«Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятьях она была всегда: Лолита (В. Набоков)».

1) Имя и фамилия персонажа:
Имя: Долорес Браун. А также Ло, Лола, Долли и Лолита.
Прозвища: Веснушка (так ее ласково называл дедвушка), Овечка Долли (это ей досталось от школьных хулиганов), а также Мучавка и Ядовитка (придумал братец). Два последних прозвища проводят обидные для нашей героини параллели с лечебной травой, собираемой в северной части Дракенфурта поздней осенью.

2) Раса:
Вампиресса-оборотень старшей крови.

3) Пол:
Женский. Гетеро.
Невинна, женихов и ухажеров не наблюдается.

4) Клан:
Брауны (они же Эль Братто).

5) Дата рождения, возраст:
Хронологический возраст: 135 лет.
Была рождена в 1691 году под знаком Ахитуса.
Выглядит на 16–17 лет.

6) Внешность:
Из дневника юной Долорес:

Просыпаясь по утрам, чувствуешь кожей ароматные прикосновения полыни, растущей под окном. Солнце приветствует тебя, обнимая в своих теплых руках все сильнее, с каждым твоим вздохом... Святая Роза, благодарю тебя за то спокойствие, что ты даришь мне и моей семье изо дня в день...

Cколько себя помню, постоянно родные и близкие сравнивают меня с Агатой. То же благородство во взгляде, полуулыбка, мягкие локоны... Нет, Святая Роза явно решила украсть меня из солнечного чрева, чтобы напоминать всем Браунам о благородной леди-воине, ни разу за свою жизнь не обернувшейся волком. Воспитывая в себе древние обычаи семьи, я превозношусь до ее великолепия, о котором уже не раз говорил мне отец. Может быть, когда-нибудь... вместо хрупкой девушки с дикими глазами будет топтать мир уже взрослая женщина, стан которой бережливо облачится в серебристые латы. Но сейчас, пока время щадит непорочное детское сердечко, я могу лишь мечтать о возможной женской красоте, присущей дамам клана «Эль Братто». С самого своего детства я была похожа на небольшой хрупкий цветок с ядовитым соком внутри. Маленькая, всего сто шестьдесят один сантиметр, я зависела от других — словно две ходящие стрелки умещались на одном состарившемся циферблате. Со мной сидела... угадайте кто? Верно. Агата Браун — самая прекрасная женщина на белом свете, по совместительству приходившаяся мне бабушкой. Её глаза, как и мои, горели дикостью и азартом, но, в то же время, все это ядреное пойло пряталось за гримасой безразличия и трезвости. Я всегда старалась вести себя так же, как она. Единственное, что с ранних лет и поныне мне не позволяют сделать — отстричь волосы. Агата была коротковолосой; мягкие локоны, не прижившиеся у Браунов, раздражали ее. Мне же велено отращивать шевелюру, хотя прогресс этот идет крайне медленно. Как уже говорилось ранее, я длинноволосая хрупкая особа с волосами темно-русого цвет, пересекающими линию лопаток и струящимися вниз, до копчика. Не любя лишнюю несобранность и распущенность, каждое свое утро приходится начинать с придумывания незамысловатых причесок, облегчающих и без того несладкую жизнь. Пожалуй, раз уж я начала свой длинный монолог по прическам, грешно будет не рассказать о моей самой любимой — колоске. Заплетая шелковые локоны в тугую полу-косу в форме месяца, я захватываю их концы шелковой лентой и делаю двойной бант. Много времени уходит, но сия красота того стоит.
.
Мое лицо формой, пожалуй, напоминает чистый овал. Слабо выраженные скулы сопровождаются слегка розоватым румянцем, природным, что уже неоднократно удивляло мою мать — мулатку, если можно так выразиться. Оттенок кожи на лице светло-персиковый, почти кремовый. Издалека меня можно спутать с юной нимфой или очаровательной людской девой, но никак не с вампирессой, особенно такого строгого, каноничного клана. Не считаю себя выродком  - пусть я не жгучая брюнетка, волосы мои не столь уж светлы, чтобы к ним цепляться. В районе висков кожа становится немного тоньше, а потому под ней виднеются несколько жилок фиолетового цвета. Если у меня болит голова, эти крохотные «веточки», перегоняющие кровь, особенно выступают, пугая моих родителей и знакомых. На левой щеке есть небольшие углубления, различить которые можно при очень ярком свете. Все дело в том, что детство мое было очень болезненным, и эти следы — роковое напоминание, которое будет украшать лик, увы, до конца моих дней.

У меня широко посаженные глаза с едва заметными нависшими веками. Один зрачок — неизвестна причина такого неординарного изменения — чуть больше другого, однако с течением времени изъян становится все менее виден; время лечит, как говорят. Радужка выкрашена в темно-медовые цвета с ноткой орехового отблеска. Посередине расположены коричневатые крапинки, доставшиеся мне — как говорят близкие родственники — от бабушки. Внутренние углы глаз немного темнее, чем остальная их часть. Это тщательнее подчеркивает форму очей, хоть и не является нормальной изюминкой в семействе вампиров-ликанов. Верхние и нижние веки намного темнее общего тона кожи, на солнце отливают циннвальдитовыми нотками. Когда я была совсем маленькой, отец думал, что это банальная аллергия. Как выяснилось позже — это особенность нераскрытого генофонда, передаваемого двумя поколениями родственников по материнской и отцовской линиям. Об этом поговорим чуть позже, а сейчас хотелось бы заострить свое внимание на ресницах.

Иссиня-черные, густые и длинные ресницы на своих концах медленно выцветают, приобретая оттенок седины. От этого глаза выглядят еще более выразительными, однако сей факт заставляет призадуматься всех моих соплеменников. Над веками удобно устроились необычной формы брови. Темно-русые, с медовым отливом, они резко «взлетают» вверх, а потом так же стремительно опускаются, придавая общему выражению лица вид некоторого... удивления или излишней застенчивости. Изредка лишние волоски приходится удалять специальными щипчиками, которые изначально были предназначены для сбора особо маленьких частичек золота.

Форма носа неоднозначна, да и названия как такового не имеет. Я лишь знаю, что у западных кошек примерно такое же строение — вот и называю его «заморским чудом». Моя переносица немного вдавлена и образует форму вогнутой части месяца, которая на кончике резко взлетает вверх. Такая вздернутость придает лицу детский вид, ощущение неполной сформированности. Примечательно, что, не смотря на узкую переносицу, ноздри у меня достаточно широкие. Они аккуратно вырисовывают форму перевернутого сердца, а потом сливаются с кончиком, теряя сравнение как таковое. У меня немного заостренные уши совсем небольшого, почти смехотворного размера. Не люблю выставлять их напоказ, а потому чаще всего прячу за локонами. Губы широкие, если можно так сказать. Ни в коем случае, ни у одной живой души не возникнет в голове сравнить их с кукольными. Они немаленькие, сильно выраженные и достаточно необычные. Нижний лепесток уст чуть пухлее, чем верхний, и имеет склонность уходить своими кончиками вниз, создавая впечатление дискомфорта, неудовлетворенности чем-либо. Оттенок их можно сравнить, разве что  с сомоном — симбиозом морковного и розового цветов. В общем-то, мой образ схож с представлениями о мифических нимфах, которым предписывали множество исчезновений мужчин, да и женщин тоже. Все, все во мне олицетворяет леди, лишь глаза с волчьей неистовостью прожигают пространство, которое смогут охватить. Возможно, это главная моя изюминка, а может быть, это служит средством для отпугивания настойчивых кавалеров.

