Эдварда. Отхлебнув еще эля, он почесал тыльной стороной ладони щетину на подбородке, вытирая стекающую с нее каплю выпивки:
— Не забывай, что я наемник — когда я «отделываюсь» от кого-то, мне обычно за это платят. Что касается плана... Я хочу взглянуть на твои фотографии. Мы ведь именно за этим завернули в трактир, не так ли? — предупреждая реакцию собеседника, наемник кивнул на его кружку. — Ты почти не притронулся к своему пойлу. Могу предположить, что здешняя бурда тебе не по вкусу, но не буду, потому что вижу по твоим загоревшимся глазам, как тебе не терпится похвалиться своими работами. Хвались. Я весь внимание. Похоже, нам предстоит иметь дело с кем угодно, только не с дилетантом. Да что я говорю? С дотошным ублюдком, который дотошно продумывает каждый свой шаг. Чтобы выследить его, нам придется самим проявить дотошность.
Наемник одним махом вылил в себя остатки пива, крякнул, отставил бокал и пару раз провел рукавом по столешнице (что с его стороны являлось прямо-таки беспрецедентным проявлением дотошности):
— Здесь, конечно, не отель Эффенбаха, но и мы не хастианские короли. Выкладывай. Твой портфель, смею надеяться, еще при тебе?
— Обижаешь! — над щекой наемника нависло грязно-холщовое пузо Зака, подоспевшего с новой порцией пива и серым полотенцем подмышкой. — До тех пор, пока в этой дыре заправляем мы с брательником, ни к вещам Раста, ни к вещам друзей Раста никто не притронется. — Он поплевал на стол и протер его своей тряпицей, завершая затеянную белоголовым уборку.
Эдвард дождался, пока трактирщик отпрянет в сторону, достал из своего портфеля фотоальбом и положил его перед наемником. Альбом был выполнен из картона, украшенного паттерном в виде тисненой лигатуры, которая при ближайшем рассмотрении складывалась в инициалы «Э.ф.Б»; страницы были присыпаны тальком и переложены тонюсенькой папиросной бумагой; под каждым снимком стояли имя жертвы (или знак вопроса), дата, место и время съемки.
— Да, кстати, Зак, у тебя, случайно, грифеля нигде не завалялось? — гаркнул Авель, приступая к просмотру следственного материала.
— Поищем! — глухо отозвался Зак из-под барной стойки.
Заострив ногтем принесенный трактирщиком грифель, Авель достал из внутреннего кармана плаща карту Филтона и стал отмечать на ней места, обозначенные под фотографиями. Первый снимок был сделан в одной из гостевых комнат знакомого наемнику постоялого двора «Марион». На нем была изображена молодая женщина, вампиресса на вид лет трехсот. Ее лицо выглядело спокойным: глаза закрыты, рот слегка приоткрыт, округлен в виде буквы «о». Если бы не красные полосы на неестественно повернутой шее, казалось бы, что она мирно спит.
— Марион Абанкур, — повертел Авель в руках фотокарточку. Ревенант молча кивнул, забрал снимок, вставил его в альбом и протянул компаньону второй, запечатлевший вампира в приличном костюме, лицо и шея которого были обезображены глубокими ножевыми порезами. Еще одна колотая рана была нанесена мужчине в живот. 
— А этого как зовут?
— Неизвестно.
— Ладно, поехали дальше.
...Особый интерес наемника вызвали две фотографии: восьмой и тринадцатой жертв. Восьмой жертвой оказалась юная вампиресса с обглоданным собаками лицом. Если бы не особенности ее телосложения — девушка была полной, что среди вампиров большая редкость, — ее вряд ли бы опознали. Но не ее полнота заставила насторожиться наемника, и даже не способ, которым ее умертвили, а подпись, что стояла под ее снимком. «Дельфин Сейриг, — значилось там. — 5 августа, ок. 15:00. Переулок за бакалеей (в мусорном баке)».
