В первые дни августа небо хмурилось, но не проливалось дождем. И это было хорошо, потому что Сумрак не любил ни раскисший, ни пересохший грунт. Вчера Эдгар с Орландо прошли всю дорожку ипподрома и не нашли в ней изъянов.
— Если не будет дождя, Сумрак обставит всех на два-три корпуса! — гордо заявил Орландо.
«Если не будет дождя...»
Из своей ложи Эдгар де Вирр видел еще пустой паддок, трибуны, постепенно заполняющиеся народом, плавный изгиб беговой дорожки и финишную прямую.
— На Сумрака тридцать пять к одному, — негромко сказал Даниэль. Де Вирр едва заметно кивнул.
Полтора часа до второго заезда. Полтора часа. Этот Кубок будет последним для Сумрака в этом сезоне. Де Вирр не был уверен, что какая-нибудь из его лошадей была способна повторить подобный успех. Сумрак шел к своему триумфу стремительно и неотвратимо. Все его лошади были разными. Какие-то любили скачки, какие-то нет. Все они были хороши на дорожке, и только Сумрак неудержимо рвался к победе. Всегда. Любой ценой.
В Кубке участвовала еще одна лошадь де Вирра. В последнем заезде новичков. Ни де Вирр, ни Орландо, его тренер, не возлагали в этой скачке на жеребчика особых надежд. Все, что было нужно сделать, это аккуратно провести его по дистанции, показать дорожку, приучить не бояться шума трибун и не шарахаться при звуках колокола. И тогда... тогда, возможно, со временем он научится побеждать.
Сквозь стеклянную стену ложи, предоставляющую отличный обзор и заглушающую шум прибывающей толпы, донесся далекий раскат грома. Даниэль выругался сквозь зубы и вышел, оставив де Вирра в одиночестве.
Первый порыв ветра закрутил пылевые смерчи, захлопал подолами женских платьев и придал толпе внизу сходство с цветущей клумбой. Народ потихоньку потянулся с открытых трибун под широкие навесы. Первые капли дождя тяжело ударили по крыше.
Де Вирр наклонил голову и прижался виском к холодной металлической стойке. Смех и радость, раздражение и недовольство, досада, азарт, предвкушение. Он воспринимал чувства и настроения толпы, как приливные волны. Предвкушение. Пока только предвкушение.
Скоро трибуны там внизу взорвутся ревом восторга или разочарования, взломав плотину его внутренней защиты с той же легкостью, с какой шторм разбивает о рифы корабль. Его ложа наполнится людьми. Знакомыми, малознакомыми и незнакомыми вовсе. И он будет улыбаться, отвечать на приветствия и вопросы. А после третьего заезда его будут поздравлять. Шумно и фальшиво, потому что люди ненавидят чужой успех, потому что многим придется подсчитывать убытки, а стоимость Сумрака даже по приблизительным расчетам взлетит до небес.
Но все это будет потом, через час с небольшим, а пока... Пока можно ощущать виском холод медной стойки и слушать, как шумит за окном сплошная стена шального летнего ливня...

Скоротечный дождь закончился до начала скачек. Но погода, испортившаяся окончательно и бесповоротно, загнала под крышу слишком много народу. Первый удар гонга ознаменовал начало первого заезда и начало скачки. Ликующая толпа там внизу подалась вперед и де Вирр, ощутивший этот эмоциональный взрыв как ментальный удар, едва заметно поморщился.
— Господин де Вирр! Как вы оцениваете шансы своего Сумрака во втором заезде? В прошлом сезоне он не очень стабильно выступал на мокром покрытии. Ставки на фаворита больше не растут.
Эдгар повернул голову. Человек, задавший вопрос, невысокий, с цепким въедливым взглядом, был ему незнаком.
— Двадцать к одному, — едва слышно произнес за спиной Даниэль.
«И даже падают», — усмехнулся про себя де Вирр.
— Извините, — Эдгар не хотел говорить с незнакомцем. Бесцеремонные манеры нынешней молодежи претили ему. Единственный способ отвязаться — найти себе другого, более приятного, собеседника. Благо, знакомых хватало.
— Эдгар! — с главой Совета Распорядителей Терситом Эстеро, де Вирр не находился в особо в теплых отношениях, но они были давно знакомы и относились друг к другу с уважением. Эдгар встретил его выразительный, понимающий взгляд и кивнул, давая понять, что оценил оказанную услугу, — Говорят, вы собираетесь сегодня увезти Кубок в качестве очередного трофея?
— Я не исключаю такой возможности.
Рев толпы ознаменовал окончание первого заезда. Присутствующие повернулись к окну.
— Вы не спуститесь к паддоку, чтобы полюбоваться будущим чемпионом? — собеседник де Вирра принял бокал из рук расторопного официанта.
— В этом нет необходимости.
Нетерпение. Чтобы почувствовать Сумрака, Эдгару де Виру не нужно было метаться в толпе. Сумрак, полный радостного нетерпения всем сердцем рвался из паддока к стартовой линии.