Но не будем останавливаться на пустом описании маленького личика. Перейдем непосредственно к тему. А тело у меня, в отличии от лица, точно кукольное. Хрупкая шейка, длинная по всем канонам, резко переходит в узкие плечи с сильно выраженными косточками. Если посмотреть на меня в неглиже, станет ясно, с кого рисовался первый скелет. Я не в меру хрупка и худа — порою это даже отпугивает. Слава Святой Розе, лишнюю худобу с лихвой окупает не маленькая, по меркам подростка, грудь второго, кажется, размера. Мои груди имеют красивую форму и не обвисают, как это обычно наблюдается у многих человеческих женщин. Если придется кормить собственное дитя — без доли сомнений могу заявить, что у меня получится. Руки достаточно длинные, без капельки жира и неровных участков кожи — скажем так, классическая форма для любой симпатичной вампирессы. Маленькие хрупкие ладошки с не менее хрупкими пальчиками не созданы для резких хватаний или игры на пианино — они, скорее, идеально подошли бы для рукоделия или рисования. Длинные ноготки украшают каждый перст, слегка поблескивая при свете солнечных лучей. Стан плавно расширяется в таз, идеально подходящий для деторождения. Спасибо Агате за то, что передала в своих генах капельку женственности для такого неоднозначного ребенка, как я. В принципе, как оговаривалось раньше, даже здесь выступают косточки, однако выраженность их немного меньше, чем в верхней части тела. Ноги длиннее торса, причем намного. Сильно выступают коленные чашечки, но это нисколько не портит общую картину и без того хрупкой девы, сотворенной, скорее, лесом, чем любовью между двумя аристократами-вампирами. Моя стопа тридцать шестого размера, если взять на себя смелость выражаться на современном людском языке. Это мало даже по меркам детей, особенно в клане чистокровных «Эль Братто».

Так как судьба не наградила меня лишней мышечной массой или силой, превращение в оборотня для меня не особо много значит — да, скорость увеличивается в несколько раз, но в силе и проворности я, увы, уступаю своим сородичам. Причина также и в сокрытом генофонде, передавшемся мне от бабушки и матери. Две эти леди ни разу в своей жизни не обратились в оборотней, а потому «кровь зверя» в них дремала. Тем не менее, как выражается мой горячо любимый брат Ристерд, собачка вышла «что надо».  Отчасти он прав. Мои длинные локоны становятся русыми отростками, берущими свое начало от внушительного размера ушей и заканчиваясь едва ли не у хребта. Морда вытянута, слева и справа от мокрого темного носа простираются до глаз и выше «пути добермана» бежевого цвета. Руки элегантно превращаются в лапы, самые обычные волчьи лапы, которые... возможно, отличаются размерами. Я не видела настоящих волков в реальности, а потому могу лишь гадать. Грудная клетка сильно выступает, ее светло-бежевый цвет перебирается на спину в виде двух тропинок, с одной стороны обведенных черной полоской. Хвост длинный, но не пушистый. Чем ниже (вдоль тела) следует шерсть, тем она темнее и менее ухоженна. Пожалуй, единственное, что напоминает во мне прежнюю Долорес, — это глаза, сияющие  медовыми нотками.

В одежде я предпочитаю свободу — возраст, знаете ли, позволяет. В повседневной жизни ношу длинные шелковые платья светлых тонов, которые едва не касаются пола. Стараюсь избегать корсетов, больше прибегая к подборкам на верхнюю часть тела. С любым таким нарядом идеально смотрятся длинные перчатки — и совершенно неважно, какого они цвета. Особо контрастных одеяний в своем комоде я все равно не держу. Дамские туфли ношу преимущественно закрытые, лишь иногда изменяя привычкам — например, в особо жаркие дни.
На балах и пирах полностью полагаюсь на вкус своих родственников или настроение. Пышные туалеты старательно обхожу стороной — лишний пафос ни одну девушку не сделал прекраснее. Цвет нижнего белья исключительно телесный. Не люблю, когда что-то выделяется. Среди заколок и гребешков особую симпатию отдаю обычным шелковым лентам нежных расцветок. Иногда прибегаю к помощи шпилек — так гораздо проще зафиксировать непослушные локоны в одном состоянии.
Аксессуаров не ношу. Исключением является кольцо-артефакт, подаренное бабушкой (см. постом ниже).*

7) Характер:
Из дневника юной Долорес:

Я была рождена в 1691 году, под знаком Ахитуса. Все ждали, все свято верили, что я с рождения буду показывать лучшие качества верной жены: скромность, усидчивость и полную самоотдачу на развитие клана. Отчасти их надежды увенчались успехом — на вид я спокойная милая леди, которая целыми днями может сидеть возле пустого холста, пытаясь нарисовать на его шершавой глади масляные узоры. Как жаль, что образ хрупкого ребенка зачастую сталкивается в битве с безмерно одержимой мечтательницей — фантазеркой, болеющей тяготой ко всему новому. Но обо всем по порядку. А сейчас позвольте нарисовать свой театральный лик — первое впечатление.
Обрисуем ситуацию: полдень. Косые солнечные лучи падают на веранду крепости Браунов, замечая в своем ореоле хрупкую особу с чашкой чая в руках. Примерно через пару мгновений к ней выходит незнакомец, официально принятый в кругу общения «Эль Братто». Как думаете, какой реакции следует ожидать? Я, как и принято даме, грациозно поставлю сосуд с теплой жидкостью на лакированный пол, а сама выпрямлюсь, тут же поприветствовав милсдаря легким поклоном. Если тот удивится, я справлюсь о его самочувствии и погоде — ведь на такие темы принято разговаривать в высшем свете? Если он в ответ спросит, как мои дела, губы мои изогнутся в застенчивой улыбке, а бархатный голос учтиво ответит: «Все прекрасно, милсдарь, мне не на что жаловаться». Как думаете, образованному существу такое обходительное поведение сможет не понравиться? Я в этом глубоко сомневаюсь — правила этикета в меня закладывали с раннего детства, как пряником, так и кнутом. Моя мать — железная леди, требовала полного подчинения, а если оное было достигнуто не на все сто процентов — приходилось использовать репрессивные меры. И все же за общим столом я правильно держу осанку, пользуюсь исключительно нужными столовыми предметами, немногословна, застенчива и, в принципе, идеальна по всем канонам образцового воспитания.