— В мусорном баке... — голубые глаза сосредоточенно скользили по сдобному декольте и белым плечикам девушки. — Туда стоит заглянуть, не исключены любопытные находки. Кроме прочего, возле свалок частенько крутятся бездомные алкаши, которые могли что-то видеть.
Тринадцатой жертвой был пожилой вампир, почтенный судья Бошан. Как и всякий судья, при жизни он слыл сильным менталистом и редкостным мерзавцем. Авелю пришлось несколько раз с ним столкнуться по долгу службы, и каждый раз он убеждался, что общественное мнение в отношении Бошана сложилось весьма точное. Преступник настиг почтенного мэтра возле обанкротившегося и пребывающего в запустении кожевенного завода. Сработал чисто. Пустынные место, никаких свидетелей вокруг. Тем не менее...
— Ты видишь это? — указал беловолосый на окно в правом верхнем углу фотокарточки.
— Что? — поморгал ревенант.
— Зацепку. Вот этот блик. Завод не работает, верно? Однако в окне горит свет. В тот момент, когда ты делал фотографию, там кто-то был, возможно даже, он наблюдал за тобой. Теоретически — чисто теоретически — существует вероятность, что этот кто-то видел нашего психа. Но есть еще кое-что любопытное. Как они пробрались на территорию заброшенного завода? Либо через парадную дверь — но откуда бы они взяли ключ? — либо через дыру в заборе, которую нам следовало бы поискать. Вполне возможно, эта дыра приведет нас ко второй зацепке. А мусорный бак — к третьей. Хм... Тебе нужен был портрет гада? Портрет... Пока что портрет таков: преступник должен быть достаточно подготовлен физически, чтобы прыгать по сараям, как горный козел, и достаточно умен, чтобы не оставлять следов. Это во-первых. Во-вторых, мог бы такой опытный и осторожный псионик, как судья Бошан, подпустить к себе того, в ком видел угрозу? Значит, мы либо имеем дело с менталистом сравнимой силы, либо с тем, кого Бошан хорошо знал и кому доверял. Либо то и другое сразу. А в-третьих, он не молод. Почему? Черт его знает. Считай это голосом профессиональной интуиции. Ну что?.. Пора выдвигаться, взглянуть на места преступлений.
Наемник заложил за ухо грифель и спрятал карту в потайной карман плаща. Побрезговав допивать эль, который уже выдохся и начал отдавать кислой капустой, он оставил Заку два золотых, выбрался из-за стола, задумчиво потянулся и вдруг спросил ревенанта:
— Куда хочешь заглянуть первым делом? На заброшенный завод или в мусорный бак?

Отредактировано Котэ де Мурло (22.04.2016 20:15)

Под той частью забора, которая пряталась за сараями, кустарник рос жиже и казался ниже, чем во всех остальных местах. Наемник подошел к ограждению и одну за другой стал трогать и расшатывать доски.
— Ага! — воскликнул он торжествующе. Третья из досок поддалась и с кряхтеньем отодвинулась в сторону. Когда фотограф бодро шагнул в сторону лаза, чтобы попробовать пролезть через него, Авель быстро придержал его за локоть, предостерегая от необдуманных решений:
— Не стоит торопиться. Для нас даже самая незначительная деталь имеет значение.
Авель опустился на колено перед забором и стал ощупывать подгнившие доски, шарить руками в гуще зарослей кустарника. Молчание, сопровождавшее этот процесс, длилось довольно долго.
— Ничего там нет, — тихо проворчал наемник, демонстрируя терпеливому юноше пустую руку в кожаной перчатке. — Ну что, полезли?
Лаз вывел обоих к двум подсобным помещениям, меж стен которых тянулась поросшая сорняком тропинка. Стены помещений уже давным-давно были проедены насекомыми, пропитаны водой и поросли мхом. Убийство произошло уже приличное количество времени назад, но на тропинке не было ни одного свежего следа. О существовании этого лаза наверняка знали немногие, и те были, скорее всего, ночной фабричной сменой или, как Авель уже успел прикинуть, сторожами.
