Рихарду Виктору Кёнингу, Эсмеральде Лэйкмур, Валентине Дракуле
-----------------------------------------------------
Палуба
-----------------------------------------------------
Разумеется, что милсдарь Кёнинг был немало напуган, если уж не возмущен тем, что такую юную да беззащитную леди оставили без чьего-либо присмотра. А еще больше возмущало то, что эта самая юная леди и не особо беспокоилась, что за ней, словно за шестилетним дитем, никто не приглядывает. Вдруг свалится за борт? Что тогда? Кто будет виноват, а? Не знаете?! Печально. Итак, эта самая наша юная леди несколько скептично поглядывала на мужчину, стоящего рядом, и всерьез задумывалась или даже размышляла над тем, а не читает ли сей милостивый государь мысли? В данный момент ее, конечно же. Буквально сверля вампира взглядом, подняв голову вверх, чисто малый ребенок, рассматривающий далекий небосвод, Аоэль вгрызлась взором в лицо мистера Виктора Кёнинга, словно намереваясь растрепать ему последние нервы. Если те еще остались... Очи вампирессы приняли цвет индиго, да еще в них и бесенята заплясали! Да так лихо заплясали, знаете ли! Прямо-таки бал устроили. Вот же проказники! Устроившись в пучине зрачка, шаловливые существа прыгали, выписывали ногами всевозможные кренделя, а руками — сложные фигуры. И все это действо было бы неимоверно забавным, если бы не... «Урр!» — странноватый звук донесся из живота Браун, и оная согнулась пополам. Голод — вещь страшная. «Я хочу кушать... Кушать, кушать, кушать!» — эта навязчивая мыслишка не давала княжне покоя, и, в конце концов, не сдержавшись, музыкантка захныкала в полголоса:
— Я хочу кушать! — протянув последнюю часть предложения как можно жалобнее, настолько плаксивым тоном, что можно было бы даже расплакаться, барышня с надеждой взглянула на своего попутчика. Хотя уже и не надеялась, что у него окажется что-нибудь съестное. Живот опять заурчал, да только на этот раз еще протяжнее, и все нутро мазель Браун сковала невыносимая боль. Как будто кто-то схватил ледяными пальцами желудок и тянул его, тянул вниз, к кишечнику, вероятнее всего намереваясь вытащить оный чрез задний проход. Сдавленно охнув, девушка осела на палубу — чай, надеялась, что боль поутихнет, если опуститься на деревянный «пол». Да не тут-то было! Еще одно «уррррр!», и, кажется, уже все естество Арно сковал жутчайший прилив мук. Как море, боль накатывала и уходила, накатывала и опять удалялась, а потом вновь пускалась в обратный путь. Лицо музыкантки приняло мертвенно-белокипенный цвет, и барышня, зажмурившись, попыталась успокоиться. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Концентрируясь на поступлениях кислорода в легкие и выталкиваниях углекислого газа из тела, маленький ликан силилась превозмочь приступы тошноты. «Морская болезнь? Но почему ее не было раньше, в начале экспедиции?» — обрывками проносились мысли; и лишь спустя пару минут боль, ослабив свою холодящую хватку, от которой по всему слабенькому телу вампирессы пробегали мурашки... Знаете, внушительными такими компаниями пробегали эти самые мурашки. Чисто стада буйволов. Но мы не об этом... Так вот, лишь спустя пару минут боль отступила и, недовольно фыркнув, покинула чрево музыкантки. Облегченно выдохнув и стерев выступившую испарину с бледного лба, вампиресса не успела и подняться и как-либо отреагировать на фразу мистера Кенинга о том, что он и в глаза не видел опекуна Браун, как этот самый опекун появился. Как гром среди ясного неба. Или ясное небо среди грома. Но не суть...