Про мою душу рассказ будет менее приятен. Бабушка — самая прекрасная и любимая женщина на земле — привила мне невероятное чувство, которое в последнее время стало вторым моим миром — идеальным. Я говорю о фантазии. Агата «кормила» меня красочными рассказами о феях, драконах, гарпиях; раскрывала тайны небес и, что более важно для еще неокрепшей детской психики, — демонстрировала сильнейшую любовь и верность к моему деду. Я, признаться, никогда не понимала, как люди старой закалки могут так слаженно жить рука об руку. Стараясь подражать собственной бабушке, я писала романтические рассказы, а когда понимала, что они не найдут признания в кругу семьи — сжигала пожелтевшие листочки поздней ночью, в главном камине крепости. Иногда мне казалось, что дым и пепел, вылетевший из пасти каменного чудовища с горячим языком, проникали в стены и шептали мне до боли знакомые строки — «Мы вместе... Все будет хорошо...». Да, пожалуй, если бы я смогла признаться в подобных галлюцинациях, меня наверняка сочли неуравновешенной неженкой с кучей отклонений. Но я молчала. И, пожалуй, это еще одна моя черта — сдержанность; терпимость, может быть. Если мне будет велено молчать, сколько бы раскаленных игл не пустили мне под ногти, сколько бы литров крови не залили в рот — я буду молчать. Буду верна лишь тому, кто первый взял на себя ответственность сказать: «терпи, не говори ничего». Пожалуй, эта особенность в конечном счете сведет меня в могилу, которой будет, увы и ах, вовсе не фамильный склеп Браунов. Тем не менее, как и положено каждой женщине, во мне присутствует капелька эгоизма и самолюбия — если персона, попросившая налить ей стакан воды, мне не по душе — пусть  терпит, я даже близко не подойду. Склонна к обсуждениям знати — не к сплетням, нет. Просто к отвлеченному разговору с некоторым заострением на данную личность. Злость в моем сердце просыпается лишь в одном случае — когда я нахожусь в облике волка и не могу контролировать собственные действия полностью. Святая Роза в помощь тем, кто лицезрел мои резкие вспышки ярости с последующим нападением. Не столько страшны укусы и удары, сколько всеохватывающий огонь ненависти, засевший в медовых глазах, словно червь в наливном яблоке.

Но, как ни странно, в облике леди Браун я очень спокойна и решительна. Женщины из клана «Эль Братто» всегда считали слово «замуж» за два разных составных одного смысла — «за мужчиной», «за мужем». Эта покорность и послушность в нас всегда присутствует, если, конечно, в ответ мы удосуживаемся отхватить кусочек вечной любви и понимания. Скромность во мне существует ровно до тех пор, пока гости не выходят из огромного помещения, оставляя меня наедине с самой собой. Когда же сие действо свершается, из хрупкой девушки с прекрасными глазками я превращаюсь во властную железную воительницу, представляя вместо знакомого с рождения лица, лик ненаглядной бабушки. Как уже стало понятно, я могу заводить кумиров. Агата стала таковым, и сейчас тяга к ней неизмерима. Да, ненаглядных бездонных глаз уже нет рядом, но дух ее стал моим вторым отражением, которое все отчетливо появляется в кругу родственников, а иногда и друзей.

Я умею чтить традиции предков, а в последнее время все больше стараюсь узнать о древних обрядах и посвящениях — архив был просмотрен вдоль и поперек еще несколько месяцев назад. Я любознательна, но, в то же время, терпеть не могу форс-мажорные ситуации с возможными потерями в виде моих родственников и близких. Подобные моменты исключаются из моего понимания сразу же и навсегда. Соответствуя своему знаку зодиака, я являюсь хранительницей семейных уз. Если для спасения отца, брата или матери будет требоваться моя жизнь, я без колебаний распрощаюсь с ней, попросив у жреца Смерти лишь одно — передать, что я их очень люблю. Раз уж мы заговорили о таких высоких чувствах, как любовь — позвольте сказать, что мое мнение о сем термине весьма неоднозначно. Для меня «любить» — это, прежде всего, питать уважение и понимание к ближнему. В быстро вспыхивающие чувства я не склонна верить — они так же легко затухают, оставляя за собой выжженные борозды из сожаления и злости. Не знаю, откуда во мне такие умозаключения — может быть, это своеобразный сдвиг в голове, вызванный из-за противоречивых чувств между дедом с бабушкой и отцом с матерью. Способна сожалеть, сочувствовать. Я не сентиментальна, но и девушкой «классицизма» меня тоже никак не назовешь. Пожалуй, я фантазерка — на этом и остановимся. При возможных потерях со стороны друзей, близких, родственников или просто домашних питомцев, я расплачусь — и эти слезы буду искренними, от капли до капли. Я умею веселиться — это качество у меня не отнять. Вопрос лишь в том, как это делать: можно посмеяться над какой-нибудь философской мыслью, а можно устроить бал и танцевать, танцевать, танцевать... В этом вся я. Еще несостоявшийся уникум, в котором эмоции и чувства противоречиво составляют общую картину маленького конца света, собранного в хрупкой душе. Быть может, когда-нибудь моя фантазия, заключив союз с воспитанностью, сможет перерасти в какой-нибудь дар, развиваемый мною так же усердно, как и телекинез. Да, не спорю — дается тяжело и то, по праздникам, однако ж интерес и время есть — так почему бы не развить в себе то, что, к примеру, моему деду было не под силу?

Имею счастливую возможность льстить только тем, кто мне действительно не нравится. Не считаю фальшь за ложь — я просто люблю немного приукрашивать действительность.
Если совесть позволяет сравнить то, что я сейчас скажу, с особенностью характера — слава Святой Розе. Крайне легко пьянею от вида крови. Забавно — я способна захмелеть от одного лишь запаха, хотя вкус этого пойла меня не особо впечатляет. Очень люблю рисовать. Пожалуй, через кисточку и холст я без труда могу передать то, что творится у меня в душе — нарисовать трехглазого кота, к примеру, и дать ему имя «Алукард». Нет, конечно же, я не хочу показаться врагом народа — просто маленькие винтики в моей головушке иногда решают за разум то, что позволено и наоборот. Пожалуй, единственный мой недостаток — неумение врать всем подряд. Чаще всего, звериные глаза, не способные скрывать истинные эмоции, выдают меня с потрохами. Может быть, это плохо, а может — это спасение лично для моей еще не сгнившей, но уже блуждающей души.