— Напрашивается забавный вывод, а? — наемник улыбнулся фотографу, после чего, аккуратно следуя по тропинке, едва касаясь левой рукой досок одного из сараев, продолжил: — Дорожка пустая, здесь давно никто не ходит. Совершенно очевидно, что этот путь проделывался самими же служащими и работниками фабрики.

Молодой ревенант поспешно следовал за ним, стараясь не отставать. Всем своим существом он был обращен в слух, во всяком случае, так казалось. Когда узенький проход закончился, спутники оказались на небольшом пятачке, несомненно, принадлежавшем территории старой фабрики. Он был завален всевозможным строительным мусором и старым хламом. Судя по всему, это был самый дальний и безлюдный угол режимной территории. Сюда бегали курить, опрокидывать чарку, справлять нужду и жарить немолодых, но голодных до похоти немногочисленных баб, работавших на фабрике. Все как полагалось, и было бы странно, если бы было по-другому.
Авель быстро осмотрелся, после чего повернулся к Эдварду.
— Что достопочтенный мэтр Бошан мог делать в таком забытом богиней месте? — наемник в упор смотрел на фотографа, держа руки в карманах плаща.
Казалось, молодой ревенант собирался ответить, но Авель тут же продолжил:
— Вытащить старого скупердяя из насиженного гнезда может только хрустящая купюра и еще кое-что... — наемник загадочно улыбнулся, после чего заигрывающим движением среднего и указательного пальцев изобразил акт, призванный удовлетворять особ женского пола. — Но не стоит забивать себе голову всякой ерундой! — Авель весело хохотнул и как ни в чем не бывало неторопливо пошел по одной из тропинок дальше, обходя старое складское помещение.
Его взгляд упал на одну из дверей огибаемого здания: на ней было оставлено три длинных глубоких пореза, сделанных скорее когтистой рукой, нежели чем-либо другим. Опытный глаз вампира позволил ему прикинуть, что метка была оставлена не более пары дней назад. И сделано это было вероятнее в порыве ярости, чем в попытке открыть дверь. В голову пришли не самые радужные мысли.
— А, вот! Кажется, мы пришли! — Авель остановился и поглядел на место, где было совершено преступление.

Пустынный дворик был с одной стороны окружен стеной складского помещения, из-за которого вышли спутники, с другой — покосившимся старым забором из ржавой железной решетки, за которым уходил в землю большой котлован, где служащие фабрики утилизировали отходы, предавая их огню. В противоположной стороне высилось здание фабрики. Воздух был спертый, словно перед дождем. Авель чувствовал, как с самого начала их пути по территории за ними наблюдали два злых настороженных глаза. А затхлая атмосфера добавляла неприятного ощущения. И все же отточенные навыки охотника и убийцы, который не первую сотню лет берется за сложную и опасную работу, помогли наемнику предусмотреть череду произошедших следом событий.
С крыши складского помещения в сторону Эдварда с молниеносной скоростью сорвалась сгорбленная фигура с длинными худыми конечностями, сбив молодого ревенанта с ног. Папка с фотографиями выскользнула на поросшую травой тропинку, сам же молодой ревенант упал на спину, а прямо над ним возвышался весьма крупный, но исхудавший гуль. Не терминальной стадии, но и не далекий от нее. Он треснул Эду по лицу, после чего прижал его к земле своей уродливой когтистой рукой (если эту конечность еще можно было так назвать). Следующим действием последовал резкий наклон с целью вгрызться клыками в незащищенную шею фотографа.
Авель в два прыжка одолел расстояние между упавшим ревенантом и сидящем на нем гуле, после чего, словно по мячу, с размаху зарядил фронтальной частью своего крепкого подбитого сталью сапога в лобовую кость выродку. Удар возымел свое действие, заставив чудовище с истошным визгом опрокинуться на спину, освободив тем самым лежащего. Но наемник на этом не остановился. Он перешагнул через Эда, а затем наступил на пальцы правой руки гуля, методично хрустя суставами несчастного.
