Этот солнечный августовский день, расположившийся на день после середины последнего месяца лета, выдался весьма жарким, и, казалось бы, ничем не предвещающим что-либо особенное. Огромная звезда, вольготно развалившись на небосводе, освещала мир своими ласковыми абрикосово-лимонными лучами, отливающими неким бледно-янтарным тоном. Ветер лобзал холеную кожу малышки-вампирессы, изредка шаля и развевая ее черные власы, совпадающие по цвету с окрасом шерсти крохотного котенка, недовольно барахтывающегося в юрких «лапках» девчушки. Изредка взвизгивая от возмущения, что животное так и норовит сбежать от юной мучительницы куда подальше, Аоэль подхватывала мистера Йохо покрепче, все ж стараясь изо всех сил не передавить ему тоненькую и хрупенькую глотку. Но одна из пичужек, резвящихся в ветвях деревьев, решила потрепать нервишки котику (или же проверить их на прочность) и, подлетев к представительному черному джентльмену и его изящной хозяюшке, принялась вертеться у тех под самым носом. Прыг да скок. Прыг да скок. И все прыгала и прыгала, постепенно приближаясь к Йохо... Мгновение — и грозное «пшшш!» темного государя слилось в оглушительную симфонию с пораженным воплем мазель Браун. Вскочив со скамейки и по пути уронив какую-то детскую книжку с неимоверным количеством очаровательнейших картинок, девочка поспешила в том направлении, куда, по ее мнению, направился сэр Йохо. Вначале по дорожке, потом по изумрудной траве, которая, похоже, даже на солнышке и в отсутствие чистоликой леди Росы переливалась всеми оттенками нефритового и оливкового тонов, потом — в кусты. Мчась вперед, не останавливаясь, быстро-быстро перебирая тощими ножками, барышня не обращала внимания ни на нарастающую боль в груди, вызванную продолжительной погоней за котом, ни на то, что ветви кустов, проносящихся мимо, как кадры в фильме невероятной скорости, рвали чудесное платье, в которое ее утром облачила одна из нянюшек. Все становилось малозначительным, когда пропало то черненькое существо, единственное развлечение, которое поистине радовало Арноанте в любой момент ее юной жизни. Распахнув рот, чисто рыбка, выброшенная на брег сухой, из ее родного дома — соленого моря, — вечное дитя вдыхало уже столько, сколько только было возможно... Усердно наполняя легкие кислородом, стирая тыльной стороною ладони испарину, выступившую на бледном лобике, малышка неслась по кустам, игнорируя ту деталь, что веточки с листиками нещадно хлестали нежное личико, что корни и каменья мешались под ногами. Не видя просвета в гуще изумрудных тонов, Арно застыла как вкопанная. Взметнув голову вверх, она уставилась на бескрайний небосклон. Бирюзовый, лазоревый, молочный, анилиновый — все эти тона перемежались в небесах, образуя величайшее волшебство — облака. Плывущие облака. Говорят, человек может бесконечно долго смотреть лишь на три вещи — на огонь, текущую воду и облака. Облака просто обворожительны, не согласитесь? Неспешно движутся по небесам, никуда не спеша, не мчась и не несясь. Просто бесшумно и величественно плывут. Похоже, они поистине счастливы... Счастливы ли мы с вами так, как счастливы облака? И есть ли счастье в мире вовсе? «Счастье — это любовь и нежность, это радость жизни!» — даже у маленькой княжны Браун было свое мнение. Хотя, пожалуй, когда его, этого пресловутого мнения, у нее не было? Эта шалунья всегда была готова оспорить общепринятую версию иль правило, выдвигая свое мнение, иногда даже весьма навязчивое. Даже аксиома, выражение, не принимающее никаких возражений, могло быть ею оклеветано в невыгоднейшем свете. Но кто виноват же в том, что у девчонки язык на правильное место подвешен?! Ну, или не совсем на правильное, но все ж подвешен?! Но мы сейчас не о том... Даже если бы Матушка категорически запретила Лаэкеррельмилиауне лазать в кусты за Йохо, негодница бы все равно полезла в зелень. Даже если бы это было вовсе не обязательно, и Йохо бы нашелся за минуту до того, как вампиресса решила лезть за ним в кустики, последняя бы все ж полезла. Чисто из принципа. Мол, полезу, совершу добрый поступок: не послушаюсь мадам, потреплю всем нервишки и привнесу в сложившуюся ситуацию чего-то эдакого. Глупость? Ну что ж поделаешь, ребенок ведь!
