Кошка написал(а):Да и ладно, у него непризнанность еще вся впереди. А психика уже испорчена, так ему и надо.
Да он по ходу уже материализуется по-немного. Уже вот проклинаем его.
— Альби, милый, ну зачем ты его ударил? — уже в который раз устало вопрошала Улрике голосом, преисполненным заботы и терпимости.
— Я его не бил... просто придал ускорения, — возмущенно надув пухлые губки и сдвинув брови для пущей серьезности, надрывно отвечал Умка, то и дело переходя на предательский писк, — и он первый начал.
— Первый? В самом деле? — вампиресса повела бровями в нарочитом удивлении. — А кто назвал его свиным рылом?
— Ну, назвал, и что такого? — ощетинился мальчишка. — Не бил же!
Альба уже досматривала десятый сон, когда Умка все еще ерзал под одеялом. Привычная картина. Но этим утром стоило изменить традициям и вести себя тише мыши, потому что сегодня маменьке вздумалось заняться очередным сеансом нравоучений, что она и проделывала время от времени с завидным постоянством.
— Ох, дорогой мой... ты еще настолько юн и смотришь на жизнь так просто. Порой я тебе завидую. — ласково проведя рукой по белокурым волосам сынишки, продолжала женщина. — Но детство не вечно, и вскоре тебе предстоит повзрослеть. Ты должен запомнить, милый, что словом можно ранить куда сильнее, нежели кулаком...
— Пинком... — вставил Альби и тут же сглотнул оброненную реплику. — Кхм, ранить? Прям взаправду?
— Понимаешь, малыш, кулаком...
— Коленом.
— ...ты ранишь лишь грубую плоть, которая имеет свойство быстро забывать боль, но словом ты задеваешь самое тонкое — душу, и это очень неприятно. Это унизительно.
— У-зе-ни-тель-но... Узенительно! — смакуя каждый слог, повторил Альбус новое слово.
— Это странное чувство, его не так просто объяснить. Представь, что тебе стыдно, но ты ни в чем не провинился. — Улрике говорила настолько медленно и выразительно, словно пыталась буквально вложить значение произносимых слов в ветреную детскую головушку. — Это куда неприятнее, чем просто нести наказание за содеянное. Это и есть унизительно.
Юный Ленокс лишь многозначительно округлил глаза.
— Ну, хорошо, вообрази, что ты голый, а вокруг тебя целая толпа народа. Как думаешь, понравится тебе это чувство?
Вопрос на миллион денег. Мальчонка вертел его в голове и так, и эдак, выворачивал наизнанку и опрокидывал вверх ногами. Проблема Альбуса заключалась в том, что он любой вещи находил самое непопулярное применение, аки мартышка — очкам. Но кто же осудит его за иррациональность, если буйство детской фантазии умиляло даже тех, кто терпел ее последствия? С этими помыслами малыш и отправился туда, где расстилается самая плодотворная почва для его фантазий — в царство сновидений.
— Мама, смотри, солнышко взошло, — пискнула какая-то малышка, дергая измотанную спутницу за рукав.
Площадь так и кишела снующими туда-сюда прохожими, и женщина уже не видела ничего дальше своего носа. И не увидела бы, если бы не глазастая девчушка, с детской ненасытностью впитывающая все, что попадает в поле зрения.
— О-о-о, упаси Роза! — ахнула торговка и яростно поволокла дочку прочь от ягодиц какого-то шалопая, вздумавшего забраться в центр нового фонтана на место, уготованное статуе упомянутой выше святой.
Умка ошалело вращал глазами и перебирал с ноги на ногу, шлепая босыми пятками по новехонькому постаменту. В этот раз Снежка перешла все границы. А ведь в прошлый раз, когда Альбусу, чтобы «снять позор», пришлось появиться перед гостями на их с Альбой седьмой день рождения в Альбином же кружавчатом платье, мальчишка счел, что хуже уже и быть не может.
«Ну, ничего, — в собственной голове Умкин голос звучал коварно и очень по-взрослому, — однажды заставлю тебя покрасить волосы».
День уже стремительно клонился к закату, и последние ласковые (для людей) лучики ощутимо пригревали попу. Прикрываться Альби права не имел, если, конечно, не планировал остаться трусом до конца своих дней. А конец настанет о-о-очень нескоро. Что ни говори, но непотопляемости мальчугана можно было только позавидовать.