— Где твой инстинкт самосохранения, дружище? — Авель еще сильнее нажал на суставы.
Теперь бешеная тварь казалось уже не такой страшной, напоминая скорее изголодавшегося худющего бомжа в грязном тряпье.
— Видишь, что наемник, — не лезь! — он наклонился к скуксившемуся существу, как следует зарядив ему по челюсти тыльной стороной ладони. — Эдвард, ты там как? Порядок? Я, кажется, нашел нашего свидетеля, любителя не гасить свет по ночам.

Охотничий нож выглядел весьма угрожающе, отчего ощетинившийся зверь несколько поутих. Авель крепко держал одну из рук существа, но даже ему это давалось непросто. Несмотря на обилие перенесенных ударов, гуль был на редкость проворен, живуч и силен. Строго говоря, это было предсказуемо: загнанный зверь бьётся до самого последнего вздоха, и этот — не исключение.
Эдвард держался молодцом после перенесенных ударов. А удары одержимых кровью без пяти минут животных были сравнимы по силе с хорошим кузнечным ударом по наковальне.
— Около трех недель назад здесь убили человека, — Авель что есть силы тряхнул уродливую тощую фигуру, ударив затылком об металл проржавевшего насквозь железного листа, обивающего стену одного из очередных фабричных помещений. — Уж ты-то должен был почувствовать, в твоей стадии желудок уже умеет переваривать клетчатку костной ткани.
Наемник с размаху всадил кулаком в кожаной перчатке прямо в уродливую физиономию. Потом сделал это еще раз, и еще раз. Существо заверещало, отплевываясь кровавой пеной и двумя выбитыми зубами.
— Я могу делать это весь день. — Авель вновь замахнулся.
Гуль издал протяжный хрип, признав наконец свое поражение, после чего медленно и с неприятным свистом, прерываясь на приступы кашля ответил:
— Он был не мой! — Сипел и надрывался уродец.
Было видно насколько тяжко давались ему слова. Асоциальное поведение довело несчастного до деградации речи, от чего слова звучали немного непривычно и исковеркано.
— Что значит «не твой»?
Гуль попытался дернуться, но Авель еще сильнее тряхнул его и вновь отрезвил парой сильных ударов, выбив еще один зуб.
— Я спросил тебя, что значит «не твой»?!
— Злой вампир. Он не любит всех как мы! Не любит!
— Ты видел его?
— Видел... — одичавшеее существо заскулило, съежившись, словно побитая собака.
— Почему на фабрике горел свет?
— Свет не люблю, свет горел сам, не люблю...
Речь гуля превратилась в яростное бормотание какой-то несусветной ерунды. Авель вновь прибегнул к насильственным методам допроса, принуждая получеловека сосредоточиться на разговоре.
— Я спросил почему в день убийства горел свет?
— Я ел! — вдруг завизжал гуль, схватившись обеими руками за лысеющую голову, заливаясь слезами.
Авель отпустил уродца и отступил на шаг, словно забыв об осторожности. Но нанесенных тяжких телесных увечий хватило несчастному чтобы осознать, что лучше не связываться и даже не пытаться повторить свои попытки нападения.
Чуть почувствовав свободу, тварь хромая на одну ногу и что-то бормоча под нос резво забралась на одну из гор мусора, после чего злобно зыркнув на все еще стоящих внизу Авеля и Эдварда, удалилась.
— Гули редко кого боятся, а особи находящиеся на грани полной потери контроля вообще перестают соображать и теряют любые инстинкты самосохранения. Их природа устроила таким образом, что жажда крови затмевает им разум. А впрочем, я думаю, мне нет нужды это тебе объяснять, и так понимаешь. — Авель убрал охотничий нож, — но есть существа, которых эти твари боятся даже будучи на терминальной стадии.