Как и все Брауны, я подвержена резким скачкам в настроении — это «зверь» скребется сквозь устои и привычки, стараясь завладеть телом. Иногда хочется спросить самого первого Брауна — «Зачем ты влил в нас кровь прислуг своих?». Естественно, преображение дает нам силу и преимущества, но какова плата — постоянная война с собственными желаниями вскрыть животы ближним. Некоторые «Эль Братто», поддавшись искушению, так и не вернулись в состояние здравомыслящих аристократов. Ну, Святая Роза им в помощь — пусть замывают грехи свои в раскаленных чанах со смолой. Имею склонность привязываться к тем, кто на протяжении долгого времени идет со мной бок о бок. Брат это, друг или даже враг — какая-то отстраненная частица души, спящая до последнего момента, вдруг просыпается и с оглушительным воплем твердит — «Это создание может изменить твою судьбу!». Только дьяволу известно, каким образом я все это слушаю и — что примечательно — слушаюсь. Кстати, завершая пробную экскурсию по дебрям моей многогранной души, хотелось бы сказать, что верю я в два божества: «Святую Розу» и «завтрашний день». Зачастую, второй идол моего поклонения намного важнее первого. Когда-нибудь каждый узнает свою истину, а сейчас, завершая свой долгий монолог, хотелось бы поблагодарить читателей за их терпение и немалый труд в изучении меня — юной леди из рода Браунов.

Любимая фраза: «Забытый в снегу цветок когда-нибудь распустится».
Более всего ценю в людях, собеседниках: непринужденность, искренность, честность.
Любимые занятия: придумывать всяческие истории, мечтать, рисовать.
По натуре: экстраверт.
Любимые цвета: пожалуй, среди всей палитры многообразных оттенков более близок для меня именно медовый. Я вообще просто обожаю мед — он такой же сладкий, как и красивый. Неравнодушна к черному, но оный мне никогда не подходил. Что поделать — зато он просто прекрасно смотрится на Ристерде, моем брате.
Страхи: неосознанно боится замкнутых пространств, если те каким-то образом затрудняют движение (коробки, шкафы). Просто терпеть не может помойных крыс, хотя от домашних не отказалась бы. Подсознательно опасается потерять рассудок в процессе очередного перерождения в оборотня.
Привычки: когда собеседник говорит что-то невразумительное, скучное — продолжительно зеваю.

8) Псионические способности
Телекинез — развит не особо сильно, в силу возраста и редкого дара к лени. На данный момент, концентрируя все свои псионические силы в определенное русло, Долорес способна сдвинуть с мертвой точки вазу с цветами, горящую свечу или какую-нибудь не шибко тяжелую табуретку. Старается развивать в себе это самостоятельно, полагаясь на природное чутье и древние рукописи, оставленные в архиве Святая Роза знает, когда. Ранее пыталась практиковать левитацию, но благополучно свалившись в обморок от истощения, отложила идею в долгий ящик.Ментализ знает на уровне чугунного сапога, а потому не может в этой сфере ровно ничего.

9) Биография:
Бабушка — Агата Браун, НПС (умерла)
Дедушка — Карлос Браун, НПС (Умер)
Мать — Хилдер Браун, НПС
Отец — Освальд Браун, НПС
Брат — Ристерд Браун, НПС

Из дневника Долорес:

Время — это крошечный отрезок жизни, придуманный какими-то глупцами, дабы ускорить их отплытие в мир иной, сказочный. Крошечные позолоченные стрелки беспорядочно летают по циферблату бытия, поворачивая свои носики к судьбам бедных и богатых, молодых и старых. Эта глупая история, мой личный рассказ, который скоро будет сожжен в камине родного дома, посвящается крошечной пылинке в океане жизней — Браунам. Распавшееся сознание, возможно, не позволит мне быть краткой. Однако, я слепо верю в истинность изреченных строк.

А с этого момента, с момента моего появления на свет, рассказ приобретет немного иной смысл. Вслушайтесь... Любой росток способен взойти. По крайней мере, у него есть шанс...

Маленькие алые капельки медленно текли по отшлифованной глади ванны, которая, словно по волшебству, была сдвинута на середину купальной комнаты (ранее она чаще всего стояла у окна — таким образом, солнечные лучи создавали иллюзию светящейся воды). Раздвинув ноги, словно это были иглы циркуля, Хилдер Браун истерично вопила о своей нелегкой судьбе, а Агата, побледневшая и взмокшая от переживаний, старалась помочь бедолаге лишний раз потужиться. Я, пожалуй, была не запланирована своими горячо любимыми родителями, а потому мое появление, в отличии от рождения моего старшего брата, не являлось новостью века, да и не несло в себе определенной цели. Как глупо рассуждать о собственном приходе в этот мир. Сейчас думаю, что единственным существом в мире, который нуждался во мне больше, чем в собственном существовании, была бабушка. Именно поэтому, в тот день, 12 апреля, атмосфера в купальне была накалена до предела. Разбиваясь о боль, которая царила внутри чрева, Хилдер буквально давила на вздутый живот, чтобы поскорее «выплюнуть» мое тельце. Старшая Браун холодными, как лед, руками хватала меня за мокрые от крови ноги и тянула к себе, чтобы я поскорее сделала первый свой вздох, впервые закричала. Уставшее солнце из последних сил цеплялось за небо, чтобы посмотреть на маленькое дитя, рожденное в муках, как и миллионы других детей, но появившееся на свет для того, чтобы стать любимым. Когда весь процесс был закончен, меня завернули в махровое полотенце, предварительно перерезав пуповину обработанными спиртом ножницами. Чьи-то теплые объятия (в последствии выяснилось, что держал меня Карлос) сомкнулись вокруг меня, отдавая родным, таким приятным теплом... Истощенная Хилдер старалась вылезти из ванны, но сил не хватало. А потому, вошедший в купальню Освальд без доли эмоций взял тело своей «возлюбленной» и поспешил отнести оное в спальню.

Да, признаться, не самое знаменательное событие, как можно посудить по действиям моих родителей. Однако, тогда я осталась наедине со своими вторыми «мамой» и «папой» — Агатой и Карлосом. Глядя на мое розоватое личико с едва заметными ямочками у губ, два пожилых аристократа искрились от счастья. Кажется даже, что тогда бабушка впервые прослезилась.
— У нас прекрасная внучка, дорогая, — голос старого алхимика подрагивал от переполнявшего его счастья. — А самое приятное, что у нее твои, твои глаза... Взгляни на них, ты только взгляни!
Серебристый корсет вампирессы блеснул в умирающих солнечных лучах миллионом искорок, умные звероподобные очи еще раз прошлись по моему лику, стараясь заметить привычные с ними сходства.
— Ты прав, любимый, — более спокойным тоном прошептала женщина, проведя ладонью по взмокшему лбу. — Она самая лучшая. Как и ее брат, разумеется. Ох.. — встретив обеспокоенный взгляд своего супруга, железная леди просияла, и сияние это отразилось на последующей моей жизни. — Мне сегодня снилась маленькая девочка. Она играла в зарослях дикой мучавки, представляешь? Даже не боялась, что трава может пагубно на ней отразиться... Она сказала, что зовет ее Лолитой. Как думаешь?..
— Лолита... Лола... Долли... Думаю, что имя Долорес нашей внучкке подойдет куда больше, чем Аелла. Хилдер все равно не станет цепляться. Она слишком, кхм...
— Не начинай, — прервала своего мужа Агата, выкрадывая меня из его крепких объятий. — Мы не имеем права осуждать нашего сына за выбор. В конце концов, они воспитывают Ристерда, и пока что из него выходит образцовый воин с храбрым сердцем. — Предпоследнее слово было отточено настолько, что пожилой аристократ вынужден был смиренно кивнуть, направившись отмывать алую от крови ванну.
Примечателен тот факт, что обильные кровотечения у Хилдер были лишь во время вторых родов. Это немало обеспокоило Карлоса, а потому, впоследствии, он строго настрого запретил своему сыну даже думать о третьем ребенке — слишком велик шанс того, что эти роды станут для его жены последними...