И вот сейчас барышня изо всех своих ребячьих силенок ломилась сквозь кусты, вероятно, стремясь перецарапать себе все руки. Под ногу, как назло, попался какой-то камешек, и Дэль отрывисто, как чайка, кричащая вслед уплывающему кораблю, взвопила. Секунда — и крохотное, хрупкое детское тельце растянулось на земле. А уже спустя миг рядом с ним опустился обрывок атласной ткани — падая, Браун, несомненно, не соизволила побеспокоиться о том, не порвется ли кобальтовое платьишко, и вот он, результат. Откашлявшись (вероятно, при падении поднялось облачко пыли, вызвавшее кашель девочки), юная барышня, приподняв голову, огляделась. Йоха здесь не было. Удрученно вздохнув, она уже хотела было подняться — даже оперлась о землю разбитыми в кровь ладошками, — но тут послышался голос Матушки. Как гром среди ясного неба. Затрясшись всем тощеньким телом, девочка, вцепившись отросшими уже ноготками в землю, оттолкнулась одной ногой от почвы и подползла вперед. Еще то же движение — и вот, вампиресса, скоренько передвигаясь, ползла, словно змея, вперед, прочь от шагов мадам Лэйкмур, которые упорно ее преследовали. «Чхи!» — и вся контора спалена. Шлепнувшись ничком, девочка прикинулась мертвецом: может и не заметят? Увы и ах! Эсмеральда не отличалась недалекостью ума, поэтому, шустренько обнаружив движущийся предмет с астеническим телосложением в кустиках, поспешила оповестить этот «предмет» о том, что его обнаружили:
— Дитя мое, что случилось? — ласковый голос Матушки разорвал царившую секундой ранее тишину, и Аоэль затряслась осиновым листочком. «Только не это! Нет-нет-нет! Это не я!» — мысленно отрицала девчушка и вмиг подняла ручки-веточки вверх в попытке ухватиться за ветку, да не тут-то было! Коснувшись чего-то теплого (и даже не сообразив, что это просто ветвь куста нагрелась на солнце), и подумав, что-то рука мадам, Браун нечеловеческим (и даже невампирским) воплем загорланила. Благо дело, голосовые связки вечного ребенка были крепкие да сильные...
— Это не я-я-я! — завизжал ребенок, и, зажмурившись для смелости, перекатился на спину. Меж лопаток, пробираясь под самое платье, скользнул какой-то жучок, и вампиресса, распахнув глаза так, чисто хотела, чтоб оные вывалились и покатились в сторону ее опекуна, истошно завопила еще раз, да еще и задрыгала ногами, будто ее кто приковал к земле кандалами. До ушей донесся очередной вопрос мадам, и на этот раз непослушная воспитанница соизволила прекратить дурачиться и ответить. Хотя бы чуточку адекватно.
— Оно уже порвано, мадам, — невинненько улыбнувшись во весь рот, девочка кивнула на низ платья, испещренный лоскутками и обрывками, почти похожий на лохмотья крестьянки, — а в кустах я искала мистера Йоха. Он исчез, — закрыв лицо ладошками, покрытыми кровью из ранок, нанесенных безжалостными ветвями кустов да деревьев, Аоэль Браун подтянула коленки к животу. Морально подготовившись к наказанию (или по крайней мере конкретной промывке мозгов), барышня вся напружинилась, точно кузнечик, готовый в любое мгновение вскочить, сорваться с места и поскакать по полю. Ох... Ох, п-о-о-о-люшко, мое п-о-о-о-ле-е-е-е...

