[1 этаж] Гостиная
-----------------------------------------------------

— Почему-то мне хочется тебе верить... Но это было бы слишком просто, мой хороший. Слишком, — вампиресса вкусно рассмеялась, ощущение божественности момента и правильности происходящего не пропадало ни на секунду. Ощущение того, что она сейчас укрощает шторм или ураган стало настолько явным, что впору было сомневаться, а обычная ли она женщина? Быть может, одна из земных ипостасей Великой Матери? Правда, в очень извращенной форме...
Ее сестра была дурочкой. Инфантильной дурочкой, не способной даже отличить банальную лесть, предписанную этикетом, от искреннего комплимента. Но именно этой дурочке достался самый завидный жених Орлея. Но какого черта она будет отдавать то, что считала по праву своим?! Джонатан сначала очень сильно увлекся Беллатрисой, а затем он познакомился ближе с Магдалой. И всю его страстную влюбленность как ветром сдуло, зато эта невзрачная в своей скромности и кроткости девица пленила вампира... Что ж, он сам выбрал судьбу для своей нареченной. Ее могилой стал тихий омут лесного озера, где в детстве они так любили купаться вместе. А занять место глупышки было так легко и просто, так заманчиво. Так справедливо. Лучшее для лучшей.
— Своих? Своих детей?! — вот тут она уже не сдерживаясь хохотала, глядя на глупца, вознамерившегося обмануть ее. — Не ломай комедию, Рамир, — отсмеявшись, вампиресса покровительственно похлопала его ладонью по плечу и ущипнула за щеку. — Ты такая душка, но совершенно не умеешь врать. Как думаешь, когда карьера де Вирра пойдет ко дну вместе с его благосостоянием благодаря нашей небольшой игре, каким словом он вспомнит тебя? Мой милый, бесконечно милый и глупый... Мало того, что ты практически силой забрал деток у официального опекуна, так еще и проворонил их. Не смог защитить, да-да, — напускная грусть легла легкой тенью на лицо Беллатрисы, но глаза выдавали ее с головой, — Какая пикантная история. Пресса будет визжать от восторга. Подумать только, еще год с лишним эти двое маленьких ангелочков щеголяли на свадьбе и все знали, что это — Альба и Альбус Леноксы, воспитанники де Вирра. А сегодня, вот удача, это уже не Леноксы, а мазель и милсдарь Ассман. Как мило. Но ты прав... У всего есть цена. И, согласись, две жизни в обмен на твоих детей — справедливый обмен?

[3 этаж] Голубые комнаты для гостей
-----------------------------------------------------
И пускай их чувства были не глубоки, а, если уж по-честному, всего лишь безмятежно дрейфовали по поверхности. Пусть начало их отношений (обе попытки) вовсе не походило на начало доброй сказки о любви, где все оканчивается свадьбой. Благополучно опустив всю слащавую предысторию, беспечные юноша и девушка начали с конца, с того, что бывает после свадьбы. Бывает, но благоразумно опускается авторами повествований, дабы не травмировать ранимую детскую психику. Но давайте смотреть правде в глаза — даже принцессы делают это. А Люс, более того, отнюдь не принцесса и подле даже не лежала (хотя стоило спросить у Верены о ее происхождении). Так отчего бы не побаловать себя возможностью быть просто искренней? Ухватить свой кусочек счастья, когда оно само пришло в руки. Ведь жизнь красноречиво показала Люсиде, что может быть совсем недолгой и порой весьма несчастливой, и во всем остальном довольно далека от сказки. Но то, что происходило сейчас, было просто сказочным, и ревенантка не намерена была это прекращать.
С надрывными предсмертными излияниями рвалась одежда, и девушка всякий раз с внутренним ликованием встречала избавление от очередной пуританской тряпки. Но это не шло ни в какое сравнение с соблазнительным силуэтом обнаженного Джина. С легкой дрожью-воспоминанием Люс провела кончиками пальцев по груди с поразившей ее некогда татуировкой прежде, чем реальность вырвала ее из секундного забвения, вырвала грубо и бесцеремонно, но совершенно восхитительно. Каждое движение вампира сочетало в себе животную страсть с трогательной обходительностью, и это кружило голову похлеще любого наркотика. Уверенно расположившись меж напряженных бедер девушки, парень просто играл с ее чувственностью, как могло показаться. Но Люсиде хотелось верить, что это был эротический способ вопрошения. И так оно и было. Айвори ждал, когда она будет готова, когда девичье тело само ответит. И то самозабвенно и горячо отвечало. Тихими всхлипываниями, нервным блужданием пальцев, прогибающейся в сладкой истоме спиной и короткими содроганиями мышц от низа живота до внутренней стороны бедер. Но сколь упоительными ни были эти прикосновения, жажда только нарастала и грозилась перерасти во что-то зловещее.