Первые мои несколько дней были очень суматошными, неправильными: каждый из семейства Браунов выражал свою радость родителям, которые куда больше были заняты собственными проблемами. Бабушка и дедушка держали меня в своей комнате, которая по размерам своим и теплоте намного уступала спальне той же Хилдер. Думаю, тогда я не простыла лишь благодаря Ристерду — он так сильно заботился обо мне, что я даже лишней минуты на сон не имела. Все было четко распланировано восьмидесятилетним юнцом, который согревал меня, кормил, менял пеленки... Пожалуй, Агата тогда по-настоящему возгордилась старшим внуком. Кто-то видел во мне прекрасную девочку, которая потом станет образцовой женой, под стать бабушке. Кто-то пророчил судьбу «железной леди» — постоянные бои, совершенствование себя любимой. Тогда всем казалось, что я вберу в себя самые лучшие качества от родных, но... об этом речь пойдет чуть позже. Я оставалась крошечным щуплым ребенком, который был слаб и хрупок.

* * *8 октября 1704 года.
Сегодня моя запись мало тебя порадует, дорогой дневник. На днях мамочка разругалась с бабушкой, сказав, что она совершенно не учит меня «правильным» наукам. Но, что же может сделать женщина, когда мир ее не меняется уже семь столетий? Я рада, что ночи напролет смотрю на звезды и учусь ориентироваться по небесной карте. Дела у нас... неладные. Недавно, сидя за обеденным столом, дедушка о чем-то оживленно спорил с папенькой. Кажется, объектом этой перебранки была я. Не хочу... не надо. Хотя, неудивительно — позавчера Карлито (так просит называть себя дедушка) сказал мне, что мой «генофонд изменен, а это может плохо сказаться на здоровье». Что такое генофонд, интересно? Но, даже не зная этого слова, становится страшно. Папа нес большой стул в сторону палисадника, а когда я пошла за ним, чтобы посмотреть, увидела маленький погребок. Папенька отнес туда не только мебель — всевозможные статуэтки, минералы, фигурки... Я очень надеюсь, что он не заболел — что я буду делать? Слава Святой Розе, хоть Ристерд каждый день проводит со мной. Недавно он рассказывал мне о геральдике, а потом показал большое полотно с нашим гербом. Я была поражена величественностью собственного рода. Хотя, конечно, картинки на щите немало меня рассмешили — казалось, будто весь рисунок двигается и летает. Рис сказал, что я чокнутая.

