Личная лаборатория магистра Соул под № 2
-----------------------------------------------------
Когда руки девушки больше не блуждали по его телу, Найтлорд все равно оставался в состоянии некой неги. Возможно, его организм даже делал это сознательно: телу, неплохо избитому и измученному длительными инъекциями всякой дряни, нужен был покой, который юркий владелец ни за что бы ему не дал, не оставляя тщетных попыток драться, хоть как-то хвататься за жизнь, ускользавшую из пальцев; духу — тоже, потому что он был обессилен внутренними попытками сражаться за разум и сознание.
Звуки звучали невнятным фоном где-то на периферии сознания. Так обычно воспринимались чужие мысли в местах скопления народа, будто бы рядом висит улей, содержащий миллион пчел. Ты понимаешь общее звучание, но отдельно ничего различить не можешь.
Хотя нет, сейчас он мог отличить голоса — и это был голос той самой девушки с привлекательным лицом и певчей речью. Говорила в основном она, да и слава Розе, последнее, что Джин хотел бы сейчас различить, хоть и смутно, это гадкие голоса охранников или звонкий и нерешительный детский с соседнего стола. Да, Найтлорд оставался Найтлордом всегда, эстет навек.
Звук Ее голоса отдалился, но потом вернулся обратно, стал четче и понятнее. Может, потому что она подошла ближе, а может.... Потому что все остальные как-то странно и резко притихли?
— Руку напрягать не нужно, иначе будет больно.
«Что? О чем это она?» — только и успело пронести в мыслях юноши, когда он понял, о чем.
Руку кольнуло что-то острое, не больно на фоне общего состояния тела, но тревожно, потому что по венам заструилось Нечто. И Джин честно не хотел знать, что это, тем более не хотел, чтобы оно попадало в его организм. Но кто его спрашивает? Все уже сделано, остается только надеяться на лучшее.
Игла выскользнула из вены, и чересчур чувствительный в ощущениях сейчас вампир почувствовал, как вслед на ней вытекла пара капель крови. Почувствовал не только кожей, но и обонянием — вампир этот запах различит из всех, да еще и на большом расстоянии, как акула.
И наступило затишье.
Но оно не продлилось долго.
Джин не знал, сколько прошло времени, не знал, что происходит вокруг, потому что отключился от реальности. Просто в один момент, к сожалению далеко не прекрасный в его случае, он почувствовал, что становится теплее. Жар волнами расходился от живота к конечностям, покалывал в кончиках пальцев. И все нарастал, становился невыносимее!
Вскоре его будто бы сжигали заживо, вливали в него раскаленную лаву и пускали кислоту по венам — он закричал. Нет, не просто закричал! Он заорал, в миг разорвав тишину своим неожиданным пробуждением с воплем. Тело металось, привязанное, но в попытке сбежать от раскаленной пытки вампир изгибался и вращался на своей койке, выкручивая собственные суставы. И все не переставал кричать, лишь порой делая перерывы, когда в плавящихся легких не оставалось кислорода, ставшего горячим, как в печи. Он горел, горел заживо — бесповоротно и планомерно. Не думал, что за ним пришла смерть, не ощущал конца, и жизнь, вопреки всем россказням, не промелькнула перед его глазами ярким веселящимся хороводом картинок и воспоминаний, мыслей и желаний. А жизнь у него была насыщенная, так что зрелище при случае обещало быть что надо.
Но этого не было, лишь одна мысль: «Уберите эту боль, я больше не могу, убейте меня, не могу, я не могу, не могу, Святая Роза, пожалуйста, прекрати эту боль!»
В развороченном теле не было сил продолжать движения, в подранных криками боли связках не осталось голоса, оставалось только хрипеть и слабо дергаться, а мозг все не понимал происходящего.
Прошло минут двадцать, растянувшихся для Найтлорда в период целой жизни, расширившей его кругозор муками на много километров вперед и вокруг, он ощущал и осязал все по-другому, он понимал мир, как познавший единение с ним.
Прошла еще пара минут, и тело стало лихорадить: температура повысилась не только внутренне, но и внешне — кожа буквально пылала жаром, хоть пробирки нагревай; потом была мелкая дрожь, сначала в пальцах рук, она зародилась в самых кончиках, лишь после переместилась жестоким тремором на ладони и кисти, а после переползла мерзкой липкой температурой с трясучкой на все тело. Обильно выделялся холодный пот, испарина проступила на лбу и верхней губе.
Пожалуй, тело медленно, но верно умирало: оно не могло справляться с этим, организм предпринимал ярые попытки разделаться с введенной в него заразой, используя все доступные и недоступные ему внутренние запасы юношеского тела.
