Начало игры

Дворцовая площадь
---------------------------------------------------------------------------------------------
26 октября 1826 года; около девяти утра.

Лилиан Найтлорд или же просто Лил, как ее называют домашние, трудно назвать красавицей в классическом смысле слова: в ней нет ни одной черты, пестуемой современными вампирессами в своей внешности — ни белой, как молочная сыворотка, кожи; ни пунцовых, как лепестки розы, губ; ни прозрачно-голубых глаз с таинственной проволокой, в обрамлении загнутых кверху ресниц, как у куклы; ни маленькой хрупкой фигуры с болезненно тонкой талией, придающей всему образу трогательную беспомощность.

Лил — полный антипод тому изысканному, изнеженному, холодному и немного надменному эталону красоты, моду на который ввела покойная королева. Ее кожа, овеянная золотистым загаром, смугла, как у хурбастанки. В пушистых, струящихся крупными волнами волосах — настоящей звериной гриве! — посверкивают выгоревшие локоны. Глаза цвета виноградной лозы лучатся дерзким задором, смотрят прямо и смело из-под светлых бровей, не знавших щипчиков и пинцетов. Крупные белые зубы скалятся часто и нагло, как у разбойницы. А губы — обветренные и сверх всякой меры пухлые и широкие — щедро дарят улыбки всем без разбору: хоть принцу, хоть конюху, хоть кому.

Стыдно признаться, однако едва ли не до ста лет Лил совершенно искренне гордилась ударом своей правой руки — не слабее, чем у отца, и сильнее, чем у ставшего брата Ринна, — равно, как и своей способностью дважды обежать вдоль ограды шато Плезанс, не вспотев и не запыхавшись.

И все-таки есть в ней нечто такое, что волей-неволей притягивает к себе взгляд, — некая дикая, неукротимая внутренняя энергия. Сила, от которой веет природной стихией — ветром, зноем, дождем, необъятной ширью полей, ровными рыже-зелёными полосами виноградников, протянувшимися до предгорья и залитыми абрикосово-жёлтым закатным солнцем. Сила, рождающая дивное ощущение, будто в жилах у этой девушки вместо мертвенной аристокатической крови струятся живые соки самой изобильной и плодовитой хастианской земли.

Жаль только, что сама молодая девушка понятия не имеет, насколько она обаятельна.

— Чернавка я, братец, чернавка, — говорит она Ринну всякий раз перед выходом в свет. — Опалило солнышко мою кожу, обсыпало щеки веснушками, выжгло из меня всю вампиричью красоту. Оттого и не люблю я этих приемов. Как меня ни одень, все равно выгляжу рядом с прекрасными дамами дикой эбрийской кошкой среди нежных домашних кошечек.

Но Ринн, прекрасно воспитанный Ринн, Ринн со своей алебастрово-белой кожей и тщательно зачесанными назад волосами — истинный глава клана! — все равно каждый раз настаивает, чтобы ей затянули корсет потуже.

— Сегодня ты едешь на коронацию, Лил, — говорил он нынешним утром, — а событие это будет даже поважнее венчания. Замуж ты можешь выйти несколько раз, а король — я имею в виду, настоящей король, а не какой-то там самозванец — даётся тебе — и стране! — один-единственный раз. И, надеюсь, что навсегда. Так что, будь добра, не капризничай, надень это платье и хотя бы попытайся не забывать о манерах.

— Да, сэр, слушаюсь, сэр, — с задорной ухмылкой салютовала ему сестрица. А после со вздохом позволила камеристке затянуть свою талию в этот жуткий пыточный инструмент, лукаво называемый корсетом, хотя, по чести, его следовало бы окрестить не иначе как кишкодавкой.

Поверх корсета и многоярусных нижних юбок на кринолине взгромоздили новые ярусы юбок их газа — воздушное, невесомое платье сложного оттенка медуза (нежного жемчужного-молочного, едва подкисленного капелькой зеленцы), с такой уж широкой и пышной юбкой, что Лил в первый миг даже испугалась взмыть ввысь при неверном шаге. Декольте полагалось глубокое, нарочито поднимающее кверху и выставляющее напоказ загорелые груди. А чтобы эффект был полным, к лифу в самом стратегически важном месте прикололи цветок магнолии.

