Узнав от Тарино о Гильдии алхимиков, Падме загорелась желанием вступить в нее. Еще бы! Ни в одной из тех книг, что читала Падме, не говорилось о том, что занятия алхимией должны быть непременно лицензированы какой-то организацией. И когда она шла к людям, полагая, что ей есть, чем зацепиться в их мире, оказалось, что не все так гладко. Да и вообще с каждым годом здесь воспитанница мавок понимала, что все не так просто. Это, хоть и было очевидным, ощущалось совершенно неправильным, как будто само Мироздание подсказывало, что приобщаясь к такому воззрению, она отдаляется от мировой гармонии.
Но гармония гармонией, а дело делом, и выхода не было. Падме отправилась в Орлей, в главную ложу Гильдии, чтобы сдать вступительный экзамен. И хоть ее представления, говорящие о том, что нет ничего невозможного и недостижимого, со времен появления в Дракенфурте разваливались на винтики, девушка все же считала себя достаточно подготовленной.
Возможно, если не полагать что-то невозможным, твои шансы на удачу повышаются, потому что девочка из леса блестяще сдала экзамен, на котором отдавали душу богам выпускники университета.

Вечером 29 июня новоиспеченная ведьма (и никак иначе себя Падме не называла), отныне имеющая полное право на свое ведьмовство, прогуливалась по ночному Филтону. Погода была удивительной. В воздухе как будто витал дух великих свершений, и каждый, вдохнувший его, наверняка тут же загорался желанием сделать что-то... такое! Но отсутствие людей на улицах вряд ли объяснялось тем, что все они разбежались на свершения великих дел.
Что уж, Падме тоже не бежала сломя голову в ту сторону, откуда тянуло подвигами. Это удивительное чувство доставляло массу удовольствия, и она просто наслаждалась душевным подъемом, не спеша пустить его на благо человечества.

Не успев завернуть за угол, Падме столкнулась представителем этого самого человечества. Очень так качественно столкнулась, аж упала, больно ушибив бедро, локти и ладони о камень, которым была вымощена улица. Вылетевший на нее из-за угла мужчина, впрочем, в свою очередь не отделался чрезмерно легко. Мало того, что он тоже грохнулся, так еще и саквояж свой ударил о столб, и, судя по звуку, там что-то разбилось. И хоть Падме было крайне обидно за себя, — мало того, что падать морально неприятно, так еще и больно, а на состояние платья вообще взглянуть боязно (тонкие ткани, которые принято носить летом, они такие — от соприкосновения с камнем и порваться могут), — хоть досада на случайного встречного все ж в ней поднялась, место для сочувствия там тоже нашлось и Падме не стала сильно злиться. Что касается пустой ругани, то до этого она и вовсе не опускалась.
Девушка поднялась на ноги и, все же взглянув на платье, обнаружила, что все не так уж и плохо — оно осталось целым, только испачкалось, а это уже не такая беда.
А секундой позже она заметила, что из саквояжа мужчины вытекает какая-то жидкость. Женская интуиция (а она, как известно, никогда не ошибается) немедленно забила тревогу.
— Надеюсь, у вас там не было ничего токсичного, а то как-то нехорошо получается, — заметила Падме.

Впадать в панику Падме и не думала, но поднятая интуицией тревога всколыхнула ее псионический дар, который, как назло, был явлением спонтанным, несмотря на приличный уровень развития. Шестое чувство моментально метнулось к уже отключающемуся мужчине, но вместо того, чтобы помочь вызволить его разум из цепких лапок этого странного дыма, лишь сильнее толкнуло его туда. «Ах, чтоб меня!» ― раздосадовалась Падме, переживая за эдакую неудачу. А пар уже успел добраться и до нее. «И тебя,» ― ехидно хихикнуло шестое чувство, немедленно потянув ведьму в ту же странную бездну.
Теперь сознание Падме балансировало на краю реальности и чего-то запредельного, как то бывало на границе сна и яви утром или вечером. Много ли требовалось, чтобы в открывшемся коридоре она вошла в туже дверь, что и владелец разбитых склянок? Псионической связи, возникшей так не кстати, было вполне достаточно, чтобы один и тот же сон разделили два сознания.

Падме совершенно не удивлялась происходящему. Для нее был абсолютно нормален тот факт, что вместо улицы Филтона они теперь находились в некой комнате пирамидальной формы, стены и пол которой имели ровный красный цвет. Здесь было светло, но никаких средств освещения не было. По стенам ползали гекконы, и на их спинах можно было прочитать слова на всеобщем языке. Иногда, когда гекконы оказывались рядом, из слов составлялись относительно связные предложения.
― Рано или поздно из них должна составиться целая повесть, ― заметила Падме, провожая взглядом ящерку, шустро пробежавшую во стене и примкнувшую к фразе «Время конденсируется на крышке котла, в котором варится человечество». Как и всегда во сне, во фразе, казалось, было скрыто нечто великое, отворяющее врата познания и единения с Мирозданием, но это нечто упорно ускользало, да и гекконы вот разбежались... А Падме никак не могла понять, к чему это и что им хотели сказать.
― Но мне бы хотелось найти дверь немного раньше, чем она составится... ― добавила девушка, оглядев помещение. Ни одной двери она действительно не видела, и это начинало здорово пугать. Никогда она не замечала за собой клаустрофобии, но не помирать же в этой красной пирамиде без окон и дверей среди ящериц?