Отвернув голову от любовника и вожделенно кусая губы, Люсида бросила короткий взгляд через широкое окно на сгустившееся ночное небо. Удручающе яркая луна дразнилась и манила своей округлостью, но было еще рано. Прошел ровно месяц с последней трансформации, и ровно месяц с тех пор, как ревенантка обзавелась Стражем разума. Ее предупреждали, что загнанный на тридцать ночей волк будет зол, как никогда, но это будет завтра. А сегодняшняя ночь все еще принадлежит Люсиде, и та не упустит возможность провести ее с удовольствием. А удовольствие не давало о себе забыть, заставляя девушку все тяжелее вздыхать и все плотнее прижиматься к вампиру, крепко обвивая ногами его поясницу.
Джин не томил и не медлил. Один резкий уверенный рывок — и он уже внутри. Расплата состоялась. И как же хорошо, что обоих мало заботили в этот миг формальности. В страстном исступлении вампир совершал первые ненасытные толчки внутри ее тела, медленно, но уверенно охватываемый какой-то звериной яростью. Но, в отличие от Люсидиной, его ярость ограничивалась резкими выпадами и срывающимся на выдохе гортанным хрипом. И это по-своему возбуждало.
А затем агрессия начинала спадать, дыхание выравнивалось, и дикий ненасытный порыв неспешно сменялся обволакивающей нежностью. Деликатные прикосновения, ласковое сплетение лилейных тел... Но субтильность мгновения быстро сошла на нет, когда пару снова окатило новой горячей волной. Собственное желание многократно усиливалось вожделением Джина, и целый шквал чувств и образов, окутавших любовников, давил на ревенантку с силой церковного органа.
Разрыв был почти болезненным... Но Джиновы многообещающие губы ловко скрадывали поцелуем готовый сорваться вздох возмущения. Однако вампир вовсе не собирался останавливаться, он лишь решил позволить Люсиде побыть хозяйкой ситуации. Но и тех нескольких мгновений было достаточно, чтобы зверь снова взвыл глубоко внутри, лишний раз напоминая, что вскоре явит себя миру. И уже сейчас давал о себе знать, наделяя Люсиду недевичьей силой и недюжинным во всех смыслах аппетитом. Джин был таким соблазнительным. Его пыл, его запах... стук сердца. Все это кричало, манило, приглашая полакомиться (фигурально выражаясь, наверное...) молодым красавцем. Чувствуя внутри пульсирующую плоть, Люсида охотно поддавалась безумному ритму, приподнимаясь и снова опускаясь на крепкие бедра Джина, почти обездвиженные ее собственными ногами. Девушка уже совсем потеряла голову, просто сдавшись своей двойственной природе, не гнушаясь укусами и царапанием.
Сложно сказать, в какой момент игра превратилась в помутнение, но мимолетная пелена безумия спала, когда Люсида обнаружила себя обвивающей руками шею вампира и прильнувшей губами к его окровавленной коже. В сущности — две крохотных алых струйки, но и этого было достаточно, чтобы девушка в ужасе метнулась к краю постели. Неровное дыхание сбилось еще больше, пока в голове ревенантки лихорадочно носились тревожные мысли: «Он заразится! Нет... вампир, ему ничего не будет... Все хорошо, не догадается».
Вернув облику максимально невозмутимый и невинный вид, Люсида снова подобралась вплотную к Джину, все еще немного ошалевшему от возбуждения и только что произошедшего.
— Прости меня... прости. Слышишь? Прости, — залепетала девушка, пригубив остатки крови и покрывая поцелуями укушенное место, — просто мне нельзя... верховодить. Хорошо?

[3 этаж] Голубые комнаты для гостей
-----------------------------------------------------
Джин всем телом ощущал девичье возбуждение. Пожалуй, вампир ещё никогда настолько глубоко не проникался процессом, не ощущал любовницу каждой клеточкой своего тела. От этого было одновременно сладко и горько.
