В отдалении от большого города, там, где выросли дремучие леса, где раскинулись поля, вспаханные мозолистыми руками крестьянского люда, пробегает стежка-дорожка, ведущая в деревню Мерчики. До ближайшего города отсюда — сотни безлюдных километров. Что вы увидите, ступив на этот битый тракт, уводящий куда-то вдаль, за необозримый горизонт? Вроде ничего необычного: тишь да глушь, милое деревенскому сердцу захолустье: щедрые нивы, крепкие снопы, дикий подсолнух у обочин... Но почему, почему не отпускает ощущение тревоги? Почему упорно чудится: что-то здесь не так?
Высвеченные закатным солнцем домики приближающейся деревни так лиричны на фоне сумерек, и, однако же, веет от этой картины какой-то неизъяснимой тревогой. В чем причина? В старухе ли, что, взгромоздив на горб вязанку хвороста, бредет из бора, прожигая вас колючим взором до костей? Или в пьянчуге-лесорубе, что поглядывает исподлобья да размахивает топором так, что хочется задаться вопросом — а деревья ли он привык рубить? Все эти черные крестьяне, далекие от городской суеты, потом и кровью зарабатывающие кусок хлеба, дети, играющие в луже на дороге чем-то... лучше даже не думать о том, чем оно было при жизни!.. Дикие в своей ограниченности, лишь немногим дальше зашедшие в развитии, чем гули... Все они по отдельности и вместе взятые наводят странный, неявный, но оттого лишь более противный страх на проходящих мимо путников. Дальше же, на подступах к горам, с вершин которых веет холодом нетающих снегов, на охоту выходят уже настоящие хищники, жаждущие крови, неудержимые дикие гули.
А дорога вьется своим чередом, безучастная к страхам людей и нелюдей, зовущая за собой, чтобы каждый скорее смог вернуться домой и обогреться у долгожданного камелька. Ну, или почти каждый...
(Шанкар)