Вопрос Матушки о том, все ли хорошо с Браун, Лаэкеррельмилиауна восприняла не особенно адекватно: скорчив самую плаксивую рожицу, музыкантка жалобно посмотрела на мадам и пару раз облизала обветренные губы, уже успевшие приобрести чуть более яркий и насыщенный оттенок, чем прежде, как бы вопрошая леди Лэйкмур, а не имеет ли та с собой чего-нибудь из еды. В подтверждение крайней степени голода и вожделения хоть какой-то пищи нутро девушки разразилось душещипательным «урр!». Чисто дитя, младенец, желающий молока кормилицы, как ничего другого. А Матушка разглядывала свою дражайшую воспитанницу с головы до ног. Скорее всего, проверяя оную на присутствие ран... и, конечно же, рваных лохмотьев под названием платье. А в то же время Аоэль, плюнув на приличия, оглядывала мадам. Растрепанные клочья темных волос торчали из-под весьма даже симпатичного беленького чепца, серые очи горели (если не сказать, что сверкали драгоценными камнями по имени халцедон) раздражением, а благородного лица чуть коснулся поцелуй леди Усталости. Но одеяние мадамы вызвало у Аоэль немые овации... да это же было просто невероятно, ей Богине! Поверх анилиновой сорочки и панталон (снизу Арноанте было все препрекрасненько видно!) был торопливо одет халат темно-кофейного цвета; ясное дело, что при эвакуации срочного порядка леди Лэйкмур никто не дал ни малейшей возможности переодеться во что-либо поприличнее, поэтому она и пошла так. Примерно так же случилось и с юной музыканткой. Проснувшись от нечеловеческих криков матросов, княжна вскочила, еще не до конца очухавшись ото беспокойного и довольно-таки поверхностного сна, и помчалась прочь из каюты, в которой, кстати говоря, осталась добрая часть ее багажа с нарядами да аксессуарами. А потом — мучительные часы ожидания свободного места в одной из шлюпок. Но что ж поделать?! Зачастую попадались на пакетботе дамочки покруче характером, нежели музыкантка, поэтому последней ничего не оставалось, как пропускать рвущихся спасти свою шкурку трусливых крыс, мчащихся прочь с тонущего корабля. События промотались вперед, чисто кто-то свыше нажал на значок ускорения, и эпизоды настоящего понеслись в невероятной гонке за чем-то... за чем? Неизвестно. Мадам Лэйкмур шустро поклонилась знакомому Арноанте, скорее всего, просто ради соблюдения хотя бы малейших приличий, после чего произнесла то, чего уж мазель Браун ну никак не ожидала слышать. Браун?! Как так? Он же... подлец! Подлец! Фальшивое имя! Да как так можно? Внутри вампирессы разгорался костер возмущения... Он, вальсируя в безумной агонии лепестков алого цветка, поднимался ввысь, к самому горлу, разрывая по пути внутренние органы, заставляя оных тлеть в багровых язычках пламени, ломая ребра, кроша кости и высасывая оттуда кальций, разрывая трахею, вырывая из легких альвеолы и разбрасывая мелкие шарики по всему организму. Он уничтожал. Возмущение взяло власть, и когда в конце концов дошло до горла, музыкантка не смогла сдержать накатившего цунами пыла:
— Гать твою перегать! Моргот бы выдрал его грешную душу! — взвопила вроде бы на вид приличная барышня, да только знаете ли, когда уже нервы (да и терпение тоже) на грани, просто бросаешь приличия к Морготу и высказываешь то, что думаешь. На самом деле. А не лицемеря и выворачиваясь, точно пурпурный червь в заднице у какого бедняги. Ну да не суть. — Как я раньше не догадалась?! — причитала княжна, уронив худое личико в ладони. — Это же... Это же... Мой... — нервно сглотнув, она вдохнула побольше воздуха и впервые за всю свою жизнь произнесла это слово. Слово, ныне окрасившееся в тошнотворно-зеленый колор предательства. — Отец. Лаэрт. По первым буквам фальшивых имен, — совершив резкий шумный выдох, вампиресса сгорбилась. Как то позволял корсет, конечно. В душе скреблись гули. Или кошки. Черные. Но пусть будут гули. Как он мог?! Как этот подлец мог так поступить со своей дочерью? Разве сложно было найти ее? Разве сложно было сказать правду, не извращая истины? Сложно, наверное. Эмоции приняли мрачные тона, и лишь спустя минуту в душе ликана воцарилась более-менее умиротворенная атмосфера. «Он меня не любил. Мой дом, мой клан, те, кто растили меня — Аскары. Как мог отец так поступить со мной?! Я его ненавижу. Как отвратительно знать, что он жив. Как же это мерзко!». Озлобленно ударив ладонью по палубе и выместив весь накопившийся гнев на «пол» брига, Арноантеджурилиэль наконец-таки присмирела. Ничего поделать она не могла. Даже если это проклятое существо лгало сплошь и рядом собственной дочери, оно все ж было ее отцом. Родственников не выбирают, увы.