Кажется, с самого раннего утра все, что происходило в нашем имении, было неправильным, нелогичным. Я проснулась от утробного рычания, которое раздавалось под моей кроватью. Когда я отодвинула бахрому, нависавшую над полом — в лицо мне уткнулся мокрый нос коричневого цвета. Это был огромный пес, который по размерам своим во много раз превосходил обычных, даже охотничьих собак. Рыжее чудовище, не ожидавшее встретиться с моим лицом в такой момент, подпрыгнуло от неожиданности, отчего вся кровать, вместе со мной, запрыгала по полу. От резкого толчка я не удержалась и упала на ковер, описав в воздухе хаотичный пируэт. С глухим звуком встретившись с махровым багряным рисунком, я с ужасом закричала — надо мной, стоя на двух лапищах, возвышалась человекоподобная собака с горящими зелеными глазами. От ее шерсти смердело, а темный силуэт закрывал свет, исходящий от окна за ним.
Я думала, что все мои недолгие годы жизни будут безвозмездно утеряны в луже застывающей крови, но в тот момент в комнате появился дедушка. Влетев в мою спальню, он свирепым взглядом окинул животное, а потом резко двинулся прямо на него, тяжело дыша.
— Пошел прочь! Что тебе вообще здесь понадобилось?! — басовый тембр его голоса разрезал ту иллюзию, в которой я оказалась не то от страха, не то от желания провалиться. Я лишь завороженно смотрела на старого аристократа, который сейчас готов был порвать глотку дурно пахнувшему зверю.
На мое удивление, псина лишь негодующе зарычала и бросилась прочь, оставив за собой мокрые следы. Непонятная жижа, капавшая с его шерсти, пропитала мою ночнушку, ковер и даже простыню. Весь пол под кроватью куда больше походил на болото. Оцепеневшая от пережитого, я лишь непонимающе смотрела сквозь деда, который, в свою очередь, успел молниеносно подойти к окну, раскрашенному инеем. Положив свою сморщенную ладонь на запотевшее стекло, дедушка глубоко вздохнул, а потом обреченно выдохнул. Когда его взор пал на меня, последовала длительная задержка. Думаю, тогда он впервые увидел истинное чувство страха, которое могло только царить в душе живого существа. Я же, не выдержав волнения, начала всхлипывать. Без слез, без соплей, мне казалось, будто воздух выкачивался из тела и удалялся в сторону убежавшей псины — Смерть была близка, слишком близка.
В комнату ворвалась Агата. Ее и без того бледное лицо сейчас можно было сравнить, разве что, с мукой первого сорта. Кинувшись ко мне, она испуганно вскрикнула, прошипев что-то напоминавшее «Святая Роза, да она как ледышка!». После этого, картина перед глазами окончательно помутилась, а потом и вовсе превратилась в черное пятно. Я лишь чувствовала холодную слизь, цеплявшуюся за мою кожу через тонкие ткани ночнушки.
Когда я смогла придти в себя, был уже полдень. Солнце обезображивало холл своими горячими лапками, и лапки эти, преображаясь в «зайчиков», пытались прожечь мое тело. Обессилено вздохнув, я тут же почувствовала прохладную гладь чьей-то руки, которая накрыла мой лоб.
— Долл, как ты..? — беспокойство в тяжелом голосе, который, без сомнения, принадлежал моему брату, постепенно возвращало в реальный мир, — Он не хотел тебя пугать. Он просто забылся...
Лишь сейчас перед глазами вспыхнула и молниеносно пронеслась картина, заставившая меня потерять способность соображать. Огромная волосатая псина с человекоподобными чертами, Святая Роза — это не сон!
— Ристерд, прошу тебя, не говори ей об этом. Сегодня твоя сестрица сама ощутит силу нашей семьи... — заученно пробормотал отец, подходя к камину. Я не видела этого, но каждое его движение можно было предугадать заранее. Так было всегда, — Мы все так долго к этому готовились, так долго этого ждали..
— Но папа... — хотел было возразить мой старший брат, но замолк. Видимо, тот взгляд, которым одарил его Освальд, способствовал полному подчинению, — Хорошо. Я пойду, подготовлю последнее.
— Что..? — прошептала я, открывая глаза. Передо мной стоял длинноволосый мужчина с темными волосами, черные очки, съехавшие с его переносицы, предавали мне спокойствие. Это был дедушка. Без доли эмоций, этот прекрасный аристократ присел рядом с диваном, на котором я лежала, и посмотрел в мои глаза. Сегодня он выглядел невероятно уставшим.
— Сын, я сомневаюсь, что она сможет это выдержать. Взгляни на свою дочь глазами отца, в конце концов... Она бледна. И очень устала. Не лучше ли перенести ритуал на следующий цикл?
Жалобный звон, принадлежавший какой-то вазе, оглушил меня. Зарычав на весь холл в присутствии других членов «Эль Братто», мой отец яростно заскрежетал:
— Я итак долго ждал! Если мы не сделаем этого сегодня, она вообще не превратиться! Моя мать, ее мать — они ни разу не приняли облик! Они не поняли своей сущности! Этот ребенок будет знать истоки собственного происхождения, чтоб вас всех!
Не понимая ни единого слова, сказанного Осом, я лишь потянула свои хрупкие ручки к дедушке и в тот же миг была зажата в крепких объятиях холодных пальцев. Молниеносно, почти мгновенно вампир взял меня на руки и понес прочь. Краем уха я слышала, как зарычал мой отец.
Меня вынесли в сад, усадив на веранду. Холодная гладь лакированных досок соприкасалась с ногами, руками... я хотела замерзнуть насмерть. Странный, незнакомый озноб сковывал тело, в то время, как безразличные глаза, охваченные пеленой неизвестности, сверлили фрак Карлоса. Он сидел напротив меня, стараясь понять, что же нужно сделать дальше. Судя по всему, задавать вопросы не стоило — из меня словно вырвали кусок разумного существа, а на место поставили вакуум. Тринадцатилетняя девочка этой ночью должна была присутствовать на каком-то ритуале, организованным ее же отцом — бред!
— Долорес, послушай меня, — серьезно процедил дедушка, зажав между своих ладоней мой указательный палец. Его умные, но теперь уже пустые глаза полностью соответствовали моему виду. — Эта собака, которую ты видела утром... В общем, это был друг Ристерда.
Увидев, как я в изумлении приоткрыла рот, Карлос немного рассмеялся, продолжив свой рассказ в более теплых нотках.
— Это особенность нашего рода. Мы можем обращаться, это немаловажно. Но... это наш секрет. Если кто-то еще об этом узнает, у нас будут проблемы. Помнишь, бабушка рассказывала тебе о том, что многие Брауны «дрессируют» бойцов для службы? Это оборотни. Мы тоже можем ими становиться.
— Зачем... — безжизненный голос, который исторг мой разум, заставил деда замолчать. Солнце спряталось за свинцовыми тучами, я чувствовала, как через мою ночнушку проникал холодный ветер... — ты мне все это говоришь, дедушка? Я что, тоже буду большой собакой, от которой плохо пахнет?
— Не совсем. — Серьезно прошептал старый аристократ. — В твоих жилах течет кровь зверя, но... ни твоя бабушка, ни твоя мама ни разу в жизни не превратились в волка. Если это будет продолжаться и далее, мы можем потерять свой дар. Папа, твой папа... он очень тебя любит. Именно поэтому он хочет, чтобы сегодня ночью ты впервые, раз и навсегда стала полноценным членом семейства Браунов.
По моему телу побежал озноб. Облокотившись плечом о деревянную балку, я беспристрастно смотрела на живую изгородь сада, видневшуюся вдалеке. Кожа превратилась в сплошные волны мурашек, которые с каждым мигом все сильнее ранили мои нервные окончания. Стать волком — забыть о себе, чтобы стать членом клана. Они совершенно не думают о моих чувствах. В тот миг я лишь процедила «Все будут присутствовать?..» Это было скорее утверждение, чем вопрос.
— Ты все узнаешь. — Грустно прошептал Карлос, вставая с корточек. Ему на смену пришла Агата, которая весь остаток дня сидела со мной, рассказывая легенды неба. К сожалению, мне не удалось запомнить ни одну из перечисленных — слишком уж сильно разбило меня решение отца.
Ритуал должен был начинаться в первом часу ночи. Мне тщетно говорили лечь спать, но холод и ужас, сковавший меня тогда, был сильнее усталости. Я лишь сидела в углу собственной комнаты и смотрела в противоположное окно — дождь бил о стекла, разрывая все мои самовнушения о возможных плюсах этого мероприятия.
Когда стрелка часов достигла своей триумфальной отметки на цифре «12», я поняла, что миновала полночь. До начала моего превращения оставался ровно час. Наверное, именно тогда нервы маленького ребенка забили в спасительный барабан, выявив истинное спасение. В бегстве.
Подлетев к окну, взмокшая от переживаний, я с силой потянула оконную ставню наверх, предварительно сломав ноготь. Резкая боль пронзила левую руку, я почувствовала, как в сжатом кулачке образуется озеро из теплого нектара. Видимо, сломанный под мясо, ноготок поспешно хотел рубцеваться, а пощипывание лишний раз доказывало, что жертвы окупают идею. Открытое настежь окно впускало в себя ледяные капли, уже успевшие удариться о мое лицо. Вьющиеся локоны были похожи на мокрые пакли, я старалась спрыгнуть со второго этажа имения. Перелезая через ставни, я зацепилась за торчащую щепку — видимо, с силой в начале я переборщила, а потому ошметок моего платья остался висеть на раме. Упав в траву, почувствовала боль в копчике — не кошка, все же, на ноги не приземляюсь.
Тогда большинство Браунов сидели в библиотеке или же в собственных спальнях, а мой отец, наверняка, готовил помещение к ритуалу.
Кинувшись прочь, подальше от злосчастной стороны сада, я наткнулась на большую живую изгородь, в роли которой выступал шипастый крыжовник. Пригнувшись, мне хотелось пролезть через основания, но острые иголки рвали кожу. Разревевшись от отчаяния, я начала подкапывать землю. Да, что только не мог придумать испуганный ребенок, когда ему «угрожала опасность». Черное небо засверкало белоснежными отблесками, которые дарила щедрая молния. Подкопав рыхлую подкормку у корневой системы кустарника, я быстро нырнула под «забор», старательно выбираясь на другую сторону. Когда я съезжала с мокрой травы, из моей спальни послышался истеричный вопль мамы. Я хотела спуститься как можно ниже, к парку, что рос у подножия большого холма нашего имения. Мои уши «видели», как жалобно скрипели ветки крыжовника в момент своего посмертного перелома.
— Долл! — кричал знакомый до боли голос. Это мой брат, Ристерд, пытался остановить меня, чтобы вернуть в злополучный дом, где меня будут пытать!
Продолжая катиться по скользкой траве, я в эпилептическом припадке ревела, стараясь ускориться. Не «выстояв» буквально на последних двух метрах, я кубарем скатилась в подлесок, ударившись спиною о шершавый ствол ели. Иголки, опавшие и уже выцветшие, вонзались в кожу. Я старалась ползти, в то время, как крики и учащенное дыхание старшего брата все отчетливее доносились до меня. Мокрая не то от дождя, не то от пота, абсолютно грязная и неухоженная, я босыми ногами касалась взмокшей жижи под названием земля, время от времени падая и извиваясь.
Когда мой разум перестал поддерживать страх, тело начало двигаться по автоматике — сильно колол правый бок, приоткрытый рот жадно хватал воздух, а разбитые руки в спасительном жесте хватались за близ растущие стволы деревьев или ветки. Я становилась единым целым с дождем, хоть и понимала, что скоро умру от истощения. Возможно, так оно и стало, если бы в тот миг чья-то огненная рука не схватила меня за талию, стараясь притянуть к себе.
— Хватит, слышишь?! Хватит! — проскрежетал взбесившийся Ристерд. Я не понимала, как он успел меня нагнать — меня охватывал жар, сквозивший из его тела, словно ветер. Огромная туша зажала меня в своих объятиях, стараясь успокоить. Чувствовался пот, исходящий от его тела — массивная грудная клетка сокращалась в унисон со вспышками неукротимой молнии, — Зачем ты убежала, глупая?! Тут небезопасно! Знала бы ты, как отец, как... как я волновался?!
Уже не помню, как я оказалась в холодной вытоптанной жиже коричневого цвета. Ладони Ристедрда, обхватившие мои плечи, тряслись — я видела это. Лишь по его испуганному лицу приходилось осознавать, что трясутся они лишь потому, что я сейчас куда больше похожу на извивающуюся змею.
— Ой-й-й-рррр... — процедила я, закатив глаза. Сердце превращалось в раскаленный уголек, который распространял свой жар по всему телу. Помнится, как руки, удлинившиеся в несколько раз, откинули брата в сторону, как прорезались отточенные черные когти... Как удлинился нос, а глаза воспылали неистовым пламенем. Я начинала превращаться в нечто невнятное, непонятное.
— Святая Роза, — прошептал Ристерд, пытаясь выбраться из груды умерших еловых иголок, — Что ты с собой сделала...
В действительности, тот миг лишь со стороны казался ужасным. Для меня он навсегда останется самым магическим и волшебным представлением, которое приходилось только лицезреть: вся картина перед глазами превратилась в контрастное пятно с четко прорисованными гранями. Я пыталась что- то ответить, но из груди вырывалось утробное рычание. Вырастая в несколько раз, я стояла на двух задних лапах, поблескивая своими медовыми глазами.
— О, мать честная! — испуганный голосок моей мамы заставил меня ощетиниться. Только сейчас я могла с точностью сказать, что не люблю эту женщину всем своим сердцем! Представ перед публикой в образе юной волчицы, я представляла свою угрозу для всех находящихся поблизости.
— Долорес, — песня Агаты, которая внезапно появилась из ниоткуда, заставила меня умерить свой пыл, — хватить дурачиться, милое дитя. Вернись к нам, я расскажу тебе сказку...
Кажется, тогда, напуганная и злая я решила-таки подчиниться бабушке. Что было потом — не помню. Проснулась я лишь на заре следующего дня с холодным компрессом на лбу. Уставшая бабушка сидела у изголовья смятой кровати, поглаживая мою щеку тыльной стороной ладони. Ее темно-багровое платье было испачкано уже застывшей грязью.
— Бабушка... — попыталась улыбнуться я, но с ужасом замерла, вспоминая подробности прошедшей ночи. — Оххх...
Все тело болело. Агата велела мне смирно лежать и не двигаться — так боль быстрее должна была отступить. Отец же, полностью выбившийся из колеи, заперся в собственной спальне и долго размышлял о чем-то, высасывая из темной бутыли полу свернувшуюся кровь.