Возмущение мадам по поводу того, зачем же Дэль полезла в кусты, повергло девочку в неизгладимый шок. «Как же так? Но мистер Йохо! Ему ведь плохо без меня!» — послушал бы кто сии гениальные рассуждения этого эгоистичного ребенка, умер бы от смеха, ей Богине! Кто бы мог подумать, что в одной маленькой девочке может быть настолько много вредности и непокорности? Другие бы родители запросто в строжайшей мере наказали свое чадо за такие вот проделочки, но нет, мадам всегда была милой и ласковой женщиной... правда, иногда даже терпение Матушки находило логическое завершение. И, что самое забавное, каждый раз кара была самой разной, и, безусловно, мадам Лэйкмур отличалась поразительной изобретательностью при каждом новом случае! Однако погодите-ка, минуточку... О! А вот и подошел здравый и весьма трезвый финал всем хоть и кратким, но все же разглагольствованиям мэм. Подошел он, этот самый финал, робкими шажочками, подбираясь к малютке-вампирессе хитрым лисом, улыбающимся во всю свою рыжую звериную пасть... И каков же финал? Ну, конечно же, садовник! «Да разве может этот немощный старикашка лазать по кустам так, как я?!» — возмущалась Аоэль, недоверчиво поглядывая на мадам, раздвигающую ветви кустов. Увидев, что руки женщины уже почти схватили ее, вампиресса, распахнув рот, как галка, закаркала... а точнее заорала во всю глотку, на сколько только хватало детских силенок. «Нет-нет-нет!» — мысленно протестовала она и, вскинув ноги и руки вверх, принялась ими мотать из стороны в сторону, стараясь отпугнуть Матушку. И, разумеется, не прекращая нечеловеческих воплей. Однако, как не прискорбно, природа не отменяла своих правил, и уже спустя полминуты вопли маленькой проказницы оборвались криком чайки, скучающей по уплывающим в далекие дали кораблям. Кислород закончился в легких, вылетев, улетучившись, отдав всего себя на этот ненормальный рев вечного ребенка. Поэтому Арноантеджурилиэль ничего не осталось, кроме как подчиниться женщине и позволить ей поднять себя на руки. «Поехали!» — как раз таки это словечко девочка еле удержалась, чтоб не ляпнуть, когда Матушка, одной рукой подхватив воспитанницу чуть пониже лопаток, примерно на уровне подмышек, а другой — под коленки, не слишком спеша пошагала к особняку.
А по гравийным дорожкам поспешала, буквально мчалась экономка, подметая мелкие камешки подолом своего невзрачного платьишка. Вероятно, она очень-очень хотела скрыться. Это маленькая вампиресса заметила по ее бегающим из стороны в сторону глазенкам — они метались справа налево, а потом вновь обратненько, как будто подыскивая укромное местечко, где можно спрятать свою жалкую тушку. Как кролик, прячущийся от скалящегося голодного волчары. Коварно ухмыльнувшись, девочка, не сдержалась и, сжав меж тонких пальчиков замызганную ткань платья, рванула ее от себя. Послышался слабый треск материи, и уже спустя секунду Лаэкеррельмилиауна, радостно улыбаясь во весь рот, полный белоснежных зубиков, отсалютовала ярким клочком атласа мечущейся из стороны в сторону женщине. Возможно, если бы не этот «добренький» детский фокус, мадам бы и не заметила перепуганной уже до смерти экономки. Но Аоэлюшка всегда умела сделать все так, чтоб было весело... по крайней мере, ей самой. А уж когда они проскользнули мимо этой бедняжки-экономки, мазель Браун, перебивая Эсме, которая сообщала «немаловажные» подробности об их следующих с ненаглядным чадом действиях, не удержалась от стандартных ребяческих дурачеств. Вывалив язык наружу, на свеж воздух, точно пес на жаре, барышня, тряся им, выворачивая в разные стороны, двигая из левой стороны в правую, скручивая в трубочку, еще и издавала странные и непонятные звуки. Пожалуй, это больше было похоже на диалект троллей, нежели на разговор воспитанной, хоть и шестилетней, но все ж леди:
— Эуеугх! — говорительный аппарат ерзал сверху вниз, изредка проезжаясь, точно крохотный алый паровозик, по кромкам зубиков. — Блеуийз! — и девочка расплылась в довольной улыбке, чуть не прикусив язык. — Алаляйктшумииий! — вероятнее всего, это как раз и было выражение детского раздражения, ибо, когда Арно произносила эту «фразу», темные бровки были сдвинуты над переносицей, как бы образуя перевернутую крышу домика. А фраза про воспитанных вампиров, и уж тем более этот чмок мадам в щеку довели вампирессу до полного кипения. Принявшись извиваться змеею в руках опекуна, малышка ну категорически протестовала против всех этих надоедливых правил приличия и всего этого нудного этикета, плюс сборника правил в придачу, которой ну никому уже не надо «Как умереть от скуки, став благовоспитанной леди?». Не успев и открыть рта, чтоб начать уже возражать, Матушка заранее парировала так и не состоявшийся выпад своего чада, выразив мнение о том, что сэр Йохо убежит к какой-нибудь другой девочке.
— Ни за что на свете! Он меня не бросит! — на ресницах Дэль, в самых уголках глаз, появились мелкие капельки воды, и было видно, что она вот-вот заплачет. Завыв в голос как можно жалобнее, она так и не прекращала своих драматичных «страданий» ровно до того момента, пока они с мадам не приблизились к особняку «Маленький Лес».
Увидев миссис Томкинс, эту очаровательно милую и теплую, всегда пахнущую пряностями и свежеиспеченным хлебом, кухарку, Браун расплылась в улыбке. Сорвавшись с рук мадам, девочка метнулась ракетою к полу. Бледные прежде, сейчас же уж окровавленные ладошки, на которых еле успела запечься кровь, вновь были беспардонно разодраны, а Аоэль, не обращая внимания на саднящую боль на руках (да и вообще по всему телу) кинулась в объятия доброй женщины, от которой всегда так вкусно пахло. Проследовала девочка в соседнюю комнату уже повиснув на фартуке миссис Томкинс... Арноанте обожала эту комнату. В ней всегда было и тепло, и уютно: много мягкой мебели, изобилие дорогих хурбастанских ковров, да еще и камин — чем не рай? Равнодушно наблюдая, как Матушка готовит орудие пытки — мочит тряпицу в воде, чтоб смыть с измученного тела воспитанницы кровь и грязь, — вампиресса прыгала на месте, изредка даже принимаясь кружиться вокруг своей оси, будто специально всеми силами мешая миссис Томкинс стащить с нее изодранные лохмотья, которые когда-то, буквально несколько часов назад, были благолепнейшим платьем. «Но ведь не специально я!» — мысленно оправдывалась шалунья, продолжая свои неуемные скачки. Когда же кухарке наконец-таки удалось освободить чадо от платья, девочка осталась прыгать в сорочке цвета морской волны и панталончиках с кружевчиками вокруг колен, вот только... вот только «штанишки»-то как раз и не были белыми, уж скорее они походили на нечто отдаленное от сероватого колера.
Неохотно вытянув руки по просьбе миссис Лэйкмур, Дэль ну никак не могла стоять спокойно: принялась присядать. Да еще и вторить себе:
— Ать! — присела. — Два! — поднялась. — Стройс-сь! — выпрямилась. — Ать! — присела. — Два! — поднялась. — Стройс-сь! — выпрямилась. И так до бесконечности... Но тут в дверь постучали. Дэль, восторженно вскрикнув, даже не беря в расчет свой весьма... кхм... Вид, приставным шагом поскакала к двери.