«Я повесть, гуляющая сама по тебе,» ― объявили гекконы, когда Падме брала своего спутника за протянутую руку. И бросились врассыпную, когда они стали светом, перенесясь на новый уровень.

В бесконечном пространстве было совсем не так страшно, как в замкнутом. К тому же в янтарном зале было тепло. «Если здесь тепло и есть, куда идти, здесь можно безбедно провести всю жизнь,» ― подумала ведьма и поправила на левой руке ремни треугольного щита. И, хотя ей никогда не доводилось упражняться в обращении с ним, щит казался удивительно легким, почти невесомым, явно сделанным скорее из света, чем из янтаря.
― Если все на свете борьба, ― ответила девушка, ― то оружие нужно даже чтобы позавтракать.
Она прошлась немного вперед, рассматривая статуи рыцарей, облаченных в одинаковые доспехи и с шлемами, полностью закрывающими лица. Падме заглянула бы в прорези для глаз, но статуи были слишком высоки, чтобы ей удалось там что-то рассмотреть. И так ― до конца? Или, скорее, до бесконечности.
― Может быть, нам самим стоит что-то менять? ― задумалась она вслух, и словно по наитию толкнула одну из статуй углом щита. И, как та ни была (или казалась?) тяжела, она упала поперек коридора. Голова рыцаря отделилась от туловища и развернулась шеей к Падме и ее спутнику.
Внутри головы был тропический остров, окруженный удивительно лазурной, как будто светящейся изнутри водой, словно на дне было еще одно солнце ― в пару тому, что находится на небе. Но увы, кроме воды, неба да кусочка суши рассмотреть ничего не удавалось, ибо вход в голову загораживал еще один рыцарь, на этот раз живой и настоящий.

И в тот самый момент, когда рыцарь не совладал со своим равновесием и начал заваливаться, Падме врезала ему углом щита, угодив точно в шлем. Тот слетел с головы рыцаря подобно тому, как от статуи недавно отлетала голова, а под ним сновидцы увидели голову в пропитанном молоком подшлемнике. Девушка даже не стала задумываться, что это значит. Шлем рыцаря откатился в сторону и прошел сквозь шею (ту ее часть, что осталась с туловищем) статуи как сквозь воду, оказавшись внутри нее. Рыцарь, бросив своего соперника, убежал следом.
— Видимо, путь свободен, — сказала ведьма, и первая шагнула в голову статуи, на всякий случай прикрывшись щитом.
Однако щит оказался совершенно бесполезен и скорее мешал, потому что, зайдя в голову, Падме действительно оказалась в том месте, которое видела, стоя в зале. То есть, она оказалась непосредственно в том самом прекрасном светящемся изнутри море, а напротив себя, на расстоянии примерно километра, видела тропический остров.
Щит неумолимо тянул ко дну, став внезапно не просто тяжелым, как ему полагалось, — катастрофически тяжелым. Казалось, этот кусок дерева весит целую тонну. «Вот же fucking... щит!» — выругалась Падме про себя, порешив, что уж в такой-то ситуации можно позволить себе не быть леди. Сбросив с руки ремни, она освободилась от ноши и моментально почувствовала себя готовой к подвигам. А надо было всего-то доплыть до острова, делов-то!

Ведьма уже настроилась на необходимость плыть, но все оказалось еще проще.
— Спасибо, — сказала она, надевая пузырь на голову.
Спокойно погрузившись на дно, Падме закопалась ступнями в песок и ил, только сейчас обнаружив, что все это время была босой. Идти по дну было необычно и очень здорово. Пожалуй, даже лучше прогулки на летнем воздухе. Мимо прошмыгнула яркая рыбка и уплыла куда-то за спины путников. Обернувшись, девушка проследила за ней взглядом, и увидела, что позади них океан прерывается, заканчиваясь стеклянной стеной, через которую можно было видеть совершенно иной мир. «Где лучше жить, в аквариуме или террариуме? Если мы в аквариуме, мы рыбки. Если в террариуме — гады ползучие. Лучше все же рыбкой,» — подумала ведьма.
Она развернулась и пошла по тропинке вслед за своим спутником.
— Я Падме, — представилась она. Фамилию, которая, по сути, была выдумкой ради документов, девушка благополучно забыла.

По мере приближения к берегу дно и не думало подниматься. Казалось, что они подойдут к отвесному склону, на вершине которого будет песчаный берег, и тогда неизвестно еще, как выбираться. Но, к счастью, в итоге тропинка вывела их к лестнице, по которой Дэниэл и Падме удачно поднялись наверх, где их встретил густой тропический лес. Из его чащи доносилось пение, как будто там была опера: громко, музыкально, правда, не удавалось разобрать ни единого слова.