* * *3 января 1771 года.
Спасибо тебе, Святая Роза, что ты позволила мне родиться в этой семье! Каждый день Агата и я ходим в сад, чтобы по небесному своду ориентироваться в нашей жизни. Мои успехи в рисовании и развитии телекинеза достигли определенных высот, что, опять же, больше относится к заслугам бабушки. К сожалению, дедушка в последнее время не очень хорошо себя чувствует — начал хворать, почти каждый день у него температура.
Отец и другие родственники делают все, что в их силах, но пока что улучшений нет. Чтобы Карлосу было получше, я даже нарисовала его. Он долго улыбался, но эта улыбка меня насторожила. Слишком уж уставшие у него глаза. Неужели он близок к своему последнему вздоху..?
Да, возможно, так стоило рассуждать. На момент моего письма, дедушке было больше восьмисот лет... Да и Агата, как истинная вторая половинка, тоже начала хворать. Каждый день мы занимались точными науками, потом строили небесные карты, а потом моя бабушка, тяжело вздыхая, шла в свою спальню, откуда выходила только поздней ночью. Чувствуя, что Брауны скоро лишаться двух своих долгожителей, Хилдер (в кои-то веки инициатива пошла от нее) каждый день устраивает семейные посиделки у камина, где мы, в компании других наших близких, делимся интересными историями. Надо же, со дня таких вот вечерних встреч я узнала много нового о своей семье — мысль о том, что внутри меня теперь сидит зверь, уже не так тяготит. Порою, это даже приятно.
У Ристерда появилась невеста. В конце концов, ему почти сто семьдесят лет. Конечно же, внутри я вынуждена бороться с самой собой — теперь все внимание уделяется не мне, а другой девушке, «посторонней». Как-то раз, когда мы пили чай, Ристерд сказал, что любит только трех женщин: маму, меня и свою возлюбленную. Кажется, тогда мы трое подавились горячей жидкостью, отчего вся столовая застыла в немом удивлении. Бледный и истощавший дедушка разрядил обстановку своим смехом, но от такой радости мне стало только хуже. Я слишком сильно люблю Карлоса и Агату, чтобы прощаться с ними. И... кажется, они это тоже понимают.