Но и знобящаяся тушка отошла на задний план перед пришедшей до кучи головной боли. Она, в отличии от предыдущих реакций организма и его борьбы, пришла не по нарастающей от маленького к большему, а моментально, будто обухом по голове ударила — впрочем, ощущения были именно такими. Головная боль была чем-то привычным для выходца из клана Фенгари, обладавшего сильной телепатией, так что он просто старался как можно меньше шевелиться, не трясти головой, расслабить лицевые мышцы и не смотреть на свет, но вскоре к головным болям добавился устрашающий шум в висках, бухающая по толстым венам кровь стремилась от перенапряжения и высокого давления вырваться наружу тонким фонтанчиком.
Вдруг каждую мышцу резко свело судорогой, от чего измученный творящимися с ним беспорядками вампир попросту взвыл. Каждую клеточку дергало и кололо, тянуло и выкручивало. И юноша понял, что он меняется. Необратимо и безвозвратно.
Джин в панике раскрыл свои синющие и кристально чистые глаза, и на веке тут же запечатлелись яркие пятна от огоньков в лаборатории. Все неотразимо менялось: картинка перед очами расплывалась, меняла очертания, приобретала причудливые формы и вновь возвращалась в норму; слух и нюх в миг стали улавливать в сотни раз больше запахов, посылая и без того перегруженному мозгу мириады сообщений из нервны окончаний; а волоски на теле наэлектризовались от атмосферы в замкнутой комнаты. Через миг сознательность отключилась, и анализировать происходящее стало просто невозможно.
И Слава Розе, что эта адская боль от ломающихся костей и рвущихся мышц пришлась на момент беспамятства и утери контроля.
Это уже не был Джин Айвори.
Это не был даже Джин Оливер Найтлорд.
Имя новому существу было Зверь.
Ремни на худом и подтянутом теле вдруг лопнули, как и одежда, разрываемые быстро растущими и крепчающими массивами тела, меняющими свой вид. Кожа стала тянуться и покрываться оранжевыми и белыми волосками; руки и ноги трансформировались в лапы, ломая кости и сращивая их вновь в более длинные и крепкие; засучили по воздуху лапы с выпущенными наружу огромными и острыми когтями, обещающими верную смерть любому, кто окажется в зоне личного пространства зверя. Потом из копчика, тоже моментально покрываясь шерстью, стал удлиняться позвоночник, переходя в толстый и длинный хвост.
Первое рычание, как первый крик младенца, огласил маленькое полу-подземное помещение, извещая о рождении.
Даже не так, о перерождении.
Кушетка под весом тигра, трансформация которого закончилась потемневшими черными полосками на оранжевой шкуре, просто сломалась и теперь обломками мироздания лязгала и трещала под лапами зверя.
Это событие можно отнести к одним из великих открытий научного мира это века, если не всех времен, и Джину выпала сомнительная, да и безальтернативная честь стать первым в мире оборотнем-кошкой. И первый оборотень принял облик полосатого кота, тигра, национального достояния страны азиатов.
Зверь обвел своими синими-синими очами комнатку. Неизвестно, что творилось внутри этого огромного, в два с половиной метра длиной, животного, что он видел перед своими глазами — вампиров или кусочки курицы на белой косточке, неизвестно, как поведет себя.
Пару минут оборотень-тигр стоял на месте, а потом пошел, плавно и размашисто, как это умеют только кошки, демонстрируя, как под шкурой перекатываются тугие и крепкие мышцы, чуть зевая, чтобы было видно острые и опасные клыки. И шел тигр по направлению к стройненькой девушке, создавшей его. Магистр на фоне подошедшего к ней животного смотрелась маленькой девочкой, до ужаса беззащитной и слабой. Такой зверь мог убить ее, просто задев с размаху почти что метровым рыже-черным хвостом, но...
Зверь стал нагло тереться об ее ноги! Обхаживал с разных сторон в тесной комнатушке, кружась вокруг, как акула возле добычи, чуть бил хвостом по ногам, гнул спину, массивной головой тыкался ей в мягкий и беззащитный живот, дергая округлыми ушами и шевеля пышными, как у гусаров, усами. Если бы тигры умели урчать, как домашние кошки, то лабораторию сейчас уже разрывал бы громогласный звук от вибрирующей косточки, больше похожий, правда, на звук заводящихся лопастей дирижабля.
Пиком странного поведения дикого и, как это должно было бы быть, опаснейшего животного стало его заваливание на бок, а потом и вовсе на спину рядом с элегантными ножками магистра. Оборотень явно напрашивался на «почесать животик», нагло крутясь на спине.