Ревенантка вся расцвела, выставляя наружу свою сущность, сущность настоящей женщины: чувственную и страстную, беззастенчивую и соблазнительную, властную. Люсида вошла в раж, насаживаясь сама на твердый фаллос вампира, быстро, практически выпуская его из своего тела, но потом вновь принимая в горячую и пульсирующую глубину. Движения становились легкими и все более ритмичными, Джин лишь запрокидывал в наслаждении голову и хмурил брови над полуприкрытыми глазами, ловящими каждое движение девушки, каждую дрожь, пронизывающую ее, позволяя Люсиде исполнять свои желания, ведь они так нравились юноше. И когда конец был уже близок, Люсида вся подалась вперед, и вампир уж подумал, что сейчас все произойдет, как вдруг его пронзила боль, не сильная, но слишком неожиданная в нынешней ситуации. Руки, до этого покоившиеся на талии ревенантки, метнулись к источнику боли, но лишь зарылись в густые рыжие волосы, пышным облаком застилающие обзор. Обострившийся слух различил причмокивание, и вдруг по шее прошелся шершавый язык. Люсида приникла к его шее, пила его кровь и сводила с ума медленными движениями — она вытягивала из него и жизнь, и всяческое сопротивление, потому что под таким напором властности сдался бы любой.
А в следующую секунду, когда Джин только-только соединил образ такой страстной девушки-верховодителя с образом встреченной им в таверне замкнутой и дерзкой девчонкой, Люсида с круглыми от страха глазами и окровавленными губами отпрянула, забилась в самый угол кровати и вся сжалась там. Честное слово, так и импотентом стать недолго! Ведь все было отлично, они достигли пика страсти, Джин считал, что ревенантке хорошо, так нет, она отстраняется от него и чуть ли не плачет! Это больно ударило по самолюбию, аж дыхание сперло. Вампир был на верхах удовольствия, и вот его спихнули в холодный океан, возбуждение схлынуло чуть ли не тут же.
— Прости меня... прости. Слышишь? Прости, просто мне нельзя... верховодить. Хорошо?
От сердца отлегло, но момент все же был упущен. Придется начинать если не с начала, так с середины. Он не был готов к объяснениям, что ему наоборот понравилось, как повела себя девушка, что она стала такой раскрепощенной и дикой, что он и сам не прочь кусаться во время секса, потому что возбуждение возвращалось после шока. Потом, он скажет ей это после.
— Хорошо. Все в порядке, я не хрустальный, — хмыкнул вампир.
Юноша успокаивал девушку, сначала проходясь массажирующими движениями по ее предплечьям и шее, потом мягко сжимая в ладонях грудь, волнистой линией спускаясь по мягкому животику и останавливаясь на косточках бедер. Он помассировал их и перевел руки за спину девушке, все это время шепча, что он не против, что все хорошо. И когда ревенантка расслабилась, а член вампира снова гордо воспрял, Джин опрокинул Люсиду на кровать, чтобы закончить начатое. Их ночь обязана завершиться на ноте обоюдного наслаждения, а не горьких извинениях и легкомысленных прощениях. И если ей нельзя верховодить, то это будет делать Джин за них обоих.
Он сел, опершись в кровать коленями, чуть притянул к себе девушку и развел ее ноги в стороны, бесстыдно раскрывая перед своим взором полностью. Взгляды этой пары пересеклись, и Найтлорд приковал зеленые глаза ревенантки к своим, потемневшим синим. И вот так, смотря в глубину ее глаз, стал медленно возвращаться в ее тело, раскрывая бутон половых губ головкой твердой плоти. Теперь он действовал плавно и осторожно, все еще опасаясь, что это из-за его неосторожных действий Люсида могла так испугаться, что отпрянула от него. Бедра неторопливо делали поступательные движения, хотя хотелось быстро и решительно позаботиться о своем уже болезненном возбуждении. Вампир следил, чтобы лицо девушки не выражало боли, иногда менял угол проникновения, чуть задерживался внутри и останавливался, потому что ему нужно было время, чтобы умерить свой пыл и не сорваться на быстрые толчки.
Одна рука все еще поддерживала ногу девушки, а вторая гладила внутреннюю часть бедер, где соединялись тела этой пары, бока. Джин наслаждался не только сладостным нутром ревенантки, но и ее откликом, ощущением мягкой девичьей кожи под своей ладонью, проступающими под ней ребрами, быстро двигающимися в дыхании.