«Тише, малыш, тише... успокойся»
Там, в паддоке, вороной жеребец, один из многих, для непросвещенного взора не отличающийся от прочих ни мастью, ни статью, вскинул голову и навострил уши. Его жокей Рикки Далтон, заметив это, наклонился вперед и ободряюще похлопал жеребца по шее:
— Все хорошо, малыш, мы все рядом. Все будет хорошо.
По сигналу лошади потянулись к линии старта. Те, кто посещает скачки, делятся на две категории: зрители и те, кто знает, что на самом деле ставится на карту. Последних не так уж и много. И именно для этой части присутствующих мир сейчас сузился до мокрой дорожки, разбитой копытами лошадей предыдущего заезда. Кто-то из них подошел к окнам, кто-то оставил приятную компанию, напитки и вышел на открытую галерею. Эдгар де Вирр не тронулся с места. Чтобы чувствовать, как вороной жеребец брезгливо переставляет ноги, скользя копытами по грязи, ему не нужно было смотреть в окно.
Колокол.
Они рванулись вперед все одновременно, в едином порыве, как единое целое. Сумрак делал то, к чему привык, он рвался вперед. Всем напряжением мышц, всем своим естеством. Восторг.
Де Вирр, стоявший неподвижно, спиной к застекленной стене смотрел в одну точку. Благодаренье небесам, в эти минуты до него никому не было дела. Потом, все потом. А пока... пока был лишь ветер в лицо, ликование и радость существа, понимающего в чью честь беснуются трибуны и гремят фанфары. Радость существа, умеющего побеждать. Всегда.
Жокей придерживал Сумрака.
«Не спеши, еще не время... держи его, слышишь? Держи. Не отпускай, еще рано... дорожка скользкая...»
Первое препятствие напротив трибун. Сумрак взлетел над ним третьим, начав длинный, грациозный прыжок на полкорпуса отставая от ближайшего соперника, а коснулся копытами земли уже вторым под долгий вздох восхищенных зрителей. Лошади плотной группой плавно ушли в поворот и зрителям теперь казались единым целым, состоящим из вихря развевающихся грив, и летящих из-под копыт комьев земли.
Прыжок и долгие, бесконечно долгие секунды полета над очередным препятствием. Кто-то обратился к де Вирру с вопросом, но тот не отозвался. Он не слышал. Его здесь не было. Он летел навстречу ветру там, на дальнем участке поля. Вдруг глаза Эдгара широко распахнулись, и он качнулся вперед. Бдительный Даниэль быстро шагнул к хозяину:
— Милорд?
Даниэль, верный и преданный Даниэль, со старомодной манерой обращения. Он был старше Эдгара. Вампир с далеко небезупречным прошлым. Более трехсот лет назад тогда еще юный де Вирр вытащил его из петли правосудия. Сейчас Даниэль один, кажется, был свидетелем того, что творилось с де Виром. Эдгар поднял на Даниэля слепой от боли взгляд. Несколько секунд смотрел, но не видел. Потом мигнул, словно прогоняя наваждение.
— Даниэль, — беззвучно, одними губами произнес он, — Найди кого-нибудь из распорядителей. Убей Сумрака сам. Сам, слышишь? С одного выстрела. Одной пулей. И помоги Рикки. Он, кажется, ранен.
Даниэль был хорош тем, что в критической ситуации никогда не задавал лишних вопросов.
Над трибунами пронесся вздох.
— Упал? Кто-то упал? Сколько их там? Поднялись?
Бесконечная вереница вопросов и несколько секунд на то, чтобы восстановить душевное равновесие и успокоить бьющееся в агонии животное. Там, под высоким синим небом по бескрайнему зеленому полю носился вороной жеребенок.
«Там хорошо, веришь? Там совсем не страшно...»
Де Вирр дернулся, будто принял пулю, предназначенную победителю.
Из восьми лошадей, к финишу пришли лишь четыре. Три носились по полю, потеряв своих всадников, вокруг одной, лежащей в мокрой траве, суетились распорядители.
Де Вирр с бесстрастным лицом принимал соболезнования, не видя окруживших его людей, преисполненных лицемерного сочувствия. Он слышал правильные слова, а чувствовал ложь, фальшь и злорадство. Эмпатия — дар или проклятие? Де Вирр склонялся к последнему.
— Что дальше, милорд? — верный Даниэль снова был рядом.
— А дальше, — сквозь зубы произнес де Вирр, — У нас четвертый заезд.
Даниэль изумленно смотрел на Эдгара. Даже ему сейчас от косых злорадных взглядов и перешептываний было не по себе.
— Мы не едем домой? — медленно спросил он.
— Нет. Вели Орландо найти жокея для Миража. И успокой уже Рикки. Скажи, что как только он поправится, сможет вернуться к работе.
— Напрасно, — Терсит Эстеро, оказавшийся достаточно близко, чтобы слышать этот разговор, покачал головой, — Этот жокей только что лишил вас целого состояния и убил лошадь, которой цены не было. Я сочувствую вам, Эдгар. Искренне.
Эстеро оказался единственным, кому де Вирр поверил. Терсит Эстеро любил лошадей. И знал в них толк.

Отредактировано Эдгар Лоран де Вирр (24.05.2011 17:39)