Начало игры

На счастье Скьёра магазин был открыт. Дверь легко распахнулась и, впустив посетителя, стремительно понеслась закрываться. Ревенант, развернувшись на пороге, придержал дверь за вычурную ручку и мягко прикрыл, одновременно оглядывая помещение через плечо. В магазине кроме невероятного количества стеллажей, уставленных емкостями всевозможной формы, окраски стекла и содержимого, никого не было. В кои-то века слухи не врали, и расплывчатый образ сказочной сокровищницы, рисуемый со слов, перехваченных в придорожных трактирах и на улицах городов, обрел свои материальные очертания.
— Вот здесь я бы поселился, — тихо проговорил себе под нос Скьёр, явив бутылкам радостную кривоватую улыбочку.
Прошествовав через небольшой зал к ближайшему стеллажу, ревенант вытянул из ячейки первую попавшуюся бутыль и, лелея в руках драгоценный сосуд, ценный из-за содержимого, едва слышно булькнувшего от рывка, принялся читать этикетку.
— Эээ... Слабовато, — руки вернули бутыль на место, а глаза лихорадочно блеснули, словно у расхитителя гробниц, нашедшего мелочевку, но по ней определившего, что копать здесь определенно стоит.
Полки... Полки... Полки... От пола до потолка. Здесь можно провести не один час, чтобы обследовать запасы, выставленные напоказ. О том, что хранилось в закромах у хозяина, оставалось только догадываться и грезить. Ищущий взгляд остановился на прилавке и сосудах за стеклом. Печати и бирки, золото и гравировка, все говорило о том, что в стоимость каждого вместится как минимум небольшой особняк. Скьёр жадно облизнул вмиг пересохшие губи, но, чтобы не портить себе настроение, даже не сунулся к ним. Чутье подсказывало, что в магазине он все-таки не один, а дырявить собратьев или чистокровных, да хоть бы и людей, ему сегодня не хотелось. Да к тому же пускать кровь приятней на свежем воздухе. А еще вид бутылок его умиротворял. Переключив внимание на полочку попроще, он взял емкость мутного стекла с темно-бордовой жидкостью внутри, — густой, вязкой, с толстой поверхностной пленкой, оставляющей на стекле тягучие следы.
Усевшись в простое кресло, стоявшее рядом, Скьёр принялся крутить в руках добычу, изучая и прикидывая свои возможности в плане честного выкупа товара. Редкая тема для мыслительного процесса ревенанта, но сегодня, видимо, такой день. Уж больно приелась ему деревенская кислятина, которую выдавали за вино, а беготня от стражей порядка наскучила его ногам.
— Эй, уважаемый! — крикнул Скьёр, но вышло хрипло. От вида таких объемов дорогой выпивки сохли не только губы, но и в горле, словно песком царапало. Ревенант откашлялся и добавил:
— Берете флорены за товар?

Раньше, чем звук голоса, чуткий слух уловил скрип половиц. Уголки губ ревенанта едва дрогнули, глаза недобро прищурились. Будь он чуть больше ликан, то, наверное, уши отвело бы назад, прижимая к черепу, а холку вздыбило... — обычная плохо контролируемая реакция на движение вне визуального контакта. Однако Скьёр не пошевелился. А когда аскетичного вида субъект предстал перед ним, лишь удостоил того мрачным взглядом исподлобья. Все-таки не любил он до глубины души всех этих торгашей, которые в ответ на изъявление желания купить конкретный товар, начинали расхваливать остальной ассортимент, до которого покупателю и дела-то нет. И схема всегда была одна и та же: похвалить вкус клиента и заполнить его мозги сведениями о более дорогих изысках, которые должны были вознести вкусовые предпочтения до небес, а значит сделать частью элиты, способной оценить редкость не для всех, приобрети он эти самые изыски. Но торгашеские хитрости не действовали на ревенанта, ему не было дела до того, что не стало его выбором. «Дела нет!» — словно мысленный рывок за рукав, но тело Скьёра, проигнорировав мнение разума, возжелало вдруг оказаться ближе к темному сосуду в руках продавца.
Пальцы почти коснулись темного стекла — тонкой границы между серой унылой реальностью и яркой вспышкой, которая разгорится в пламя, и будет еще долго тлеть одиноким безумием без цели, без ограничений... с краткими мгновениями, свободными от алой поволоки жажды. Когда-то давно, во времена, сейчас казавшимися другой жизнью, с немалых объемов подобного напитка личность полукровки разбилась на осколки, сознание унеслось за пределы времени и пространства и погрузилось в черно-алое ничто. Колдовское пойло. Легко и незаметно пьется, обжигая нутро приятным жаром, путая чувства, даря обманчивое избавление от вечного голода.
— Вы знаете, что предложить истинному ценителю искусно приготовленных напитков, — просипел Скьёр, с трудом убрав руку. Судорожно сжав пальцы другой руки на горлышке бутыли, хранящей в себе более безобидную жидкость, он отшагнул к прилавку. Тонкое бледное лицо перекосило, словно мимические мышцы не определились, в какую гримасу сложиться. Заминка длилась какие-то секунды, и вот на продавца уже смотрят холодные глаза с лица, застывшего в ничего не выражающую маску. На маске шевельнулись губы, выцедив скупое дополнение к вышесказанному:
— ...Или не знаете.
Отвернувшись, ревенант поставил выбранную бутыль на прилавок, немного поглазел на дорогие экспонаты, не доступные ни кошельку, ни организму и, удостоверившись, что взъерошенная память и чувства улеглись, спросил:
— Какова цена? — вопрос был задан пустым ровным голосом. Скьёр покосился на худощавого мужчину и коротко мотнул головой в сторону сосуда, установленного на прилавок. На самом деле ему было плевать, где, когда, кем собран урожай и в чем прелести вкусового букета. Желание залить в глотку вино и неуютный осадок от потерянного самоконтроля, пусть и на мгновения сдернутого с точки баланса, были более актуальны. Ущемленное чувство собственного достоинства, распыляемое каплями иссыхающего терпения, обижено развлекалось подвижным рядом повторяющихся картинок, на которых красиво разбивались разноцветные сосуды, рвалась ткань и брызгала кровь.