Вампир почувствовал, как по телу прошла дрожь, и тугой комок удовольствия натянулся до предела и лопнул. Брюнет дернулся вперед, выгибаясь над девушкой и вонзаясь полностью в ее тело, пока через его живот и пах проходили пульсирующие волны удовольствия. Мышцы всего тела в последний раз сократились, и Найтлорд тяжело выдохнул, все еще плавая в остатках удовольствия. Он выскользнул из тела Люсиды, принесшего ему столько удовольствия, и тяжело рухнул рядом с девушкой на бок, все еще чувствуя нити оргазма, пронизывающие его тело. На то, чтобы прийти в себя, молодому организму потребовалось не так уж много времени, и Джин напряг мышцы, перекатываясь на бок и рукой подтягивая к себе в объятия Люсиду. Он прижал ее спиной к себе, вальяжно устраивая свою ладонь внизу живота Люсиды и все еще чуть поглаживая девушку. Второй рукой, которую он сначала подложил себе под голову, юноша собрал пряди волос девушки и откинул их с шеи, по которой стал прокладывать дорожку из легких поцелуев: сначала по позвонкам, потом по жадно гоняющей кровь синей жилке, за острым ухом, кончик которого Джин прикусил зубами. И опять вниз, на ключицы и изгиб лебединой шеи. Пришла пора поквитаться: Найтлорд примерился и медленно вонзил острые тонкие клыки аккурат в шею. Когда девушка дернулась, он только крепче прижал ее к себе, чтобы не навредить лишний раз, а губами сильнее прижался к коже, чтобы кровь не капала мимо, а струилась в него. Только пара глотков, и Джин зализывает ранку. Кровь и оргазм... Эти ощущения сложно было сравнивать с чем-то. Чувствительность стала выше в разы, в висках гулко стучало, зрачки расширились. Кровь... Божественный нектар, амброзия для вампиров.
— Один-один, — шепнул ревенантке на ухо вампир и снова с небывалой прыткостью навис над девушкой, страстно целуя ее алые уста, переплетаюсь языками, чтобы та почувствовала вкус собственно крови.

[3 этаж] Голубые комнаты для гостей
-----------------------------------------------------
Во всем важна гармония. В словах, мыслях, поступках. Ведь сколь бесподобны не были бы составляющие, без гармонии им не суждено сформировать нечто прекрасное. По одиночке ни Джин, ни Люсида не были богоподобны или даже по-земному выдающиеся. Красивы, как и все, в ком течет кровь вампиров, но не более того. Но вместе... вместе они творили чудо.
Сложно оценить происходящее, когда кровь ударяет в голову, но Люсида уже и не пыталась. Жадно впитывая каждый миг действа, девушка безмолвно молила Розу, чтобы это не было лишь дразнящим сновидением, проникшем в ее истосковавшееся по чувственной близости тело, мирно покоящееся в ее спальне в Клок Йарде. Будь это просто сон, пробуждение стало бы самым большим разочарованием в ее жизни. Ну, почти самым...
Джин не понял. Не догадался. А лишь растерянно стал успокаивать девушку. Люсида чувствовала, как возбуждение вампира сходит на нет, а душевные порывы, обреченно рухнув вниз, со звоном разбиваются о суровую реальность. А еще легкий страх, сомнения и недопонимание. Все то, что выливалось в итоге в совершенно несвойственное чужакам чувство — заботу. Осторожность и обходительность, мягкий утешительный тон — все это так разительно отличалось от яростного первобытного действа, с головой охватившего любовников всего пару мгновений тому. И эта сцена столь интимной доверительности так и источала целительную эссенцию, призванную снова поднять обоих на восхитительные высоты. Люсида чувствовала себя огарком свечи — затушенное единым дуновением пламя не растворилось в эфире, а просто растеклось почти видимым сияющим теплом по всему телу, которое стало таким мягким и податливым в нежных и уверенным руках Джина. И вот она уже готовилась растаять до основания, когда блуждающие по ее коже ладони скользнули за спину, опустились к талии, цепко опоясали... Когда вампир снова уложил Люс на постель, та уже и думать забыла о своем срыве, всецело отдаваясь во власть вновь захлестывающих Джина страстей. Природа своеобразно пошутила над женщинами ее клана. Не алчущие физической близости как таковой, трампессы всегда были рабами чужого вожделения. Их пылкость выходила за все возможные границы, превосходя даже человеческую, когда чье-то желание получало эмпатический отклик у зеленоглазой дочери Трампов. «Грешные потомки грешных праотцов». В данном случае — блажниц-проматерей.