— Недурно, — оценил Ринн, придирчиво осмотрев ее туалет с головы до ног: от прически с жемчужным обручем в волосах — и до самых сафьяновых туфелек. — Очень даже недурно, — выкатил он вперёд нижнюю губу. — Хоть и выглядишь старше возраста. И вот это роскошество там, где грудь... мнэ... магнолию эту вашу, прикрыть, что ли, нужно какой-нибудь шалью, что ли, хм-кхм... Главное — что? Повторяем: достоинство, стать, манеры!

Папе тоже понравилось платье, хотя декольте, как и Ринн, он счёл чрезмерно глубоким. А вот строгая тетя Росиль, едва завидев племянницу, моментально переменилась в лице:
— Дикари! Привыкли голыми бегать по виноградниками и думаете, в том же виде можно выставить девочку напоказ?! Да у нее же сквозняк по груди гуляет! Милочка, набрось-ка мою мантилью и под шейкой задрапируй в несколько слоев. Дай-ка тебе помогу, дорогая...
— А можно чуть-чуть расслабить, — плакалась Лил, — я же так задохнусь...
— Лилиан, — повелительно хмурился Ринн, — ты давно уже не маленькая! Не ной и слушайся старших.

Ринн, конечно, ее родной старший брат, и Лил его страшно любит, но порой видит больше сходства между собой и кузеном Энзо. Как же славно, что на Рееву коронацию она пойдет под руку с Энзо!

Дома говорят, что у них у обоих одинаково дурные манеры. Энзо считается настоящими анфан терриблем. Какие только слухи о нем не ходят! Одни говорят, он сбежал из дому еще совсем пацаном и затем подался в пираты, другие — что его продали в рабство какому-то хурбастанцу, третьи — что он сам, выкрав бруггианский галеон, перевозил на нем азиастких рабов с континента на континент. А потом опять стал пиратом, награбил себе золота на три жизни, попал на необитаемый остров, напился крови дикого оцелота и так заработал свое прозвище — Кот.

Но Лилиан Найтлорд вся эта чепуха не волнует. В ней тоже сильна авантюрная жилка и она вовсе не осуждает, а в глубине души даже восхищается дерзостью, Энзо. Хотя, чего греха тратить, в последнее время Кот ее огорчает своими планами отделиться от клана и девушка почти потеряла надежду вернуть его на путь истинный. «Мне нравится твой характер, но не твой образ жизни», — периодически говорит ему девушка.

От дома до королевского дворца ехать довольно долго, а солнце восходит рано и к половине девятого жарит уже будь здоров. Карета даже с окнами нараспашку превращается в душегубку. Бледная тетя Росиль с бледным папой вяло переговариваются, отмахиваясь веерами, а Лил, сидящая против них рядом с Энзо, расслабила на шее мантилью и украдкой поглядывает на кузена, выряженного в темно-синюю фрачную пару и рубиново-красный жилет. Девушка не знает ни одного человека, способного в наше время заявиться в столь ярком наряде на официальную церемонию. «Он такой смелый, — думает она по себя. — совсем не боится общества. И даже намеренно, в пику всему королевскому протоколу разоделся, как Арлекин. Мы оба как дикие кот и кошка среди нежных домашних кошечек». Близость Энзо, бравирующего своей дурной репутацией, придает ей смелости. «Эх, к черту все! Была не была! — решает она по себя. — Как только подъедем к воротам, избавлюсь от этой старушечьей тряпки поверх груди! Пусть себе смотрят, любуются. Да, загорелая, да, в веснушках. Но уж какая ни есть. Ещё чего не хватало — стыдиться себя перед этой публикой!»

Пост пока не закончен, но сегодня будет дописан...

Отредактировано Лил Найтлорд (10.06.2021 08:20)