— Клирики, — мгновенно догадался Эд.
— Верно. Парни с пушками и ножами гоняют зверей и днем и ночью, отлавливая их, убивая и разделываясь с полчищами этих тварей.
Наемник сунул руки в карманы своего широкого плаща, направляясь по тропинке к когда-то главной дороге от основного входа на фабрику до парадных ворот.
— Что ж, это лишь подтверждает наши с тобой догадки. Тварь не тронула убитого, не съела и кусочка потому что видела подозреваемого. Возможно, что-то подсказало безмозглому кровососу, что перед ним клирик, заставив сидеть молча и ожидать окончания спектакля. Очень похоже на это. Как считаешь?
Они неторопливо двигались в направлении выхода с территории.

— Вижу, — почти беззвучно ответил Авель.
Взгляд наемника мгновенно обрел графитовую твердость, ясные глаза, отливающие золотом в вечернем закате, внимательно изучали движения ловко двигающейся фигуры. Мгновение — и неизвестный виновник содеянного пропал из виду, скрывшись за очередной обезлюдевшей постройкой фабричной территории.
— Наши догадки о клирике верны почти на сто процентов. Ты фотограф, ревенант искусства, ты видишь людей каждый день во всех их ипостасях. Я уверен, что от тебя не укрылась та ловкость и то проворство, с которым он уходил с места преступления.
— По столь заваленной и старой территории с такой уверенностью может двигаться только хорошо подготовленный вымуштрованный наемник, охотник или любой другой специалист. Либо тот, кто очень хорошо знает эту территорию, чувствуя себя как дома.
— Или и то и другое, — Авель улыбнулся.
Он взглянул на убитого, уловив краем уха как в очередной раз щелкнул затвор фотоаппарата Эдварда. Молодой ревенант не упускал ни единой возможности нажать на отполированную пальцем выцветшую механическую кнопку своего инструмента. «До чего удивительно похожи наши с ним профессии, — внезапно подумал наемник, — мы оба спускаем курок, я до, он — после».
— Пошли, это уже не нашего ума дело.
Авель ловко поднырнул под досками забора, после чего вышел на мостовую. Он не особо заботился о собирающейся толпе зевак, сбежавшихся на крик. Трущобы ближе к вечеру оживали только в своих клоаках, снаружи казалось, что город спит. Наемник чувствовал спиной их молчаливые укоряющие взгляды. Когда он был очень молод, в подобных ситуациях он чувствовал себя так, словно это он совершил то преступление, место действия которого он изучал. Спустя годы и десятки лет это чувство отмерло, дав почву безразличию. Да мало ли что люди там говорят, ты никогда никого не убедишь в своих мотивах, пусть они будут сколь угодно хорошими. Ты никого не пытаешься ни в чем переубедить, ты просто делаешь то, что считаешь нужным и получаешь за это щедрое вознаграждение. Кто-то остается доволен, а кто-то нет. Вот и все.
— Кто-то остается доволен, а кто-то мертв, — пробормотал себе под нос Авель, не торопясь шагая по мостовой.
Эдвард подоспел за ним вовремя переспросив о причинах закрытия фабрики.
— Это нам предстоит выяснить у нашего общего знакомого.
Жером работал на этом участке уже больше десяти лет, Авель знавал его будучи в Филтоне семь лет назад. Уже тогда добросовестный полицай энергично боролся за справедливость и от его пытливого вдумчивого ума не ускользало ни единой детали. Наемник догадывался, что за кровавым беспределом стоит что-то тесно связывающее всех людей в трущобах. Этим чем-то, бесспорно, была фабрика, на которой они стали свидетелями жесткой расправы с одичавшим гулем.
— Ошибусь ли я, предположив, что Жером знает убийцу? — произнес Авель, обращаясь к Эдварду.
Было четкое подозрение, что нет.

Отредактировано Авель Логиэс (27.05.2016 19:38)