Вот, почему трампессу так легко заполучить. И потому — так сложно. Поэтому трампессы столь пленительны. Они не пленяют, они пленяются. Но только не всяк, в силу слабости сильного пола к слабому, рискует подступиться с уверенностью. Но Айвори был не робкого десятка. Он явно происходил из той братии самодуров, что либо слишком хороши собой, чтобы сомневаться, либо слишком пьяны, чтобы убиваться отказом. А на счастье самой Люсиды вампир был и хорош, и пьян в божественно-идеальных пропорциях.
Тело ее само в томительной истоме подавалось навстречу, чтобы скорее ощутить Его внутри, пока Джин, двигаясь по воображаемой прямой от деликатности до раскованной непристойности, разводил ее колени, неторопливо устраиваясь меж бедер. Он был так осторожен, так заботлив, хотя все внутри кипело и кричало от желания, отдаваясь почти болезненными спазмами в телах обоих. По мере того, как фрикции нарастали, жаждущие ласкать пальцы все более ускоряли свой бег по спине, плечам и шее вампира, а ногти, точно уравновешивая прилив нежности, жадно и яростно впивались в плоть, оставляя по себе жгучие алые дорожки. И хотя движения крепких бедер становились увереннее и ритмичнее, Джин не спешил, сдерживал себя, томно закусывая губы и проникновенно вглядываясь в лицо любовницы, точно искал в его выражении какой-то ответ. Но тело и само прекрасно отвечало, содрогаясь и извиваясь под натиском напряженных чресл. Еще никогда у Люсиды не было столь дикого желания отдать себя всю без остатка. Хотелось еще. Хотелось больше. Хотелось что есть мочи впиться зубами в алебастровую кожу, но не от жажды крови, а от безнадежных попыток сдержать тяжелый рвущийся из горла стон. Шумно выдыхая и конвульсивно вздрагивая, девушка уткнулась в шею вампира, вдыхая его запах, слушая эхо сердечного стука. Люсида почти видела, как оно гонит по венам кровь, то медленнее, то неистово быстро, и эта восхитительная агония грозилась скоро окончиться. Джин не просто брал, что хотел, хотя ревенантка и сама охотно отдавала. Нет, от первой до последней минуты он ласкал ее бедра, грудь и живот, бегло скользил горячей ладонью по телу, вызывая сладостную дрожь от макушки до кончиков пальцев. Страстные отклики даже из самых дальних уголков тела вырывались наружу, сопрягаясь и усиливаясь, просачивались сквозь мышцы, подбираясь все ближе и ближе к источнику ее непосредственного удовольствия. И когда внутри уже все горело, глаза заволокло тяжелой мутной пеленой, а губы, не способные больше проронить ни звука, лишь жадно глотали воздух, Люсида вся сжалась от пронзительного спазма, источающего настолько неописуемое блаженство, какого ревенантка никогда еще не получала при оргазме. А спустя каких-то пару мгновений Джин подался вперед всем телом, совершая последний резкий толчок прежде, чем обессиленно упасть на постель с тяжелым вздохом удовлетворения.
В этом месте мужчине должно заснуть, но Айвори, отдышавшись полминуты, заключил девушку в свои объятья, продолжая опьяняющую любовную игру. Череда порхающих поцелуев заставляла Люс то приятно поеживаться, то томно нежиться в добровольном плену. И это блаженство, казалось, никогда не закончится... Резкая пронзительная боль мигом отрезвила девушку и точно парализовала после одного рефлекторного рывка. Шея напряглась, словно каменея, чтобы защитить себя от вторжения. Одной рукой крепко прижимая к себе ревенантку (чего и не требовалось, ибо она и сама не могла бы шелохнуться), Джин припал к ее вскрытой вене, алчно, но осторожно вытягивая из нее, глоток за глотком, пьянящий нектар. Люсида никогда не делала ничего подобного раньше. Она слыхала лишь, что искушенные жизнью любители «выпить из горла» опускаются до уровня сомнительных заведений лишь с тем, чтобы присмотреть себе гемоглобиновую проститутку, не только щедрую на жизненные соки, но и саму не гнушающуюся попробовать что-то эдакое. Кристальная аморальщина... Но отчего-то Люс и сама за этими размышлениями упустила момент, когда тело расслабилось, а шея призывающе изогнулась, разгоряченная притоком собственной крови. Девушка только успела войти во вкус, как вампир оторвался от шеи, впиваясь устами в ее приоткрытые от удовольствия губы. Солоноватый привкус на языке Джина снова пробуждал в Люсиде что-то дикое. Надо было остановится, и уж лучше он ее, чем она его.
