Орлей и орлесианцы, орлесианцы и Орлей. Было что-то такое в обоих этих понятиях, во всей культуре «просвещеннейшего и прекраснейшего» из государств, что вызывало в Анне смутное чувство подвоха — так, словно ее вот вот обманут. Возможно, дело было в желаемом и действительном, заявленном и реальном; все вокруг — возня кланов, охота на ублюдков, интриги, грязь на улицах, трактиры, бордели — все было свое, родное, едва ли не Дракенфуртское. Но на словах — существовала якобы некая великая разница, отличающая одно от другого. Этой разницы Анна не понимала, не находила и от этого недоумевала.
Что еще... Юстициар на балу? Кому-то это покажется странным, кто-то скажет «почему бы и нет», однако сама Бомайн порой с улыбкой заявляла, что по балам шляется куда чаще, чем по подземельям, забитым гулями. Это было интересно ей; это было интересно публике — как же, на что может быть похожа женщина-юстициар; и это было, как оказывалось раз за разом, отчего-то чертовски важно для Ордена, Церкви, Добра, интересов того или иного правителя, клана, организации, отдельного человека, моргот задери, чего угодно еще. Юстициар на балу — символ, парламентер, советник, наблюдатель, атташе, кто угодно. Женщина? Может быть...
Итак, Филтон, Орлей, 1806 год.

Фланировать — почти то же самое, что и танцевать смертельный танец с двумя клинками. Пока не объявлены танцы и во время них — люди и вампиры, кто угодно — публика всегда кучкуется, по интересам и не только. Где-то тебя не примут, где-то не понравится тебе, где-то затянут в спор или в беседу — нужно оценивать уровень угрозы и вовремя обходить ее, находить для каждой ситуации свой вариант и, что самое важное, двигаться, двигаться, двигаться без конца. Когда ты не статична, тебя нельзя поймать, когда ты в движении, ты знакомишься со всеми и ни с кем, киваешь кому-то одному и всей толпе, ты призрак. В руке то веер, то бокал; ты обмахиваешься чуть чаще и пьешь чуть больше, чем следует. Тебе это не нужно, на тебя это никак не влияет, но иногда просто необходимо показать свою обыденность и слабость.
Чуть подрагивают ноздри, улавливая новые ноты в какофонии запахов. Анна нахмурилась, изящно обходя неизвестно как затесавшегося в общество стайки девушек на выданье бретера-Грассатора. Венганза — вот кто правил сегодня бал, хотя не так уж и часто кого-то из них можно было заметить в толпе. Присутствие юстициара для них не тайна, но кто именно из присутствующих представляет Орден, они не знают. Что же, тем лучше. Так веселее.
Пара танцев, пара отказов. Один из кавалеров слишком вольничает; Анна не мешает ему, но, когда танец заканчивается, исчезает в толпе. Не до самонадеянных глупцов сегодня. Бал? Поле боя; тут не расслабишься. А хотелось бы, например, пококетничать с каким-нибудь видным мужчиной... не с таким, как этот любитель помять юбку. Анна фыркнула. Бред. Скучно, напряженно и не до этого.

Дамы и господа, а вот вы верите в случайности? Или вам кажется, что все же есть некий фатум, рок, судьба? Что-то, что определяет последовательность происходящих событий? Магия, связывающая в огромном городе двух знакомых людей; узы, сковавшие место и его историю; некий рассказчик, усталый бог, определяющий — кто и с кем начнет игру? Иногда даже закоренелому материалисту хочется поверить в чудо — ведь как иначе, как не чудом только и можно объяснить некоторые из событий, происходящих с нами. Кто бы мог подумать, что случайны кавалер окажется представителем Венганзы? Кто бы мог подумать, что представитель Венганзы окажется таким видным мужчиной? Кто бы мог подумать, что скучающий юстициар вообще посетит бал? Кто бы мог подумать?.. Цепочка совпадений, игра совмещений — и в результате создается ажурная вязь реальности, созданная твердой рукой бога, или мастера, или случая. Но в самом начале никто ничего не подозревал, в самом начале никто ничего не знал — и это-то и делало игру такой восхитительно-завлекающей.