* * *19 января 1771 года.
Этот роковой день запомнится мне, пожалуй, на всю жизнь. Ранним утром я проснулась от хриплого голоса дедушки, который навис надо мной, словно черная тень. Его одежды, абсолютно однотонного синего цвета, были испачканы в непонятных пятнах. Бледное лицо со стеклянными глазами светилось на солнце, словно фарфор.
— Дедушка..? Что с тобой? — удивленно пробормотала я, взмокшая от кошмара, который снился мне до этого. Маленькая лужа крови на моих глазах загорелась и расширилась в диаметре, поглощая все вокруг. Когда я присмотрелась — увидела в самой середине этого ада моих прародителей. Огромные летучие мыши багрового цвета порхали над ними, похрустывая своими огромными крыльями. Демоны пытались утопить тех, за кого я готова была отдать свою жизнь, да и принести еще множество жизней в жертву. Но, вернувшись к реальности, я увидела... слезы. Слезы на лице аристократа, который являлся для меня образцом сдержанности и ума!
— Прости меня, Лола... Прости, моя пташка! — зашипел рыдающий старик, обнимая меня. Совершенно обескураженная, я хотела ответить тем же, но мне просто не дали шанса. Оторвавшийся от меня, он убежал прочь, в свою спальню. Еще около часа я просто сидела не шелохнувшись и думала, что это последний день, когда я могу чувствовать тепло в своем сердце.
В тот день шел моросящий дождик. Все небо было затянуто тонкой пеленой дымчатых туч, которые проглатывали хорошее настроение, как маленький десерт после основного кушанья. Ни Агата, ни Карлос не выходили из спальни, хоть я и стучалась к ним множество раз. Тогда я даже не могла представить, что все это время два пожилых аристократа придумывали, как менее болезненно для меня и Ристерда уйти из нашей жизни. И, поверьте, если бы я узнала их план заранее — я ничего не стала бы делать. Они гениальны, даже в смерти.
В тот вечер я рано легла спать. Картинки, мелькающие перед глазами, менялись одна за другой — я ощущала присутствие кого-то извне, словно это был теплый призрак, в последний раз решивший согреть мое сердце.

Проснулась я от сильного раската грома, который сопровождался несколькими вспышками, озарившими мою комнату, словно бы это были десятки свечей. Когда я приподнялась, опираясь о подушки, в правом боку что-то закололо. Рука молниеносно нырнула в кромешную темень одеяла, зашуршав чем-то бумажным.
Когда я смогла найти свечку, укромно устроившуюся на небольшой тумбе возле кровати, и зажгла-таки фитиль, моему взору представился небольшой конверт, концы которого были сшиты серебристыми нитями. До боли знакомый запах Агаты заставил меня прослезиться — кажется, я уже знала содержимое письма. Открыв его, я дрожащими руками поднесла небольшой бумажный листок поближе к лицу и начала читать:
«Дорогая Долорес,
Мы с дедушкой отправляемся в путешествие, очень долгое, но очень необычное. Каждый день мы будем пролетать миллионы миль, чтобы найти счастье. Пожалуйста, слушайся родителей — мы все неидеальны, но, тем не менее, мы тебя любим. Не забывай о своем брате, Ристерде — может, он и нашел себе невесту, но самой любимой девочкой для него всегда будешь ты. Не забрасывай свои увлечения телекинезом и рисованием — уж я-то знаю, какая ты фантазерка! Ну, что же, моя дорогая девочка, не забывай нас, мы вынуждены покинуть дом ради собственной мечты.
В конверте подарок. С ним ты всегда будешь помнить о нас с дедушкой».

Да, в том серебристом конверте и впрямь был подарок, с которым я не смогла расстаться до сих пор — небольшое кольцо с гравировкой «А. Б». Когда я хочу увидеть бабушку, моих близких или просто личностей, которые смогли мне запомниться — крошечные пылинки словно отскакивают от украшения, создавая вокруг меня иллюзии этих персон. Кажется, бабушка знала, чем можно загладить боль внутри моего крошечного сердца.

* * *6 июля 1826 года.
Пожалуй, с тех пор, как из моей жизни исчезли два самых родных существа — Агата и Карлос — все восприятие мира полетело к маленьким чертикам, которые сейчас витают над моей грешной головой. День изо дня я сижу у холста в своей комнате, рисуя до боли знакомые черты, боясь их забыть... Кажется, словно уход бабушки и дедушки повторяется каждый день — пасмурные тучи вырисовывают в своих расплывчатых телах их глаза, их души. Когда воет ветер, я слышу тихую колыбельную, которую пела мне железная леди, обнимая и целуя в лоб прохладными губами. Ее серебряный корсет остался в спальне, я взяла вещицу и теперь храню, как самое главное сокровище.
Ристерд обручен. Кажется, словно время для него давно остановилось — молодой воин упивается самым сильным ядом на свете. А я хочу летать, пожалуй. Бабушкино кольцо рисует мне птиц, которых я могу запомнить; танцы двух оборотней в моменты полнолуния — кажется, я начинаю медленно сходить с ума.
Тем не менее, дела у моих родителей обстоят, а точнее «обстояли»... неважно. Несколько месяцев назад они отправились на восточный материк, чтобы отдохнуть. Больше о них слышать не приходилось.
Я целыми днями сижу в имении, перекликаясь со здешними детьми. Каждый из них хранит в себе тайну, которую не так-то легко открыть.
А еще, совсем недавно, я нашла в саду маленькую птицу. Видимо, это была посылка Агаты — лапы бедняги запутались в серебристой нитке, которая затрудняла движения. Когда я распутала маленькую летягу и выпустила в лес, она вернулась.
Глядя на нее вечером, я долго плакала — слишком уж сильно напоминала мне эта незнакомка тех, кому я была готова отдать свою жизнь... В честь моих глубоко любимых прародителей, я назвала птичку Карлитой. Маленькая и серая, она разбавляет мою скучную жизнь своей непосредственностью. В кладовой я нашла маленькую клетку и поставила в своей спальне, предварительно сняв дверцу. Надо же — теперь это маленькое создание там спит и питается.
Я начинаю постепенно привыкать к новому ритму моей жизни. Иногда черчу звездные карты, произвожу «товар», так сказать... Несколько моих работ уже были отданы торговым представителям на продажу, чтобы люди и вампиры могли рассчитывать свое «завтра» по небесному своду.
В последнее время телекинез стал даваться много лучше, чем ранее. Двигать свечки и вазы — разве не здорово? Жаль, что это пока лишь мои излишки самообучения. Я обещаю, дорогая Агата, что продолжу твое дело и покажу всему миру, что кровь истинных железных леди еще течет в жилах семейства Браун.

10) Откуда вы узнали об игре?
Карлита шепнула.

11) Связь с вами:
Администрация средства связи со мной знает. Остальные — милости просим в ЛС!

12) Пробный пост:
Жду конкретизированной темы от администрации. Могу даже хентайный фанфик расписать, только не от моего лица.

13) Локация, с которой вы начнете игру:
Полагаю, с дома Браунов. Но, если Вам не тяжело, дорогие проверяющие, — подскажите.

14) Согласны ли с правилами ролевой?

Отредактировано Сильмариэль Браун (11.10.2011 22:28)