Он запивал свое горе кровью, даже не замечая количество выпитого, ничто не могло принести ему спокойствия, и весь мир пошатнулся под ногами великого вождя Эль Братто. Маркус был разбит. Поставив локоть на перекладину кресла, он уперся лбом на ладонь. Он никогда не боялся молвы или хулы, он плевал опасности в лицо и шел вперед по костям врагов, а что сейчас? Сейчас они прошлись по нему. Сейчас он ненавидел весь мир, весь мир который отнял у него луч надежды греющий его все эти годы, после смерти Розы. Он знал, как сильно ненавидит его Сайрус, как пылают его глаза при виде отца, и как сильно он жаждет его смерти. Он закрывал глаза на юношеский максимализм отпрыска, ровно как закрывал глаза на Аманду и Роланда. Но если ко второму Маркус воспылал отцовскими чувствами, то к первой все усугубилось с появлением внучек. Мысли все больше и больше уводили Маркуса в воспоминания, в воспоминания о былой дружбе с Фортунатами, о том, что его сестра жена Доминика, и хоть с последним отношения всегда были напряженные Маркус всегда переживал за Анну. А сейчас единственное что он желал, была месть. В коридоре послышались тяжелые шаги, по стуку князь понял, что к нему ведут очередного человека, кровь которого поможет на время забыться и утонуть в неге. Дверь отворилась, и двое воинов бросили к ногам Брауна темнокожего здоровяка. Лицо Маркуса исказилось в надменной гримасе. Встав на одно колено и приложив руку к груди войны поприветствовали своего хозяина на хатсиаском языке. Один из них начал не внятно рассказывать что это за человек и откуда его привезли, но взглянув на мужчину который что то бормотал князь приказал остановиться. Один из них силой ударил здоровяка по спине, но тут же осекся поймав на себе взгляд Маркуса.
— Оставьте нас, — произнес князь, тяжело вставая с кресла.
— Но... — хотел возразить одни из них.
— Я сказал: прочь! — взревел Маркус, и уже через пару секунд комната опустела.
Присев на корточки рядом с обескураженным мужчиной, Маркус взял его подбородок и поднял его взгляд на себя.
— Ты хочешь знать, где ты? — засмеялся Маркус. Встав, князь провел рукой по воздуху, словно демонстрируя убранство покоев: — Ты у меня дома. А знаешь ли ты, кто я? — прищурился он.