— Ты был очень горячим, мне понравилось, — жарко зашептала девушка в самое ухо вампиру, уже притягивая его обратно к шее, мягко, но настойчиво призывая продолжить дегустацию.
Это продлилось какое-то время. Секунды, часы, дни, быть может. И уже когда ревенантка почувствовала, как начинает кружиться голова, а в теле не осталось уже ни капли агрессии, она с неохотой отстранилась от любовника, вяло устраиваясь рядышком и счастливо улыбаясь. Правая рука ее безвольно повисла над краем кровати, но спустя мгновение, описав над девушкой дугу, отвесила Джину несильную, но звонкую пощечину.
— А говорил — джентльмен, — заявила она строго и чуть обиженно.
Часто-густо серьезной по жизни Люсиде напускная серьезность была не к лицу, так что уже спустя пару секунд девушка звонко рассмеялась. Легко поцеловав «ушибленное» место, ревенантка ласково провела по щеке вампира кончиками пальцев.
— Коль уж мы начистоту... — продолжила она после многозначительной паузы, — хочу кое в чем признаться. Я солгала. Я дошла... до конца. С Вереной, так ее звали. И ты бы локти кусал, мой милый герой-любовник, если бы мог присутствовать.
Дьявольски улыбаясь, Люс вглядывалась в плавно меняющееся выражение лица вампира.
— Мы оба выиграли спор. Два-два.

[3 этаж] Голубые комнаты для гостей
-----------------------------------------------------
Когда все уже заканчивается, а сексуальное напряжение спадает, обычно остается одно из двух: чувство стыда или непреодолимое желание пообниматься. Чаще всего, конечно, первое. А ввиду предельно непристойных обстоятельств, Люсида даже не сомневалась, что стыд будет просто гипертрофированным.
Но вот последние волны вожделения прокатились по телу, а совесть и девичья честь молчали, аки партизаны. Приятная бархатная расслабленность окутала ревенантку от кончиков пальцев до макушки, отчего Люсиде казалось, что тело ее стало как будто сахарным, одно прикосновение — и должно таять. Девушка сладко потянулась, чуть прогнув спину, как кошка на солнышке, прижимаясь ягодицами к бедрам все еще возлежащего на боку вампира.
Ощущать тепло мужского тела, не мучаясь чувством вины из-за содеянного — это, наверное, и есть раскрепощенность в любви. Вот только когда Люсида успела овладеть ею? Наверное, в ту самую минуту, как повстречала Айвори впервые. Как бы там ни было, но частичка тех, кто западает в душу эмпата, там и остается. И если семена чужой души попали в плодотворную почву, то со временем, через год, быть может, из них прорастет нечто значимое. Как то новое замечательное качество, которое Люс только что испытала на практике.
Кончики алебастровых пальцев девушки игриво блуждали по лицу Джина, точно изучали каждый его миллиметр, запоминали форму губ, изгиб бровей. Ревенантка проделывала это, прижимаясь всем телом к вампиру, стараясь быть еще ближе, хотя это уже почти не представлялось возможным.
— Ты это... Не шутишь?
Мужчины... Все-то они хотят знать, даже то, чего не хотят. А как же толика загадочности, коя должна всенепременно присутствовать в каждой уважающей себя девице?
В ответ Люсида лишь лукаво закусила губу и почти что заговорщически подмигнула опешившему вампиру.
— Итак... В свете открывшихся мне... Увлекательных подробностей, — девушка невольно хохотнула, глядя как изменилось выражение лица Айвори, со слегка огорошенного на шаловливо-скабрезное, — Твоя очередь загадывать желание.
Из сонма сумбурных идей и пожеланий ревенантка могла вычленить только одну ярко выраженную мысль, готовую вот-вот сорваться с уст: «Однажды повторим?».
Но отчего-то Люс и не сомневалась, что о таком и просить не придется. Будь желанная плата, взыскиваемая всеми женщинами такова, мужчины проигрывались бы во всем по полной программе во всех спорах противоположных полов.
Подумав еще с полминуты и не отыскав с сознании пока ничего другого, что можно спросить с должника, девушка перевернулась на другой бок и, уткнувшись носом в грудь вернувшегося в горизонтальное положение Джина, тихо попросила:
— Обними меня.

  (временной скачок в полтора года)    [Дракенфурт] Часовая мастерская Старка