«Молодой человек не слишком аккуратного вида, нервно мерил шагами небольшую полянку. С губ его то и дело срывались неразборчивые слова, взгляд лихорадочно бегал. Правая рука сжимала дымящуюся трубку, левая — перо.
— Басня! Лиса и лес! — громко продекламировал молодой человек, указывая пером куда-то в сторону. Взгляд его скользнул по своду изумрудной листвы, который, наверное, уже тысячу лет отстраивали местные дубы. Воздух вокруг был какой-то тягучий. Иногда казалось, что его можно схватить руками. Свет небесный, пробившись через этот плотный покров, изменял саму суть красок, облачая все некой вуалью сказки. Как же ему хотелось написать что-то стоящее, такое же волшебное, заставляющее пробегать по телу мурашкам! Но нет, издательству от поэта нужны были басни, которые, прикрываясь личинами животных, высмеивали бы общественные пороки.
— В лесу, лисе...
шекоткою в носе...
пришла вдруг мысль...
о колбасе!
Поэт грустно вздохнул. До чего унизительным ему казалось это занятие! Его душа желала воспарить, раствориться в окружающем лесу, прикоснуться к каждому листочку, одновременно оказываясь его частью, ощутить капельки росы на своем лице, стать травинкой, раскачиваемой каждым порывом ветра, и одновременно могучим дубом, что стоял перед ним недвижим и несокрушим, обернуться вечностью замшелого валуна, что не смогли подвинуть корни и вода, или легкой пушинкой тополя, пролетевшей перед носом. Еще один грустный вздох вылетел из его груди. Он медленно сел на весеннюю траву, упершись взглядом в никуда.
Чем дальше взгляд проникал сквозь чащу, тем более изумрудно-зеленый окрашивался черным. Где-то там бродил одинокий волк, такой же одинокий, как сам поэт. Одна лишь разница была между ними: поэт не мог создать семью с любимой, покуда оставался бедным, тогда как волк, возможно, утерял любовь свою в силках охотника.
Глаза рифмоплета закрылись. Еле ощутимый ветер пробежался по его лицу и шее. Рядом стрекотал кузнечик, а вдали старательный дятел выбивал дробь. Руку ощутила тончайшие лапки муравья, пробежавшего по своим делам. А думы улетали все дальше, продолжая впитывать все краски и звуки. Открыв глаза, поэт молча взял лист. Перо неспешно гуляло по бумаге, стараясь не упустить мельчайшую подробность».
— Так мне рассказывал мой дед, — я немного помолчал, выдерживая паузу. — Он не стал известным поэтом, зато те стихи, что он сочинил, познакомили его с женой. На счастье это или нет, но такие места иногда и правда способны многое нам нашептать.
Я снова раскурил трубку, а мои старательные ученики принялись корпеть над пейзажем того самого места, где когда-то рождал я в муках оду своей любви.

(Кристофер Андерс)