Начало игры

...Ширх. Ширх. Плюм. Ширх. Плюм. Плюм. Ширх... Веки были словно налиты свинцом и не открывались. Он поднял свои чугунные руки, звенящие тяжёлыми чугунными цепями и непослушными пальцами открыл глаза. Вокруг было темно и мрачно, Федел мутным взглядом окинул место своего прибывания. Ширх. Ширх. Этот звук толкнул какие-то воспоминания в голове человека, мысли нехотя заворочались в опухшей голове. «Это звук набегающих волн?» — Ортега даже не удивился. Он вообще сейчас не испытывал никаких чувств, никаких эмоций, будто бы эту способность у него выкачали вместе с физическими силами. Тело ломило, а мышцы не работали, лишь жалко стонали и просили отдыха. Федел опустил взор на свои руки и ноги — на его запястьях и щиколотках были защёлкнуты широкие чугунные браслеты, которые цепями соединялись друг с другом. В свою очередь толстая и не менее тяжёлая цепь крепилась к кольцам в стене и полу. «Неужели эти неизвестные, приковавшие меня здесь, думают, что я способен освободится? Сейчас я не смог бы порвать и бечёвку..» Плюм. Плюм. «И всё же где я?» — пленник ещё раз огляделся по сторонам и теперь его более менее различающие очертания помещения глаза приметили деревянные стены “комнаты” и её выпуклую, округлую форму. «Трюм,»  — этот факт был очевиден и подкреплялся звуком волн за бортом. Резкий звук открываемой двери и яркий, невыносимый свет заставил Федела прижаться к деревянному боку корабля. В трюм вошло четверо неизвестных ему людей. Ортега, смотря сквозь пальцы на чужаков, пытался осмотреть их, щурясь от солнечных лучей, ворвавшихся в мягкую, приятную темноту. Незнакомцы, особо не церемонясь, отковали слабого Феделя, едва шевелящего пальцами, от тела корабля и, не снимая цепей, поволокли наружу. Федел ожидал увидеть просторную палубу корабля и его предположения оправдались. Правда, посудина была не очень большой и стояла у безлюдного берега в море. Те же люди деловито упаковали пленника в холщовый мешок и уложили на дно лодки, которую через несколько минут спустили на воду. Море было спокойным, а лёгкое покачивание шлюпки в такт рассекающим волны деревянным вёслам действовало успокаивающе. Мало что соображающего Федела вскоре вытащили на берег и понесли в неизвестном для него направлении. Сознание мужчины будто плавало на поверхности грёз, периодически погружаясь в их горькие воды. Обрывки фраз на хастианском и сильно искажённом английском языках доносились до ушей Ортега, но смысл их терялся ещё на пол пути к пониманию. Он чувствовал, что его куда-то тащат, затем закинули в какую-то тесную холодную камеру, снова приковав цепями, но уже к каменной стене и полу. Только сейчас Федел заметил, что всё это время находился в старой, серой одежде — рубахе и штанах, которые всё же не спасали от холода темницы. «За решёткой. В цепях. Я помню... помню всё. Помню! Лес... я прятался, хотел убраться из Драгенфурта, а потом наступила боль и темнота», — узник откинул голову назад, прикрыв глаза. Он очень устал...
...Сколько времени продлилось его заточение? «Кажется, что вечность», — Федел отодвинулся от холодной каменной стены, внутренности словно заледенели, но кишки всё же нашли в себе силы на отчаянный вопль. Оборотень был голоден, смертельно голоден. На корабле ему не давали ни еды, не воды, видимо, ломая его и заставляя ослабеть, чтобы Ортега не мог сопротивляться. Пленник с трудом разлепил опухшие сухие губы, слипшиеся от недостатка влаги. Язык еле ворочался и напоминал кусок ваты, а о вкусовых ощущениях можно было позабыть. «Я не протяну без воды и суток... Умру здесь, в этой камере. Наверное, лучше было бы, чтобы пуля Дэнни прошила мой череп», — Федел был в отчаянии. «Что делать? Что будет со мной?» — эта неопределённость морально уничтожала узника. Словно в ответ на его мысленные вопросы дверь сырой темницы отворилась и внуть вошли двое стражников. Федел заметил ещё и третьего гвардейца, но тот остался на входе с взведённой тетивой мощного чёрного арбалета. У всех троих стражников были длинные мечи, но пускать их в ход воины пока не собирались. Двое вошедших резко и особо не церемонясь стали надевать на шею человека широкий воротник из кожи и какого-то металла, к которому была прикреплена прочная цепь и несколько дополнительных стальных петель, назначение которых для Федела было пока не известно. Когда ошейник был прочно закреплён на шее вяло сопротивляющегося узника, гвардейцы отковали ликана от стены, сняв лишние цепи с конечностей, оставив лишь скованные друг с другом запястья прочной цепью сантиметров в двадцать длинной. Оба воина достали шесты с крючьями на концах и сейчас вервольф понял, для чего металлические петли на его ошейнике — теперь стражники контролировали его не только длинной цепью, но и непосредственно двумя шестами, закреплённых концами в пазах на ошейнике, полностью лишив свободы действий и направляя каждый его вялый шаг. Да, Ортега пришлось встать и слабо, запинаясь почти на каждом шагу, побрести на поводу у первого стражника с арбалетом, который теперь в руках держал не грозное оружие, а конец цепи. Оборотня вели тёмными коридорами, но после окружение становилось всё светлее и аккуратнее. «Это напоминает какой-то замок или цитадель. Эти каменные стены.. Эти характерные окна», — взгляд ликана скользил по серым поверхностям, по проплывавшим мимо лицам хмурых людей. Первый конвоир постучал в какую-то большую, тёмную дверь, выглядевшую очень внушительно. Через пару мгновений его уже затащили в какую-то комнату, размерами напоминавшую большой зал. Двое стражников продолжали удерживать его шестами, закреплёнными за петли на ошейнике. Федел увидел какого-то скорчившегося на полу от боли огромного негра, недалеко от которого стоял властный мужчина с аристократическими чертами лица и идеальной осанкой. Ликан сразу понял, кто здесь хозяин, и, косясь на валяющегося под ногами босса человека, лишь пытался предполагать свою дальнейшую судьбу.