Пребывая в весьма неблагоприятном для окружающих настроении, бушуя бурей чувств и эмоций, Браун совсем не заметила, как к их скромненькой компании подобралась Дракула. Мазель Валентина, светловласая дива, почти вплотную приблизилась к мадам Лэйкмур, но все ж решила не вмешиваться в воспитательный процесс, коий Матушка совершала над своей бедной подопечной. Светлое платье в кремовых, анилиновых и прочих солнечных тонах леди Дракулы было заляпано каплями крови, что на ткани то ли муслина, то ли атласа иль бархата виднелись весьма и весьма отчетливо. Не сдерживая накатившей волны радости, княжна, вскочив с места и, конечно же, рванув края своего уже не такого уж и прелестного платья и оставив половину рюшей и оборок валяться на палубе, словно дикий зверь запрыгнула на мазель Валентину. Миг — и уже обе аристократки растянулись на палубе. И Аоэль, безусловно, каким-то волшебным образом, как по мановению палочки кудесника, умудрилась оказаться сверху, как-раз-таки на мазели Дракуле. Лишь спустя какое-то время все же соизволив подняться с дамочки, музыкантка, отряхнув платьишко, подлетела к сэру Кенингу, точно хищная пичуга.
— Да! — отрапортовала Арноантеджурилиэль Браун, вся буквально светясь от счастья. — Почти прибыли, поэтому скоро спустимся на самый, — протянув первую гласную последнего слова, девушка расплылась в хитрой улыбке. Или ухмылке, — таинственный и завораживающий остров во всем мире! — с воодушевлением завершила княжна свою мысль. Гениальную мысль, ага. Все дети гениальны.
А ее собеседник, неспешно прошествовав к какому-то укромному местечку, сел на палубу, оперся спиной о борт и принялся методично чистить клинок меча. Вжик-вжик, вжик-вжик... Вверх-вниз, вверх-вниз. И так до бесконечности, не прекращая. Было видно, что сие действие весьма успокаивает вампира. Но Арно не собиралась успокаиваться... Долгожданный кусочек земли неумолимо приближался, и с каждым мигом на душе становилось все светлее.
Матросы радостно вопили, оповещая всех пассажиров брига о том, что приближается земля, и на бриге, сказать на совесть, царило вполне такое приподнятое настроение. Когда же наконец начали опускать трап (подумать только, оный был на пиратском бриге!), музыкантка, не выдержав и не дожидаясь своих попутчиков метнулась к спасительной «дорожке», ведущей к суше.
— Быстрее! Пойдемте! — лишь послышался издалека восторженный крик юной княжны Эль Братто, Лаэкеррельмилиауны Арноантеджурилиэль Браун, и хрупкое тельце с астеническим телосложением исчезло из виду. Маленькая шалунья уже спускалась по трапу, спеша оказаться на суше морского брега. Морского брега завораживающего своей таинственностью острова Ксенон.
[о. Ксенон] Побережье