Итак, леди Анна, вот вам кавалер.
Видный. Не то слово. Высоченный, плечистый, хищнолицый. Он напоминал... кого же он напоминал? Не зверя; в отличии от Анны, четко соответствующей определению «опасная породистая гончая сука». Не человека; слишком однозначен, слишком ясно выбрал путь. Он напоминал клинок — орудие — ростовый двуручник; Бладресит? Нет, слепой яростью тут и не пахло. Но явно — меч на службе. Кто-то из телохранителей кого-то из Венганзы? Не слишком ли хорошо одет для телохранителя?..
Леди Бомайн — «мазель» Бомайн — поглядела на мужчину, чуть прикрывая лицо веером, искоса и оценивающе. Оценила рост — она всегда обращала внимание на рост мужчин, сама будучи весьма высокой особой. Оценила одежду и манеру держаться. Вихрем пронеслось все думанное и ощущаемое. В его «мазель» было что-то ироничное«; его «подарить танец» звучало несколько смешанно — как вызов и как приглашение. Сложив веер и как-то непроизвольно — ударяющим, как плетью, движением — опустив его жестко на стянутую атласом ладонь, юстициар с улыбкой ответила:
— Мазель не против оказать вам танец, милорд, но насчет подарить честь, к сожалению, ничего обещать не может.
Игра слов — плюс намеки на грани приличия — все нарочито, все наигранно, все реакция и ожидание реакции. И все правдиво. Как хороший актер вживается в свою роль — так и Анна действительно хотела сказать именно так и именно это — не отрицая при этом того факта, что цель высказывания — создание впечатления и изучение реакции.

Пары кружились в танце. В этом было что-то неестественно-декадентное; странно, что за декаданс может быть в обществе вампиров... Декаданс умирания? Нет, декаданс увядания. Однако кружащиеся пары напоминали об осенних листьях, о дожде и граде, о мокрой земле; в веселой музыке проскальзывали меланхолические нотки, а лица танцующих порой казались торжественно-серьезны. Это настроение и это состояние странным образом было замечено Анной и на миг захватило ее; уже подав новому кавалеру руку — ах, эта обманчивая хрупкость женской руки в мужской, особенно если речь идет о женщине, способной остановить армию! — она чуть сильнее, чем нужно, сжала пальцы и, приблизившись губами к уху — пришлось привстать на цыпочки — зашептала:
— А вам никогда не казалось, что танцующие вокруг вампиры странно похожи на людей — кажутся до удивления смертными?

В жизни каждой юной девушки, а порой и молодой женщины, а иногда и еще совсем девочки, есть ряд непреложных и неизменных вещей. Так, сердце каждой особи прекрасного пола вообще всегда волнуют и интересуют вопросы своей внешности, вопросы моды; но именно у молоденьких есть еще схожие, но куда более светлые мечты и чаяния. Все эти гадания на ночь на суженного, все эти потаенные мечты о любви, первая горячая девичья дружба (благословенны те, кто ее познал) и, конечно, первый бал, первый танец. Заба-авно... Когда Анна была молодой или маленькой, ни о любви, ни о подруге, ни о суженном, ни тем более о танцах речи не шло вообще. Ее первый выход в свет случился уже после того, как она прошла полное обучение в Ордене — и никакого особого душевного трепета тот бал уже не вызвал. Однако, положа руку на сердце и закрыв глаза — а еще лучше положа руку в руку партнера и отдавшись музыке — леди-юстициар могла бы признаться сама себе, что в поединке под названием танец есть свое волшебство и своя притягательная прелесть, не явная, но неизменная.
Наверное, про него нельзя было сказать, что он был таким уж великолепным танцором — как и про нее. Но свои па они знали и выполняли безукоризненно; все па — тут даже поворот головы идет в счет. Со стороны эта пара ничем не отличалась от других пар — разве что иногда в обоих проскальзывало нечто напряженное, сменяясь размеренным спокойствием и драпируясь в него, как убийца в черный плащ. Она узнала в нем силу и уверенность; можно было с большой вероятностью догадываться, что и он почуял в ней зверя.
В танце вокруг кружились люди и нелюди; или как будет правильнее? Каждый танцевал со своим демоном — даже те, кто стояли в углу, продолжали незримую дуэль с мелкими бесами трусливости, неуверенности, обреченности, лени. Все это было неизменно и верно...

Выслушав ответ на вопрос, Анна, улыбаясь, покачала головой:
— Но если отнять у них гордость, то что, кроме вечности, им останется?
В сущности, бессмысленный разговор. Сейчас впору бы другое говорить и о другом спрашивать. И дело, пожалуй, было не в приличиях — дело было в танце, настраивающем не на скоротечную схватку, а на методичную последовательность ударов и отступлений. Игра по правилам; может быть, поэтому, задав свой вопрос, Анна вдруг фыркнула и лукаво поглядела на своего кавалера:
— Такие вещи обещать — сводить азарт на нет? Неужели именно интерес к «таким вещам» вызывает у вас неподдельный азарт?
В этом было что-то забавное — в таком... двулинейном ведении разговора. И в том, чтобы — шаг, шаг, поворот — нарушать ритм танца и ход поединка.

Отредактировано Анна Бомайн (22.08.2012 01:11)