Отредактировано Федел Ортега (07.01.2011 21:08)

Глаза Маркуса запылали огнем ненависти и презрения к человеку, чья жизнь сейчас была в его руках. Он мог сделать с ним все, что захотел бы: унизить, убить, пытать и просто издеваться как морально, так и физически. От представлений последнего губы мужчины искривились в надменной, довольной улыбке. — Отныне тебя называют «тварь»! — переместив ногу на шею мужчины, сквозь зубы процедил князь. Носок его ботинка уперся в позвоночник человека, сдавливая позвонки так, что те захрустели под давлением его веса. Он уже был готов сломать шею бедолаги за его дерзость, но остановился. Скрип двери заставил князя обернуться. Несколько воинов ввели в помещение ликана.
— Какого черта вы вламываетесь в самый неподходящий момент? — взревел князь так, что изо рта у него забрызгала слюна. Глаза Маркуса бешено бегали по вышедшим слугам, которые, похоже, сами напугались того, что сделали. Невнятный ответ стражников еще больше взбесил Маркуса, но вдруг в голове его что-то щелкнуло, и он успокоился. Губы его вновь искривились в усмешке. Убрав ногу с шеи мужчины, он подошел к настоящей «твари».
— Правильно, не бойся меня, — ухмыльнулся Маркус, смотря в глаза зверя, — отпустите его, — сделав жест рукой, приказал князь. В ту же минуту стража освободила вервольфа. — Я твой хозяин, — смотря в глаза животному, произнес Маркус, — ты будешь делать то, что я тебе велю... А сейчас твой хозяин хочет... — не успел он договорить, как в комнату ворвалась Рошель.
Глаза мужчины налились кровью.
— Ты сошла с ума девчонка?! — взревел князь, прожигая ее взглядом, — пошла вон! — рыкнул он, и на мгновение лицо Брауна стало подобно звериному. Казалось, он готов наброситься на племянницу, которая осмелилась на столь глупый поступок. Он мог разорвать ее одним махом, и сейчас еле сдерживался. Никто, даже наследник Маркуса не имел права врываться так. Что уже говорить об остальных. Единственное, что отделяло его от того, чтобы не убить ее прямо сейчас, была память об отце, который верой и правдой служил клану. — Я сказал, пошла вон, дура! — повторил он, не в силах больше сдерживать ярость.

Оккупировав место подальше от Маркуса, Рошель встретила его горящий ненавистью взгляд, и вздрогнула: «Да он и вправду сейчас набросится на меня!» Из глубины ее души поднялась ярость. Как никак, а она тоже Браун, и, хоть и одна из самых спокойных представителей клана, не менее темпераментна, чем глава. Страх отпустил девушку, и она наконец различила, что за действо прервалось по ее вине. Человек, большой человек, полз по полу, как можно дальше от Маркуса, что все еще плевался ядом. Риган почти физически ощутила его жажду к жизни, а последние слова дядюшки просто вывели из себя:
— Не сдвинусь с места. — Мужчина держал курс к столу, и Рошель не остановила его, хотя вполне могла сделать это. Безотчетно княжна решила делать все в точности наоборот от слов Маркуса. Слишком сильно задели княжну его слова... И любви к родственнику от этого не прибавилось. Расправив фалды шелковой юбки, брюнетка как бы прикрыла человека, и гордо вскинула голову, готовая встретить любую бурю... Только одного она не учла. Князь склонился над молодым ликаном, втолковывая ему что-то, как раз в тот момент, когда в комнату ворвалась Рошель, и теперь, пес явно был на стороне Маркуса. «О, Моргот... Это плохо!» Что-то горячее взыграло в крови оборотня, и молодой человек превратился в волка, обдав Рошель жаркой волной. Судорожно сжав кулаки, брюнетка отступила к стене, и глубоко вздохнула. В глазах поплыло, и лишь нечеловеческим усилием воли вампиресса подавила зверя, рвущегося наружу. На все ушла пара секунд, а тем временем плененный ликан сцепился с конвоиром. Девушка метнула вопросительный взгляд на Маркуса — что предпримет тот? В принципе, она с помощью телекинеза могла разнять беснующихся волков, да вот стоит ли...
— Поди ты к Морготу, чертов изверг! — чуть слышно прошипела она, отступая еще на шаг, чтобы клочки окровавленной шерсти не попали ей на белое платье. Отметив краем глаза, что и другие воины готовы вступить в схватку, девушка от души пожалела молодого пса. «Они разорвут его как пуховую подушку, только кровь успей отмыть с паркета...»
 — Оставь его, Маркус! — Сказала Рошель в полный голос, поворачиваясь к мужчине. — Он будет верным псом.
Вампирессу всю трясло, в ушах тоненько звенело, в глазах плыло; обуревало страшное желание вцепиться в чью-нибудь глотку. К фитилю пороховой бочки поднесли факел — еще немного и будет взрыв.

Отредактировано Рошель Браун (11.01.2011 02:53)