Чувствовал себя ребенок странно. Сомнения касательно внешних данных были чуждый Умке, ясен день. Но это мерзкое посасывание под ложечкой было определенно не по душе невозмутимому и неунывающему Леноксу. Всему виной были прохожие, которые вмиг преобразились и вынырнули из сфер собственных дел и забот. Нет, ну, понятно, если бы им просто не нравилось зрелище, пусть бы и не пырились. Или уж смотрели бы, не прикидываясь шлангом. Фигушки! Одни бросали короткие взгляды и отворачивались. Другие закрывали лицо руками и подсматривали сквозь пальцы. Третьи нарочито поворачивали голову в другом направлении и, щурясь, скашивали взгляд (а вот и заметно!) в сторону полутораметрового мягкотелого изваяния. Складывалось ощущение, что досужие зеваки пытаются посмотреть на солнце, на которое смотреть хочется, но не можется. О-о-ох... определенно! Это все объясняет. Что уж поделать, когда красота слепит глаза? Терпите, товарищи! Красота спасет мир и все такое, но вблизи это — стр-р-рашная сила.
— Ну, простите, простите, не могу сейчас одеться, — извинялся маленький Светоч перед близстоящими своими почитателям.
Те же, что стояли чуть поодаль, ощущали на себе меньшее влияние Альбуса Ослепительного, но ощущали. Все, кроме знакомой и очень некстати возникшей троицы. Не-е-ет, Альба не могла... Мальчишка чуть не захлебнулся от возмущения, завидев Снежку, расплывшуюся в «молочной» улыбке и держащуюся за руки обоих родителей. Ох, быть беде...
— Альбус Ленокс, — грозно пробасил Перри, — немедленно спускайтесь и извольте объясниться!
Недобрый это знак, когда Персеваль переходил на «вы» в обращении к сыну. Чуя эпическую порку, попа заныла (фигурально, ясное дело) и упорно отказывалась трогаться с места. Поверьте, она у Альбуса очень убедительна, и малыш всегда сверяется с ней, прежде, чем предпринять что-то. Сначала с ней, а потом с Альбой. Последнее время Умка все чаще склонялся к мысли, что именно там и располагается искомый им эптаческий рубильник.
— Какой позор, — хваталась за голову Улрике и едва слышно умоляла, — спускайся, малыш... ты разбиваешь мне сердце.
— Не волнуйся, мамочка, не разобью, — Умка жизнеутверждающе подмигнул, — оно же из мяса!
Ну, а че? Так в одной и Снежкиных умных книжек написано. Она сама ему недавно рассказывала.
Сама же Альба возбужденно и яростно визжала что-то нечленораздельное (тоже, небось, боялась получить на орехи), но ее ментальные посылы явно говорили о том, что сейчас она, как никогда прежде, гордится братцем. Если Снежке всегда хватало ума, чтобы придумывать все новые и новые шалости, то Умке его хватало (или не хватало), чтобы воплощать оные в жизнь. Девочка никогда не обходилась одной выдумкой за раз, всегда отставляла какую-то пакость на десерт, но сегодня этому не бывать — братец преподнес ей и первое, и второе, и компот. Да одна эта выходка должна снимать позор на десять лет вперед!
Отпустив свою рассудительность в творческий полет, мальчик на мгновение потерял связь с миром. А когда все вернулось на круги своя, толпа превратилась в сплошную гудящую серую кашу. Даже Альба, обычно выделяющаяся на любом фоне своей белоснежной копной волос, затерялась среди прохожих. И только одно единственное лицо приобретало все более и более четкие очертания. Божественные очертания, которые могут принадлежать только его будущей супруге (пора бы уже поставить ее в известность) — Айрин Андерс. Ее голубые, как карамельки, глаза смотрели открыто и без смущения. И пускай она даже не пошевелила губами, все было ясно и без слов — в такое зрелище невозможно не влюбиться!
Наехав на, слившийся в темноте с дорогой, камень, карета подскочила так, что мальчишка щелкнул зубами и напряженно вцепился в руку сестры. Точнее в то, что должно было быть ее рукой. При ближайшем рассмотрении схваченная конечность оказалась Снежкиной стопой, которой та не погнушалась воспользоваться и пнула приставучего брата.
— Ну что-о-о? Мы уже в Орлее? — Сонно пробурчала Альба.
— Нет, но я, кажется, понял смысл слова «узенительно»...
— Поздравляю! А теперь, Умк, захлопнись и ложись спать, лады?
Отредактировано Люсида Старк (17.12.2011 03:09)